***
Хосок понимал, что выводил омегу своим пребыванием здесь. И он вывел его на эмоции, увидел, какой он, когда в стрессе. Пьяный. И холодный. И ему это однозначно не понравилось. Альфа покидает тронный зал самый последний, подзывая к себе Сокджина, что ещё оставался где-то рядом. — Мне нужен сегодня Тэхен в моих покоях. Пригласи его, чтобы он был здесь, как можно быстрее, пока я не разгромил пол дворца, — тихо и спокойно говорит Чон, наводя лёгкий ужас на Кима, который сразу же повинуется и бежит к выходу, передавая слова повелителя страже, что тут же выехала к лагерю гарема сына Дракона. Хосок не нарушал договора с Юнги, но про лагерь ничего не говорилось, как и про проведённые сладкие ночи с его гаремными омегами. Так что, размяв костяшки пальцев, он поднимается в свои покои в окружении стражи и запираясь изнутри, не представляя, что мог выкинуть сейчас абсолютно пьяный Мин, которого было слышно в собственных покоях, пока поднимаешься по лестнице. Этот смех, который он услышал эхом, отложился у Хосока где-то внизу, на глубине его сердца, горящего сердца. Ким тихо стучится в огромные двери спальни и ждёт, немного отойдя, когда ему откроет его сын Дракона. Ему даже не дали времени осмотрется во дворце — сразу же повели в сторону покоев. Его лёгкое одеяние еле прикрывало соблазнительные бёдра, а сам он промёрз до всех костей, пока спешил к своему альфе. — Мой Повелитель, — шепчет в поклоне Тэхен, когда перед ним открываются двери и одной рукой его затягивают в помещение, сразу же захлапывая двери. — Я так рад… — А я как рад, — тихо и возбуждённо рычит Хосок в шею омеге, что сладко пах спелой вишней. Но уже не то. — Ты холоден, как моё сердце… Ложь. Чистой воды ложь. Сердце сына Дракона не может быть холодным, как камень на дне океана. Сердце сына Дракона не может остыть из-за чего-то. Оно будет биться долго, с помощью огня, что было вложено в него, сжигая всё на пути. — Я замёрз, пока спешил к Вам, мой Повелитель, — шепчет Тэхен, позволяя зарыться Хосоку в его ключицы, а сам придерживает его за затылок. — Опусти свои формальности, Тэхен, — альфа уже во всю выцеловывает кожу приятного бронзового оттенка, как у него самого. — Хосок… — шепчет омега, оттягивая волосы старшего. — Я замёрз, позволь мне согреться… — Я тебя в своих объятиях, в своих руках согрею, — не отпускает Чон, прижимая к себе только ближе и широко облизывая ярко выраженные ключицы. — Идём… Подхватив своего вишнёвого мальчика на руки, он идёт в сторону огромной постели с балдахином ярко-алого цвета, расскладывает на ней Тэ и наслаждается тем, как тот аккуратно ножкой ведёт, чтобы прикрыть свои обольстительные места. — Надеюсь, никто не видел и не обращал внимания на эти ножки, — шепчет Хо и присаживается перед постелью, чтобы поцеловать каждый маленький пальчик и согреть ноги в своих руках. Он бы добавил, что иначе этих людей кара ждёт страшная, но… Альфа не хотел признавать сам перед собой, что ради Кима может быть и не сделал этого… Содрав с ближайшего кресла огромное покрывало, он закутывает в него омегу и согревает ещё и в своих объятиях, ведя носом по шее, где должна на венке пульсирующей быть его метка. — Хочешь, прикажу для тебя набрать в купальне ванную с пеной. А я к тебе присоединюсь… — Хосок, я и в твоих объятиях могу быстро согреться, — смеётся Тэ и ведёт своей задницей, чувствуя вставший бугорок, который упирался в его бедро. — Ещё бы, — выдыхает альфа и, не сдержавшись, разматывает Кима, сразу же припадая к его губам, терзая их, упиваясь сладкой вишней, на которых чувствовался привкус алкоголя. Он раздвигает худые ножки и помещается между ними, стараясь не церемониться с одеждой — просто подтягивает одеяние Тэхена до груди, а сам приспускает свои штаны. Ему хотелось прямо сейчас именно одного омегу. Даже времени на подготовку не теряет — Чон сразу же, одним резким и глубоким толчком полностью заполняет младшего, вырывая из его груди глухой стон, наблюдая за тем, как тот в блаженстве закатывает глаза. Он уже кажется таким дико узким, что хочется выдрать его прямо сейчас и очень глубоко, но лишь выцеловывает выступившие слёзы на приятных шоколадных глазах, что в самую глубь смотрели каждый раз. — Господин сегодня очень нетерпеливый, — шепчет через боль Тэхен и молится, чтобы альфа не двигался в нем, пока тот не привыкнет. Молится, что боль скоро пройдёт, ведь не в первый же раз. — Будьте аккуратнее… — Прости, мой сладкий, — целует всё лицо Хосок, замаливая свой грешок на нетерпеливость. Он чувствует, как омега под ним расслабляется, и позволяет себе толкнуться ещё раз, несильно, но ощутимо. Сегодня Чон планирует оторваться на пришедшем выбранном фаворите, вбить в него всю свою злость, которую он успел накопить за моменты раздумий, держать младшего за подбородок и не позволять ему двигаться, пока сам не разрешит. Сегодня в его руках полностью только один омега — и это не Юнги. Только поздним утром, после плотного завтрака, Тэхен покидает покои альфы на свой страх и риск, в сопровождении Сокджина, что шёл за ним словно тень и всё поправлял одеяния, которые путались из-за кривоватой походки младшего, который не отошёл от бурной ночи. Он медленно убирает мешающиеся прядки волос с лица и широко улыбается мимо проходящей слуге, старается запомнить всех. Ведь он первый фаворит сына Дракона, а значит, по большей вероятности, первый его законный муж, который будет нести этот титул. А когда Чон отвоюет себе этот дворец и выкинет нынешнего правителя на улицу пинком под зад, то Тэхен начнёт всем здесь заправлять, а отсюда следует, что ему нужно знать каждого слугу в лицо. Хотя не обязательно. Сокджин хватает его резко за руку, вырывая из своих мыслей и таща в ровно противоположную сторону, когда по всему коридору разносится тёплый и безумно красивый голос. Он не сравниться с голосом Кима, но слух ласкает. — Ким Сокджин, стоять на месте, — Юнги надвигался словно вихрь. И не скажешь, что он вчера вылакал так много вина на голодный желудок. — Да, Господин, — отвечает старший омега и разворачивается, не разрешая это сделать и Тэ. — Доброе утро. Как Вы себя чувствуете? — Почему ты не зашёл ко мне с утра, как и всегда? — спокойно игнорирует вопрос Мин и оглядывает спину Кима. — И кто это? Чон Хосок решил сделать мне подарок-извинение и подарить слугу? — насмехается Юн, складывая руки на груди. А у Тэхена сердце заходится в сильном гуле. «Чон Хосок»? Так без уважения обращаться за спиной к его Повелителю? К его любимому? Да ещё и посчитать его самого каким-то слугой? Сокджин не успевает среагировать, когда младший поворачивается к Юну и говорит: — А ты кто такой, чтобы так к сыну Дракона за его спиной обращаться? — Простите, Господин, он просто не в курсе… — сразу же густо краснеет Ким и пытается заткнуть своей ладонью рот младшему. — Какой ещё Господин?! Ты посмотри на него! Ну же! — Я Мин Юнги, — глухо говорит омега, отводя взгляд в сторону от своих собеседников. Пазл складывался в его голове слишком быстро, что даже мир пошатнулся. — А ты Ким Тэхен, я так понимаю? — Откуда Вы знаете моё имя? — ошарашенно переспрашивает омега, понимая, кто перед ним. — Я много чего знаю, — шепчет Мин, смотря на живот омеги, что стоял на против него. Просторное одеяние. Он и не сомневался. Ким Тэхен действительно ждёт ребёнка от Хосока. И осознание этого факта бьёт под грудь так сильно, что омегу даже качнуло. И он так сильно ненавидит себя за это. Он не может питать к этому альфе, к этому бессовестному, ужасном альфе, чувства. Никаких чувств. Там должно быть абсолютно пусто, но это не так работает. И Юнги бы сказал, что в его хрупком сердце после всех предательств появляется трещина, но он её маскирует, грунтует, чтобы не видно было, и корочкой старается покрыть, ведь улыбается стоит тому, кого выбрал сын Дракона и при этом тому, кто носит его ребёнка. И о чём только Мин мог тогда думать?.. Злость внутри вскипает. Гаремный омега в его дворце. Он окидывает взглядом Тэхена, ещё раз широко улыбается, обходит и идёт в сторону покоев альфы с пустым сердцем, которое холодело от дикой злости.***
— Как ты это, черт возьми, объяснишь? — влетает в чужую спальню Юнги, прикрывая подолы своего одеяния, чтобы выглядеть не настолько разъяренным. — У меня, кажется, дежавю, потому что что-то подобное я уже где-то видел и слышал, — вздыхает Хосок, продолжая проводить по ровной линии подбородка острым лезвием прямо перед огромным зеркалом. Лезвие Чон промывает в маленькой ванночке, а потом протирает об полотенце, что на его обнажённом плече висит. У Мина вновь сердце холодеет только уже от вида спины альфы. Сквозь всю плоть, прямо поверх сильных мышц проходятся белые широкие шрамы. Высечен крест и небольшие инициалы на известном ему языке. «ຖືກຂ້າຕາຍແລະບໍ່ເຄີຍຟື້ນຄືນຊີວິດ.» — Убит и никогда не воскреснет, — озвучивает Юнги, который стоит белее мела, а сам чуть сознание не теряет. — Вот поэтому Сивид? Потому что «Жизнь»? — Потому что жизнь, — кивает Хосок и проводит по подбородку. — Потому что выжившие. Так что Чонгук был вчера прав — не будь эгоистом. Омега даже мысли все свои теряет, он позабыл, зачем вообще пришёл. Перед глазами стоит спина Чона, что исполосана вся глубокими шрамами. — Я знаю про Тэхена, — все же начинает он, поджимая пальцы на ногах в своих лёгких балетках. — Что ты про него знаешь? — ухмыляется Чон, вновь промывая лезвие и через зеркало смотря на омегу, что ещё не отошёл и показывал целую палитру своих эмоций, хотя раньше себе этого не позволял. Думает, что за ним не наблюдают. — Он был в твоих покоях ночью. Здесь пахнет его вишней, — тихо говорит Юн, поднимая глаза и смотря на смятые простыни. — Я тебе сказал, что я думаю, на счёт гарема. — А здесь и не был целый гарем, здесь был только один омега, и он уже покинул дворец по моему приказу. — Я знаю, что он беременный, — выпаливает Лиса, смотря на Хосока, у которого в этот момент лезвие слетает, и он сильно царапает нежную кожу шеи. Его ухмылка гуляет по лицу, а потом он начинает смеяться: — И что это меняет, а, Юнги? Если бы не было Тэхена, ты бы проникся ко мне чувствами? «Я уже, » — в голове отвечает Мин. — Или может быть отменил бы поединок? «Я думал об этом, » — вновь он отвечает в голове. — Или может вообще согласился бы быть на месте Кима? — Я бы ни за что не стал бы гаремным омегой. Я бы лучше сбежал, чем терял честь с каким-то альфой, который этой чести лишил стольких омег, что не пересчитать, — плюётся желчью Юнги, складывая руки на груди. — Омеги не игрушки, чтобы так говорить. Мы такие же, как и вы. И знаешь, что бы изменилось? — вздыхает омега, смотря на капельки крови, что текли по груди Чона. — Я просто хочу тебе напомнить, что в моём мире за измены, не важно чьи, изменнику супруг может отрубить мочку уха и скормить ему её, окровавленную, но зато родную. Видимо, для него этот человек не настолько родной, раз он умудрился сожрать сердце перед тем, как изменить. Так что да, это очень много меняет, — уже шепчет Мин, разворачивась, смея прекратить разговор с сыном Дракона, повернувшись к нему спиной. — И если бы ты когда-нибудь захотел бы иметь со мной дела не только политические, то я бы ни за что не согласился.