Питер зима

*** «Что я сделаю, если не перезвонит?» - мыслишка свободно шныряла по сознанию, протискивалась между другими, нелогично встраивалась во все ряды. Сейчас мелькнула между «Какой-то у Жигана вид нездоровый» и «Он вообще может вести машину?» Мирон спрятал мобилу. Только что из неё орал куратор о то, какие они оба тормоза и как им надо гнать на полную, чтобы не получить большой пизды, а обойтись малой. - Что-то он дёрганый сегодня. - И не говори, - хмыкнул Чумаков, заводя машину. Рванули с места в карьер. Мирон уперся рукой в бардачок, чтобы на повороте не треснуться о дверь. – Не каждый день «отпускаешь» народ намного выше себя. Ему повезло, что всё так срочно, и никого другого поблизости не было. И что я подбросил по первому свистку… Андрюха, блядь… Вот же сука… Ну и тебе повезло! А команде Вольфыча – нет. Так бы ещё полвека судили-рядили, в КПЗ мариновали. Но раз пошла такая ебень… Это тебе не губа треснула! - Какой Андрюха и что за ебень? Я не в курсах. Старшой сказал – ты по пути раскидаешь, - Мирон достал сигареты, предложил. Оба закурили. Машина опять с визгом и заносом прошла поворот. – Не гони так по городу! - Нормально всё будет! – Жиган злобно захихикал. – Андрюха – это я. Приятно познакомиться. «Спасибо, - говорит, - Андрюха! По гроб жизни должен! А сгоняй ещё за моим щеглом, ты же знаешь, где он гнездится!» Мразь… Мы же с ним ещё в 90-е… И позже, когда… Я ж ему тебя по старой дружбе, от сердца оторвал! - он приоткрыл окно, смачно харкнул на улицу. - Я ему так раскидаю, гниде, что не соберёт… По гроб жизни, мле… Мирон искоса, но внимательно посмотрел на приятеля. «От сердца оторвал? Какой интересный контекст, впервые слышу. Что они чего-то вместе в 90-е – тоже. Надо будет переспросить под выпивку. А сейчас ладно, живыми бы доехать». Ещё один нервный поворот. Наперерез выскочила машина. Она как раз ехала правильно, это её надо было пропускать. Но Жиган махнул рукой, гаркнул: «Уйди, блядь!» - и чудесным образом машина впереди быстро попятилась, даже въехала на бордюр. Пока Мирон испуганно смотрел вперёд, тигриные глаза продолжали косить на водителя. Что-то они заметили, но понять не успели. «Чего?! Он совсем ебанулся кастовать на дороге?» - Мирон перевёл свой взгляд на Романа, но уже не на что было смотреть. Кроме помятой тёмной ауры, которую Наам Дам разглядывал, соображая, куда делось только что мелькнувшее нечто. - Давай-ка сначала мне раскидывай, - Мирон примирительно улыбнулся. – Почему вдруг на Звёздную и что у нас где треснуло? - Так она, родимая, и треснула. - Кто – она? - Площадь! - Как?.. - От края до края, нахуй! Красота! - Чумаков хихикал уже почти самодовольно. – Ты же там не был ещё? Даже целую не видел, хехе… Но ты знаешь, учил. Площадь состоит из плиты хер пойми какого камня. При прошлом Магистре чуть не с того света прикатили, кинули в болото и давай вокруг город строить. - А разве это не миф? – Мирон затушил первую, начал вторую сигарету. - Миф, что с неё Питер начался. Не только с неё. Кто там чего не понакидал в это болото, - Роман резко успокоился, даже аура смягчилась. – Общими, так сказать, усилиями поднимали целину. А остальное правда. Ну и знаешь: на неё почти вся наша городская автоматика завязана. Хорошо центральный алтарь цел, а то все бы сейчас были как ты – вспоминали, как ручками-то дела делаются. - Погоди. И что? Они думают, мы её простой казнью залепим? - Не, брат. Они думают: хуле мы с Магистра полный письменный отчёт не выбили? Он же там был, участвовал. Болтать не любил, и записей мало, все в шифрах по самую жопу. Пока разберутся. А ну как там не всё, а? А дедок уже тю-тю! - снова злорадный гаденький смех. Мимо окна прошла на обгон крупная серебристая ламия. Взобралась на фонарный столб, проводила глазницами их машину. На перекрёстке Мирон заметил ещё двух, помельче. На подозрительно пустом для такого времени перекрёстке. Если не считать неясных теней на обочинах. «Чего это они днём поверху разбегались?» - Вы тупо всё закроете, чтоб чего не лезло откуда не звали, и туда чтоб не стекало. Дело простое, там уже всё готовится. Подскочим, почикаете быстро – и по домам. А, чуть не забыл! – Жиган потянулся к бардачку, нарыл там черную атласную ленту. – На глаза повяжи. Дорогу тебе знать пока не положено. Мирон подчинился, стало совсем темно. Тигр обиженно заурчал, но скоро смирился тоже. - Нда… Что ни день, то пиздец какой-то. И даже не увижу, обо что мы разъебёмся. - Не ссать в кабине пилота! И не еби себе мозги, братуха. Нам это всё на руку. Я со своими орлами теперь нагребу медалек полные карманы. Хорошая боевая единица в таких делах незаменима. Ствол и ножик – лучшие друзья человека! А вас, первогодок, теперь никто не подозревает. Ну хуле? Вы даже не знаете, где эта сраная площадь находится. Поэтому твоему старшому разрешили тебя в ассистенты позвать, а не своих корешей и подчиненных. Типа ты точно не при чём. Только послушай мой совет: не ведись на обещания неебических заскоков по карьере. Говори: никуда не лезу, ничего не знаю, мне домой надо, ёлку наряжать, мамкин оливье кушать. Ща старичьё друг в друга вцепится не на жизнь. Если сунешься в эту пиздорезку, первым порежут тебя. А если отморозиться и подождать, пока они там передушатся, прикинуть новый расклад сил, то можно позже пристроиться к кому надо. Я тебе больше скажу: если после сегодняшнего твой на днях околеет… Что запросто… Ты будешь первый кандидат на его место. Если никто на тебя не успеет зуб наточить. Чистый, мол, человек, непредвзятый. Свежая кровь! Чумаков заржал как конь. Мирон вздохнул и нащупал пачку в кармане. «Ну хорошо, это примерно понятно. Но что, если… Не перезвонит?» *** Столп пыли колыхнулся, задрожал, как в жару, и собрался в Славу. Он тяжело оперся на дверь подъезда. Держать проникающий морок так долго было глупо. Его при полной оптике не всегда видно, а Мироновы подельники даже не смотрели, наверное. И тело теперь все болит. Зато так можно побыть ничем. Это не то же самое, что не быть вовсе, но кружить в морозном воздухе приятнее, чем думать. Хотя, если увлечься, рассыпешься насовсем. В груди стянуло, будто кто-то потянул за нитку и укрепил разом все швы, грубо перетянув ткань. Шов за Филю, шов за маму с Дашей, шов за Саню и Ванечку. И самый свежий, белыми нитками: "Он умрет или помощь нужна будет, а ты даже не узнаешь". В кармане штанов требовательно потянуло. Слава нежно погладил грубую джинсу. Ему стало стыдно: отругал девочку, а надо было — себя. Златка добрая, умная, преданная. Она поступила бы правильно, будь на то ее воля. Это ты, пидорас, даже жри Окси детей, не почешешься. Куда тебе развоплощаться? Дома Слава первым делом прошмыгнул в ванную и спрятал кофту на самом дне бельевой корзины. Переоделся, пошерстил в студии, вынул заныканный у батареи сверток из пакета. Постучался к Сане: — Вернулся, псих? Где был? — она уже сидела на чемоданах. Вскинулась, посмотрела обиженно, но не очень. И весело заулыбалась, увидев у Славы пятна на шее. — Говорил же, что провожу. С Наступающим! — поскреб пакет ногтем и протянул ей. Саша взяла сверток, посмотрела вопросительно. — Съездил, подлечил кое-кого. В епархии знают, что я в городе. Накидали заданий на каникулы. Ты открывай! — Слава сел задом наперед на стул возле ее рабочего стола. Положил руки на спинку и довольно щурился, смотря, как тонкие ловкие пальчики жадно раздирают обертку. Кисти, колонковые и синтетические, Санька осмотрела бегло и убрала, задержавшись на огромной, выплавленной вручную цыганской игле. Провела по ней пальцем. Игла запела как струна и повисла в воздухе, подергиваясь в такт движений, как курсор. Когда Саша сжала и разжала руку, со звоном упала на стол. Саша подняла на Славу горящие глаза, он улыбнулся: — Поучись защищаться. Меня всего оберегами обвесила, а сама? — Спасибо. Я посмотрю, как она работает, и свою выкую! Слава вздохнул. С одной стороны, не ограничивать же. Тем более он, считай, старшекурсник на замене. Не нашли пока хорошую ведьму в учители или согласного "оскоромиться" деда из староверов, вот и… А с другой, Саня так не хотела пользоваться готовым, что ударилась в ремесла. А, как известно, пока ты учишь алхимию и ковку, драург качается. — Только не ломай. Сама знаешь — возраст тут в плюс. Санчо, не вредничай. Я и так не бог весть какой Ведьмак, а ты бодаешься! Тебе же нравится драться, так поучись. — Да что я хоть раз сломала?! — когда она это сказала, Слава сложил руки домиком над головой. Саня фыркнула, убрала подарки и достала маленький, сантиметров 7 в диаметре, но сложный ловец снов. Серый, из простых льняных нитей по краю, с частично черными узорами сетки. Украшенный черными, красными и желтыми петушиными перьями. — Красивый. Спасибо! — Слава встал со стула, они обнялись. "Спасибо, маленькая", — повторил он, но уже мысленно. Хорошо, что уезжает. Ей здесь небезопасно, да и времени нет. Свинство, конечно, а что поделать. "Зато, когда ты вернешься, более важных дел у меня уже не будет",— горько подумал Слава. До вокзала и обратно на машине – минут 40. Снова пустая квартира, и слышно, как тикают часы. Посередине напряженной тишины затрещал мобильник. Слава вскинулся, а там только: "Здравствуйте, Вячеслав. Как я помню, вы не собирались к родителям на эти праздники..." Пришли каникулярные. А еще его все-таки хотят видеть в епархии. Слава раздраженно запыхтел, но смягчился, представив, как скрупулезно выбивали это старые больные пальцы на специальном телефоне с большими кнопками. Это тебе не "ок, спс, втф, хз". Знаки препинания, абзацы и красная строка, как у делового письма или настоящего расписания. Даже даты отдельно выведены, чтобы было удобно. И обращение, дед аж на "вы" перешел. Он, похоже, искренне верил, что законы межконфессиональной коммуникации существуют и для техники. Обращался с ней, как с капризной и ранимой чудой. Слава настрочил вежливый ответ: " Здравствуйте! Да, я в городе. Буду немного занят, но пару-другую дел осилю. С Наступающим, Владимир Григорьевич!" Через полчаса пришли сами задания. Через час — "добро". Еще через сколько-то пришли пожелания долгой жизни и мирного неба над головой. Пока он ковырялся с ответными, телефон тренькнул в очередной раз. Слава дописал, жмакнул на новое уведомление и завис. От неопределяемого абонента пришло смс с криво вбитым номером телефона. Руки задрожали. Слава зачем-то перебил номер вручную, путаясь и матерясь шепотом. И, когда затихли гудки, взволнованно позвал: — Привет? *** Дверь квартиры захлопнулась слишком громко, куртка шуршала как из динамика, очки клацнули о стол как челюсти. Мирон пошёл на кухню ради кофе, но присел на стул и залип, собирая обрывки памяти своей и тигра. На выходе с Площади система опознала его как совсем уж далёкого от темы и почти всё потёрла. «Почти» из-за неполадок. Янт урвал больше, хотя тоже маловато. Час ушел на медленный внимательный сбор «паззла». Площадь. Круглый зал размером с небольшое футбольное поле. В центре, под алтарём, на полу выбита базовая пентаграмма. По её окружности – пять стульев, «база» под каждым. Ещё несколько более широких кругов стульев – для тусовок побольше, и ещё побольше. Мирон не помнил количество кругов, форму стульев и форму алтаря. Не помнил стены и потолок. Только то, что сверху светило несколько слабых точечных софитов, дающих каждому предмету и человеку целый букет подвижных теней разного размера и тона, от чего казалось, что среди людей шныряют незримые духи. Пол из чёрного камня с тёмно-красными прожилками, вроде гематита, но менее «зеркальный». Действительно, от края до края – трещина, совсем немного «промазавшая» мимо центрального круга. Действительно, выглядит красиво, как задуманный дизайн. Трещина без «веток», но разной ширины – где-то с волосок, где-то можно ногу сунуть по колено. Внутри прожилок больше, они ярче, почти светятся. Ощущения говорили, что это кровь, и она движется. Очень медленно, глазу не заметить. Разумеется, ощущения тигра – чьи же ещё? Но они слились с сознанием, перешли в яркую галлюцинацию, что под ногами не камень, а кусок чьего-то неумирающего мяса, продолжающего держать связь с остальным телом. Сотни кусков расчлененного гиганта тянуться друг к другу через границы миров и вселенных, заходятся от боли и немого крика: - Верните! Верните! Отдайте! Мирон не помнил, кто его схватил, завёл руки за спину, прижал к полу. Люди окончательно слились, перепутались со своими тенями, чужие голоса заглушили собственные крики. Его умыли и напоили тёплой, дико-солёной водой с илистым привкусом. От неё разболелись голова и желудок, но истерика быстро прошла. Он помнил, что первый раз блеванул в приступе, второй раз от воды. Потом холодный женский голос прошептал на ухо: - Всё хорошо, не волнуйтесь. Так и должно быть в первый раз. Это Дар отвечает на Зов, - голос переместился вверх и обратился к кому-то другому, - Сильный мальчик. - Говна не держим, - голос куратора. – Но, сука, хитрый – пиздец. - Только для тебя это минус, - весело заметила дама, чем вызвала смех нескольких голосов вокруг. Мирон понял, что, не разбуди он янта, всё бы закончилось на первых шагах. Все бы увидели: ничто в «мальчике» ни на что не отвечает. Тогда его в третий раз вывернуло прямо на чьи-то изящные чёрные туфельки. Опять смех. Дальше – провал, но только в памяти. Судя по всему, его привели в порядок. Следующая «картинка» - окончание ритуала. Пятеро с чёрными повязками на глазах привязаны к стульям на внутреннем кругу, трое стоят за их спинами. Куратор и высокая дама в чёрном, похожая на балерину на пенсии, отвечают каждый за двоих. Мирон – за одного. Этот один – дорого, но скромно одетый маленький сухой старичок лет семидесяти, прямой как струна, с надменно поджатыми губами. Ничем не напоминает Карелина. Вообще никакого сходства. Может, губы немного наводят на мысль, что в этом возрасте Славины будут выглядеть примерно так же. За спиной жидкий хор завершает партию о птицах, которые теперь свободны и могут воссоединиться с Истиной. Что требовалось от птиц за помощь в этом деле, вспомнить не удалось, хотя Мирон сам проговаривал часть текста. Когда ножи были приставлены к шеям, один из смертников сорвался. Начал тихо молить о пощаде, всё громче повторять, что у него больная мать и дети, маленькие, двое, пропадут. По странному наитию Мирон нагнулся к своему тихому «подопечному», участливо спросил: - А Вы своих нормально пристроили? Не пропадут? Старик хмыкнул. - Вы их не тронете. Я знаю правила. - Это Вам виднее. Я пока не знаю всех правил. Мирон смутился за свою болтовню. Выпрямился, стал поудобней, настроил руку на движение по первой команде. Дед внезапно разволновался. По-звериному оскалил верхний ряд ненатурально-белых зубов. - Что ты хочешь этим сказать? - Ничего, - шикнул, косясь на остальных. Но никто на него не смотрел. Зато дальше, в нескольких метрах за спиной куратора, Мирон заметил полупрозрачную фигуру-тень. Она «стояла на коленях» над трещиной. Наклонилась, будто пила из ручья. "Подняла голову", побеспокоенная взглядом. Хор дотянул заунывную ноту, грянул: «Нима!» - и самая шумная «птичка» заткнулась, откинув голову назад, выпуская в сторону алтаря фонтан крови. Мирон даже не успел заметить движение руки «балерины». Потом своего первого «отпустил» куратор. Оба перешли к следующим. Заминкой воспользовался старик. Он процедил: «Не надейся, крыса!» - и дёрнулся так, что золотое лезвие разрезало кожу. Мирон быстро полоснул его по горлу как положено, пока никто ничего не заметил. Но дед был уже мёртв – душа улетела с первой каплей крови. Как только всех «отпустили», начало происходить… Что-то с алтарём. Но глаза Наам Дам не отрывались от «тени у ручья». Она поднялась, оказавшись метра три в высоту. Двинулась к людям. А потом янт уснул, потому что где-то снаружи солнце зашло за горизонт. Следующие воспоминания – в машине на обратном пути. Довольный Чумаков распинался, что всё прошло отлично, что Мирон всем скорее понравился, что он молодцом отмазался от приглашения куда-то и теперь может отдыхать. Неделю точно его не тронут. «Бля, какой же я везучий. Если бы всё проходило на час позже… Этот ленивый мешок меха после заката пушками не разбудишь! И никто его не заметил из-за сбоев от трещины, наверное. Если бы я там оказался в «мирное» время…» - он зябко обнял себя за плечи, прислоннился к холодильнику. Ещё накатывали волны жутких ощущений от площади. Далёкие отчаянные вопли – то ли память о своих, то ли… - Всё, хватит! Я вернулся, - встал, взялся готовить кофе, застыл с туркой в руке. – Я-то вернулся. А он перезвонить не обещал. Турка встала на место. Мирон решительно двинул в прихожую, достал из куртки телефон, набрал сообщение по номеру на салфетке, лежащей на пуфе, который утром был свидетелем первых поцелуев. - Как он руку отдернул, когда уходил… Сразу исчез. «Прикрылся» от меня тоже? Противно стало, ещё бы, - смс улетело по адресу. – Если не перезвонит или перезвонит и пошлёт нахуй, то он тоже везучий. Тогда пусть живёт. Но, стоило вернуться на кухню, телефон запиликал мелодию незнакомого номера. - Привет? – поинтересовался Карелин. «Сказочный долбоёб!» - Мирон упал на стул, придавленный облегчением и отчаянием. - Н-наверное… - мотнул головой, взял себя в руки. – Да, я думаю, да. Так… Сразу к делу. Ты знаешь, у кого спросить, где проводит время Забаев? Сегодня можно выловить, если у тебя вечер свободен. Или я позвоню Рестору, у них много общих знакомых. *** — Наверное? — выскочило изо рта, но Слава осекся. Нет, нельзя. Если так сказать, не пустит. — Может, от тебя вместе поедем? Я могу позвонить, но Пчолке доложат. Мы нечасто пересекаемся и то, когда меня деды пошлют. Палево. Если Рестор может тише, лучше он, — отбубнил скороговоркой, получил "добро" и слился. Так ждал, а разговаривать тяжело. Пока носился за ключами и искал кошелек, посмотрел на себя в зеркало: нежно-розовая кофта из мерча gspd, джинсы. Волосы под шапкой правда плохо высохли — пушатся теперь, как у одуванчика. Будь там один Забэ, он бы и не заморачивался. "А второй ласты склеит, пока ты прихорашиваться будешь", — тут же отозвалось пустотой внутри. И вот он одной рукой ковыряется в телефоне, другой дозастегивает куртку. Похлопал себя по карманам, вспомнил про инструкцию к журавлику. Бегло перефоткал страницы на телефон. Доверие доверием, а знать, с чем имеешь дело, нужно. Читать уже поздно, а так хоть что-то. В конце концов, хоть чуде не навредит. Сунул буклет обратно в карман и вышел вон. В машине чуть сиденье не протер, пытаясь понять, правильно ли едут, мечась от окна к окну. Выскочил за квартал. Быстрым шагом, игнорируя слякоть, пропахивая и перепрыгивая Бегловские грязьгробы. Повезло проскочить вслед за каким-то мужиком, но в предбаннике перед парадной пришлось накидывать проникающий морок — иметь дело с консьержкой Слава не имел ни малейшего желания. Потом поднялся в новом бесшумном и до боли медленном, по ощущениям, лифте. Нажал на кнопку звонка и… Он хотел совсем не так: говорить спокойно и по делу, проверять украдкой, приготовился смотреть в оба. А все, что увидел — глухую стену по форме человеческого тела. На тонком плане ни силы, ни самости. Так сильно истрепали? Слава шагнул прямо в нее. Руки потянулись в панике — укрыть, держать, прощупать, будто, если долго обнимать кирпич, он вдруг заговорит. Но нет, не кирпич, пусть и "тоже глина". Теплое, мягкое, у шеи пульс бьется. Шестеренки заскрипели и завертелись. В памяти всплыло вытянутое лицо с белым стеклянным шариком на месте пустой глазницы. И на фоне воодушевленное: "Вам, добрый человек, в ближайшую аптеку за черным углем. Любите вы мне своими обрядовыми примочками стажеров пугать!" Надо же так себя накрутить, чтобы к первым чисткам откатило. — Привет, — утвердительно сказал Слава. Но из рук не выпустил — запятнать сейчас не страшно. Пусть сам гонит, если надо. «Ничего себе! То мы и тронуть не желаем, прах с ног отряхиваем, чуть ли не закапываем порог как кот песочницу. А то получите миниатюру «Алабай чуть дождался хозяина из командировки» – Мирон обеими руками отодвинул Славину голову, строго посмотрел в глаза. - Я тебе что, на самом деле нравлюсь? Ты нормальный? – стянул шапку, пропустил челку через пальцы. Большим пальцем провёл над верхней губой. Улыбнулся. – Будешь волосы с усами отращивать, как звезда 70-х? "Ты меня с утра к каждому столбу ревновал. Мы тогда и потрахаться не успели. А я просто не хочу, чтобы ты сдох, герой тысячеликий, блять. И кто ненормальный?" — открытое, почти детское выражение лица сменилось непроницаемой кошачьей маской. — Прости меня, отче! — Слава страшно выпучил глаза и уставился на Мирона благоговейно, как на икону. — Хотел оставить для Забэ, для устрашения. Думаешь, сбрить? — вот теперь он был спокоен, как и хотел. Потому что бесполезно: рядом или нет, опоенный или нет. Всегда как о кирпичную стену. Мягко стелят — жестко спать. А что ты хотел? В планах даже этого не было. Не сдох бы и слава Богу! — Есть у тебя активированный уголь или минералка? Если нет, напомни, где чай. Надо тебя подлатать немного и подумать, что мы ему напиздим про наше сотрудничество. - Раздевайся. Настало время экскурсий, - хотя «для Забэ» чем-то кольнуло, в целом такой Слава успокаивал. Покривляется, порофлит, что-то скажет по делу - тот самый Гнойный. Может и с магией, но без волшебства. Мирон открыл шкаф, провёл рукой по полкам сверху донизу. – Здесь тёплые вещи, которые можно брать. Шапки, шарфы, перчатки, свитера. Вверху разное для чистки одежды, внизу причиндалы для обуви. Ты замшевых туфель не носишь, но бывает и кроссы надо почистить. Здесь тапки. Зонты. Куртки вот. Если пришел в одну погоду, а уходить надо в другую, можешь тут порыться, твои размеры тоже есть. Когда Слава снял куртку и разулся, Мирон потащил его в ванную. Постучал по дверце справа от зеркала. - Тут всё моё, не трогай. В остальном можешь рыться, использовать как сердце прикажет. Одноразовое, пожалуйста, сразу выбрасывай, - пнул по маленькой урне в углу. Открыл левый шкафчик, указал на верхнюю полку. - Тут, например, всё для бритья. Ну ты личность творческая, своему образу хозяин – сам решай. Заглянули в туалет для указания запасов туалетной бумаги. На кухне сперва выяснили, где полка с чаями, кофе, коньяком и бальзамом, специями и сладостями. - Всё в твоих руках! А здесь, внизу, аптечка. Уголь там есть. Минералка в холодильнике. Ну что, продолжим или нужен?.. – мобила заиграла «шапку» Версуса. – Перерыв. На протяжении всего действия Слава тихонько посмеивался со всхлипами. Ванечка или Миша, наверное, заметили бы, что он не в порядке. Про Саню даже думать страшно. Пришлось бы разговаривать, выяснять отношения. Все-таки у общения с аутистом-солипсистом свои плюсы. Слава прошел всю "экскурсию" и даже похлопал в конце, тоже тихо, больше для жеста, чтобы не мешать. --Алло, Саня? – Мирон вышел в коридор. -- Алло. Если тебе Антон прям срочно нужен, то сегодня он собирался гудеть по клубам. Котят-цыплят наших зазывал некоторых. Они знают два первых места – для встречи в 9 и в 11, - Рестор перечислил названия и адреса. - Куда его занесёт после полуночи, не знает никто. - Спасибо, Санчо, дорогой! Ты уж прости за тот раз – больше не повторится. - Мирон, серьёзно. Нахуй тебе Забэ? Ты же не собираешься у меня за спиной решать про кроссовер или ваш баттл? - Совсем-то за суку не держи меня, ладно? - Не обижайся, я просто не въезжаю… - Там личное. Не про рэп, не про деньги, честное пенсионерское, - Мирон шагал по коридору от кухни к залу и обратно. - Ты соображаешь, как это звучит?! Только попробуйте попасть в полицейские хроники! И у меня нет таких мастериц – фингалы начисто закрашивать! - Ну ма-ам! Ресторатор заржал, но добавил строго. - Завтра перезвоню. Хорошего вечера. - И тебе, - вернулся в кухню, записывая в заметки время и места встреч. - Хо-ро-шо. Куда идти, мы знаем. — Че предпочитаете, хозяйнама? Минералку с сахаром, активированный уголь или чифирь? Минералку и чифирь могу намешать. Можно не сейчас, но дябни на ночь. Тебя, судя по всему, накачали несслабо, а завтра эта ерунда перестанет быть оберегом. Война войной, а диарея всюду лишняя. Когда у ритуальной водички пропадут магические свойства, в силу вступит отравление соленой водой. "А меня ненадолго еще хватит. Если повезет, успею съебаться домой. Буду выть всю ночь в вентиляцию на пару с Дядькой. А если не повезет, в принципе все то же самое, но с боем. Но с чего бы мне не везло? "Красивую вещь" сегодня уже трахали. Мавр сделал свое дело — мавр может уходить. Когда доделает". Мирон молча стоял у стола, продолжая пялиться в телефон. Подмывало набрать куратору и спросить, почему каждый подзаборный колдунишка на глазок определяет, чем таким его напоили на Звёздной, а он сам и близко не в курсе. Похоже, тема «для первого класса» для «одарённого» ещё до деления на «специальности». Когда это он успел проскочить экстерном «первый класс»? — А что будем говорить… - продолжал болтать Слава. - Ну смотри. Я предлагаю ничего конкретного. Пусть сам трактует: или нас послали, или мы сами зачем-то скооперировались, что не совсем по правилам, но бывает. Главное, попутно накидать ему такой хуйни, чтобы, случись ему про нас пиздеть, если и поверят, то поделят натрое. Он налил себе воды и отпил. Слова лезли из горла. — Еще момент. Поскольку тебя накачали, я не смогу сделать тебя вторым центром морока. Придется кастовать всё на область, где будем сидеть. И я даже не уверен, что это сможет кто-то из духов. Все-таки, не зря опаивают перед обрядами. Так что лучше быстрее его допрашивать, если мы не хотим отыгрывать сценку "мы с Тамарой ходим парой". Мирон дёрнул головой, сбрасывая всё несвоевременное. Потом, в тишине, надо будет пробежаться по новым вопросикам. Улыбнулся как смог. - Насчет мороков и прочего такого – расслабься, я всё сделаю. Ты и так сегодня… А у меня на прятки в толпе считай клиентская карточка. Спутанная память собеседников – бонус от фирмы. Будь Антоша настоящий честный христианин, были бы сложности. Но их не будет. Он типа дилер, а не потребитель. Ну, не забудет, просто лыка не свяжет у себя в голове, что мы говорили, что другие люди, что он сам подумал и с бодуна приснилось. Если ещё и хуйни накидать… Пойдём к 11-ти, чтобы все уже надрались немного. - Мирон задумчиво на содержимое холодильника. Вроде бы, и есть хочется, и желудок намекает, что отобьёт любое вторжение. – Чифирь не надо, меня сегодня уже тошнило. Остальное можно, давай. Ну и сам тут… Хозяйничай, в общем. Часа два у нас есть. Я буду в зале. В зал он притащил рюкзак, с ночи так и не разобранный. По-турецки уселся на пушистом чёрном ковре, стал раскладывать перед собой заряженные вещи. Каждая ластилась к рукам, напоминала свою историю, просто глаз радовала. Лучше любой медитации. На палец почти сама по себе скользнула старинная печатка черненого серебра. Две цепочки немного спутались – поспорили. Одна подходит больше, но вторая так давно не «гуляла»… Взять ли что-то «потяжелее»? Нет, вряд ли им грозит настоящая опасность... В такие моменты Мирон почти рад был своей бесталанности – тому, что пришлось собрать эту замечательную коллекцию. Раскрыл длинную тонкую наваху, погладил по спинке лезвия, по медным узорам рукояти. «17-й век, если не наврали. Не похоже, чтобы наврали. А про то, что ты принадлежала…» Тихо засмеялся, припомнив утро. «Надо лучше себя контролировать. А то я ему вывалю про вас про всех. Так нельзя. Человек – штука хрупкая!» *** «Чего я «и так»? Ну чего? Ты же не знаешь, что я лишний час по городу носился»,— недовольство всколыхнулось уже лениво. Настолько, что Слава успел уловить обиду у Мирона в голосе. Отложил мысль на потом, пытался. Она билась в черепной коробке от виска к виску. Пока мешал минералку с сахаром и солью, пока ставил вариться рис, пока брился в странном порыве быть красивым. Для Забэ? Для Мирона? Для себя? Назло? Пока ели: он сам из солидарности, а Мирон в странной отчужденности. Устал, наверное. Ну ничего, это для всех был тяжелый день. Осталось недолго. А мысль билась как прибойная волна, как полоскать зубы, только в мозгах. Пока шли по улице, ехали в машине. В клубе наконец-то отошла на задний план. Слава посмотрел на сгорбленные, кое-как рассаженные фигуры в отдельной нише. Собрались как-то мешки с картошкой на попойку. Полугнилые, полупроросшие, полуплесневелые в полумраке полуподвального помещения. И вроде не большие наркоманы-алкоголики, а какая гнусь. То ли дело Монгол. Ей Богу. — Кали Спера, Кали Никта в хату, пацанва, — позвал Слава. Когда Забаев увидел их с Мироном, его залитая харя приобрела такое по-детски удивленное выражение на грани щенячьего восторга, что Слава на мгновение, но искренне улыбнулся. Да, детка! Счастье есть! А собутыльники даже не почесались. Миро умница, умеет-могёт! Слава вдруг вспомнил, как криво было сработано в деревне – не сравнить. Стало тепло. Он в последний раз посмотрел на щетинистую бороду и жирные от закуси пальцы Забаева. Точно ведь хватать будет, раз налакался. Кадавр неудовлетворенный. Свалив чужие куртки на один стул, освободив себе и Мирону два места напротив дивана с бухариками, плюхнулся в низкий кресло-пуф. Нога на ногу, проехался нечаянно по штанине Забэ, но виду не подал. *** Забаев выдал длинную, оглушительную тираду – какие люди в голливуде, за какие подвиги такая честь его скромной персоне. Хлопал по плечам, Славу ещё по колену. «Корешей так всегда хлопают, ага. Хитрыми поросячьими глазками не в глаза смотрят, а шныряют по всем частям организма. Так между пацанами водится настоящая дружба, - Мирон понял, что не сможет перетянуть на себя внимание с этой заросшей ветряной мельницы. А Карелин уже хохочет, голову закинул. Он любит клоунов, и сам не отстаёт. – Но главный в комнате не тот, кто громче пропердит смешную мелодию, Антоша. Следи за берегами». Забэ попытался представить остальных присутствующих, но те общались на своей волне и только от удара по лицу обратили бы внимание на новых соседей по столику. Мирон как бы шею почесал – благодарно погладил цепочку. Тому, кто в ней живёт, плевать на тёплые чувства, как и на остальные чувства. Платишь – работает. Но всё-таки уже как родной. - А! Чего я пизжу попусту? Штрафные! – подорвался Забаев. - Спасибо, мы сами закажем, - отрезал Мирон. - Обижаешь! Никакого «сами»! Вы – гости за моим столом! - Это стол клуба, Антон. Я не буду тратить деньги твоих фанов, пока свои ещё кормят. - Понял-понял, всё! Великий Оксимирон не пьёт за донаты школьников с Нищего Хайпа. Школьницы через Оксишоп вкуснее наливают, сам бы не отказался. - И правильно, не отказывайся. Я сейчас. Мирон поднялся, направился к бару. Успел услышать за спиной, как Забэ громко и весело шепнул Славе: - А я всегда знал, что ваши без комплексов - умеете ценить выгодные союзы! *** Слава проводил Мирона благодарным взглядом: пить за счет Забэ — хуже не придумаешь. Слушай потом про "золото купит четыре жены" от этого дитя предгорий. Всё забудет с непрогляда, а это запомнит. Мелочная, жадная до внимания падла. — Нам пока далеко до Большого Брата, — Слава подвинулся ближе на мгновение, доверительно заглянул в залитые, опухшие зенки и тут же отодвинулся, откинувшись в кресле. — Наши некоторые ни со своими не ладят, ни с чужими. Вот дед, которого все потеряли. Помнишь, как он вашему Патриарху всю иллюзию похерил? Казус с часами? — Бля, Слава. Ты чей будешь? Че за инсинуации перед посторонними? — сказал и надулся, как курдюк. — Так посторонние отошли. Антоха, я же знаю, что верен ты только пчолке Майе. Ну смешно же было, помнишь? Всю епархию пропесочили, а его и след простыл. Меня по всей области тогда гоняли с кабелями и кадилом наперевес. — А зря! Он же походник, пьяный и помятый пионер-вожатый. Книгу детскую с кем-то сваял, азбуку со сказками. А тогда собрался и усвистал — только его и видели. Пока все с ног сбивались, небось в поезде дцатый километр к Сибири отматывал и выл это свое про Пекин. — Пекин? — Эх ты, мелочь! Это про рестик в одной из сталинок. Там раньше геологи оттягивались, — Забэ аж просиял и снова полез обниматься. На месяц-два всего старше, а хочет казаться дедом. Наверняка сам этих ценных знаний нахватался у чинов выше по епархии. И вот применил! Нашлось где! Впрочем, хорошо, что не тот Пекин. — Эвхаристо пара поли, — Слава повернулся к Мирону, принесшему напитки. — Вот заладил! Слава, скажи тогда что-нибудь ласковое! — Миа мегала хари му! — послушно выдал Слава, так и не отвернувшись от Мирона. — Уу кахба! "Как не по-христиански!" — довольно подумал Слава. — Ваши-то как искали? — он продолжил докапываться. — Да никак. Пока все с прорехой в безопасности носились, его и след простыл. По паспорту не отмечался. *** Возвращаясь, Мирон остановился ненадолго, понаблюдал. В слабом мелькающем свете Слава опять слишком молод. Ещё умудрился так сесть, что скрадывается разница роста даже с коротышкой Забэ. Напоминает цветочного эльфа, как их обычно рисуют в детских книгах. Хочется добавить колпак из колокольчика и острые уши с ладонь или длиннее. Юный фейри в пещере гоблинов. «Если верить старому фольклору, для человека невелика разница, те и те опасны. Хорошо, что я не человек,» - он подошел к столику, поставил в центр два пузыря «Джеймсона». - Они уже начали? Обсудили что-то «между нами, христовыми девочками», пока вражина отлучился? Ну дарю ещё минутку». Вернулся, чтобы подобрать официанта с рюмками, льдом и минералкой, который, разумеется, застрял посреди зала, позабыв, куда и почему шёл. За столиком на официанта все живо отреагировали. Всем было налито, прозвучал тост «за встречу», налито ещё раз. Потом сидевший справа от Забаева бородач увидел кого-то в зале. - Гляньте, кто пришёл! – и ломанулся встречать. За ним остальные «лишние». Мирон не оглянулся. Кто бы там ни был, все канут на баре, на танцполе или за другим столом. - Вы уже про деда говорите? Так что, нашли его пацанов? - Пацанов? – Забаев отвлекся от высматривания в зале, кто же там пришел. - Ну, его 12 апостолов, - Мирон выпил свою вторую, закусил виноградом с огромного блюда фруктов. – Там же один был с криминалом связан или властями. Или не «или». И с нашими. - А, ты об этом, - Антон скрестил руки на груди. Лицо выразило нехилую умственную работу. – Об этом… Кто ж тебе скажет просто так? - То есть всё серьёзно? - Я этого не говорил, - он засмеялся и разлил по третьей. – Расслабься, братишка Окс! Учись вот у нашего Славика – он вообще никогда не напрягается! Поэтому тебя и победил! - приобнял Славу за плечи, - Батолрэп не для зануд! Ты уж прости за прямоту. - Бог простит, - хмыкнул Мирон, - Короче, ты не знаешь. Оно и понятно. - Я-то знаю, будь спокоен. Никаких там властей. Сын большого банкира, ушёл в леса от городской суеты. Сплошь и рядом у золотой молодёжи. Ясен хрен, где бабки, там и бандиты. А где бандиты, там ваши. Но этот даже не старший сын, не наследник. Кому он нужен? - Это да. Кому нужна связка с бабками и бандитами в истории с пропавшими людьми? Смотрю, у тебя не только батолреп, а вся жизнь не для зануд. Видно, поэтому выше майора не лезешь. Чтоб не напрягаться. Мудро! Мирон открыл себе бутылку минералки, хлебнул и продолжил таскать виноград. Он понимал, что не стоит задевать какого-никакого информатора. Но лапа на плече Славы… Почему она всё ещё там, неужели совсем не мешает? Антон уничтожающе зыркнул из-под бровей. Но быстро собрался, ненатурально заржал и спросил Славу почти что на ухо: - Вот как ты с ним общаешься? «Два дебила,— подумал Слава,— нашли перед кем мериться! Мы ж так никогда не закончим». И все же наезд на Мирона задел. Давай, попадья бородатая, расскажи мне с кем ебаться, чем гордиться и когда война. — Он много знает. Мне нравится, дрочу на порнушку с училками сызмальства, — Слава потянулся за бутылкой, мягко отстраняясь от Забэ. Налил сначала ему, потом себе и последнему — Мирону. — И не тебе меня осуждать! Я же с понимаем отношусь к твоей страсти. Так всем и говорю: не ваше дело, где у пчелки жалко, — Слава уличающе глянул из-под бровей, ткнул в сторону Забэ горлышком бутылки и тут же улыбнулся. Никогда не знаешь, что выстрелит: разлитие "по старшинству" и ностальгия, или трепетное мужицкое отношение к своей филейной части. Хвала традициям баттлрепа — победила дружба. Забэ угостился и тоненько захихикал: — Вот ты душный. Пристал с пчелой своей. — Как это "моей"? Ты что, братка! Я бы никогда! — на мгновение стало даже весело, а потом очень грустно. Будто старый друг по даче вырос. Раньше он с замиранием слушал, как ты читаешь стихи, а сам играл на гармошке. И дружили-то от безысходности, как на несильно обитаемом острове, но было весело. А теперь он вырос и таких как ты пришла пора подминать, и стихи ему не вперлись. Но ты пытаешься читать, а он поддакивает на автомате, в душе надеясь, что вдруг станет как раньше. Вдруг ему самому еще что-то в этой жизни правда нужно. И тут же кроет тебя матом, потому что не выходит нихрена. Забэ видимо вштырило: отсмеялся, помолчал. Хотел что-то сказать, но Слава встрял первый: — Сам-то деда ищешь? — С должным усердием делаю вид. И вам лезть не советую в эту дележку. Наши как взбесились: никто не знает, че такого у деда было, но навоображали на Клондайк. Кажется, чего не найдут с ним связанного — разберут по волоску и замаринуют. - Да, жаль, не все такие как ты - просветленные и не амбициозные. Хотя мне лично жаль, что ты такой. Было бы интересно. Как в приключенческом романе – на поиски сокровищ отправляется команда из обычно враждующих кланов… - встрял Мирон. - Это вас двух объединят – книжки сраные! Ты, когда Козлу чёрному жопу целовал, просто по готике угорел? Ктулху фхтагн? А однажды почитаешь про храбрых воинов Света и прибежишь ко мне на исповедь? Так я приму, не сомневайся, всё будет по высшему разряду! – теперь Забэ хохотал весело, даже заразительно. - Не путай, Мирон, друг. Мы не враждуем, у нас тупо разные площадки. Но один хуй свою я не предам ни за какие бабки-цацки. Работать вместе могу только вот – с братом во Христе. А с твоих предложений уссыкаться от счастья не собираюсь. Нет, мы можем ёбнуть кроссовер, но только как противостояние. Хотя тоже не хочется, будет не честно: добро всегда побеждает, а добро – это мы. Ну, по сравнению с вами. Иронично, что и в баттлах мы сейчас – добро. Не обижайся, все это знают, вы знаете. Молодой человек слева от меня знает, только выёбуется много. Но за это мы его и любим, правда? Слава как-то скис и потупился. От этого скис и едкий ответ для «победителя по жизни». Как на яву, перед глазами Мирона прокрутилось «видео»: Забэ орёт своё обычное приветствие-молитву («бессменный, бессмертный, самый охуенный ведущий» – очень даже забавные метафоры для Троицы), объявляет «самый долгожданный баттл последних лет». Камера отъезжает, показывает соперников – Слава и Пиэм, довольные как дети. Оба в мерче RеBеL. Мирон быстро хлопнул стопочку – картинка пропала. Зато к горлу подкатило снизу, резкий привкус желчи перебил все остальные. «В самый подходящий момент, ну сука!» - он глубоко вдохнул, справился с голосом. - Отличный настрой, Антоха, не теряй его пять минут, - сначала вальяжно вышел из-за столика. Но скоро, понадеявшись на «прикрытие», почти бегом рванул к туалетам, зажимая рот. *** Слава подорвался вслед за Мироном, дернулся и замер — на его руку тяжело легла чужая, потная и неприятно теплая. Забэ ухмыльнулся: — Да оставь его, сестра милосердия, мля. Проблюется и придет. — Может, мне тоже надо. — Слава осклабился, — Я, блядь, боюсь представить, что для тебя "во Христе". И кто у вас добро? Кирилл? Так его главные купала – на спине. А на руках не символическая бормотуха. Или ты, может? Как паству наставляешь? Плюй в ближнего, гадь на нижнего? Ешьте плоть мою, только без зубов, пожалуйста? Что за дешевый пафос? — А тебе подавай эксклюзивный? Фирму? Так она не фурычит, Славочка. Желудок слабый и не только. А во Христе мы любим ближнего своего. Не залетных рогатых уебанов, — Забэ ухмыльнулся и пополз вперед, пытаясь придавить жирным телом. Слава толкнул его ногами. Тот схватился за бок, но тут же полез снова. Забэ хватал то за ноги, то за руку, но притянуть или удержать больше одной конечности не мог. Так и пихались, пока Слава рывком не выбросил себя на пуф, где раньше сидел Мирон. Он схватил непочатую бутылку и неуверенно перевернул в руке как биту. Больше ничего не успел. *** Стошнило быстро и «удачно». Организм расслабился, как бы обещая, что в ближайшее время второй заход не планирует. Мирон попил на автомате прихваченной минералки, сполоснул лицо холодной водой. Успокаивающе улыбнулся зеркалу. «Надо с темы соскакивать. Ещё скажет: бегал сочинять ответ, хе... И чего я дёргаюсь, какое мне дело? Он мне в верности не клялся, я не просил. А уж где баттлить хочет… Пусть хоть в дёсны сосутся друг с другом и с Христом своим». В туалет кто-то вошёл, Мирон сразу вышел. И снова: не спеша, потом бегом. Не сообразил, что за резкое движение произошло в нише. Через два шага разглядел: Слава полулежит на диванчике, Забэ навалился сверху, шарит граблёй у него между ног. На ходу Мирон перевернул кольцо печатью на ладонь, назвал имя – за гомоном и музыкой никто не расслышит. Рука до запястья почернела как бархат. В глазах тоже потемнело. К счастью, на подлёте мозги встали на место, заметили, как Слава брыкнулся и почти сбросил с себя «единоверца». - Четыре, - Мирон успел шепнуть кольцу «силу удара», чтобы снять смертельный «по умолчанию». Левой поднял Забаева за шиворот, правой вмазал по морде. Хотел в нос, немного промахнулся. Чернота угольной пылью перелетела с кулака на рожу Забэ, от чего тот получил второй удар как большим невидимым молотком, перевалился через стол, рухнул под ноги компании юных дев. Подергался ещё от нескольких невидимых ударов и затих. Повернув кольцо обратно, Мирон проверил бутылки минералки на столе, сунул в карман худи три неоткрытые. «Почему, сука, «четыре»?! Ему «два» было мало! Если б не радиус… - обернулся, подскочил к Славе, который уже склонился над пострадавшим, водил руками перед его носом. – Охуеть! Если тебе пузо прострелят, будешь стрелку пальчики лечить – отдачей ушибло?!» Схватил Карелина за руку, потащил сквозь собравшуюся толпу. С опозданием, при заминке в гардеробе, до Мирона дошло, что от Забэ в последний момент долетел характерный звук и резко потянуло говном. «Не лечил его, что ли? Ну слава Владыке, не всё потеряно,» - усмехнулся. Как только накинули куртки, снова за руку поволок Славу - на улицу. - И так же всегда, во всём! – Мирон не мог дальше молчать, как только свернули в тёмные дворы. – Только отвернёшься, начинается какое-то блядство! Люди! И чему я вечно удивляюсь? Они ж «по образу и подобию»! Ну а что я тебе говорил, что?! А ты: «дружки, корешки»! У него, у суки, один корешок - в штанах! Тут чего, насквозь не пройти?.. Сплюнул, притормозил, нервно осмотрелся. - А, вон там! – крепче перехватил Славину руку, потянул дальше. На слове "блядство" Слава вздрогнул всем телом и почти отпустил руку. Его в принципе потряхивало, с каждым шагом все больше. Пока наконец в темноте не раздался надрывный, холодный смех и резко затих. — Он тоже был прав. Я же пиздец как за тебя боюсь. Твержу про законы межконфессионалки, а с утра чуть не переметил на нервах, еле опомнился. Сейчас! Я же понимаю, что ничего смертельного от соленой водички быть не может! Но ты бы видел, как это со стороны смотрится! Че, дядь, пойдем сдавать меня в Кащенку? "Вещь" красивая, но, как выяснилось в ходе эксплуатации, "ненормальная", — "красивая" сказал тоже с сарказмом, хоть и без нажима. И снова засмеялся, едва договорив. — Во Христе, во Христе. Бедный, Он такого в себе ничем не заслужил! Какое "добро"? Сейчас, кажется, откроют Гроб Господень, а Он там все еще, и вертится, вертится!,— Слава смеялся тихо, но по нарастающей: все громче и громче, злее и злее. Потом также, но вниз и обратно. Долго, минут 5-7, а по своим ощущениям не меньше получаса. В процессе успел расстегнуть куртку и сначала привалиться к стене, потом сесть прямо в тумбу из-под клумбы. И теперь, понурив голову и всхлипывая, дожидался, пока стихнет смех. Мирон не сразу вкурил, что происходит. Потом дважды поднимал руку для пощечины – и опускал, не в силах отделаться от глупой мысли, что это будет своего рода «непрямой поцелуй», прикосновение двух лиц через одну руку. «Нет уж! Пока с мылом не помою…» Когда Слава сел на коробку-клумбу и немного утих, Мирон залез на соседнюю. Подпрыгнул, раскинув руки. – Хоба! – мелкими прыжками сделал два полных оборота. – Оп, оп, оп! Смотри, я верчусь – и ничего! Остановился – голова таки закружилась. Резко замолчавший Славик пялился в оба. «Всё, что ли? Удивлённые не истерят. Чёрт, не умею я в эти дела…» - спрыгнул на землю, подошел и обнял, погладил волосы. Левой. - Ну вот, и Христу ничего. Он же вас любит? Ради любимых можно и повертеться. Может, не все заслужили, но по заслугам каждый дурак полюбит. А он – бог, он сильнее, умеет больше. Точно больше меня – правда? А я… У меня почти все вещи ненормальные, даже наколки. Я такой, вокруг меня всё такое. Даже мир бракованный. Но кто-то ж его любит, не выбрасывает, не выключает. Вот и я тебя… - осёкся, соображая, что наговорил и как это исправить. – Не в том смысле. Ты нормальный, хороший. Я тебе не хозяин – выбрасывать и выключать. А просто тоже, ну… Хочешь воды? Если ещё холодная… Мирон расстегнулся, достал бутылку минералки, сунул в снег во внутреннем углу клумбы. Взял Славину руку, положил на крышку. - Следи за ней! Сейчас, адрес на двери гляну, такси вызову. Подумай, отвезти тебя домой или ко мне? Твои больше умеют, зато у меня тишина и покой, - натянул на лохматую голову капюшон кофты, потом куртки. – Шапку проебали, да? А я свою и не брал… Ничего, новую в шкафу возьмёшь, в прихожей, ну ты помнишь. Несколько шагов в сторону – до двери парадки – улица и номер дома на месте. Диспетчер такси пообещала: через 15 минут. Слава смотрел на Мирона, как на чудо. Оживший добрый мультик, нарисованный акварелью теплых цветов. Без компьютерной графики, все руками и трудом. Кропотливая работа над каждым мгновением. И эта ожившая сказка протянула к нему свои пиксельно-графитные руки, обняла. Слава затих. Только и решился чуть-чуть тронуть за куртку. Разве можно возюкать по этой красоте таким собой? Он еще позалипал, нервно постукивая по бутылке, собираясь с мыслями, и подал голос: — Моих нет почти никого. Саня сегодня уехала. Миша все намеревался к родственникам или к Ванечке в Москоу, — он потупился себе в руки. — Мне надо помыться и постираться, переодеться. Да и Филя меня потерял, наверное. Если хочешь, давай со мной? Слава попросил искренне, но на отказ только понимающе пожал плечами. Хреновый вышел день. В такси он забился в угол на заднем сидении. Мозг то вылетал, расплываясь черным экраном с белым кодом, то вдруг включался, судорожно пытаясь перезапуститься. Морально готовился остаться один. Но Мирон почему-то не высадил его у дома, а вышел вместе и увязался следом. У порога квартиры Слава слегка заслонил его собой и взял за руку. Дверь открылась, на них пахнуло дядькиным недовольством. На пороге стоял помятый от дневного сна Джигли. — Привет! Наконец-то, блин, — он отступил назад и вбок, пропуская их в квартиру. — Привет, — устало протянул Слава, помогая раздеться Мирону. — Ты чего такой суровый? — Джигли полез в ящики старинной лавки, стоящей в коридоре, достал две пары тапочек. Потрепанных, но чистых, недавно стиранных. Кивнул Мирону. — В какашку наступил. Че по чаю? — Ты меня спрашиваешь? Я пришел, он уже был. Травки какие-то. — Я тебе больше скажу: его я заваривал, просто уже не помню. Думал, может ты пробовал. Не скучайте, — Слава посмотрел на Мирона, как мог ободряюще улыбнулся и смылся в ванную. Джигли перевел взгляд на Мирона: — Он травяной сбор заварил на иван-чае. Будешь? Меня, кстати, Миша зовут. Ты так не напрягайся, у меня завтра в семь поезд в область. Есть суп, курица, баклажаны, — Миша направился было в сторону кухни, но притормозил. — А и! Туалет раздельный, если надо. Курим на балконе. Возьми Славкины "меха", если пойдешь. Серая кофта с подстежкой там на гвоздике. *** Обнять снова не получилось. "Может ему неприятно. Чем я лучше Забаева? Оказался больше "во вкусе"? Но сам - те же яйца в профиль. Подкатил так же - просто полез со своими лапами. Теперь драться кинулся почему – благородно спасать? Ха. Моё не тронь - вот и всё благородство". В машине сел вперёд, нервно выдул две оставшиеся бутылки. Теперь желудок мучился приливами сомнений, в кишечнике просыпался народный бунт. - Чаю. Спасибо, - чай не очень любил, а что такое иван-чай знал только в теории. Понадеялся, что травки помогут ЖКТ определиться, нужна ли срочная очистка, и в какую сторону. Сунул ноги в тапки, накинул "меха", прошмыгнул на балкон мимо грозно подскочившего в кресле кота. Простецкая кофта с подкладкой из белого искусственного меха очень ярко показала разницу размеров. Мирон укутался как ребёнок во взрослое. "Все равно ты мелкий, пиздюк наивный. Есуса он пожалел, хе... Вову Путина пожалей, что бояре ему достались плохие и народ глупый, ленивый, пьющий, вождю не под стать. А может и жалеешь? Большой добрый птенец, - Мирон обнюхал воротник, только потом открыл окно и закурил. - Ну бог твой с тобой, кукушенок. Раз мне достались твои последние дни, постараюсь хотя бы их не портить занудством. Лишь бы меня раньше времени не выстегнули. Тебя тоже сразу найдут и будет совсем швах". Вдали залаяла собака, другая ответила. Фонарей горит мало, легко представить вокруг деревню. "А может частный сектор близко. Эх сейчас бы... " - аж дыхание перехватил от настоящей тоски по выжженой поляне и часовне. - Сейчас бы там нанять какого-нибудь шершня. Или кто пчелок ест. Дёшево и сердито... Завтра сделаем!" Мирон повернулся к большой глиняной пепельнице на внешнем подоконнике окна и застыл. На подоконнике за стеклом сидел кот. Видимо, тот самый Филя. Сидел и пялился. Мирон дружелюбно помахал ему рукой, потянулся к двери - кот тоже к ней сдвинулся, не отводя глаз и не шевеля головой, будто она в таком положении привинчена. Мирон отодвинулся - кот перетек в исходное. - Ты чего, дружище? Я свой, спроси хозяев! - ноль реакции. Мирон схватился за ручку, начал открывать - кот опять метнулся к двери и зашипел, неслышно за стеклом, но очень выразительно. - Да ну нахуй. Скоро съёмки, мне ебло нужно целое, - закурил вторую, прикидывая, как бы позвать этого Мишу, по какому поводу. Не признаваться же, что кот не выпускает. Лай собак был уже близко. Теперь не просто лай, настоящая грызня. Неразборчиво заорал человек, что-то разбилось, кто-то заскулил-заплакал. За спиной по стеклу длинно царапнули. "Ну и райончик, - он заметил, что на вертит печатку. - Отставить! Нельзя приходить в гости и пиздить хозяйского кота!" - Чего застрял? Чай стынет, - из комнаты заглянул весёлый Миша. Кота на окне не было. - Бегу! - Мирон поскорее захлопнул окно, за которым продолжались бои, нырнул в тёплую уютную квартиру, и сразу на кухню, не снимая "мехов". *** Слава разделся, кидая вещи в корзину для белья. Хотелось плеснуть туда виски, который остался в баре, и кинуть спичку. Сжечь там же кожу и волосы, будто сегодня никогда не было. И Славы не было. Был какой-нибудь не Юджин, конечно, но Валентин. Залез в ванну, выкрутил вентиль крана чуть ли не в кипяток. Долго тер себя жесткой щеткой. Плечи, руки, спина, ноги. Даже не поленился достать мочалку для лица. Растерся почти до дыр. Дышал через раз, подолгу "ныряя" под душ с головой. Под конец скорчился на дне ванны, беззвучно рыдая. По крайней мере, не слыша этого сам. Вода и вода. А когда вышел из душа в своем полосатом халате, раскрасневшийся, с яркими натертостями на белой обычно коже и в клубах пара, к нему под ноги тут же полез толстый черный как сажа кот. — Дядюшка! Что, мой гость тут еще? — ласково протянул Слава и поднял его на руки. — Дядь, не ругайся. Я все сделаю как надо. Он сегодня за меня заступился, — кот тяжело и слишком "по-человечески" вздохнул, но ничего не сказал. Только боднул в лицо, тяжело спрыгнул на пол и исчез. — Спасибо, — прошептал Слава одними губами. Ну если привередливый Дядька не брезгует, значит можно дальше быть. Он вышел на кухню и позвал тихо: — Ну ты как? Полегче стало? Подошел к Мирону и с заминкой положил руку на плечо, робко погладил. — Знобит уже, да? Давай я тебе другой сбор заварю отдельно. И вот еще что! — Слава отошел к шкафам. Сначала поставил какое-то пестрое разнотравье завариваться в маленьком стеклянном чайнике с прессом. Потом по две вынул из шкафа и расставил перед Мироном все имеющиеся кружки: восточные формы кувшина с прилагающимся керамическим чайным ситечком, крышкой и личным блюдцем; дешевые, будто из цементной пыли, с принтами всратых старых анекдотов и детских мультиков, походную обитую черной кожей термокружку, кружки с котиками и щенками, с логотипом фирмы, чьи интернетные кабели он раньше протягивал по области, даже ту самую эмалированную с йети. — У меня тут в доме своя "охранная система". Надо, чтобы у тебя здесь было что-то лично твое. Выбери любую кружку, из нее будешь пить только ты. Если кто-то другой, то только с твоего разрешения. И лучше не надо. Распаренного сонного Славика Мирону хотелось заобнимать до смерти. Но согласен ли он? И спрашивать нет смысла, не отмывшись хорошенько от этого слишком долгого дня. - Миша сказал, чтобы ты к нему зашел в комнату по делу, - трижды помытые на кухне руки задумчиво трогали, вертели кружки. Здесь было всё, кроме просто чёрной или просто белой. Но ведь кружка не для домашнего пользования. Значит, должна напоминать маску, которую решено надевать в этом месте. – Слушай… Пиздец неудобно. Но я не очень. Как бы по дороге чего не вышло, хехе... Можно остаться? Теперь я могу в спальнике. Выбрал большую белую кружку в сером вязаном «свитере». Не смотря на кота и странные обстоятельства, в этом доме царило тотальное хюгге. Сопротивляться ему не было ни сил, ни желания. В кухню вошёл большой кот сиамского окраса. Мирон немного поджался к стене. Но этот, похоже, ничего не имел против гостей. Потянулся на полу, оттопырив задницу с бобтейловым хвостом, попытался поточить когти о полу халата Славы, походя боднул ногу Мирона и уселся возле своих пустых мисок, удивленно глядя на людей. - У вас два кота? Второму я не понравился, жалко. — В спальнике? А со мной не ляжешь? — Слава убрал лишние кружки обратно на полку, сполоснул выбранную кипятком из чайника, налил в нее сбор и поставил перед Мироном. — Мы в прошлый раз так по-походному спали, потому что Санька была здесь. Я ей обычно свою комнату уступаю — там стол есть. И кровать есть, двухспальная. Не такой аеродром как у тебя, но все же, Он подошел и погладил Мирона по щеке. Отвлекся на Филю: покатал на руках, слазил в холодильник и вывалил в миску половину жестянной шайбочки корма. — Помой сегодня сам кружку и повесь на крючок. Видишь там, под посудными шкафами, слева от плиты?.. Второго кота ты скорее всего больше не увидишь. Но если вдруг, не трогай его — иди мимо куда шел. - Слава налил себе чая из старого заваренного, сел напротив, подпер щеку рукой, щурясь, глядя в лицо. — В ванной полотенце возьмешь со стиралки. Они там стопочкой чистые. А смену я у Миши возьму или чего там гостевого, ладно? Оно все стиранное, — «Со мной не ляжешь?» - мирону почудилось что-то отчаянно-сладкое, грязно-библейское, из ветхого. О блуднице, открывшей врагу ворота своего города. И город был уничтожен до основания – ночью, подло, через маленькую калитку сердца одной глупой доброй девочки с неудачной судьбой. Одна из блестящих побед избранного народа. Наверное, хороший был город, уютный, со множеством разных кружек, с травяным чаем и вышитыми полотенцами… Прикосновение к щеке разбило воронку, что начала затягивать мысли на дно. Мирон поморгал, словно проснулся и заново увидел Славу. Розовые уши, щёки и нос – можно потрогать губами, узнать, насколько они теплее обычного. Можно! И совсем скоро - в темноте, под одеялом - снова можно обнять и обнюхать. Прямо сейчас можно сгрести в охапку, прижать к столу… Чтобы кошак завидовал, а не наоборот! Мирон вовремя вспомнил цитату из классики: «Парфён Семёныч, куда тебе целоваться-то? Ты же облёваный весь». Весело хмыкнул, уткнулся в свою кружку. - С тобой на кровати намного лучше. Спасибо, - закинул ногу на ногу, чтобы скрыть лишнюю радость. «Пошлая скотина! Вспомни, зачем ты вообще к нему прилип! Некогда расслабляться, со дня на день как накроют обоих – тогда наобнимаетесь, под медным тазом! Кстати. Я же теперь могу себе позволить дорогую охрану. Деревянная лесная чёрная пятница – скидки на всё. Надо подумать, на что бы он согласился». — Спасибо, что остался, — ответил Слава так искренне, что сам стушевался. Принялся крутить в руках один из хвостов пояса халата - У тебя какие планы на завтра? Не хочешь утром по лесу погулять? — Завтра смогу! А на послезавтра у меня дела до вечера, — он устало растёр лицо, встал подошел к Мирону. — Рубит страшно. Иди купайся, я пока с Мишей поговорю и расстелю постель. Утром обсудим все нормально. Тебе как, переодеться в душ принести или ты в комнате? - Давай сразу. Слава кивнул, погладил ласково по затылку, ниже к шее и плечу. Захотелось прислониться, обнять. Поплыл, наклонил было голову, но опомнился. — Все! А то я так на тебе и усну. Невозможно, как медом намазано, — он встрепенулся, чуть сжал плечо напоследок, отлип и решительно направился к Мише, растирая глаза на ходу. Поскребся, услышал: — Заходи! Миша сидел на кровати. Ногами он держал маленький походный рюкзак, куда видимо уже сгрузил одежду и теперь пытался расфасовать гостинцы из города. Судя по выпирающим тут и там углам, больше всего там было последних. — Ты как, нормально? — спросил он Славу. — Да, нормуль уже. Извини, второй раз так влетаем. — Ты к себе домой влетаешь, Славче. О чем речь? Так что у вас теперь, дружите? — Миша отложил особенно невпихуемую коробочку и посмотрел внимательно. — Ты пойми! Я не лезу. Просто вы раньше как-то… — Я не знаю, — Слава перебил его, сгорбился, смотрел чуть исподлобья. — Я не знаю, что у нас. Пока общаемся, потом может будем, может нет. Но пока что-то есть, я хочу вкладываться. По возможности не стучи Ване и Андрюхе, ладно? Какой я еблан доверчивый я всегда успею выслушать. А побыть с ним и поговорить по-человечески, наверное, раз в жизни. — Да ладно-ладно, — Миша заметно стушевался, но собрался, улыбнулся примирительно и похлопал Славу по плечу. — Стучать не буду. Но ты Андрей Андреича то навести. Мы сегодня в городе пересеклись. Вид у него больной. Не сопли, а знаешь, серый он какой-то или бледный. — Я посмотрю, — Слава закивал, — Спасибо, Миш. С Наступающим что ли? — Чтоб Окс стоял и деньги были! — Нахуй иди! Я извиняюсь за эти слова, но иди нахуй! — обнялись. Слава нажелал Мишиной родне всего и сразу как по списку из поздравительной открытки и был таков. Выбрал из гостевых мягкие штаны, тонкую кофту из хлопка с примесью кашемира, которую приперли из сэконда, не померив. Подумал и добавил к прочему теплые вязанные носки — знобит же. А то вон, так в "мехах" везде и ходит, Снежная королева. Перед душем постучал на всякий случай: — Это я с бельишком. - сложил все стопочкой на стиралку и сунул любопытный нос за занавеску, довольно фыркнул, получив брызги воды в лицо. — Трусы мои, если что. Купил не тот размер. Их никто не надевал. Слава залип. На раскрасневшемся от душа лице Мирона ясные голубые глаза казались еще более яркими, а слипшиеся ресницы мультяшными как у диснеевской принцессы. Капли скользили по телу, как бы намекая, где можно погладить. — Красиво, — проговорил ошарашенно, снова получил душем в нос и снова довольно улыбнулся, ушел. В комнате расстелил стоящую у стены высокую двуспальную кровать: зеленое постельное белье с цветами и травами как основа и куча дополнительных подушек. На наволочках где медвежата, где корона, где котики, где колибри на желтом фоне. Повесил халат на крючок, переоделся в легкую серую пижаму и уселся поверх одеяла — ждать. *** «Что, мёдом? Дурак... Я быстро!» – как только Славик вышел, Мирон забежал в туалет. Организм быстро избавился от лишнего и характерно расслабился: главная проблема позади, обработано, теперь только отдыхать. «Может, даже посплю нормально, без подскоков? Попался же лечебный кот, - ломанулся в душ, как на пожар. – Уснёт ещё, будить не охота. Если поспешу, ляжем удобно в обнимку». Пяти минут не прошло как мытьё закончилось. Добавив горячей, Мирон закрыл глаза, провёл рукой по лицу, по шее, представляя, как это будет под чужими пальцами, достаточно ли чисто. «Мылись ли «птицы» перед обрядом? Обязательно ли это? Животных моют… - голос в голове почти чужой. Горячая вода, с напором бьющая по пальцам, напомнила фонтан артериальной крови. – Если бы не эта ебаназия с переворотом и трещиной, то совсем скоро, ночью на маёвку, я бы по расписанию оказался там. Как давно мечтал. И всё. Я бы собирался, вот так стоял в душе и не знал, что это омовение перед гробом. Пришёл бы радостный, подумал нехорошее про других, кому стало бы плохо. А потом – хлоп – очнулся на стуле с повязкой. Как бы я повёл себя?..» В животе снова дёрнулось – от внезапной догадки. Похоже, его старик всполошился, решив, что не знающий всех правил палач собрался запросить права на жертву как на добычу в охоте. Десятина имущества того, кого ты убил своими руками. Вот и дёрнулся, чтобы самому себя убить. Мирон навёл душ на лицо, чтобы не чувствовать, как лицо от стыда краснеет. «Слава Владыке, никто не слышал этого. И обряд сработал как надо всё равно. Но что ж выходит, я всё ещё «девственник», ни одной души своей рукой не выпустил? Если бы узнали…» Постучался и вошёл Слава. Заглянул за шторку. Сказал что-то забавное, или просто его голос так звучал. Мирон только надеялся, что не надо отвечать, - горло как тросом перехватило. Там, на его горле, должен быть широкий уверенный разрез. Чей-то нож – красивый, старинный, любимый, буквально член семьи – должен был напиться из алого фонтана – отсюда. Стечение космически-невероятных обстоятельств не дало случиться. Хорошо это или плохо? Славик слишком похож на галлюцинацию умирающего мозга. Сбывшаяся мечта, которую при жизни почти не осознаёшь. Секунды гибели клеток кажутся днями счастья. «Потом, по логике сна, ничему не удивляясь, я направлюсь в какой-то тёмный тоннель со светом в конце». Слава вышел. Ещё раз с головы до ног Мирон надраился мыльной мочалкой и облился контрастным душем. Даже если это снится, нельзя нести в постель к этому чуду смерть на ладонях. Она не чья-то – одна на всех. Нельзя. Вытерся, оделся, присел на край ванны. Не мытьё, а боль в правой руке через несколько минут до конца сняла с неё неприятную память. Стало понятно, что боль – на зажатом в зубах суставе указательного пальца. «Отлично, и это переварили-обработали. Кажется, - ещё немного просидел, дожидаясь, пока перестанет крупно трясти. – Это уже от облегчения. Всё, почти всё. Это Слава сегодня напугался, а мне безумно повезло. «Безумно» без гиперболы, прямо так. Нечего строить из себя снежинку хрустальную. Дыши, спеши и радуйся!» Слава не спал. Даже не лежал, а сидел. Чудеса. Видно, что глаза слипаются, но немного времени есть. Мирон потянулся как намагниченный – наконец-то целоваться, чёрт возьми. Слава дернулся навстречу и с готовностью обнял. Ответил на поцелуй, второй третий. В перерывах сам лез — целовал в щеки, нос и лоб, едва успевая вздохнуть. Шарил руками по телу: по спине, голове и плечам. Очень хотелось затолкать Мирона под одеяло, сползи чуть ниже подушек и уснуть, уткнувшись поближе к чужой подмышке, но Слава почувствовал нервозность в чужих движениях. День и впрямь был тяжелый у всех. Он в последний раз ответил на поцелуй, сам коротко чмокнул в губы и полез под одеяло, потянув Мирона за собой. — Иди ко мне, — зачем сказал непонятно, но хотелось. Сам лег набок ближе к стенке, Миро уложил рядом и обнял. Принялся гладить по голове и затянул сначала что-то из Алисы, но тут же исправился: — В Ипатьевской слободе по улицам водят коня... — На улицах пьяный бардак, на улицах полный привет. А на нём узда изо льда... - когда Славик открыл рот, чтобы петь дальше или что-то сказать, Мирон прижал палец к его губам. Продолжая напевать, гладил губы, нырял пальцами внутрь. Подтянулся вверх, чтобы Славина голова легла на плечо, чтобы дышать только запахом его волос. Второй припев еле дотянул и провалился в сон под мирное сопение на груди.