*****
Сильные руки бережно опустили шатенку на кровать. Сдув с лица белую прядь, мужчина повернулся к дрожащей девушке на полу. — Ты кто? — рыкнула Паркинсон, храбрясь из последних сил, чем заслужила лишь легкое фырканье. — Прошу прощения, что не представился. Зефирус. — Поклон, будто на приеме у королевы, и насмешка в глазах. — Моя первостепенная задача — защищать, оберегать и неустанно следить за мисс Грин-де-Вальд. Настала очередь Пенси хмыкать. Только из бойни, в пыли, грязи и синяках с порезами, принесенные в комнату неизвестным, по внешности можно предположить его родство с Грин-де-Вальдами или Малфоями. Абсурд. — Если на чистоту, то справляетесь вы хреново, — будто не замечая собеседника, девушка подошла к кровати Гермионы, — это был Сонный порошок, так ведь? — спрашивала брюнетка в пустоту, — вы не навредили нам, перенесли сюда, но я не могу вам доверять, кто вам поручил охранять Гермиону? — В мире так мало людей, поручения которых выполняются и после их смерти? — блондин поднял бровь. — Вам ведь известен такой человек? Наклонив голову, Пэнси внимательно рассматривала его. Широкие плечи, высокий, длинные пепельные волосы. И что это развелось этих блондинов-то! Сузив глаза, и медленно надвигаясь на Зифа, девушка пыталась активировать свои инстинкты. Как не старалась, визжащей сирены «SOS» слышно не было. Оттеснив мужчину к окну, она почувствовала появление Грин-де-Вальда. — Здравствуй, Зиф, — легкая улыбка, которая будто только для него и хранилась, застыла на лице у призрака, — вижу, моя маленькая леди загоняет тебя в угол? — Геллерт, — голос Пэнси больше напоминал шипение, — этот «Зефириус», — она изобразила кавычки пальцами, — забрал меня и Герм из Хогсмида, говорит, что охраняет ее, а сам летает, как Пожиратель, кто он вообще? — большие карие глаза, страх, недоумение, надежда, сомнение острыми шипами вцепились в бестелесное сердце Грин-де-Вальда. — Все хорошо, моя храбрая, не волнуйся. Это и правда Зиф, или Зефирус, как тебе угодно, и он правда защищает Гермиону, с тобою все в порядке? — Да, моя, наши палочки остались там, я не знаю, кто жив, — зарождающийся заново ужас, всхлипы, рвущиеся из горла, а в глазах — сражение, крики, вопли, хрипы — слишком много, слишком близкие, слишком далеко. — Все уже закончилось, сейчас эвакуируют раненых. Пора будить, — хмурый взор Геллерта остановился на спящей шатенке. Резко сев, девушка подняла руку, не замечая отсутствия палочки, оглядываясь вокруг, ища угрозу, лишь спустя мгновение взгляд приобрел осмысленность, — Пэнс, дедушка? Вы? — слезы, грозящие пролиться ручьем, застыли. — Зефирус, к Вашим услугам. — Галантно поклонившись, мужчина повернулся к Геллерту, — думаю, как и с юной защитницей, так и с мисс Грин-де-Вальд, понадобится Ваше подтверждение. Я не враг, скорее, неизвестный доселе друг. — Это правда. Он помогает, как я не могу… — развел руки призрак, — пока не могу. Громогласный бас проорал пароль, и портрет с треском поцеловал стену. Несколько бегущих по винтовой лестнице — и Зефирус уже наставляет палочку на дверь. — Поттер, если их здесь нет… — рычал запыхавшийся Малфой. — Я тебя так шваркну, Темный Лорд так не умел, — закончил за блондина Забини. — Да сами же смотрели, заебали, я был с ней, когда вас еще папа учил выговаривать «грязнокровка», не вам спорить, кто больше волнуется! — Поттер, не выражайся, и шевелите уже конечностями, мы так никогда их не найдем, мать вашу! — болгарин не отставал. Тем временем две девушки, призрак и хранитель драконов мирно сидели и ждали. Зиф опустил палочку, Гермиона с Пэнси переглядывались, а Геллерт посвистывал, глядя в потолок, чем выражал свое отношение к поднимающимся, по его скромнейшему мнению, болванам. По классике жанра первым влетел герой, ненавязчиво махнув палочкой и отодвинув всех от шатенки, он схватил её за плечи. — Гермиона, слава Мерлину! — Гарри был импульсивной натурой, поэтому он понял, что отодвинул кого-то незнакомого только после содеянного, тихий шепот полился в ухо грустно улыбающийся шатенки: — Это что за мужик? Тебе двоих уже мало? Или надоели? Я их удалю тогда. — Поттеру можно верить, он бы и удалил, и выбросил бы и глазом не моргнул, скорее всего, за это он Геллерту и нравился, больше остальных. — Гарри, это Зефирус, он мой телохранитель, выражаясь буквально. — Ты так и не ответила, — поднимаясь, герой попятился. Долгожданное воссоединение. Драко и Блейз были и рады, что этот мужик забрал девчонок оттуда. Только один вопрос - какого хрена? Если велено тебе защищать, представься хоть бы заранее. Нет, схватил, поднял, и улетел — свинство же. Гермиона утонула в судорожных объятиях. Целуя такие любимые руки, плечи, щеки, шею, вдыхая легкий шлейф любимого жасмина, они радовались. После всех раненых, убитых, после опознания некоторых Пожирателей, помощи Помфри, вызова эльфов, поисков нужных зелий — и все это по пути в эту злополучную башню. Очень много всего навалилось. Виктор бережно обнимал брюнетку, закрывая собою от всего мира, что-то нашептывая на ушко. Узрев картину Гермионы с двумя слизеринцами, Зиф повернулся к Геллерту, поднимая вопросительно брови и показывая пальцами цифру два. Грин-де-Вальд преувеличенно трагично вздохнул и развел руками: — Гермиона не приемлет полумер. Пожав плечами, Зиф повернулся к единственному не занятому обниманиями парню. — Зефирус, спасаю мисс Грин-де-Вальд. — Протянув брюнету руку. — Гарри Поттер, друг Гермионы, мы вместе сражались со злом, но в последнее время масштабы уменьшились, жаль, о жертвах такого не скажешь. — Ответил гриффиндорец, принимая рукопожатие. Последующую тишину нарушил еще слабый голос. — Скажите, кто? — убирая руки с голов парней, шатенка пыталась всматриваться в их глаза, не допуская утаек. — Терри Бут, — прочищая горло, начал Блейз, — Милли, пуффендуйка, Аббот, кажется. — И Невилл. — Добавил Гарри. — Сколько это будет продолжаться, Гарри? — вздохнула Гермиона, глядя на друга полными отчаяния глазами. — Прости меня, Гермиона. — А ты-то в чем виновен? — шмыгнула носом гриффиндорка, — мы справимся. — Мне кажется, это я втащил вас с Роном в это дерьмо… — Не смей, Гарри Джеймс Поттер! — нервно фыркнула Грейнджер, как в старые добрые времена. — Где Джинни? — Ранена, в больничном. — опустил глаза герой. — Луна, Тео? — глаза шатенки наполнились страхом и гневом от собственного бессилия. — Тео тоже без сознания, а Луна осталась присматривать. — Пояснил Драко, отводя взгляд в сторону. — Грег присмерти. — Оохх, — девушки синхронно вздохнули, а Гермиона осела на кровать. — Как Снейп? — Не лучше Гойла. — виновато осекся Виктор.*****
Выпив бодрящего зелья, Грин-де-Вальд решила поговорить со своим защитником. — Зефирус, думаю, сейчас Ваша помощь не требуется. Не забирайте меня больше с поля боя. Как бы то ни было, мы всегда боремся вместе. — Как пожелает, мисс Грин-де-Вальд. — Кивнул блондин, — Я буду рядом, как только Вы меня позовете. Впредь, как можно чаще, пожалуйста, используйте колечко. — Поверьте, знай я заранее, без зазрения совести использовала бы. — Это моя вина, — Геллерт стоял как обычно возле окна, — я должен был рассказать. Но как ты не ощутил опасность? — его глаза недобро сверкнули. — Там был артефакт, заглушающий все средства связи в радиусе нескольких километров. Вероятно, заклинание тоже потерпело… — Зефирус, это заклинание работало шестнадцать лет на превосходно, даже в лесу Дин. А тут какая-то побрякушка… — последние слова были выплюнуты, подобно оскорблению. — Мистер Грин-де-Вальд, я говорю, что… — Не сейчас. Но я прошу тебя быть внимательнее. Я не прощу подобной оплошности еще раз. — прошипел Геллерт на древнем языке, так хорошо знакомом Гарри. — Знаю. — ровно проговорил охотник. — Отлично, был рад повидаться. — слишком доброжелательно пропел Грин-де-Вальд. Высокая фигура обратилась в дым и взмыла в небо.*****
Быть директором школы чародейства и волшебства Хогвартс было дерьмово. Минерва МакГонагалл имела полное право так выражаться. Желание подарить ярчайшие пытки для всего Аврората было непередаваемым. Робартс. Ничтожное существо, созданное для политики и увертываний. — Как я Вам и говорил, Министерству не было известно о нападении, мы пришли, как только узнали. — Как я Вам и говорила, на школу напали уже два раза за последний месяц. Не повод ли для беспокойства? — суровый голос женщины заставлял снующих авроров вздрагивать, виновник ее главного за сегодня разочарования молчал. — При всем желании, директор. Вы сами видите артефакт. Он блокирует связь через камины, мощность конкретно этого, — он повертел коробку палочкой, — достаточная для изоляции Хогсмида. Камины по всему Хогвартсу молчали, как мыши. — Зам. начальника целенаправленно пытался убедить нового директора в своей правоте. — Как бы ни так! Их заблокировали! Изнутри! — теряла терпение МакГонагалл. — Профессор Анри, вернувшись из Лондона в школу и застав меня и остальных учителей за сражением против сотни дементоров, отправилась сообщать об этом Вам! Но ни один камин не работал! Министерство контролирует дементоров?! Всегда контролировало. Почему они здесь? — надвигаясь черной тучей на стушевавшегося Робартса, Минерва чувствовала покалывание магии на кончиках пальцев, она слишком долго слушала пустые слова этого идиота. — Мы не контролируем, не имеем права, даже в Азкабане их больше нет. Подтверждено. Нападение совершали Нотт-ст., Долохов, Руквуд и менее значимые подельники. — Менее значимые? Почему они такие? — МакГонагалл поняла, почему Альбус так ненавидел общаться с Министерством, и не предупредил, вот старый скряга. — Они не так известны. И не участвовали в Первой или Второй магической войне. — Неуверенно, с вопросительными нотками ответил Гавейн. — Их авады летят с розовым лучом что-ли? — рявкнула Минерва, авроры ускорились, — У меня в школе завелся предатель, дементоры убили преподавателя, умерли дети, другие ранены. Хваленое Министерство божилось, что такого больше не будет. И вот опять. — Мы делаем все, что можем. — Упрямо повторял он. — Робартс, Вы должны понимать: когда есть выбор, лучше лечь от авады, чем от поцелуя дементора. Когда траур закончится, я приду. — До этого хрупкая, изможденная, казалось бы, бессильная женщина пускала холодок своим пронзительным взглядом. — Вы мне угрожаете, директор? — мужчина притворно широко распахнул глаза. — О, право слово, Гавейн, что Вы! Всего-то сообщаю Вам, как соскучилась по моему дорогому другу. — Она сделала вид, что задумалась. — Вы к нему обращаетесь мистер Кингсли. — Она хлопнула его по плечу и ушла. «Так ли должна устрашать профессор?» — Вертелось у него в голове. «Геллерту придется помочь мне с гораздо большим, чем Лестрейндж» — Вертелось в голове МакГонагалл.*****
Тонкие пальцы сжимали пергамент. Надоело. Все мнимо. Ничего не меняется. Постоянно нужно доказывать и оправдывать свою власть, силу, влияние. Как же временами соблазнительна мысль «А не пустить ли все на самотек?», понимая, что скоро придется вмешаться, «может, еще чуть чуть?» — и ком, казавшийся снежинкой, оказывается лавиной, сбивающей тебя с ног. «Мама, со мною, Гермионой и Блейзом все хорошо. Но не со всеми так. Тебе могут прислать уведомление, я хочу их опередить, не волнуйся, мы в порядке. На Хогвартс напали дементоры, много, очень. Учителя отбились, но потеряли профессора Спраут. Снейп при смерти. Мы, как старосты, были в Хогсмиде с младшекурсниками. На нас тоже напали. Разгромили «Три метлы» до самого фундамента. Много раненых и погибших. Пришел он, мама. Он жив, и Нотт старший. Не знаю, каким образом, но они здесь были. Я… мы… едва не потеряли ее. Будто вновь в бальном зале, мама. Я не мог помочь, воздуха не стало, только смотреть, я мог только смотреть, ничего не поделать, мы бы задели ее, все в тумане. Перед глазами все стало как год назад, пришлось выстроить самую прочную стену в моей жизни в голове, чтобы ясно мыслить опять. Так глубоко в окклюменцию мы не заходили даже с Беллой. Я не хочу ждать так долго, думаю, надо возобновлять жизнеспособность ГГ как можно скорее, несмотря на его придурошный выбор телохранителей для внучки (этот чудо-спасатель летает как крестный). П.С. Не волнуйся, мы справляемся. С любовью, твой сын Драко.» — Хозяйка, что Миппи может сделать для Вас? — бездонные глаза эльфийки наливаются слезами, видя, как Нарцисса не останавливает капли, безжалостно опаляющие ее мраморную кожу, — хозяйка Нарцисса недовольна? Миппи виновата! — костлявые ручки тянут себя за уши, пока женщина не качает головой. — Миппи, я правда расстроена, ты не виновата, — она размашистым почерком вывела пару строк и передала эльфийке, — В Хогвартсе нужна помощь, аппарируй туда. Мадам Помфри, тебе нужна она, дай ей все необходимые зелья, — Нарцисса дождалась кивка, — а записку пускай Жак отдаст своей хозяйке, хорошо? — Миппи сделает все для Хозяйки, и зелья передаст, и с занудой Жаком поговорит, только бы Хозяйка Нарцисса не грустила. Ее Лили всегда знала, когда придет беда. Этот раз вряд ли стал исключением, стоит лишь разузнать, привела ли она их обоих к одному выводу. Нечего больше ждать, сейчас их ход. Легкий морской бриз развевал ее волосы, когда эльф доставил записку. Развернув бумагу, миссис Забини увидела надпись: «Caedite eos. Contra vim mortis non est medicamen in hortis.»* Сотни километров разделяли двух женщин, однако, медленная, широкая улыбка расцветала одна на двоих. * — Убивайте всех. Против силы смерти в садах нет лекарств.*****
Жар ее магии еще ощущался на коже, раны горели, как от кислоты. Боль неимоверная, пробирающая до костей и дарующая эйфорию. Боль от самой Гермионы Грейнджер оказалась такой же, как и она сама — идеальной. Ни одна женщина еще не вызывала в нем и крупицы этого восторга. Праведный гнев разжигал ее изнутри, делал еще более желанной. Все должно было пойти не так! Ты была бы моей! Как ты хороша была сегодня. Львица, по обыкновению беспощадна, сильна и яростна. Прекрасный цветок, который так и не удалось сорвать. Ею хотелось обладать, медленно и нежно ломать, разбивать и собирать по осколкам под себя, для себя. После же, холить, лелеять, оберегать. Уползать в подполье и зализывать раны надоело. Он попытается опять, ничто его не остановит. Будет только он и она, навсегда. Ей придется подчиняться, самопожертвование у нее в крови. Не взял боем, возьмет хитростью. Запасной план имеется, осталось ждать. Скоро, скоро ее наполненные жизнью глаза будут гореть отчаяньем здесь, для него. Вдали от всех маленькая хрупкая гриффиндорка станет его, никто и не узнает. К черту Беллу, Хогвартс, Министерство, и гребаных героев — Антонин ее заполучит, и точка. Образ той самой Золотой девочки из Святого трио достаточно долго сиял под закрытыми глазами, чтобы выжечь радужку, слышать ее запах так близко и не дотронуться — пытка, но это лишь вопрос времени. Крупные горячие струи воды смывают кровь, а фантазия подкидывает новые картинки с такими свежими образами запыхавшейся девчонки. Вот в ее руку угодило жалящее какого-то идиота, а она и бровью не повела. Он, как полный псих, чуть не бросился с заживляющими. Сейчас, стоя под душем, Антонин разражается диким хохотом от глупости ситуации. А спустя минуту давится стонами, вновь погружаясь в сладкую истому фантазий, где он может иметь ее, как пожелает, пока глупышка рыдает. Он знает, что так необходимо для их будущего, в котором нет места воспоминаниям о прошлом. Он много думал о том, чтобы стереть ей память, тогда бы не пришлось ломать девчонку, можно просто внушить ей, что нужно, и играть, как марионеткой. Но это Долохова не устраивало, она нужна ему собой, целостной и со всем этим ворохом эмоций, такая жаркая, вспыльчивая, живая. Не какая-то кукла, таких пустышек хватает, но ему нужна другая. За такую стоит повоевать, а может, и подохнуть.*****
Обитель мадам Помфри снова была полна людей, ни про какую тишину и покой и речи идти не может. Стоны, всхлипы и стенания — сам воздух стал тяжелым и затхлым, оставляя во рту привкус горечи и кислоты. Гермиона твердо решила работать и помогать здесь, пока будут силы, быть рядом с дорогими сердцу людьми и помочь им прийти в себя, оправиться от полученных ран и горя. Как сможет, но она постарается, приложит все свои знания и усилия, чтобы справиться. Когда Грейнджер с Паркинсон молча брали инвентарь и направлялись промывать и обрабатывать ссадины младших, целительница не удержалась и чмокнула каждую в лоб. Видеть их живыми было счастьем для пожилой женщины, меж работой она неустанно вглядывалась в лица, чтобы увидеть как-можно больше целых и невредимых студентов, это стало ее лекарством и утешением. Пэнси успокаивала девочку с пятого курса Слизерина: бедному ребенку слышались хлопки аппарации и казалось, что на них снова нападут. Она отказывалась пить зелья, так как боялась уснуть. А Гермиона прижимала к себе рыдающего Симуса, поглядывая на спящую Парвати. Умываясь слезами, она поглаживала по спине Финнигана, пока его истерика не утихла, а всхлипы не ослабли. Затем тихонечко помогла ему выпить зелье и уложила уставшего и измученного парня на подушку, чтобы он смог забыться сном без сновидений на несколько часов. Тихонько поцеловав Патил и проверив ее состояние диагностическими чарами, она направилась к Тео и Луне. Нотт находился в забытье еще с Хогсмида, а блондинка продолжала бубнить заклинания, крепко держа его за руку. Гриффиндорка сразу догадалась, что она делится собственной магией; не задавая лишних вопросов, она взяла другую руку Тео, вторя словам Луны. Гермиона видела, как ранее то же делали ее друзья. Большая часть ее сил ушла в тело Северуса, но для Тео были припасены все их веселые моменты, шутки и безграничное количество тепла от их дружбы. Она прекрасно осознавала, что теперь еще долго не сможет выпустить Патронуса — такая магия имела свои последствия. Но жизнь друга куда дороже собственной безопасности. Анри не отходила от зельевара. Она и хотела бы помочь, но ничего не получалось, слова не доходили до ее сознания, окружающий мир покачивался, а из рук все валилось. Она так и не сумела сдержать рыданий, когда каждый старшекурсник захотел разделить свою магию с преподавателем на манер Грейнджер. Мрачный профессор, сам того не замечая, сумел расположить к себе студентов, завоевать их уважение и любовь. Конечно, как только он придет в себя, безусловно, будет возмущаться, даже ткнет мадам Помфри эдакой халатностью в разрешении студентам на подобного рода выходки, но главное — они спасут его. А там, хоть на отработку. Грегори лежал в бреду с высокой температурой, часом ранее у него начались галлюцинации, его крики и вой заполнили все помещение. Так работал яд с кинжала Нотта-старшего, вызывая пытки разума и фантомные боли, по итогу человек погибал, мучаясь хуже, чем от Круцио. Запоздало выданный безоар не давал хорошего результата. Парни по очереди постоянно придерживали Гойла и ждали эльфа Забини с зельем его матери. У Чанг эффект был не столь сильным. Но жар не спадал, и девушка бредила, приходя в себя на короткие мгновения, чтобы услышать крики близкого человека и снова провалиться в мир видений. Уизли постепенно приходила в себя, после сильного удара головой и режущего, вдобавок, рыжая сломала руку. Хотя сейчас ее мучила внутренняя боль от смерти друзей, снова пронзающая ее грудь. Хрупкое тело содрогалось в руках Гарри, умоляя Избранного сказать, что все это сон. Драко отходил от очередной койки, направляясь за зельями, когда к нему подошел Блейз с встревоженным лицом, поглядывая другу за спину. — Ты сейчас сидел возле Астории? — во взгляде Забини читалось неверие и настороженность. — Да, с ней все более-менее в порядке. А что? — непонимающе уставился на друга Малфой. — Я видел, как она упала от луча Авады в Хогсмиде. — шепнул мулат, не сводя глаз с блондинки. — Может, ошибся? — Я уверен, Драко. Она была мертвой. — Блейз сглотнул вязкую слюну. — Но как… Она не похожа на… даже не знаю. — блондин побледнел, разделяя общую панику. — Не теряй ее из виду, а я найду всезнающего призрака. — понизив голос, протараторил мулат, — или свяжусь с мадре, они должны знать, что за хрень происходит. Пока Драко договаривался с Блейзом о плане действий, Астория успела исчезнуть, словно и не было ее здесь. Сколько Малфой не расспрашивал окружающих, никто ее не видел. Поняв, что дело дрянь, он подбежал к Поттеру. Обняв Джинни, Драко глазами указал Избранному на выход, чтобы еще больше не нервировать девушку. Он пообещал ей найти Гермиону и отправился в коридор ждать Гарри.*****
Не найдя Гермиону, Блейз поднялся к ее спальне и призвал Геллерта с помощью книги-завещания. Когда же образ волшебника предстал ему, он решил спрашивать без предысторий. — Можно выжить после прямой Авады? — Нет. По крайней мере, не имея крестражей или воскрешающего камня, — изогнул бровь призрак. — И кто у нас такой живучий? — Я видел, как Астория пала от луча Авады, позже видел ее тело, а сейчас она живее многих, сидит в лазарете. — выпалил Забини. — Как выглядят ее глаза? — уже гораздо серьезнее спросил Грин-де-Вальд. — Вроде, как обычно. А что? — Вариантов несколько. Мне нужно ее увидеть, чтобы дать ответ. — Геллерт задумчиво играл несуществующим перстнем. — Найдите эту тварь и будьте осторожны — не всякие заклинания работают с мертвыми. Когда найдешь, призови меня, я расскажу, как ее уложить в могилу. Чего стоишь? — Вы сегодня не в духе. — Процедил не привыкший, чтобы им командовали, итальянец. — Не в духе я буду, если эта… девочка, или что там от нее осталось, доберется до Гермионы. — призрак растворился, не дав Забини и слово вставить. Чертыхаясь и кляня привидений, Блейз побежал искать Драко и Гарри.*****
Заметать следы было не сложно. Этому Маркуса научил еще отец. Главным правилом было одно: «Как можно меньше свидетелей». «Дело в шляпе.» Никто ведь не видел его маленькой шалости. Посвистывая, он проходил мимо больничного крыла. Чем бы порадовать Госпожу? У Долохова сегодня не задался денек. Мадам не убьет его, а вот Маркусом может и пренебречь. Еще и отец не отвечает слишком долго. Совы продолжают возвращаться, не находя адресата, что делать? Дементоров изгнали, никто и не поймет, что он их призвал. Сколько еще этих идиотов должно умереть, чтобы Беллатриса его оценила? Растеряв былую беззаботность, Уилсон грузно шаркал туфлями о холодный каменный пол подземелий Хогвартса. Лабиринт — его знает каждый слизеринец, едва прошедший распределение. Для маленькой девочки подземелья этого замка однажды едва не стали местом ее жестокой гибели от руки тролля. Ученики от четырнадцати и выше могут сказать вам, где и когда в этих коридорах можно позажиматься. Все остальное время лабиринт — место обитания великого змея, Северуса Снейпа. Вы заблудитесь в подземельях, если: вам дали неверную информацию, коридоры заколдованы, или вы не знаете куда идете. Маркус Уилсон подпадал под одну из категорий. Бесцельное шатание по мрачным коридорам, постоянный шелест мантии, руки в карманах и сгорбленные плечи, запах растущего по углам мха, глубоко в своих думах. Едва ли он заметил, что шел не один. Поворачивая, он чувствовал на локте тонкие пальчики и каждый раз отмахивался, зная же — один идёт. Всё те фантомы барышень, что так и вешаются, лишь бы кровь почище. Поправляя мантию — узкие ладошки, ласкающие плечи, оставляющие розовые борозды ноготков, странно отдающие холодом. Вспомнилась малышка Гринграсс. Уилсон хмыкнул. Она посмела предать его и получила по заслугам. Рука на локте стала тяжелее, блондин повернул голову. Вес пропал, руку обдало ледяным порывом. Парень вздрогнул. — Маркус? — эхом пронеслось его имя голосом, который он больше не должен был услышать. Ноги налились свинцом, — Маркус, ты где? Давай играть! Нет, нет, нет, нет, не может быть. Она мертва! Перед ним из темноты предстала фигурка. Изящная, хрупкая, светлые волосы, нежная улыбка, только глаза странного мутного цвета, будто под белой пеленой. Крик застыл в горле. — Мы же играем, Марк! Ты должен бежать, чтобы я тебя догнала! — капризный голосок вырвал его из оцепенения, и он сорвался с места. — Ты мертва! Мертва! Ты не можешь быть здесь! — путаясь в полах мантии, постоянно оглядываясь назад, он бежал, сломя голову, в неизвестность. Спотыкаясь на поворотах, дверях, и портретах, не видя дороги. — Марки. — Мелодично пропела Гринграсс, появляясь из ниоткуда. Где бы он не остановился, — Зачем ты пытался убить Дафну? — Уилсон почувствовал ее морозное дыхание на затылке и замер. Пот холодными каплями собирался у кромки волос, как она тут, он же ее… — Почему ты убил меня? — выйдя из тени перед парнем, Астория наклонила голову на бок, — разве я обижала тебя? — Н-нет, ты меня не об-бижала. — Ты хотел убить, так ведь? — простая констатация, пустые глаза больше не прожигают его лицо, он бездумно кивает, надеясь, что она уйдет, — Хотел попробовать, как это, да? — светлые волосы колышутся в такт ее шагам, — Я тоже хочу, — шепчет девушка доверительно, — только поиграем сначала. — Темные губы опасно близко к его собственным, — Беги, Марк. — шепчет она ему. Это продолжалось целую вечность. Попытки выбежать на лестницы безжалостно пресекались, руки с ледяной кожей тянули за плечи обратно во мрак подземелий. Крики Маркуса Уилсона звучали вперемешку со звонким смехом небезызвестной ученицы Хогвартса Астории Гринграсс. Очередная попытка сбежать, очередной поворот, и он врезается в кого-то. Воздуха в легких ни на йоту. Как рыба, выброшенная на сушу, он пытается поймать кислород. После стольких падений его ладони кровоточат от царапин, брюки надорваны под коленями, он весь в пыли, грязи и ужасе. Впервые за время знакомства Маркус рад их видеть. — Воу, Уилсон, что случилось? — тянет Малфой, переглядываясь с Поттером, он был напуган, видно, Гринграсс-таки добралась к нему. Забини, сощурив глаза, осматривает Маркуса. — Там Астория! — наконец отвечает парень. — Где? — безэмоционально спрашивает Блейз, кивая на пустой коридор. — Она была здесь! И я… я… я… бежал. — От малышки Тори? Что же она тебе сделала-то? — фыркает Драко, нажаханный Уилсон приносил первоклассный кайф. — Она должна быть мертва! Там, в Хогсмиде! Астория была мертва! — Маркуса трясет. — Кроме нас, здесь никого. — Гарри снова сверился с картой.*****
— Гермиона. — Тихо прошептала Пэнси в дверях. Подруга не ответила, выпуская очередную порцию дыма. Сидя на подоконнике туалета плаксы Миртл с плотно поджатыми коленями, помятой формой, растрепанными волосами, раскрасневшимся от слез лицом, она очень напоминала себя прежнюю. От этого становилось еще более тошно. Когда-то давно она была такой же напуганной, беспомощной ханжой, не имеющей ни малейшего понятия, что делать дальше. Старые, казалось, давно похороненные комплексы нахлынули с новой силой, помогая чувству вины топить ее раненую душу. Воспоминания накатили одно за другим, показывая, насколько ущербна их обладательница. Кем она только ни была за свою жизнь — странным ребенком, изгоем в магловской школе, а затем заучкой, грязнокровкой в Хогвартсе, ее называли сухой и черствой, не зная, сколько эмоций в ней бурлит, сколько обиды… зубрилкой, а где еще она могла хоть как-то реализовать себя, больше нигде не давали проявить таланты, умения, постоянно тыкали происхождением, статусом и даже материальным положением, неухоженной внешностью. В ней девочку-то никто не видел, даже друзья, даже тот, от кого она так ждала, на кого надеялась изо всех сил, пока Крам не ткнул носом. Уж по какому такому мановению судьбы ему стукнуло в голову посмотреть на нее, Гермионе было неведомо. Но только тогда впервые она не чувствовала себя серой мышью. О, тогда-то и Рон обратил на нее внимание. Вначале было жутко мерзко, ведь даже Уизли проявил к ней интерес как к девушке только из-за болгарина. Стала чем-то, вроде ходячего автографа. А дальше — гонения, стеснения, изживания со свету любым путем, пытки, унижения. То, что ей довелось пережить, ни одна цензура не пропустила бы, даже в самые мрачные фильмы Паркинсон. Где-то между всем этим в лесу было глупое предательство друга, такое незначительное, но жутко болезненное. Был голод и холод, а душу пробирал промозглый ветер. Возвращение в мрачный Хогвартс, вид замученных, затравленных детей, уставшие глаза Минервы, отчаяние текло рекой. Были в этом хаосе и проблески света, от чего-то теплые глаза Забини, и этот их странный разговор, а потом, стоя перед Волан-де-Мортом, был взгляд Драко, дающий больше объяснений, чем все их разговоры за семь лет. Все закрутилось: дуэли, кровь, крики, обвалы, потери… потери… потери. Бесчисленное количество утрат… Горе, плач, вой, слезы, и снова слезы, круговорот похорон, поминок, траура. Сколько потом она кричала по ночам, билась в конвульсиях, просыпалась в мокрой постели, будто ведром ледяной воды окатили? И бесконечно умирала то от пасти Фенрира, то от ножа Лестрейндж, то от рук Долохова, что душил ее с такой самодовольной рожей. Пэнси молча примостилась сбоку, мучимая той же тьмой. «Виновны в том, что выжили» — так не по-слизерински. Эта дрянь заползла под кожу и заполнила каждую клеточку; ты виновен в том, что дышишь, когда твои друзья полегли и больше не увидят восход, не соберутся праздновать Рождество, или любоваться фейерверками на чьей-нибудь свадьбе… не придет яркое цветочное приглашение на свадьбу Невилла и Парвати, а ведь еще этим утром Пэнси торжественно клялась напялить чертово сари самого безвкусного-вырви-глаз цвета. Тео можт потерять память хотя девушка верила: даже если он и не вспомнит их, то все равно влюбится в Луну еще раз… так что это приглашение просто обязано прийти. Такие вот странные мысли согревали израненную душу слизеринки этой ночью. Спасибо Пожирателям, шанс отправиться к погибшим друзьям неизменно маячил перед носом. — Сколько похорон мы еще переживем? Скольких похоронить не сможем? — Я не знаю, Гермиона. Нам нужно быстрее воскрешать Геллерта, а не откладывать до третьего дня лунного цикла и бегать за какими-то книженциями для МакГонагал. — Обе, угнетенные ворохом свалившегося горя, девушки отчаянно всматривались в темноту улицы за окном. — Ты права. Мы должны похоронить врагов, если не хотим продолжать прощаться с близкими. Я поговорю с директором. — Пустые стеклянные глаза блуждали по мрачному пейзажу, ни на чем не задерживаясь. Взгляд в пустоту. — Где витают твои мысли? — Пэнси смотрела на измученное лицо шатенки. Она всегда разделяла её боль. Может, она и не орала об этом на весь мир, как принято на Гриффиндоре, но всегда… была готова делить с ней любую тревогу. Как мало теперь означали кровные узы. Такие «важные» догмы преданы огню, узкие средневековые понятия разрушены. Могущественное слово «Семья» более чем основано на крови: даже для того, чтобы породниться с человеком из другой родословной, проводится обряд на крови — магический брак. О том, становятся ли люди семьёй, заключая брак, можно спорить долго, ведь в само понятие семьи и того, как она должна выглядеть, каждый вкладывает свое значение. Чаще всего, с этим понятием мы ассоциируем тепло, любовь, поддержку, защиту, родное и надёжное… Можно продолжать ещё очень долго, но это не изменит того, что чистокровные двадцать восемь давно забыли о подобной интерпретации семьи. Они создавали политические союзы и, в лучшем случае, со временем развивали уважение и терпимость друг к другу. Да, вот какая терпимость поможет двадцать лет наблюдать за недостатками другого человека. Так и вышло, что люди женились, «счастливо» улыбались гостям, ложились вместе в постель, чтобы оценить по достоинству неизведанные доселе изъяны партнёра, а потом тихонько ненавидели, продолжая показательно улыбаться такому же «счастливому» обществу. У великих родов появлялись наследники и обеспечивали продолжение этой игры до бесконечности. Детей спихивали на гувернанток, эльфов, чтобы не мешались под ногами, пока не достигнут возраста социально-осмысленных коммуникаций. Ну и методом постоянных дрессировок прививали набор «необходимых» качеств. Как вы уже догадались, более свободолюбивые, а соответственно труднообучаемые, дети страдали больше всего. Из последствий: неумение интерпретировать собственные чувства в связную логическую цепочку, проще выражаясь, обычная душевная деградация. А если, не приведи Мерлин, эти самые нежелательные чувства выходили наружу, то ребёнок попросту уходил в истерику, не зная, как с этим справиться. Не стоит удивляться рождению кого-то, вроде Волан-де-Морта в подобной атмосфере. Паркинсоны не были исключением из общего алгоритма действий. Скорее, врожденная изворотливость Пэнси сыграла ей на руку, позволяя прятать собственную чуткость за аффектацией. Сейчас её семья была с ней, не имея ничего общего с кровными узами, но соответствуя всем ПРАВИЛЬНЫМ ассоциациям. — Я так и не рассказала тебе… О моих настоящих родителях… то есть, ты поняла. — Рвано выдохнула Гермиона. — Знаешь, а ведь моя история очень схожа с Гарри, с той лишь разницей, что его родители отдали свои жизни по собственной воле, а моих никто не спрашивал. — Как их звали? — брюнетка разговаривала ровно и это как всегда удерживало Грин-де-Вальд от рыданий. А еще все та же серебряная фляга с витиеватым узором и крепким напитком заставили шатенку ощутить дежавю. — Габриэль Грин-де-Вальд и Сирена Шандлер. Ну об отце я знаю чуть больше. Он родился в 1946 году в Париже, Элоиза Бенуа — моя бабушка дала ему свою фамилию, дабы избежать гонений, и переехала в Штаты. Скажем так, она была для Геллерта обстоятельством на пару ночей, пока сама таяла возле холодного мерзавца, нагло использовавшего ее не только как игрушку, но и как шпиона в французском Министерстве. Перепуганная до чертиков Элоиза, конечно, и не собиралась сообщать платиновому тирану о нежелательной беременности, но не тут то было. Вездесущий Грин-де-Вальд все узнал, и его подручные притащили ее в Нурменгард. Не сложно догадаться, на сколько она обрадовалась этой встрече и взбешенному Геллерту, «воспитывающему» приспешников, что не справились с заданием раньше, а потом мой драгоценный дедушка сделал невозможное: попытался поговорить с ней ласково, как положено с беременными. Представь себе, бедняжка потеряла сознание и откачать ее смогли только через сутки. — Мерлин всемогущий! Геллерт всегда был душкой, но чтоб настолько. — Не то слово. Как только колдомедик помог Элоизе прийти в себя, а Геллерт убедился, что с ребенком все хорошо, он торжественно объявил ей о предстоящем заключении брака тем же вечером… — Дай угадаю! Она снова вырубилась? — Нет, но, вероятно, очень хотела. Дедушка пытался вести себя подобающе заботливому отцу, поэтому мягко пояснил ей, что желает сыну родиться законным наследником. Хоть брак и был тайным, но при предъявлении прав на наследство уже никто не смог бы отказать. Дальше ее ждал райский уголок и достаточное количество средств, новые документы и бесконечные связи Геллерта. Но бабушка решила закатить истерику и влепила самонадеянному засранцу пощечину вкупе с заявлением о том, что черта с два он продолжит ею манипулировать. По итогу, брак таки состоялся, и жизнь у Элоизы Бенуа была сказочно богатой: она много путешествовала, но жить продолжила во Франции, так как ее проделки не были раскрыты. Уже когда Габриэлю исполнилось пять она переехала в США назло Геллерту. Её крайне расстраивало постоянное присутствие Винды Розье, тонко намекающей, что наследнику рода Грин-де-Вальд нечего проводить уикенд в каких-то там странах третьего мира без норковых пелёнок. — Насколько я знаю, Винда Розье была еще той стервой. — Заявила Паркс, слегка захмелев. — Предполагаю, это было подходящим качеством для выполнения поручений ее наставника. Потому как спустя еще пятнадцать лет она явилась к Габриэлю и поведала историю его рождения вместо матери, а также организовала встречу отца и сына. Элоиза, узнав об этом, пришла в бешенство, в то время, как ее сын очень обиделся на мать за ложь. Винда же наконец получила возможность отыграться и напомнила миссис Бенуа, что Грин-де-Вальд не прочь стать вдовцом. Разговор с сыном не был особо нежным; Геллерт сразу же потребовал, чтобы своему первенцу он дал имя — Гермиона, не в коем случае не пытался возродить фамилию или еще как-то раскрыть себя. — Габриэль принял условия, при которых они все, включая Элоизу, продолжали счастливо жить, но без особого энтузиазма. Больше они не встречались. — Я правильно понимаю, он шантажировал Габриэля? — уточнила Пэнс, прикладываясь к фляжке. — Да, мотивируя это тем, что Габриэль был «своенравным юнцом, не желающим исполнять просьбы», а Империо к сыну как-то не подобающе. — То есть, Геллерт даже не предполагал, что ему можно отказать? — Скорее всего, нет. Даже в теории. — Гриффиндорка взяла выпивку и задумчиво потерла виски. — Властный… — протянула слизеринка. — Мой отец стал колдомедиком и, работая в госпитале, познакомился со своей будущей женой — Сиреной Шандлер. В 1975 году они поженились, а в 1979 году родилась я, после чего Сирена впервые узнала о родословной мужа, а спустя несколько месяцев познакомилась с Грин-де-Вальдом. Как ни странно, именно Сирена разделила взгляды Геллерта и дала свое согласие на дальнейшее развитие событий. — Как раз это и не странно: у твоего дедушки исключительный талант промывать мозг, — Пэнси выдохнула облако дыма, — самым магловским из всех магловских способов. — Мама очень хотела уберечь меня от чудовища, что показал ей Геллерт. В свою очередь, дедушка полностью доверил ей свой план и пообещал вернуть память, как только Волан-де-Морт будет убит. — Мерлин всемогущий… — протянула брюнетка, роняя голову на ладони. — Меня забрал Зефирус в новую семью, а затем изменил воспоминания моим родителям и бабушке, Элоиза скончалась в скором будущем, а моих родителей нашел Реддл в 1998, полагая, что Геллерт передал палочку сыну. Габриэль и Сирена были убиты им же, а обо мне он так и не узнал. — Гермиона взмахнула рукой с зажатой между пальцами сигаретой, обозначая конец истории. — Он пытался и их спасти этим неведением… Не могу представить его таким жестоким, это скорее самоотверженность, но все же… — Пэнси тяжело вздохнула, показывая неопределенность ощущений. — «Часть вечной силы я, Всегда желавший зла, Творившей лишь благое.» — Резюмировала Гермиона с видом мыслителя. — «А я — лишь части часть, которая была В начале всей той тьмы, что свет произвела, Надменный свет, что спорить стал с рожденья С могучей ночью, матерью творенья.» — Закончил за нее холодный, бархатный голос. В двух шагах стоял Геллерт, прислонившись плечом к косяку кабинки, и вполне походил на оригинального персонажа, коему и принадлежала реплика. — Мефистофель. — Пэнси учтиво склонила голову. — Маленькая леди. — Грин-де-Вальд обворожительно улыбнулся, склоняя голову в бок. — Предполагаю, речь обо мне, раз цитируют Гете*. Премного польщен. — Геллерт, с Вами и посекретничать не выйдет. Все-то Вы знаете. — Туманно развела руками слизеринка. — Прошу прощения. Я не имел права прерывать вашу беседу, но и невольным слушателем быть не хотелось. Я не могу противиться зову твоей печали, Гермиона. — Знаю. — Голос предательски дрогнул и по щекам покатились слезы. Почему-то быть слабой, когда он рядом, было абсолютно не унизительно, а скорее, правильно. Человек из ее рассказа и стоящий перед ней — один и тот же, сомнений нет. Но Гермиона не смогла бы представить что-то подобное к ней. Она подсознательно была уверена, без ведомых на то причин, в их особой связи, в безграничной любви, в том, что его властность может захватить весь мир, но он без колебаний оставит ее править. Она не могла на него злиться, даже когда он ей все это рассказывал, а он не мог ей врать, даже если умереть еще раз было куда проще. Вот и сейчас он смотрел точно в душу без тени стеснения. И этот взгляд откровенно гарантировал муки адские ее врагам, полностью соответствуя образу дьявола из «Фауста». — Девочка моя, Зиф уже ищет этого… Долохова, — надменное лицо искривилось в гримасе презрения, — поверь мне, он достанет эту мерзость из-под земли в кратчайшие сроки. — Геллерт пристально осмотрелся по сторонам, будто та самая мерзость могла просочиться сквозь стены прямо сюда, к его внучке. Шатенка почти успела уловить настороженность в его взгляде и осознать, что не призывала его, но помутненный алкоголем и горем рассудок отказывался соображать на полную мощность, а потому она всецело прониклась ободряющей, хоть от того и не менее печальной улыбкой дедушки. — Позвольте поведать вам небольшую легенду. Не уверен, что она успокоит боль, но все же… — Расскажи. — Перебила внучка с таким отчаянием в голосе, что, будь у него возможность, он бы сам дрессировал этих щенков, лишь бы они не вздумали расстраивать его внучку собственными смертями. Геллерт снова прислонился к стене, обвел взглядом девочек, и история потекла, окутанная бархатной вуалью его голоса: " — Вы — кузнец? Голос за спиной раздался так неожиданно, что Василий даже вздрогнул. К тому же, он не слышал, чтобы дверь в мастерскую открывалась и кто-то заходил вовнутрь. — А стучаться не пробовали? — грубо ответил он, слегка разозлившись и на себя, и на проворного клиента. — Стучаться? Хм… Не пробовала, — ответил голос. Василий схватил со стола ветошь и, вытирая натруженные руки, медленно обернулся, прокручивая в голове отповедь, которую он сейчас собирался выдать в лицо этого незнакомца. Но слова так и остались где-то в его голове, потому что перед ним стоял весьма необычный клиент. — Вы не могли бы выправить мне косу? — женским, но слегка хрипловатым голосом спросила гостья. — Всё, да? Конец? — отбросив тряпку куда-то в угол, вздохнул кузнец. — Еще не всё, но гораздо хуже, чем раньше, — ответила Смерть. — Логично, — согласился Василий, — не поспоришь. Что мне теперь нужно делать? — Выправить косу, — терпеливо повторила Смерть. — А потом? — А потом наточить, если это возможно. Василий бросил взгляд на косу. И действительно, на лезвии были заметны несколько выщербин, да и само лезвие уже пошло волной. — Это понятно, — кивнул он, — а мне-то что делать? Молиться или вещи собирать? Я просто в первый раз, так сказать… — А-а-а… Вы об этом, — плечи Смерти затряслись в беззвучном смехе, — нет, я не за Вами. Мне просто косу нужно подправить. Сможете? — Так я не умер? — незаметно ощупывая себя, спросил кузнец. — Вам виднее. Как Вы себя чувствуете? — Да вроде нормально. — Нет тошноты, головокружения, болей? — Н-н-нет, — прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, неуверенно произнес кузнец. — В таком случае, Вам не о чем беспокоиться, — ответила Смерть и протянула ему косу. Взяв ее в моментально одеревеневшие руки, Василий принялся осматривать ее с разных сторон. Дел там было на полчаса, но осознание того, кто будет сидеть за спиной и ждать окончания работы, автоматически продляло срок, как минимум, на пару часов. Переступая ватными ногами, кузнец подошел к наковальне и взял в руки молоток. — Вы это… Присаживайтесь. Не будете же Вы стоять?! — вложив в свой голос все свое гостеприимство и доброжелательность, предложил Василий. Смерть кивнула и уселась на скамейку, оперевшись спиной на стену. Работа подходила к концу. Выпрямив лезвие, насколько это было возможно, кузнец, взяв в руку точило, посмотрел на свою гостью. — Вы меня простите за откровенность, но я просто не могу поверить в то, что держу в руках предмет, с помощью которого было угроблено столько жизней! Ни одно оружие в мире не сможет сравниться с ним. Это поистине невероятно. Смерть, сидевшая на скамейке в непринужденной позе и разглядывавшая интерьер мастерской, как-то заметно напряглась. Темный овал капюшона медленно повернулся в сторону кузнеца. — Что Вы сказали? — тихо произнесла она. — Я сказал, что мне не верится в то, что держу в руках оружие, которое… — Оружие? Вы сказали оружие? — Может, я не так выразился, просто… Василий не успел договорить. Смерть, молниеносным движением вскочив с места, через мгновение оказалась прямо перед лицом кузнеца. Края капюшона слегка подрагивали. — Как ты думаешь, сколько человек я убила? — прошипела она сквозь зубы. — Я… Я не знаю, — опустив глаза в пол, выдавил из себя Василий. — Отвечай! — Смерть схватила его за подбородок и подняла голову вверх, — сколько? — Н-не знаю… — Сколько? — выкрикнула она прямо в лицо кузнецу. — Да откуда я знаю сколько их было? — пытаясь отвести взгляд, не своим голосом пропищал кузнец. Смерть отпустила подбородок и на несколько секунд замолчала. Затем, сгорбившись, она вернулась к скамейке и, тяжело вздохнув, села. — Значит, ты не знаешь, сколько их было? — тихо произнесла она и, не дождавшись ответа, продолжила, — а что, если я скажу тебе, что я никогда, слышишь? Никогда не убила ни одного человека. Что ты на это скажешь? — Но… А как же?.. — Я никогда не убивала людей. Зачем мне это, если вы сами прекрасно справляетесь с этой миссией? Вы сами убиваете друг друга. Вы! Вы можете убить ради бумажек, ради вашей злости и ненависти, вы даже можете убить просто так, ради развлечения. А когда вам становится этого мало, вы устраиваете войны и убиваете друг друга сотнями и тысячами. Вам просто это нравится. Вы зависимы от чужой крови. И знаешь, что самое противное во всем этом? Вы не можете себе в этом признаться! Вам проще обвинить во всем меня, — она ненадолго замолчала, — ты знаешь, какой я была раньше? Я была красивой девушкой, я встречала души людей с цветами и провожала их до того места, где им суждено быть. Я улыбалась им и помогала забыть о том, что с ними произошло. Это было очень давно… Посмотри, что со мной стало! Последние слова она выкрикнула и, вскочив со скамейки, сбросила с головы капюшон. Перед глазами Василия предстало, испещренное морщинами, лицо глубокой старухи. Редкие седые волосы висели спутанными прядями, уголки потрескавшихся губ были неестественно опущены вниз, обнажая нижние зубы, кривыми осколками выглядывающие из-под губы. Но самыми страшными были глаза. Абсолютно выцветшие, ничего не выражающие глаза уставились на кузнеца. — Посмотри, в кого я превратилась! А знаешь почему? — она сделала шаг в сторону Василия. — Нет, — сжавшись под ее пристальным взглядом, мотнул он головой. — Конечно не знаешь, — ухмыльнулась она, — это вы сделали меня такой! Я видела, как мать убивает своих детей, я видела, как брат убивает брата, я видела, как человек за один день может убить сто, двести, триста других человек!.. Я рыдала, смотря на это, я выла от непонимания, от невозможности происходящего, я кричала от ужаса… Глаза Смерти заблестели. — Я поменяла свое прекрасное платье на эти черные одежды, чтобы на нем не было видно крови людей, которых я провожала. Я надела капюшон, чтобы люди не видели моих слез. Я больше не дарю им цветы. Вы превратили меня в монстра. А потом обвинили меня во всех грехах. Конечно, это же так просто… — она уставилась на кузнеца немигающим взглядом, — я провожаю вас, я показываю дорогу, я не убиваю людей… Отдай мне мою косу, дурак! Вырвав из рук кузнеца свое орудие, Смерть развернулась и направилась к выходу из мастерской. — Можно один вопрос? — послышалось сзади. — Ты хочешь спросить, зачем мне тогда нужна коса? — остановившись у открытой двери, но не оборачиваясь, спросила она. — Да. — Дорога в рай… Она уже давно заросла травой. » Геллерт умолк, разглядывая эмоции своих слушателей. Сбитые дыхания девочек и молчаливо опущенные глаза выдавали глубокий диссонанс чувств. Внучка подняла на него понимающий взгляд и вскинула подбородок, показывая, что она готова продолжить сражение. Вместе со словами Грин-де-Вальда в голове будто что-то щелкало, заставляя перестать скорбеть, взяться за дело, не опускать руки, отстоять тех, кто еще был, и отомстить за тех, кто ушел так рано. Эмоции в ее глазах менялись со скоростью света, становясь сосредоточенными, загораясь огнем борьбы. Пэнси ощущала тот же прилив сил. Хорошая возможность убедиться в том, как этот человек заставлял следовать за собой тысячи волшебником одним лишь словом. — Дай нам минуту, и мы вернемся в больничное крыло. — Протянула Гермиона, доставая очередную сигарету. — Что ж, я бы не хотел, чтобы вы гуляли по замку, но боюсь, тебя не переубедить. Будьте аккуратны, мои хорошие. — С этими словами Геллерт растаял. Докурив, гриффиндорка подошла к зеркалу, умываясь и приводя в порядок мятую одежду, Пэнси еще сидела на подоконнике, когда дверь открылась и в туалет вошла Астория. — Гермиона, а я тебя искала. — Блондинка странно улыбнулась, обнажая идеально ровные зубы. Бледнее обычного, странно поблескивающие глаза, выходя из мрака коридора на свет, девушка вызывала мороз по коже. Слегка зажмурившись от яркого освещения и прикрывая лицо руками, она продолжила, — здесь так ярко, у меня еще голова болит. Ты не могла бы выйти со мной в коридор? — С тобой все в порядке? Я не видела тебя в больничном крыле. — Голос Гермионы предательски выдал волнение. — Лучше многих. — Гринграсс снова неуместно улыбнулась. — Я прибыла позже других, возле меня, кажется, Драко сидел. — Она будто задумалась, а потом нетерпеливо продолжила. — Так ты выйдешь? — Дай нам минуту, можешь подождать в коридоре. — Процедила Паркинсон, вглядываясь в лицо Астории. — Я тебя и не звала, можешь сидеть здесь хоть до завтра. — Весело хохотнула Торри. — Мне нужна только Гермиона. — Ты никогда не называла меня по имени, Гринграсс. — Волнение переросло в тревогу. — Глупо было с моей стороны, ты не сделала мне ничего плохого. Хотя, может, я просто головой стукнулась сегодня. — Очередной приступ радостного хохота поверг девушек в оцепенение. — Даже не знаю, после той истории в гостинной старост, ну сама знаешь… Ты так не думала. — Гриффиндорка выдавила слабую улыбку, пытаясь прочесть изменения лица собеседницы. — Ты имеешь ввиду проклятую ручку, Гермиона? Я повела себя очень плохо, не стоило в это все влазить. — Лицо девушки приобрело мрачноватый оттенок, заиграла загадочная ухмылка и она шагнула к шатенке. — Я не под оборотным, ты это хотела проверить? И безоружна, — в качестве подтверждения она подняла руки. — А даже если и нет, все равно я всегда уступала тебе в мастерстве. — Где Драко? Ты сказала, он был с тобой. — Как можно добродушнее попыталась сказать Грейнджер. — Они мне надоели, так что мы с мальчиками играем в прятки. Не зря они все в таком восторге от тебя. — Гринграсс подошла к шатенке впритык и взяла за руку ледяной ладонью. — Ты и вправду особенная. — Она провела пальцами по щеке старосты, затем слегка склонила голову набок. — Ты была Избранной, а не Поттер. — Добавила почти шепотом. — Астория, у тебя ледяные руки. Тебе нужно вернуться к мадам Помфри. — Страх и могильный холод липкой дрянью расползались по внутренностям Грин-де-Вальд. — Ты реально голову пришибла, отойди от нее. — Рыкнула Пэнс, направляя палочку на блондинку. — Отвали, Паркинсон, я не с тобой разговариваю. — На какое-то мгновенье Гермионе показалось, что в глазах Торри мелькнула белая пелена, но спустя секунду она уже смотрела на нее ясно, не соответствуя образу человека под Империо. — Неужели ты не можешь уделить мне всего минутку без этой твоей прилипалы. — Обиженно надув губки, она почти топнула ногой. — Тори, ты ведешь себя странно, а после всего, что произошло… — Ты такая напряженная, будто я угрожаю тебе. — Если бы ты угрожала, я бы была спокойнее. — Прошептала шатенка и сразу же содрогнулась от хохота собеседницы. — Ох, ты никому не доверяешь, детка. Я так не играю! — воспользовавшись полным шоком девушек, Астория запечатлела на губах Гермионы легкий поцелуй. — Поговорим позже, мне пора убегать от мальчишек. — И просто скрылась во мраке коридора, пока Пэнси и Гермиона смотрели ей вслед с распахнутыми ртами.