Питер зима

*** Проснулся Слава с мыслью "я один". Но тут же разуверился, почувствовав тяжесть на плече. Руки и ноги ожидаемо затекли, но в целом его будто самого "почистили". В животе заголосило и потянуло. "Интересно, из комнаты без него тоже нельзя? Я же ему в вазу так нассу, Дали недоделанному. Да ну, сетки вроде в коридоре были",— Слава попытался снять с себя чужую ногу. Снизу в ключицах недовольно свели брови и замычали. Щекотно. Слава погладил по затылку, подул, отгоняя плохие сны. Осторожно переложил ногу, напихав вместо себя часть одеяла и подушки со своей стороны. Сбегал до ветру, как смог умылся и пополз на кухню. В коридоре замер: вдоль двери растекалась, пульсируя, сетка из теней. Слава поднес к ней руку, убедился, что бить его за передвижение по квартире она не собирается, и отправился на кухню. Заветренный хлеб, сыр, докторская и яйца. Сковородка, ловкость рук и немного соли — вот и гренки. *** Кто-то полуразбудил шевелением. Теперь добавляет – хлопает холодильником на кухне. «Кого это я вчера притащил и что мы делали?» Запахи постели чистые, пристойные. Вроде, никаких следов жаркой ночи. Мирон зарылся в одну из соседних подушек, ещё тёплых. Поправил «утреннее настроение», размышляя, разобраться с ним прямо тут или в душе. На кухне что-то громко упало – кастрюля или сковорода. Тихое «бля» и смех. И у Мирона всё упало, внутри и снаружи, только глаза поползли на лоб. «Кого я притащил и какого хера делал?!» На тумбе, на стуле, на кровати, на полу очков не было. В ящике тумбы послушно лежали запасные линзы. Но если их надеть, нельзя будет, в случае чего, быстро отреагировать на магию. «Ша, спокойно. Если бы он хотел, давно бы сделал. Пока не враг, нормально вчера говорили… По началу… Не вчера, а сегодня утром. Который час?» Часы нашлись на стуле в куче одежды. 12:10. Прихватив линзы и из нижнего ящика свежие штаны, майку и бельё, Мирон проскользнул в туалет и ванную. Как опоздавший в класс: не могут не заметить, но стараешься слиться со стеной – авось пронесёт? Пронесло. Из кухни никто не вышел и не окликнул. Водные процедуры прошли спокойно. «Я не могу его отпустить, - разглядывая «браслет» легкого покраснения на правой ноге и вспоминая утро, Мирон быстро успокоился. – Пока что могу, но потом… Своё солнце мёртвых парень увидит раньше, чем планирует. Будет знать как совать нос куда ни попадя в неподходящие моменты. Урок на следующую инкарнацию». Уже вытираясь, провёл рукой по запотевшему зеркалу, строго посмотрел себе в глаза: «Обдумывать тут нечего. Значит, и думать об этом пока не надо. Без палева». Надел тряпки, линзы и добродушную улыбку. Последнюю особенно легко – подходила под настроение. Торжественно вышел «в свет». - Доброе утро! Слава замер со сковородой в руке: "А если я слишком много себе позволяю? Вчера он считай бухой был. До этого тоже без сознания, а я... Похуй нахуй, вся эта история сомнительная и чисто ради доебаться. Я его не насиловал. Беру, что дают". — Утро! Твоя очередь носить килт,— он повернулся, как был в трусах, но в носках и пледе, который нашел в комнате. Плед накинул на Мирона и задержался рукой, но ничего делать не стал. Повернулся к столу, смущенно почесал в затылке. — Я тут мародерствую. Не свежие круассаны и кофе в постель, но уж как смог! — выразительно покосился на выход в коридор, куда-то в сторону входной двери. — И кофе сварил, как тогда,— Слава то смотрел, то отворачивался, как кот, который не может понять, цапнуть или рано. Не зло, игриво. Пытался улыбаться тонко, уголками, а они разъезжались. Выходя на кухню, Мирон собирался делать вид, что "вчера" ничего не было или не считается. Но дурацкие синие семейники не позволяли за собой не следить. Слишком яркие в бесцветной хайтековой кухне и слишком вертятся туда-сюда. Глоток кофе. Тот же, что всегда, но как будто другой. Не лучше или хуже, но… Со своим характером. - Ого, гренки. Спасибо, ты просто волшебник! Сейчас перекурю на балконе и приду завтракать. Килт забери. Я оделся, а ты не мёрзни, - подошел к Славе сзади, очень близко, почти прижал к плите. Повязал ему на пояс плед, сложенный пополам. Получился вполне симпатичный килт. Правда, хлопнуть по серо-черной клетчатой заднице захотелось ещё больше, чем по васильковой. «В принципе, скрывать от него что-то уже незачем. Но спрашивать таки надо. Хоть мы народ и тёмный, но не какие-то охуевшие депутаты». Мирон целомудренно положил ладони на верхний край пледа по бокам, уткнулся лбом в плечо сзади. Перед глазами оказалась маленькая родинка. «Вот сейчас как западёт в память, буду потом вспоминать с трубкой у камина. В реальной старости, когда брить голову будет уже не нужно. Лет через двести или больше, если всё получится». - Мне жаль, что вчера ничего не вышло. Но и не вышло бы, да? Ты сам что-то со мной сделал. Расскажешь потом, если захочешь? И потом… Если захочешь. То я не против, ты понял. Одно условие. Сейчас подумай, хочешь ли со мной связываться. Расскажу, что знаю. Это немало, хотя и не так много, как тебе, должно быть, кажется. Вместе поищем твои иконы или что там. Но только мы вдвоём. Если говорю, что тайна, значит, тайна. От твоих начальников, друзей, девушек, родни. Даже от Замая. Со своей стороны то же самое обещаю. Сейчас на кону очень многое, не просто твои или мои дела. Куча людей. Судьба города, страны. Да, не смейся. Может и мира. Хорошо подумай. Не захочешь лезть – открою дверь – и удачи. Будем считать, что с баттла не виделись. Ну, поешь спокойно, можешь в душ сходить, высохнуть. Не тороплю. Руки с неохотой отстали от мягкой ткани, а взгляд от родинки. В дверях на секунду обернулся. - В зал пока не ходи, я же балкон открою. Не май месяц. "Лучше бы сначала потрахались,— кисло подумал Слава. Если не считать рук на бедрах, ничего такого нового и интересного. - Знаю я, Мирон Яныч, как ты ко мне относишься и как собираешься пользовать. Впрочем, по пути и впрямь можно много интересного узнать. А помру — так явно по судьбе... Ух, Сатанюга. Судьбы города, страны и мира у него. Да этих артефактов знаешь сколько в стране? А в том же мире? Не нам с тобой он достанется. А те, кому достанется, быстро войдут в вооруженный нейтралитет с остальными счастливыми обладателями. Но хоть тебя я на сдачу не оставил, чирик. Хотя тебе об этом знать незачем". — У меня тоже есть условия,— сказал Слава и поставил тарелку с гренками перед Мироном, когда тот вернулся в кухню. — Я никому ничего как не говорил, так и не говорю. А ты никого из моих не трогаешь. Вчера это не ты был, но тем не менее. Не надо их вообще впутывать. Даже если меня размажет — им будет на кого списать. Не вреди им. Договорив, Слава расслабился и красиво откинулся на стуле. Мирон хрустел гренками и поглядывал, слегка приподняв бровь, как бы с насмешкой, свысока. Но внимательно, а сейчас это важнее. — Это было первое, теперь — второе. Я понимаю, что моя магия для тебя некрасивая и немного детская, но использовать с тобой другую и не "запятнать" тебя я не могу. Так что ты тоже не смейся и слушай. И если мы куда-то лезем, давай разузнаем сначала побольше о домике и нахождении в нем. Вчера в тебе сидело мелкое остаточное говно из эмоций того черта, что ты там призывал. В прошлый раз будто жучиха прямо в голове разродилась личинками — те вообще живые были, жизнеспособные. Насколько я понял из дневника, после работы в доме чиститься надо и по-одному туда не ходить. Дед был старовер, они друг друга чистили. У вас может свои примочки есть? Типа как с ножиком?— Слава посмотрел вопросительно, но отвел взгляд и пожал плечами. — А того этого я не против, но ты это уже понял, наверное. Мирон почти не думал. Слушал, смотрел, ждал, пока всё само уложится, новое лицо встроится в ближайшие планы. На балконе он проверил охранный периметр: за время сна никто не щемился. Маленькие гравюрные химеры в верхних углах стёкол смирно стояли в обычных позах. Впрочем, если бы что-то началось, разбудила бы зверюга, набитая на ноге. Вспомнились условия по «сигнализации»: предупреждение и защита от любых негативных, шпионских и подозрительных вторжений. Из этого следовало два вопроса. Уже допивая кофе, Мирон начал размышлять над первым: «Ты что, настолько позитивно настроен, что твоя эта… Золотинка свободно каталась на мне, а система, не пропускающая даже муху, не сочла её подозрительной? – Несколько раз подряд моргнул, потому что давно забыл про это дело и глаза начали побаливать. – Надо перечитать договор. Было там что-то про обереги? Может, мелким шрифтом, который виден только раз в год в полнолуние, хах. Но раньше всё работало – и на квартире, и на мне». Второй вопрос лез в голову против воли, раздваивался, как змеиный язык. «В домишке защиты не работают? Если надо ходить не в одиночку и чиститься, то да, на это похоже. Или… Ничто снаружи в меня и не пробиралось? Самого помяло, под влиянием…» Одна из страшилок про вызовы: даже при самом крутом доспехе, полной изоляции, сила внутри может резонировать с гостем, искажаться и… Победитель дракона становится драконом не потому, что его заколдовали или прокляли. Редкая, но непредсказуемая херня. В том числе для того и заводят покровителей из «мира духов» - сверяться, ты всё ещё ты или где-то «поплыл». «Своего я два раза за восемь лет видел. Такой себе камертон. Но у меня и силы никакой нет, чему там искажаться? Но, может, типа… Душа?.. Как проверить-то?» - А вот в мозгового нано-червя совсем нихуя не хочу верить я! - он хлопнул по столу, прогоняя неприятные мысли. Страшилка и есть страшилка, так её и пересказывают: мне подруга говорила, что лет пять назаад с одним другом брата её двоюродной тётушки что-то подобное как будто произошло - или это, или "белочка". Мирон отодвинул давно пустую чашку, откинулся на стуле. - Хорошо, принято. Итак, начнём с судеб мира. Если коротко, то недавно – совсем на днях – был убит наш Верховный Магистр… Самый главный босс в Российской Ложе, чтобы ты понял. И его секретарь – правая рука по связям с общественностью. В мировой практике редкий случай. Ещё реже бывает, что преступника не ловят за пару часов. Или он сам не объявляется, например, в опустевшем кресле Магистра. Все ждали чего-то подобного. Мирон встал, зашагал взад-вперёд по кухне. Мысленно пнул себя за склонность к лекциям. Но Слава так внимательно слушал, даже рот забыл закрыть! Искушение неподъёмное. – Но пока никто не появился. Зато загремел в больницу депутат Жириновский. Может, слыхал? Это наша «священная корова» в политике. Эдакая ходячая печать под кучей договоров – о сферах влияния, о ненападении. О том, что никто не вломится в Кремль, размахивая древней адской бомбой с криками: «Теперь я у вас вождь!» Или эдемской бомбой, или гародманской. Сам по себе бессмысленный, но для равновесия очень нужный человек. Таких у нас во власти особенно много, от разных крупных конфессий. В мире тенденция к сокращению, но пока примерно то же. Как-то в руках оказался длинный узкий ножик из деревянной стойки на столе. Красивый набор профессиональных поварских ножей. За несколько лет гостями использовался трижды. Хозяином – впервые, и то как помесь дирижерской палочки и лекторской указки. - Так вот, Вольфыча обслуживает серьёзная команда – защита, здоровье, все блага. Но в этот раз они облажались по полной. Кое-как успели спасти, а понять, что откуда прилетело и как пробилось, не смогли. Их накажут. Скорее всего, до смерти. Может, после долгой жизни без происшествий поддались на подкуп, интриги. Может, правда некто обзавёлся особенной бомбой и хочет стать вождём. Убить «корову» - всё равно что стереть все подписи нашей стороны. А кто обновлять будет, если главного нет? И.о. и замы таких полномочий не имеют. Если в Кремле перекосит привычные расклады, так или иначе это пройдётся по всем Домам правительств буквально во всём мире. Ничего похожего не было с начала двадцатого века. Я уже молчу про возможного психа, которого быстро повяжут, но он успеет за час потыкать во все красные кнопки, из любви к искусству. Ну кому я объясняю? - хитро подмигнул замершему Славе. - Понимаешь, какой шухер? "Ах, как страшно, как страшно. Ща в обморок шлепнусь, Оксана Янна, ей-ей,— зло подумал Слава. - Каждый кулик свое болото считает центром мира. Да даже если вы все передохните в эпическом Рагнареке, ни внизу, ни кругом ничего не поменяется. Все орут, из телевизора, слюни через экран уже долетают: "Вы что хотите как в 90-е?" Вон и этот туда же. Ну будут братки "заряженные" друг на друга войной ходить. И лавируй в потоке. Хреново, но что сейчас? Сейчас они стеночкой идут, македонской,блять, фалангой - рано или поздно, но придут за всеми. Сдохни вы массово - может только выдохнули бы все. Только не будет ничего: у вас половина живые трупы, которые без патронажа не проживут и дня — кровью за версту разит; а вторая половина грозит разложиться и растечься зловонной лужей от малейшего усилия. Да ваши и кремлевские так расстаются с миром, как никогда прежде. И иноземные тоже. А кто кому условный лям и бизнес в процессе уступит, это, знаете ли, дело десятое. Да тебя самого, случись мне нажаловаться, сделали бы козлом отпущения. А кто повыше за тобой, того бы не тронули. Ходил бы потом как ни в чем ни бывало к нам в Рыбацкое на чистки". Слава злился, но не на Мирона. Этого лектора всегда послушать интересно. Даже вот так. Не Шульман ни разу, но и не Светов, слава немецкому рэпу и всему, повлиявшему на становление. На вопрос вежливо кивнул, чтобы не перебивать. - Может быть, оно не связано с вашим дедом. Но по времени совпадает, версию рассмотрят. Поэтому… Если станет известно про часовню и что у нас туда свободный доступ, полетим с доски не как пешки, а как пыль, - Мирон широко отмахнул ножом, слегка пошевелил им, любуясь бликами слабого питерского света на лезвии. Продолжил маячить от окна к стене и обратно. Он и сам только что понял всю серьёзность положения. Страшнее всего была не смерть, а зависимость. Влипнуть по уши в одну из интрижных веток и потом годами не мочь отделаться от бесполезных людей, долгов и договоров "на минутку" - хуже не придумаешь. – Хорошо, если мы одни полетим. Но это вряд ли, если недооценивать. Можешь смеяться над "немудростью", суетностью нашей "новой школы". У вас, конечно, другие приоритеты... Только постарайся представить количество участников, их силы, возможности и масштаб мотивации. Я твоих не трону, но защитить не смогу. Лучше их выгнать из города на 2-3 недели. Но не в пригород, а подальше. Могу шекелей подкинуть для скорости. Или хоть попроси, чтобы про тебя на время забыли. И никому не говори про дом и дневники. Судя по всему, новый хозяин артефакта не знает про них. Дом достался… Исполнителю. Мы знакомы. Но прямо спросить про заказчика не могу. Меня туда пускают только от уверенности, что мне похуй на все эти дела. Мне и правда похуй, я мировой порядок хранить не нанимался. Мне бы экстерном одну ступеньку перескочить – и трава не расти. Если найду и сдам потерянное, хотя бы информацию, могут повысить. И не я один такой умный. Можем с тобой свободно искать, расспрашивать народ. Все будут искать – и мы со всеми. Только никаких разговоров про часовню, если не спрятался в сейф. Здесь пока что сейф, но не всегда. Надо специально настраивать. Миррон остановился, пафосно вернул нож в стойку. Оперся о подоконник и довольно посмотрел на загруженного «студента». Слава забавно хмурился. - Это коротко. Будешь со мной дальше общаться, узнаешь, что такое «длинно». Вот чем сразу надо было тебя пугать! Некстати. Можно ещё кофе? У тебя хорошо получается. "Не один, значит. Но хоть деда не убивал. Пугал ты меня, отговаривал, как же. Хорошо бы все действительно закончилось за две недели. Про домашних это верно. Санька как раз укатит сессию сдавать, Ваня - покорять Москоу Сити, Замай не пристанет, если пропасть с радаров. А Мишу с Ваней подбить съездить или еще куда. Можно договориться". Слава даже благодарно улыбнулся, когда услышал про кофе, потянулся, сгоняя напряжение. — Понятно. Ну ничего, хилимся-живем, Мирон Янович. За совет спасибо, — Слава сложил руки на столе, как примерный ученик за партой. Встал, забрал чашку, прошелся пальцами по пальцам. Фыркнул. — Мне так про кофе старшие говорили. Я думаю, это все больше от заботы приятно, но вообще меня папа учил. Слава обдал турку горячей водой из крана, сполоснул. Две ложки кофе, одну сахара, воды ровно на кружку и главное не передержать - снять сразу, как увидищь каемку. Очень хотелось спросить про откаты от колдовства и почему Мирон Злату не заметил, но не время. Ничего он сейчас не скажет, только замкнется. Слава почесал одной ногой другую, резко прервался и успел поднять турку вовремя. Спросил, помешивая кофе: — Ты вообще как? Еще в сон клонит? Если да, лучше доспи. Ты прости за мой нон-консенс детокс, но что было делать. - Спасибо, всё хорошо. А ты как? Я бы предложил сегодня и начать поиски. Ближе к вечеру поговорить с кем-то, кто ближе всех и очевиднее. Скажем, с РПЦ. Завтра можем в лес прокатиться. Уточню, будет ли свободно. Потом Новый Год… Есть планы? — Я тоже выспался в кои-то веке. РПЦ? Думаю, у них можно про деда расспросить. Насколько я от своих слышал, тот по молодости был нигилист, биффил их как мог. Может знают чего побольше,— Слава сел напротив и подпер руку щекой. — Только осторожно. Я не знаю, кто у них уже порожний и слепой, а кто нет. Кто торгует с вашими, кто пока не торгует,— Славе стало гадливо. — Я тебя почистил, конечно, но. Лучше отдельно Забаева, Пчолку нашу труженицу выловить. Колдовать почти не может, а сплетни все знает на 50 лет вперед и назад. По красоте,— гыгыкнул Слава. — Если пойдем в клуб, смогу укрыть нас на... сколько там съемки Версуса шли, когда я тебя первый раз подловил? Вот столько и еще часа три. Можно с "языком" вместе. А планов особо нет. Надо отписаться своим, чтобы Филю кормили. Или не отписаться. Я могу и из дома с тобой по РПЦ и в домик или лучше отсюда? Кофту надо сменить. Я не Локи - в кровушке щеголять. Даже если один Забэ увидит. Подумает еще, что ты меня за недосоленные борщи и плохие диссы пиздишь! Попивая кофеёк, Мирон откровенно-нагло разглядывал «союзника». Немного прятался за этой наглостью. Странное, давно забытое дело – открываться. Сколько ни повторяй себе, что безопасно и ненадолго, а всё кажется, будто поскользнулся и падаешь. Маски сами ползут на лицо, а руки хватаются за опоры. - Забэ… Он подумает, ага. И позавидует. Сам бы всех на свете пиздил за ослушание. Трусами, хех… Но ко мне пока только подлизывался. Если знаешь, где он будет зависать, можем встретиться на месте. Тебя на короткий поводок никто не сажает – гуляй, делай свои дела. Единственное, присмотр с тебя не сниму. Мой птах безвредный. Могу приказать ему и тебе докладывать обстановку вокруг. Лишняя пара глаз на затылке ещё никому не мешала. С разговорами у него проблема, но чувства и картинки хорошо передаёт. Можешь и свою вернуть на меня. Если спросят, скажу – бабушка подарила. — Трусами? Ты смотрел?,— Слава осклабился, невольная защитная реакция. — С птахом было бы здорово. Только как его называть? Мою Злата зовут. Она не столько следит и докладывает, сколько делает кусь чуть что. Слава невольно прыснул, вспомнив, из чьих ниток сделал девочку. Ну да, ну да. Вся в мать. — Бабушка Соня! И любимый внук Мироша!— воображение совсем разыгралось. Слава потянул руки, чтобы ущипнуть за щеку, но как-то скорее обнял лицо руками и погладил щеки большими пальцами. Помассировал за ушами, вернулся на щеки и погладил по губе. Поцеловал осторожно, замерев на пару секунд до. Дав возможность отказать и отвернуться. «Ишь, какой бойкий. Неужели правда мечтал? Чудеса! Я зря надевал штаны?» - Мирон подался навстречу. Приятные мягкие губы, приятно положить ладони на спину, погладить, слегка перебирая пальцами. Подвинулся ближе - нога оказалась между Славиными, подтянула «килт». Правая рука сразу переползла на открывшуюся коленку. Мирон прервал поцелуй, но продолжил разглядывать глаза на расстоянии в несколько сантиметров. - Смотрел. Когда Забаев пустил слух, что мы будем баттлить, мне стали присылать его видосы. Типа зашквары, поводы докопаться. И этот, с трусами, и тот, где ты про пчелку Майю разгоняешь. А он тебя перебивает и лапает как свою сучку. Жаль, что не видел этого перед нашей исторической хуйнёй. — Сучек, по-твоему, за голову как бухих кентов обнимают? Прошла любовь, как на исторической уже не будет, мистер 56 раз? — Слава щелкнул зубами прямо перед носом у Окси, но тут же чмокнул в самый кончик. — Или это у тебя куколд-фетиш такой? Когда любовник не справляется, а разгневанный супруг приходит и делает как надо? Так представлял бы со мной Аббу какого-нибудь - всё не так противно. Слава сам придвинулся ближе, погладил по шее и плечам, между ног прямо через штаны. Этой же рукой зажал Мирону рот. — Вот ты мне сейчас выкатишь еще одну сказку про бабайку, а я тебе песню спою про стаканы, и тогда я пойду в душ, помоюсь и поеду домой. И все это в состоянии как из твоей любимой книжки: "распространяя уныние в радиусе километра". А может мы поиграем во что-нибудь другое. Я пойду в душ. А ты потом покажешь, что лучше всех делаешь рэп и ебешься. И какой я дрочер, даже если хейтер. - Слава опустил руку. - Интересно. Аббу, значит. Ты из тех, что выходят за старых лысых карликов, а потом бегают по длинноногим юным блондинам? – лизнул шею, присосался под ухом. Довольно рассмотрел и чмокнул проступившее красное пятно. – Потом помоешься. Марш в койку. Или грязный котик из подземки хочет прямо здесь, поближе к еде? — А может я вышел с дуру за лысого папика, но не прагматичного банкира, а творческую, сука, личность. И мне недостает внимания! Нашел такого же страждущего, Сережку. Поиграли мы немножко. И не шибко ревниво, и горячо. Да, точно продюсер? — Слава встал и потянул Мирона за собой. — Котики любят где мягко. Особенно породистые, вроде сфинксов, не? - На тебе везде будет мягко, - Мирон наконец хлопнул по чём хотел. И свернул в ванную. – Давай вперёд, я через минуту. Закрылся. Снаружи донеслось какое-то возмущение, но уже издали. В боковом шкафчике коробка со всем нужным: презервативы, лубрикант. Ещё многое, но сейчас ни к чему. Мирон задумчиво постучал пальцем по браслету наручников. Настоящие полицейские, в ЛА подарили… Мечтательно улыбнулся. Мотнул головой, закрыл шкафчик. «Ещё Дизастера вспомнит. Постиронист хренов, кто его знает. Заиграемся в семейный скандал и опять не выйдет ничего». Подмигнул зеркалу. «Ну что, завидуешь? Хорошо быть репером Окси, ему всегда перепадает. Кому бы ты был нужен без меня, ботан лупоглазый?» Вышел в коридор, на секунду испугавшись, что Карелин успел одеться и уже куртку натягивает. В прихожей никого не было. Выдохнул, весело двинулся в спальню. — Припудрил лысинку? — пошутил Слава слегка нервно, когда Окси показался в дверях. Тот два раза в ванне уже был, а он сегодня не. "Сам себе виноват будет, если аккуратист внутренний вылезет",— решил Слава. Приглашающе развел руки и весь присосался, стоило подойти. В голове зазвенело. Как же хотелось это злобное, отталкивающее обхватить, трогать, гладить. Слава потерся щекой о щеку, обнял и повалил на себя. Сразу к чёрту полетела майка. Развязав плед и подтянув Славу к центру кровати, Мирон снова лёг сверху. Кожа к коже, как можно больше. Утром это расслабляло, а теперь по телу бегали искры удовольствия, как электричество по кошачьей шерсти, заставляли немного двигаться вверх-вниз. Слава торопился, длинные нежные пальцы будто собирали данные, пока разрешают, надолго нигде не задерживаясь. Мирон поймал одну шуструю лапу, провёл дорожку мокрых поцелуев от ладони до подмышки. Шумно обнюхал. Запах стал сильнее, забивал последние мысли. Никакого парфюма, но что-то необычно-приятное, что-то от свежего воздуха на природе. «Как из леса привёл… Ну да. Не бухает, не курит, хоть не веган, но соблюдает какую-то диету, глушит травяные чаи… У него, блядь, сперма не ромашковая с мятой? Вот поржу! Наверное…» Лёгкими поцелуями и укусами спустился по груди и животу. Приподнялся над пахом. Под смешными трусами пряталась очень даже суровая зверюга. Чтобы оттянуть приятный момент знакомства, погладил, сжал поверх ткани. Член в руке дёрнулся и словно ещё немного вырос. У Мирона вырвался тихий стон удивления и разочарования. «Где я раньше был? Столько времени потеряно! Теперь мало осталось». - Если не секрет, сколько у тебя было этих Серёжек? То есть… Я же не краду твою… Рэперскую девственность? Столько разных ощущений: теплая кожа под пальцами и на теле, укусы, поцелуи. Жарко, мокро, мурашки... Как вдруг. "Вот заладил!" - Слава приподнялся на локтях, посмотрел сверху вниз недовольно и пытливо. Захотелось дать пяткой по лбу и уйти. Но было что-то такое грустное и потерянное во взгляде Мирона. Брови предательски задрожали и встали домиком. Слава смягчился: — Конкретно мужчин двое. По пальцам руки хренового фрезеровщика. Еще три девушки. Почему это так важно? Ты третий раз уже спрашиваешь. И я почти уверен, что что бы я ни ответил, ты не поверишь,— Слава взял Мирона за руку, сжал. Отнял руку и погладил по щеке. — С самим Сережей, кстати, не было. Я тогда занят был, а я не многостаночник,— еще погладил, вздохнул. «Надо же, какой паинька! С мамой всех знакомил? Нет. В треках другое читаешь. Нетрушно как-то! Нет. Не тупи, мы же играем в ревнивого мужа-карлика и… Нет. Пиздец ты ванилька! Может, я всё не так понял? Надо было вдвоём завернуться в плед и пить какао, глядя в окно на зимний Питер? Нет, сука, ничего в голову не приходит умного! Что так смотришь – догадываешься, да? Смешно тебе: у деда если не снизу, так сверху не стоит? Почему важно? Нет, чувак, мне похуй, что там раньше. Хоть целый батальон. Просто было любопытно. Что действительно важно - я у тебя последний». Мирон встал на колени, потянул Славу за руки, чтобы тот сел. Схватил за волосы, буквально вцепился поцелуем, сверху вниз, как коршун в добычу. Но этот порыв быстро прошел. Славина голова так доверчиво-тяжело откинулась на руки, волосы были такими мягкими. И какой-то несчастный кошачий звук… И запах никуда не делся. Плечи расслабились. - Чего ты хочешь? - Мирон лизнул сильно покрасневшие Славины губы. Обнял осторожно. «Нет, нельзя так… С красивыми вещами». - Скажи. Или будем делать то, что хочу я. Слава удивлённо наблюдал, как Окси "выключился" на добрых полминуты. А потом набросился, как попавший под контроль врага робот из боевика. Даже глаза заблестели нездорово - не красной фарой, но все же. Вцепился в волосы, укусил. Слава издал сдавленный звук. И даже не успел понять, испугался он или возбудился, как все закончилось. Обняли нежно, спросили, а потом как припечатали. "А ты сам-то знаешь, как ты хочешь? У тебя тумблер раз в пару минут щелкает",— недовольно подумал Слава. Обнял Мирона, навалился и легко опрокинул на подушки, подмяв под себя. Взял за руку, положил её себе на грудь, там, где сердце: — Хочу тебя вылизать,— разозлился и нарочно щедро делился эмоциями, магическим зарядом, чистым не замутненным желанием. "Давай, император хуев, хватит меня воспитывать и себя тоже. Меньше думай и пизди — тебе вредно". Слава куснул Мирона в щеку, зализал. И ниже под челюстью, горло. Отвлекся, поднял голову: — Пососи, а? А я тебе. Снизу быть - так в ванную не пустили. Сверху, так разве этот настроен? Да и вот так сразу может и не надо. Мирон чуть не крикнул – налетело непонятное, неуместное желание прыгать до потолка, носиться кругами и хохотать как пятилетка. Зажмурился, улыбнулся во всю ширь. Немного поёрзал под тяжелым горячим телом. Остался доволен: надёжно, не сбежать. А приступ эйфории быстро улетучивается, разбегается по сосудам, добавляет коже нереальную чувствительность. «Не нравится мне это всё, никогда я не был таким припадочным. Да, надо «спонсора» вызвать. Хрен знает, когда он придёт и как поведёт себя. Но просьбу выполнит – это главное. Без проверки я от паранойи сдохну. Завтра займусь». Проблема улеглась в расписание и сразу перестала беспокоить. Мирон погладил Славу по груди, прощупал мышцы, покружил пальцем на соске. - Слазь, - махнул головой в сторону. Карелин не сразу понял, чего от него хотят. Но скоро под чутким руководством подвинулся к изголовью кровати, полусел, опираясь на подушки. Мирон лёг рядом, ниже, приподнялся на локте. Выпустил на волю большой твёрдый член, снова удивлённо вздохнул. Он не мог бы похвастаться хорошим глазомером, но сантиметров 20 тут было точно. Ровный, светлый, ярко-розовый в верхней четверти, с тонкими голубыми прожилками. «Карамелька, блядь. Ну, приехали. Я так на хер заводился только в первый раз, наверное. Но тогда хоть пьяный был!» - Не снимаясь в порно, ты обкрадываешь человечество, друг. Хотя да, рэп-игра… – усмехнулся и сразу принялся облизывать, пока новые мысли не набежали. Поза не самая удобная, зато в ней трудно посмотреть вверх. Сейчас бы всё испортил Славин внимательный рысий взгляд, как бы всегда подмечающий материал для нового дисса. А что не видно – не парит. Без привычки взять в рот и до половины не получилось. Это отдельно возбуждало, как вызов. И вообще всё – довольно резкий вкус и запах, тяжелая мошонка в ладони, громкие мокрые звуки. Мирон плавно задвигал головой. Сам начал постанывать, быстро добавил скорости и размаха. Краем мыслей пожалел, что до сих пор не разделся полностью. Но не отвлекаться же из-за этого! Сзади по шее осторожно прошлись влажные пальцы. Спустились погладить «тайского тигра» - запустили по спине табун мурашек. Мирон отстранился, продолжил рукой, любуясь, как под его пальцами шелковисто переливается тонкая кожа. Щекой прижался к животу. - Ты как? Хочешь порулить? Слава посмотрел на Мирона как обкуренный. Рука потянулась сама. Мягко по шее, за ухом, по затылку и щеке. — У меня теперь есть фетиш на твои уши. Думаю, как с этим жить и не прослыть скорострелом. Хочу потрогать, если не сбивает,— прозвучало не язвительно, а искренне. Голос стал мягким, чуть хриплым от молчания. Слава дышал-то через раз. Толкни чуть не туда, скажи не то — задавишь бабочку из прошлого. Тонкая грань между любованием и оскорблением. Слава гладил в темп, нежно и осторожно. Благородное присутствие, как дать руку человеку, балансирующему на поребрике. Второй подход медленнее, аккуратнее. Уже почти удобно. Но скоро у Мирона начала побаливать шея, и спина устала быть согнутой. В паху обиженно заныло, а уши совсем «загорелись» от большого к себе внимания. Он выпрямился. Всё-таки посмотрел, с каким лицом товарищ КПСС принимает услуги капиталистической сволочи. Лицо это имело выражение безобидное – удивлённое, даже чуть испуганное из-за приподнятых бровей. Снова подумалось, что от небритости Слава выглядит старше, но никак не взрослее. Ребёнок нашел способ добавить себе внешнего возраста, попал в настоящую взрослую передрягу и ждёт, что вот-вот его раскроют, наругают и отправят обратно в школу. Мимолетная мысль без оснований, но собственный синдром самозванца заставил тепло улыбнуться «собрату». - Чёрт с тобой. Ползи сюда. В уши долбиться не будем - с моего пения и так весь интернет угарает. А подержаться разрешаю, - сказал как можно добрее. Спустился на ковёр, встал на колени. Когда Слава сел на край кровати, Мирон придвинулся вплотную, шире раздвинув его колени. Взял за руки, приложил их к свей голове – ладонями на уши. Своей левой обхватил Славин член, наклонил как надо. Правой забрался к себе в штаны. Выдох облегчения. Глаза сами закрылись. - Только давай без экстрима. Что бы вы все ни думали, я не королева Света. Вообще не близко. «Глядя на меня сейчас, в это хуй поверишь. Ну что за день?.. Да, да, я подумаю об этом завтра». Горячая головка снова проскользнула в рот. Правая рука сжалась, не позволяя выиграть конкурс по скорострельности. Оба ненадолго замерли. Потом Мирон легко подчинился первому несмелому давлению на затылок. "Пиздец. То этот строит из себя Отелло пополам с вурдалаком, то теперь собственный родной мозг парализовало в самый ответственный момент!" Слава не хотел командовать, а прерваться и тоже что-то сделать-то хотел очень, но не смог. Зато теперь, когда уже поздно, его попустило. Может, потому что не обругали. За перескоки точно отругают и будут правы, но лучше пяткой по лбу, чем Окси на самообслужевании. Вон черте что уже вспомнил. Слава мягко отстранил добрую королеву, потянул на себя и снова уложил на подушки, придержал под спину и голову. Погладил по боку, чмокнул в висок и поцеловал в губы, коротко, но глубоко и мягко. Будто мордой потерся, сказал "спасибо". — Совсем я тебя с твоими ушами, руками, глазами не вывожу,— прошептал на ухо. Где-то на подкорке заворачалось гнусное "припомнят". Ну вот и отлично. Пусть лучше так помнит, стоит того. Захотелось добавить "прости" или "за тп-шку у нас я", но это все не то. Слава стянул простые, но наверняка дорогущие окси-боксеры целиком, как бы невзначай проехался рукой по заднице, пока снимал-придерживал. — Оксана Великая, блин. Не, ты из эпохи пораньше. Пресыщенный вакханалиями и сатурналиями патриций. И вот тебе подогнали раба из северной провинции, а он в институте латынь не проходил,— Слава не мог не испортить погружение. Он погладил лобок, покрытый темно-русой шерсткой с красным отливом. Окси из тех мужиков, у которых на голове светло, а бородень рыжая как у лепрекона? Член ровный, толстый, но аккуратный. Обрезанный все-таки, вот значит как. И пигментация чуть в кофе с молоком, но все-таки розовая. Пелевин, который В, описался бы от счастья. И не только он. Слава заглотил жадно и чуть не поперхнулся. Попыхтел сердито, пытаясь скоординировать дыхание и дать горлу привыкнуть. Он не стал прятаться — примостился прямо между ног и теперь посмотрел наверх прямо как есть. Мирон снизу вверх выглядел как потемневшая от времени фреска святого с нимбом из пафосной хайтек люстры простой в своем дизайне. Вот уж воистину "прости меня, отче". Слава прикрыл глаза и начал двигаться. Раз за разом все ближе и ближе к корню, пока не взял целиком. И брал до конца, пока в рот не плеснуло теплое и соленое. Отстранился, сглотнул. Еще раз лизнул живот, хотя "вытирать" как в порно и так было нечего. Положил голову на бедро и додрочил себе в пару коротких движений. Когда обратное движение не остановилось где надо, продолжилось вверх, когда Мирона подняли, втащили на кровать, обняли, он долго не понимал, что происходит. Только подчинялся тёплым рукам, слушал голос... Потом приподнялся, опираясь на руки, тупо уставился на Славу. Тот решил, что самое время делать алаверды. Щенячий взгляд и много стараний. Пока мозги со скрипом тормозили и безоценочно запоминали, тело нахваталось кайфа. Ему почти два месяца не доставалось не то что от других людей, даже от собственных рук. Довольно быстрая разрядка, счастливый выдох. И вдруг стало совсем по-детски стыдно, а в горле собрался горький комок. - Покурю, - Мирон слегка потрепал Славу по голове, поднялся. По-римски завернулся в покрывало, что всё ещё валялось на полу. Быстро пошёл в зал, на балкон, прикрыл за собой дверь, открыл балконное стекло на проветривание и упал в кресло. Руки не сразу справились с пачкой и зажигалкой. «Сука. Приплыли. "Что ты предлагаешь? А, нет, спасибо, обойдусь!" Красавчик! Не поверил... Конечно, никто бы не поверил. Эти все рэпера и сатанисты, особенно при деньгах, они чем по жизни заняты? Долбят кокс и ебутся. Разве не за этим вообще идут в рэп и сбегают от доброго, но строгого боженьки? Хах… Патриций. Приличного мальчика из провинции, со здоровой психикой, серьёзными принципами и чистым сердцем решала совратить пресыщенная столичная оксипроблядь. Но он молодец, не поддался, поставил на место! Он тут с мужиком ебаться хотел, а не с… Районной давалкой. Всё верно. А я-то развёл дерьма в цистерне: ох, мы похожи, ох, будь аккуратнее со мной, возьми меня в руки! Бля-а… - Мирон откинулся на спинку кресла, весело рассмеялся. Подождал, пока щёки остынут. – Хорошо, что не поверил. Лучше пусть считает меня обычной шлюхой, чем такой как есть!» Слава потянулся за гладящей рукой, моргнул, а когда открыл глаза, был уже один. Голова тяжело упала на простынь, показалось, оторвется и укатится, упадет с краю и дальше как колобок за лисой. По телу тут же прокатились мурашки, похолодело в животе и на кончиках пальцев. Слава перевернулся на спину, растер лицо, подергал волосы и тоскливо посмотрел на пустующее место рядом. “Ему плохо стало? Туалет?, — в голове пошел отсчет. Раз, два, три, четыре, пять. Двадцать секунд, тридцать, минута, две, три. - Ну все, туалет отпадает. Плохо физически ему быть не должно – не было ничего такого. Перекосило, как в яйцах полегче стало, да? Рассмотрел наконец “красивую вещь” своими минус восемь? Да нет, тогда он бы уже “заботливо” вызывал такси. А если бы это был какой “приличный” косяк, он бы тут над душой стоял с ЦУ (ка). Значит, не злится и не тошнит. Значит..." Короткими тычками Мирон затушил недокуренную сигарету о палец, нарисовал им знак в нижнем углу окна, прошептал формулу. По ушам приятно прошелся тихий хруст, как тонкий лёд в луже под ногой – снялась аварийная охрана. Мирон открыл окно, высунулся, вдохнул морозный воздух. «Смотрите, кому интересно. Чтобы не было потом: «Чего ты тягаешься с этим богомольцем?» Того, что он ещё многое умеет, завидуйте молча! - закутался в покрывало с головой, поёжился. – Эх, Славик. Знал бы ты, сколько ночей на эту сраную латынь… И ещё пяток дохлых языков. Чтобы так вот запросто словами-именами работать. Много-много ночей, пока одаренные «братья» весело гудели в клубах и тренировали растяжку на оргиях, я тут, как последний задрот… Ну, никто почти не знает, и тебе ни к чему». Посмотрел на выглянувшее на пару секунд солнце. Вниз, на прохожих. «Ладно, мир на месте, всё хорошо. Меньше надо параноить… Сука, ветер! Пора назад. Может, он там ещё в постелях валяется? Тёплый, красивый… Теперь, когда разобрались, кто есть кто, можно и ещё разок, а? Только под одеялом. Если он не…» Мысли оборвались от удивления. На балконе, чуть ниже рамы, красовалась корявая синяя надпись: СПб УОР №2 - 2017. «Что за?.. Когда это появилось?» Как ответ, буква С немного вытянулась вперёд, снова «подобрала лапки», потянув за собой остальную надпись, как прицеп. Мирон захлопнул окно. Постоял в размышлении. Решил, что такую мелочь ежедневный охранный режим удержит. А если нет, посигналит. Закрыв балкон, пошёл в спальню. Как бы там ни было, Карелин сейчас проще и понятнее беспокойных граффити, которых "бездарному" видеть не полагается, если не вызывал. А ведь точно не вызывал. Слава решительно встал с кровати, нашел и прихватил плед-килт. Широкими шагами к двери, только чтобы застыть как вкопанный, успеть увидеть удивление и разочарование в широко распахнутых глазах, порывисто обнять и уткнуться носом. Ну вот, курево. С таким резким отходом это как мокрые щеки у девчонок. — Чего ты? — Слава обнял Мирона, укутал в себя и плед, качнулся и переступил назад к кровати. Мягко чмокнул в ледяной краешек уха. В ответ, конечно, ничего. Ну по сути. Ну что же, когда ты большой и неловкий, да еще и тебе не так похуй, как хотелось бы, быстро учишься утешать и пытаться. Не можешь сказать “прости”, скажи хоть за что-то “спасибо”. За секс как-то глупо. - Спасибо, - сказал Слава, когда они уже были в тепле под одеялом. «Как с баттла не уходили. Вынесет все мозги и нервы, потом лезет с респектами и преданными глазками,» - Мирон пытался расслабиться, вернуть простецкую "кухонную" атмосферу, с которой началось. - Не понимаю, - скорее не ответил, а прокомментировал своё состояние и мысли. О том, какой же Слава неспортивный и какой при этом красивый, приятный наощупь. Руки мягкие, как будто ничего тяжелее чашки чаю в жизни не поднимал. Самому себе Мирон не позволил бы так запуститься. Но сам он и выглядел бы как кусок оплывшего говна с кривыми волосатыми конечностями и уродским клювом. Как во всём по жизни, только постоянные большие усилия позволяли удерживать внешность на уровне «сойдёт под пиво». И вряд ли кто-то радовался бы его крабьему захвату без «звёздного» бэкграунда. А Карелина «звездой» Мирон не считал. Но в его лапах мутировал в того самого Оксиминога – без костей и силы воли, способного только гладить и присасываться ко всему, до чего дотянется. - Ты же пошутил, что мечтал? Или правда? Расскажи. Тебе так нравилась моя старая музыка? – и эти слова как вылетели - непонятно. Но для Боржоми не сезон. Слава сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, почувствовал как слегка напрягается его собственное тело. Теперь он небось уверился, что ты девственник или даже не так — целочка. Как все сложно. Хотя сам виноват, почетный диссер. — Мечтал,— а вот это получилось сказать так спокойно, что аж страшно. - Ты как трушный говнарь для панка. Вроде что-то близкое, а вроде сам бы так никогда. Можно легко представить похожее или строго противоположное. А тебя из головы не выдумаешь, с твоими каламбурами, глазищами, носом и своей моралью. Оксюморон. Ты еще раньше фристайлил много. Когда ты скачешь от жопы к Дрездену, диссишь БГ и тут же извиняешься, когда зовешь бить пидоров, а потом поешь про то, какая ты девочка. Это такое, знаешь, когда даже пафосные сентенции на фоне не бесят, а добавляют шарму. Будто вы сидите у костра в уебищных свитерах и грязных сапогах. Даже не в походе, а на пустыре. И прыщавый патлатый мальчик поет про шоколад, соседей и семью морских котиков с проблемами людей. Но вот он вворачивает про императрицу вселенной. Он сам она, или он точно мог ее видеть, потому что здесь и сейчас он самый красивый. А вы все сидите и слушаете, открыв рты. Потому что слабать тополиный пух к лету может уже каждый, а выдумать на ходу сказку и спеть перед всеми — только он. Слава начал сбиваться, замолчал и боднул Мирона по-кошачьи, снова успокаиваясь. — Я не то чтобы мечтал конкретно, - испугался и сгладил углы, шаг вперед и два назад,-- Но рэп к жизни имеет опосредованное отношение. Территория постправды. Нет, это тоже способ. Узнать, кто есть кто, и кому чего, но это как в "Дозорах". Инквизитор способен увидеть малейшее зло в ином, даже не темном, но больше ничего. Такой тест на ph для гуманитариев. Десять раз можно и Светой назвать, и пидором, и дедкой с бабкой, а по сути "забирай свои игрушки и не писай в мой горшок" ,— Слава задумался и сам не заметил, что тихонько гладит чужую спину. — Наоборот тоже. Кого не послушай, фанаты чисты как первые христиане, а кумир не ровен час умрет за наши грехи. Если рэперы друг друга хвалят, это тоже такое "против кого дружим". Получается, не про тебя речь вообще. Ты можешь быть любым, хвалят и ругают фракцию. На войне как на войне. Слава наконец сфокусировал взгляд и посмотрел Мирону в лицо. — Отсосать и то честнее. Тем более ты красивый, яркий. С живой мимикой. А там рыженький, оказывается. Ухи эти еще теперь,— мягко чмокнул в уголок губ. - Я-асно, ничего серьёзного, - Мирон скривился разочарованно. Усмехнулся – шутка, мол. – Серьёзно у тебя с хип-хапом, да? Столько думаешь об этом. А у меня с ним кризис отношений, от недопонимания. Я-то думал, что пишу рифмы и панчи. А там каламбуры, да? Вот и вышло всё как ты предсказывал. Без баб. Вроде бы Слава хотел что-то ответить, но Мирон помешал долгим поцелуем. Рука вальяжно прошлась по спине, слегка помяла задницу, вернулась на талию, чтобы подтолкнуть ближе. Сравнение про поход-пустырь и песни о тюленях напомнило об одной истории из ранней юности, из периода тусовок с толкинистами. Воспоминание ужасно приятное и неприятное, предельно смущающее. Мирон рассказывал об этом только одному человеку. И сейчас захотелось рассказать так сильно, что он срочно начал отвлекать себя действиями и говорить о другом. - Не буду врать, я о тебе не думал. Ты красивый, но мало ли красивых людей. В других обстоятельствах я бы не стал… Ты попал под горячую руку. У нас недавно прошло важное мероприятие. Несколько лет его ждал. И два месяца надо было серьёзно готовиться, даже больше. Строгая аскеза, чтобы набрать сил, - он поднёс к лицу Славину руку, разглядывал и целовал пальцы. «Ненужные» мысли и воспоминания понемногу отходили на задний план, но сердце ещё прыгало как от испуга. – Мы точно не знали, что за обряд. Старшие шутили, намекали, что будет лютая групповуха. Обрядовая, то есть вштырит не по-детски! Некоторые «сливали секретные подробности», что чуть ли не отборные суккубы набегут нас досуха выжимать. Нас из Питера четверо, из Москвы семь рыл, из провинций сколько-то… Я отвлекался как мог, но волновался шо пиздец. И остальные тоже ходили по иголкам. Специально копили «ту самую» энергию, раз её в дар приносить. Ну и в грязь лицом не ударить перед московскими хлыщами. Мирон откинулся на спину и весело засмеялся, уже почти спокойно. - А на деле ни черта не было! Походили кругами, спели гимны. 13 часов на ногах слушали лекции старых мудил о том, как устроен мир и как надо себя вести. Заебались – не спорю. Но знаешь, не так, как планировали! Бля, как с нас потом старшие ржали! И требовали клятвы, что в своё время мы так же разведём новичков. А сразу после… Мне не на кого пар выпускать, надо было ещё найти, но… То одно, то другое, всё некогда. Так что не удивляйся, меня может заносить в разные степи, - он посмотрел на Славу, в глаза. Улыбнулся, добавил с неожиданной для себя нежностью. - Я рад, что попался именно ты. Не знаю, почему. Такие дела. Продолжим или обидишься? Слава хотел возразить, потянулся, но его заткнули. Странное чувство: облегчение и растекающаяся в горле обида. “Не серьезно. Все мое у тебя несерьезно и не в счет. Впрочем, другого и не ждали. Но ты же повеселел”, — он отпустил мысль, нырнул с головой в теплое чувство, принимая и отвечая на поцелуй. И почему так хорошо, когда Мирон улыбается? Слава лег набок, подпер голову рукой, вторую положил Мирону на живот и принялся тихонько поглаживать. Слушал он внимательно. Тихо прыснул под конец эпопеи с посвящением и осторожно убрал руку, когда к нему обратились. — Как ты мог? Я был почти готов взять твою фамилию! – Слава потянулся вперед и бегло поцеловал Мирона в губы, щеки, нос и снова в губы. — Я рад. Слава заглянул в глаза и снова поцеловал в губы, но уже глубоко. Не прерывая поцелуя, Мирон потянул его на себя, заставил лечь сверху. Время поделилось на до, после и тёплое, тяжелое, замершее сейчас. Никаких планов, страхов, ответственности. Может, слишком тяжело, и дышать трудно, но от этого на душе легче. «Пускай бы цапнул, глупый кот. Прибил бы гвоздями к моменту, мыслям запретил двигаться. Тогда я бы попросил… - Мирон только представил это, и стояк вернулся на полную. – Ага, а он бы опять вежливо отказался. А я бы выкинул его с балкона, час попсиховал и жил бы дальше. Называется: «решать проблемы по мере поступления». А не трусить наперёд. Насколько с женщинами проще! А тут что вечно начинается? Да сука, да как я раньше это делал? Когда в последний раз – в 10-м, 12-м? Искушённый-пресыщенный, мать твою! Самого простого сказать не умею!» Он вцепился в Славину спину, будто кровать начала проваливаться. Но не плавно, как в клипе, а как грузовой люк самолёта. Ещё немного – и ухнешь с высоты десять тысяч км, без последнего «пока» и парашюта. - Слав. Ты хочешь меня? «Похуй, похуй! Всё правильно: мне надо – мне и клянчить. Не-ет, только трястись не начинай, сыкло! Ну было ж хорошо, не порти!» Мирон набрал воздуха сколько смог, тихо выдохнул в висок, в последний момент потеряв решимость дотягиваться до уха. - Так возьми. Что ли... Слава испугался и приобнял повисшего на нем Мирона, осев на один локоть. Тот цеплялся как утопающий. Слава даже подумал, что сейчас будет полноценная истерика. Затих, морально приготовился. Чужие руки на спине задрожали, над ухом тихий шепот на грани слышимости. В грудь будто вбили шило, а внизу стало тепло. Слава прислушался к себе, будто, пока он завис на трех точках опоры, что-то может перевесить буквально, и не придется решать. Он отпустил Мирона, оперся на обе руки, поцеловал глубоко. — У нас есть?..— не договорил. Окси махнул рукой куда-то вправо. Слава сверзился с кровати и откопал в складках упавшего покрывала смазку и непочатую пачку с универсальным набором дорогих презервативов. Сказал, особо не веря, что его послушают: — Сразу говори, если что не так. Пристроился снизу, согнул Мирону ноги в коленках, мягко развел их, погладив мимоходом по внутренней стороне бедер. Мягко, упруго, пушисто. Слава погладил и слегка залип массируя, трогая как хотел, но думал еще не скоро, если вообще. Он щедро полил пальцы смазкой и принялся растягивать. Осторожно, от фаланги и понемногу, поступательно, подстраиваясь под дыхание, через раз проезжаясь по чувствительному бугорку внутри. Ничего не спрашивал, но внимательно смотрел снизу вверх. Его закоротило от нежности и желания докричаться. Погрызть, помять. Укусить до крови в резко распухшие губы, подбородок, или в шею прямо в беспокойно дергающийся кадык. Вылизать от ушей до пяток и никогда-никогда не обижать. Когда в Мирона стали легко помещаться три пальца, он осторожно вынул руку. Быстро порвал заготовленный конверт, раскатал по члену бело-прозрачную резинку, добавил еще смазки. Поцеловал Мирона и повернул набок, лицом к огромному платяному шкафу с зеркалом-дверью, прямо напротив ее секции. Пристроился сзади, посмотрел на Окси в зеркале, куснул в шею у затылка и сразу поцеловал туда же. Подтянулся повыше. Взял под коленку и подтянул верхнюю ногу Мирона к животу. Отпустил. Помогая себе рукой, как стоппером, плавно вошел и замер. Погладил по животу, дождался пока выровняется дыхание и начал движение. Плавно, медленно, заходя едва наполовину. Протянул руку поперек груди Мирона к снованию шеи и положил ладонь, как ожерелье, не надавливая специально, не больше веса руки. Мирон заставлял себя расслабиться. Сначала не получалось. Он ждал, что сейчас его развернут, опять придавят к постели и выдерут как кошку. Что от боли станет пусто в голове, свободно. А других удовольствий и не надо. Он так хотел. Только тело само напрягалось, как перед дракой. Но Карелин всё делал неправильно. То есть по сути правильно – готовил, гладил-успокаивал. Мирон уставился в потолок, чтобы не видеть его забавно-сосредоточенное лицо. «Ещё язык высуни от усердия. Дурень. Ну куда такой аккуратный? Кто тебя учил так обращаться с плохими людьми?» Вдруг понял, что внутри сейчас орудуют те самые пальцы, которыми он только что любовался. Длинные, красивые, чересчур живые, как на вылизанных модернистских иллюстрациях. И поплыл окончательно. «Я подумаю об этом… Когда-нибудь,» - закрыл глаза, решил не открывать, пока всё не закончится, но недолго продержался. Когда Слава вошёл, больно было, но без этого не стоило и начинать. К тому же, не сильно, и быстро проходило. Мирон потянулся рукой наугад, погладил горячее тело сзади, двинул бёдрами навстречу. Сдерживать голос даже не подумал. Слава неотрывно смотрел в чужое отражение в зеркале, подмечая каждое движение, впитывая как губка. Ох, не зря Мирон себя с театральными масками сравнивал. Ярко выраженные носогубные складки, рот то маленький, то растягивается до ушей. Глаза то круглые как протез гребанного Аластора Грюма, то воловьи, как у красавиц из греческих мифов. Слава смотрел и не мог насмотреться. Стонет еще, гладит. Наверное, кончил бы за пару минут этого шоу, если бы не перенервничал. А так удовольствие плескалось как вода в стакане, а за край никак. Даже смог немного ускориться. “Море волнуется раз. Море волнуется два. Море волнуется три – морская фигура на месте замри”,— когда Мирон задышал часто-часто, Слава убрал руку с его груди и принялся ему дрочить, но в последний момент перестал, впился пальцами в бедро. Пропуская вперёд свою “ту самую” силу, промывая трубы в запустелом доме, выпуская эмоции, пока у самого "свет" не погас. Слава почувствовал, как заваливается на Мирона, но успел вывернуть в другую строну. Связал и выкинул резинку, обалдело протер глаза – мокро. Вернулся к Мирону, осторожно развернул его лицом к воздуху, а не в подушку, ненавязчиво потрогал за поясницу и остался доволен: саднить будет, но без рези и тянущей боли – потоком стерло. Немного отдышавшись, Мирон первым делом нащупал и вернул себе на ключицы руку Славы. На таком якоре можно было спокойно болтаться в прибое, наблюдать, как последнее напряжение растворяется солью в воде, вымывается буквально из костей. С трудом повернул голову, с трудом сфокусировался на лице, на приоткрытых красных губах. «Разве так автоматы стреляют в Брэндонов Ли? Откуда ты такой взялся? Ну и чем мне тебя кормить, подменыш?» Перевалился на бок, прижался лбом к плечу, почти уснул. Где-то в квартире затрезвонил мобильный. Мирон долго соображал, чья мелодия. «Старший. Нарисовался… Это не просто так, надо ответить,» - лизнул соленую от пота кожу, тихо попросил. - Слав… Подними мне веки. И принеси сюда. Пожалуйста. Слава укрыл Мирону ноги и долго-долго, всего ничего, лежал рядом, гладил тихонько такого теплого и мягкого, будто заспанного. Любовался тем, как дрожат слипшиеся пушистые ресницы, как разгладилось лицо и ушли складки бровей, как мерно вздымается грудь. Обнял, когда к нему привалились. И тут из глубины квартиры гнусно заголосило. Слава капризно всхлипнул, но смирился, чмокнул Мирона в мокрую щеку. — Сейчас,— сел рывком, положил большие пальцы ему на виски, остальными и ладонью подхватил под затылок. Плавно потянул голову вверх, выше по подушке, прокручивая в голове фокусы с сообщающимися сосудами. Пробормотал короткий стишок: - Солнышко, солнышко, загляни в окошко. Загляни в окошко, разбуди Мирошку. Через пальцы к затылку и дальше по позвоночнику пробежались мурашки. Руки приятно заныли, несильно. Слава как есть пошлепал искать телефон. Широким шагом — раз два и готово. Отдал трубку, ткнул пальцами в себя, потом на дверь. Посмотрел вопросительно. Мирон как будто проснулся после хорошего сна. Плавно и легко, с желанием срочно размять отдохнувшие мышцы. Сладко поёжился, вспоминая чудесный оргазм, похожий на вылет из трубы в бассейн. Но вдруг нахмурился. Пошевелился, проверяя, где что болит. Нигде и ничего, не считая мелкого неудобства. «Нет, я не ошибся. Этот сельский айболит уже второй раз меньше чем за полчаса кастует… Сколько же он вбухивает, если даже я легко замечаю?» Приподнялся на локте, хмуро посмотрел на вернувшегося Славу. Когда забирал телефон, тот как раз перестал звенеть. - Чувак, я же пошутил. Я могу о себе позаботиться. Давай завязывай с этим, экономь силы. Ты мне живой нужен, а не чуть живой. Звонок повторился. Мирон встал с кровати, подхватил что-то с пола и накинул на плечи. Оказалось – плед. Это почему-то вызвало довольную улыбку. Принял вызов. - Чё трубку не берёшь?! Ебёшься, что ли, с утра пораньше? – заревел телефон голосом куратора. - Может быть. И что? – проходя мимо Славы, провёл ладонью от его живота до плеча, по руке вниз. Слегка сжал пальцы. Отпустил и быстро зашагал к балкону. Без пары сигарет переключиться с мира, где он только что «проснулся», на тот, где надо жить, казалось нереальным. Куратор тем временем рвал динамик мобилы. - Отставить! Ебаться будешь, когда партия прикажет! Быстро гони всех и прыгай в штаны! Отзвонишься из машины! - Во-первых, подглядывать нехорошо. Во-вторых, не хочешь меня поздравить с посвящением, например? А то как в воду канул и теперь явился, как только его временно сняли. Почему так? - Мирон старался ехидничать, но и сам понимал, что голос слишком благостный. - Во-первых, если я захочу посмотреть на дешевых блядей, то зайду в церковь – два шага от дома и никакого расхода сил, – «старший брат» показал мастер-класс по яду в голосе. – А во-вторых, если хочешь, чтобы я поздравлял тебя сразу со вторым рангом, то советую заткнуться и следовать инструкциям. - Аж так? Ну давайте инструкции, товарищ прапорщик, - Мирон прикурил, высунулся в окно. За время «расставания» надпись переместилась на половину своей длины и теперь замерла – отдыхала или прикидывалась неходячей, испугавшись голоса. - Архангел Уриил тебе товарищ, моча ты жидкая, - немного смягчилась трубка. – Короче. Я отправил твоего приятеля из охраны. Он по дороге тебе всё раскидает. Через 40-50 минут подъедет - будь как штык. Помойся, чтобы никаких посторонних следов. Приворотов-отворотов, оберегов из локона и прочей хуерги. А то потом от своей зазнобы и ленточки из косички не найдёшь. С собой бери только личный ножик. По остальному чтобы мне чистый был как младенец! Дело – серьёзнее некуда! - Какой младенец, бро? Я же забит как папуас, и всё на контрактах. - Ты и есть папуас! Вот нахуй надо это говно? - Хочется. Так что с этим? - С твоими – ничего. Но если в контрактах есть имена других людей, лучше сам испорти наколку сейчас, а то… - Я понял. А куда направляться и каковы мои боевые задачи? – усмехнулся, вспоминая времена, когда его пугали эти манеры. Потом бесили. А потом как благодарил Чумакова, что он свёл именно с таким простым прозрачным человеком. Кто-то поумнее давно расколол бы Мирона как ёлочную игрушку. «Всё равно. Только вернут мои погоны, пойдёшь нахуй сразу. Ты это знаешь, потому и прятался. Но всё, последний раз сегодня. Подзаебался я по плацу бегать и толчки щёткой чистить. Ищи нового салагу. Второй ранг, ага, рассказывай, фантазёр портупейный…» - На Звёздную площадь. Будем птичек выпускать, - хмыкнул куратор и завершил звонок. Мирон докурил, ошалело глядя в черный экран. Такой поворот в голове не укладывался. С соседнего здания слетела ворона. Громко каркая, попёрла прямо на окно. Мирон отшатнулся, успел прикрыть раму. Но птица целилась не в стекло, а ниже. Стукнула клювом по бетону и скрылась. Осторожно выглянул. Граффити больше не было. - Да что за ёбаный день?! – как только закрыл за собой балконную дверь, гаркнул на всю квартиру. – Слава, быстро в душ! Через 20 минут выходишь! Вернулся в спальню и зарылся в шкаф, выбирая наряд на такой торжественный случай. Слава моргнул растерянно, хотел возразить, но не успел — трубка тут же снова дала о себе знать, как капризный младенец и Мирон унесся с ней на балкон. "Значит, Злату, и даже своего птица ты не видишь. Сколько я трачу тоже не чувствуешь. Зато вот "нужен". Или видишь ты все, просто тебе снега зимой от меня не надо",— Слава тряхнул головой и принялся собирать брошенные вчера и сегодня вещи. Похватал, вместе с ними пошел на кухню. Напился прямо из-под краника-фильтратора и чуть не подавился, когда позвали. — Ладно! — послушно пошел в ванную, но мылся остервенело, нервно, наскоро. Из мстительности шлепнул больше геля для душа, чем надо. Запах почему-то успокоил. Как закончил, высунулся в коридор и крикнул тоже: — Какое полотенце можно взять? - Любое! Там все для гостей! Мирон выбрал и развесил на стуле скромный чёрный комплект. Поднял с пола и сложил на тумбочку всё, что ещё валялось. Достал из рубашки нож. С тоской посмотрел на кровать: по-хорошему надо было снять постельное бельё, да времени мало. Встал перед дверцей-зеркалом, стащил плед со спины, неаккуратно повязал на пояс. Полоснул по ладони, положил её сзади ниже шеи – на тигра. Произнёс формулу на тайском. Мирон не знал перевода, наугад выбрал часть, которую назначил именем. Скорее всего, это было не нужно. Просто после вызова можно отдавать приказы на любом языке. Но обращаться по «имени» приятнее, чем никак. - Наам дам, будь моими глазами, - закрыл глаза и скоро увидел себя в зеркале. На месте своих закрытых мерцали тёмно-рыжие тигриные, на щеках проступили тёмные полоски и надписи на лбу как на татуировке. Сразу стала видна полупрозрачная охранная сетка на углу окна, слабое разноцветное свечение от других тату на теле. Браслет яркого золотого света на правой лодыжке. И чёрный журавлик немного крупнее бумажного оригинала на плече Славы, который появился в отраженной двери. – Никому не показывайся и ни во что не лезь. Мирон открыл глаза. Теперь лицо его было обычным, а остальное так и осталось. Голова закружилась от «лишней» информации – какие-то пятна, потоки, мелькания в боковом зрении. Тигр видел больше и ярче, чем «видящий» человек, и любил разглядывать то, что ему хочется, а не на что направлены глаза «хозяина». Обычно за час-два голова привыкала. Правда, «обычно» случалось редко – Мирон не любил этим пользоваться и завёл зверя больше для моральной поддержки. Но совсем вслепую, да почти в голом виде, идти на такое большое дело было жутковато. «Хоть бы тебя там не сожрали,» - грустно подумал о тигре. Посмотрел на ладонь: крови почти не было, новая уже не шла. Слава успел увидеть, как кровь течет по спине Мирона и исчезает ровно, будто кто слизнул широким языком. Сам Окси сиял как новогодняя елка или вуду-колдун из диснеевского мультика. — Ого, ты куда такой красивый?— Слава постарался не показывать беспокойства. Получилось плохо. Мирон повернулся к нему. В голове выскочила фраза куратора про ленточку в косичке. Улыбнулся, представив у Славы в волосах разноцветные ленточки. «Ой-ой-ой, Окси, кем ты стал…» - Слушай, сними своего зверька. Потом вернёшь, обещаю. Сейчас не надо. — Да, конечно,— Слава опустился на колени, снова стянул непослушную змеюку. Та выкручивалась из пальцев, кусалась и льнула к ноге Мирона. — Ревнивая ты женщина, Злата Александровна. Навязчивая,— проворчал, убирая упирающуюся чуду в карман и запечатывая его, погладив по краю, представил будто прижигает утюгом. Встал. Посмотрел Мирону в глаза, погладил по щеке большим пальцем и поцеловал. По лицу проехались длинные кошачьи усы. Слава прыснул. — Бере...— как-то само вылетело. Слава осекся, отодвинулся и дал себе по губам,— Будь осторожен, ладно? Погладил Мирона по плечу и пошел к двери, но у самого порога не выдержал, попросил: — Слушай, я знаю, что не имею права, но ты как на войну собрался. Дай мне знать, что жив-цел, как все закончится. Через птаха или вот номер,— он положил в прихожей салфетку с криво выведенными цифрами, кое-где продранную ручкой от нервов. — Там же эти идут, да? — Слава приставил к голове согнутые пальцы-рожки,— Мне под прикрытием выйти? - Да, прикройся, - Мирон глянул в зеркало. Заметил оранжевые блики в глазах. Коротко шикнул, оскалив зубы. Само собой получилось - как на непослушного котёнка, который лезет куда не велено, не понимая опасности. Блики исчезли, общая светимость вокруг поутихла. Медленно побрёл в прихожую, пытаясь определить словами внезапную гору на плечах. «Не хочу его терять, но всё равно разбудил и тащу в самое пекло. А ведь мне ничего не грозит – старый хер меня не подставит. Самому же на орехи достанется. Но он не знает… Раскрыть меня могут в любой момент. Там же и ёбнут. А что? Больше выпустишь птичек – быстрее принесут ответ. Так что мне правда нужно…» Остановился возле вешалок. Уставился на Славу, как будто насквозь. «Но настолько ли мне нужно, насколько ему опасно?» Заметил салфетку с номером, повертел в руках. - Я ведь людей убивал. Ну как, участвовал в охотах. Не своими руками, приказами. А сегодня и своими... Со мной всё будет хорошо. Никакой войны, скорее казнь. Это наши, они знали, во что играют. Но всё-таки люди. Вроде, для таких как ты это важно. А я просто делаю карьеру, - порылся в карманах своей куртки, достал чёрный блокнот размером с сигаретную пачку, сунул в карман Славиной куртки, похлопал сверху. - Это инструкции по журавлику. Он весь с тобой. Если я не позову, никакой связи и не будет. Потом вернёшь. Ну или… — У вас гильотина не кусается? На тебе не колпак из наволочки, скорее доспехи. Что, правда дадут уйти по собственному? И замену не найдут сколько? Минут 5 на позвонить, полчаса — ему или ей доехать? Не лично тебе замену, тебе как палачу,— спросил Слава и горько усмехнулся. Он заметно скис, но не пытался отодвинуться или закрыться. — Такие как я стараются не убивать и не давать убивать по возможности. Угадаешь сам, какие слова тут ключевые? — вздохнул. — Не наши или ваши, "оно" победило и воцарилось. По Фрейду. И давно, не в Никоне, конечно, дело. Не лично. Хотя разницы особой нет: в подвале Храма Христа Спасителя, говорят, тоже не только корпоративы проводят. Мало, знаешь ли, оснований не верить. Лучше бы бассейн стоял, ей Богу, но имеем, что имеем. Мирон пожал плечами - твоё дело, мол. Подошёл к двери, замками пощёлкал, распахнул. - Как освобожусь, брошу тебе смс с моим номером. Перезвони, если захочешь. Одевался Слава с таким суровым видом, будто он тут полярник и уходит в экспедицию. Прямо с лифта в вертолет. Потрогал карман с блокнотом и прислушался к себе. Было погано и тяжело. Но еще, несмотря ни на что, совсем отдельно: — Возращайся, — так сказал, почти потребовал. Не по-деловому или из жалости. И попросил, и приказал. Заклял без магии. Протянул руку погладить, но замер, убрал в карман — побоялся прикасаться, чтобы сохранить это "без". Вышел на лестничную клетку и внезапно растворился. Рассыпался пылью, едва заметной на просвет.