***
Глаза вообще не разлепить, слух обостряется, Юнги чувствует, как по его лицу течёт вода, как жжёт глаза и думает только о том, что рыдает навзрыд, даже всхлипывает. — Господин, попробуйте открыть глаза, — тихо говорят ему, и он пробует. С трудом, но разлепляет, оглядывается. Сквозь тёмные шторы, что закрывают проход на балкон старается пробиться солнечный свет. Только в спальне полная тишина, не слышно пения птиц, дыхания тех, кто стоит рядом. — Позовите ко мне Чона, — тихо хрипит омега, присаживаясь на подушках, которые ему поправляют. — Чон Хосока? — Чон Чонгука. Прямо сейчас мне нужен Чонгук.***
Альфа открывает тяжёлые двери, кивая охране, что уже была выстроена перед покоями Мина. Все лица знакомые, даже гадать не стоит, что о его приходе доложат брату. — Юнги? — Чон заходит в комнату, покрытую в полумрак. — Я здесь, — хрипит омега, но этого недостаточно — Чонгук идёт на запах, упирается в чужую постель и присаживается на край. — Почему я? Почему ты позвал меня первым? — тихо спрашивает он, не желая нарушать тишину. Юнги шумит постельным бельем, откидывает от себя всё и кладёт голову прямо на колени альфы, прикрывая глаза и ловя свои новые, свежие слёзы ладонью, что подложил под голову. — Я слышал твой голос, — шепчет омега. — Мне никто не объяснил, что вообще произошло за эти 2 недели, после поединка, но я помню боль и помню твой голос… Я чётко помню запах Хосока и боюсь даже узнавать, что произошло. Я боюсь даже звать его… Младший Чон, отошедший от шока, аккуратно поглаживает Юнги по голове, волосы длинные за ухо убирает, позволяет выплакать слёзы, которые тот льёт от непонимания ситуации. — Расскажи мне, почему я слышал тебя, а не Хосока, почему тогда помню его запах, а не твой. Подскажи мне, что мне делать, потому что ощущение, что внутри я пустой. — Что тебе делать? — усмехается Чонгук. — Начинай жить заново, Юнги. Хотя бы попробуй жить без обид на тех, кто семью твою к гибели привёл, без боли от потери отца, без чувства вины за то, что сделал с папой и братьями. Начинай жить заново, хоть и с прежними устоями, но с новой, обновлённой душой… — В ней явно что-то изменилось, — шепчет Мин. — Я очень хочу, чтобы ты мне всё рассказал, а потом я позову Хосока. Я… «…соскучился…» — чуть не срывается с языка Мина, но он останавливает себя. Глазами голубыми на альфу смотрит и хмурится, принюхиваясь к запаху древесины, чувствуя не родное, не своё, но очень похожее. Чонгук улыбается, читая осознание на лице омеги, пальцем большим слёзы с щёк вытирает и морщинку на лбу разглаживает, медленно губами передвигает, словами играет, чтобы Юнги картину поярче увидел. Но умалчивает про побег омеги из гарема, про то, что им всем рассказал Джин за вчерашним ужином, пока омега отсыпался. Хосока ситуация в шок повергла, он хотел сорваться в свой гарем, порядок наводить, раз они из-под власти Сокджина вырвались. Но вовремя остановили словами, что омега, который поважнее будет, в любой момент позвать его может, а с Чимином они после разберутся. Как и с пропавшим Тэхеном. — Вам алые ошейники лекарь на шею повязал и этот крепкий узел над огнём… — не договаривает Чонгук, глаза на ещё закрытую дверь поднимает и прищуривается, весь напрягаясь. Юнги чувствует это, как слегка дёрнулась рука альфы, пока он убирал прядь волос за его ухо. А ещё чувствует сильный запах гари, но с места не двигается, на дверь круглыми глазами смотрит, словно смерти не боится. Ничего не боится. Деревянная ручка с грохотом от стены отскакивает, когда дверь распахивает Хосок. Его красные глаза горят, а свет из коридора освещает половину комнаты, но не ту, где стоит постель. Обсидиановые волосы поразили Мина, он тихо охает, увидев Чона, что уже сканировал то, как сидят его брат и омега. Глубокий вдох только хуже делает — лёгкие наполняются запахом имбиря, по которому за ночь он успел соскучиться. Всё раннее утро он караулил у дверей, в тонкий аромат внюхивался, по порциями, по расписанию получал, слюни пускал, вспоминая мягкость и нежность кожи омеги. С ума сходил от того факта, что такой драгоценностью вообще можно овладеть. И сейчас дёргается от смешения с запахом древесины. — Почему ты здесь? — тихо спрашивает Хосок. Только голос не спокойствие обычное несёт, а тихий ужас в душе омеги навевает, что он приподнимает голову с колен младшего Чона и даже слегка за спину его прячется, хотя низ живота порхает, всё нутро к альфе с чёрными волосами тянется. — Я его позвал, — шепчет Юнги, но из-за спины альфы не вылезает, всё на лицо завораживающее его смотрит, вглядывается в алые глаза, красотой и глубиной их поражается, прочитать не может. — Почему его? — шепчет Чон, подходя медленно к постели, взгляд не сводя с омеги. — Потому что хотел узнать про то, что произошло. — Почему меня не позвал? — шёпот становится совершенно шелковистым, взгляд смягчается даже, а сам альфа на колени перед постелью присаживается, волка своего успокаивает, мысленно напоминая самому себе, что это его брат рядом с омегой сидит, что доверяет ему. — Я хотел подготовиться перед встречей, — честно отвечает Мин, улыбку даже давить не пытается. — У тебя глаза ярко-голубые, — пытаясь прикрыть собственное восхищение, говорит Хосок, видя улыбку на дне зрачков омеги. — Я буду готов к сегодняшнему ужину. Вдвоём, — кивает Юнги, поглаживая по спине уже Чонгука, расслабляя мышцы напряжённого альфы. — Хорошо, Лиса. Я буду ждать, — улыбается Чон и глаза алые на брата переводит. — А ты идёшь со мной. Намджун и Донук тебя заждались, бессовестный, — шипит на него старший брат и поднимается с колен. Прямо когда оба альфы уже стояли в дверях, Юнги вновь обратил на себя внимание. — Имей в виду, Чон Хосок, за ужином кому-то из нас будет очень тяжело есть, — омега улыбается одним уголком губ, прищуривая лисьи глаза, и наблюдает за тем, как закрывается дверь, что разрывает их зрительную связь с альфой.***
Хосок, как и всегда, приходит немного раньше, разговаривает с Намджуном, который только подошёл, дела гарема пытается уточнить. Но все разговоры прекращаются, когда вниз спускается омега в той самой алой накидке, в которую укутал его Чон, и в белом костюме, приталенном с аккуратными и мелкими кружевами на рукавах, которые видно из-под накидки. Мин присаживается на своё место, смотрит на альфу по правую руку от себя и улыбается уголками губ. Глаза светятся непривычным ярко-голубым, а белоснежные волосы заплетены в косичку по всей голове. Сокджин позаботился и о том, чтобы в сложное плетение вставили мелкие цветочки, что больше напоминали снежинки. — Превосходно выглядите, — улыбается Намджун и слегка кивает, удаляясь из зала, где его уже ждал представитель Чоновского гарема. — Он абсолютно прав. Непривычно видеть тебя таким, — альфа неприкрыто любуется своим собеседником и просит, чтобы им принесли вина и ужин. — Я рад, что мой внешний вид хоть кого-то не отвращает, — качает головой Мин. — Мне бы больше пошёл рыжий цвет, но почему-то именно белый. Какая-то странная из меня Лиса получается, — фыркает он. — Ну, почему же? — Чон поднимает свой взгляд. — Когда я был на одном из походов, то видел белоснежную лисицу. Она настолько сливалась со снегом, что можно было видеть только её глаза. Это удивительно красиво. Но это не сравнится с твоей красотой. — Зубы мне заговариваешь так, что я начинаю сомневаться в том, что здесь Лисицей прозвали именно меня, — цокает омега языком и отпивает из бокала вина. — Кстати, знаешь, почему меня прозвали Лисой? — Насколько мои ребята успели выяснить, это, потому что ты всегда отвечал своему народу так, как отвечали они. И в долгу никогда не оставался. — Вот именно, что я никогда в долгу не оставался. Но не перед тобой. Ты меня спас. А твой брат вытянул меня своим голосом, пока этого не мог сделать ты. И поэтому я даже представления не имею, каким образом я мог бы отплатить Вам. Чтобы той же монетой. — У меня есть идея, но она тебе не понравится. Хосок усмехается, бокал в руках крутит, наблюдает за тем, как омега медленно ест фрукты, как щеки его румянцем мягким наполняются. Он бы эти щеки зацеловал губами сухими своими, заставлял бы кушать омегу так, чтобы щёчки стали более розовые, более явные. Он бы сделал так, чтобы с лица Юнги улыбка нежная не сходила, чтобы при виде альфы она только больше расцветала. — Я думаю, что было бы равносильно и то, если бы меня спас ты. А это получится сделать, если ты, Мин Юнги, станешь моим супругом, подаришь мне детей, но в первую очередь своё сердце, душу, — Чон был спокоен, бокал в сторону отставил, за омегой следил, что каждое слово воспринимал, внутри себя запечатывал. — Ты прекрасно знаешь мой ответ. — Лисы обязаны свой долг вернуть. Я приму его только таким образом. И к тому же… — Хо улыбается и в рот запускает виноград. — Я терпеливый альфа. Готов ждать тебя, пока ты не сдашься. Юнги прыскает в кулак и качает головой с наглости альфы. Только сердце уже неровно бьётся, вниз, как назло, ухает и возвращаться не собирается. Он знает, что вернётся только тогда, когда альфа позволит себе первые шаги не только на словах делать. — Не боишься, что долго ждать тебе придётся? — всё же поднимает свой взгляд Лиса, делает глоток вина. — К тому же мы пришли к тому, что у нас ничья в поединке. Так почему я должен принимать те же условия, что и при твоей победе, Хосок? — Это не совсем так, — лукаво признается альфа. — Когда мы это обговаривали, то договорились, что ты просто станешь моим омегой и присягнешь мне. А сейчас я прошу, чтобы ты стал моим супругом, детей подарил мне. — Но не забывай и про мои условия. — Я не смогу покинуть твои земли. Ты слишком очарователен, чтобы быть настолько далеко от меня, — наигранно тяжело вздыхает Чон и смахивает свою длинную чёлку с лица. — Но мы можем… Юнги не даёт договорить маленький альфа, что врывается в зал с визгом. Он босыми ногами шлёпает по холодному каменному полу, а лук бьётся об его пятки, очевидно делая больно, но маленькому сорванцу на это всё равно. — Хосок-хён! — кричит Донук, подбегая к альфе и хватая его за руку. — Там дядя Сокджин с омегой! Омега весь в крови! — Что? — подскакивает Хосок, всматриваясь в мальчишку и подхватывая его на руки. Но всё равно оказался более медленный, чем Мин, который уже выбегал из зала в сторону двора. Сокджин уже практически на землю осел под весом омеги, подолы платья которого были все в крови от самого живота. Представитель гарема сам еле глаза держал открытыми от усталости и возни с этими омегами, да ещё и солдаты его совершенно не слушали. — Что стоите? — прикрикнул на них выбежавший Юнги, но не заметил ни единого знакомого лица. — Заберите омегу у калфы и отнесите его к лекарю! Почему вы стоите? Мин сбегает со ступенек, спотыкается, носом чуть вниз не летит, но за талию его хватает Хосок, что на руках ещё и мальчишку держит. — Вызовите лекаря в мои покои, — приказывает он, и только тогда солдаты сдвинулось с места в сторону дворца. Юнги крепко на ногах уже стоял, но ощущение было, что в пропасть он медленно падает от совершенно резкого осознания, что его в собственном дворце не слушают. И спальня, что была когда-то свободной, стала уже личными покоями сына Дракона, куда он спокойно водил омег в любом состоянии. А сейчас нёс одного из них на своих же руках. И сознание совсем ненароком помогает картинку дорисовать, как этот же альфа, и Юнги на руках нёс, также в свою спальню. — Неприятно, да? — тихо усмехается Джин, что поднялся на тот же уровень, где стоял Мин. — Безумно, — в ответ слышится лишь шёпот. — Но такие уж альфы правители. Ничего не могут сделать со своей похотью и гаремом. Всё надеятся своего истинного таким образом найти, и гарем потом распустить. Но каждый раз обжигаются, всю ответственность за этих безмозглых омег на представителей перекладывая. Достали они меня уже, — тяжело вздыхает Ким и лоб свой потирает. — Это же был первый фаворит Хосока? Что с ним? — Юнги взгляд свой затуманенный на омегу переводит. — Да, это был Тэхен. Выкидыш у фаворита, а все лекари сюда уехали. Еле довёз мальчишку, — шепчет Джин и на ступеньки присаживается, но Юнги его обратно за руку тянет, подхватывает и ведёт в сторону внутреннего двора, где можно было присесть напротив пруда, что давно уже зацвел. — С чего вдруг у него выкидыш? Там же и животик достаточно большой был, когда я видел его крайний раз, — не понимает Мин. — Знаете, судьба самая злейшая плутовка. Ей не помеха даже чары любви или не родившийся ребёнок, — пожимает плечами Джин. — Вы себе представить не можете, какой они шум мне в гареме навели, что я просто разрываюсь на части! Не удивительно, что судьба сыграла такую злую шутку! — быстро тараторит омега, но его осекают: — Давай без этих формальностей. Не думаю, что они уже нужны, учитывая насколько вы задержались в моем дворце. — Так вот! — продолжает Джин, поворачиваясь к правителю. — Мы договорились с лекарем насчёт дня, когда Вас… Тебя и Хосока вернут в человеческое обличье, но я решил ещё в этот день поехать в гарем, чтобы проверить, как они там. Из-за нервов, что будет с вами двоими, я нос не высовывал из дворца, даже просто погулять не мог сходить… Приезжаю в гарем, проверяю, как они там, вроде, всё нормально. Я наконец выдохнул спокойно и ушёл велить, чтобы готовили лошадей к обратной поездке, — делая голос ниже, говорит Ким, посматривая на омегу. — Оборачиваюсь назад, а тут моего коня по морде стоит поглаживает Чимин, второй фаворит, сразу по нему было заметно, что он чем-то возмущён и даже вдохновлен. Щёки его покраснели, а в глазах блеск стоит. Даже подумал в начале, что это от слёз. Но как же я ошибался! — тяжело вздыхает Сокджин. — После нашего разговора этот мальчишка садится на мою лошадь и на всех парах летит во дворец! Юнги от такого заявления даже сам немного опешил, глазками хлопает и смотрит на старшего омегу, у которого у самого щеки алым горят, а в глазах слезы стоят от эмоций. — Зачем он во дворец собрался? — Их повелителя проверить видите ли! Мол, давненько он никого из них не вызывал и сам не появлялся! Скучает, говорил, — закатывает глаза Джин. — Как он может скучать по альфе, что буквально вызывает его к себе в покои чуть почаще, чем остальных? Ведь Хосок ему даже ни разу в любви не признавался! Как там вообще могут чувства проснуться? — не понимающие вздыхает старший. Он ногу на ногу закидывает, а сам на спинку лавочки деревянной облокачивается. — И что, проверил? — усмехается Юнги, повторяя движения калфы. — Попытался. Его вовремя развернули. Самое интересное и устрашающее ждёт дальше. Пока я отправил, значит, несколько альф за этим мальчишкой, в самой палате гарема поднялся сильный крик. Ну, я и взял ещё нескольких альф и вперёд на звук. А у меня прямо под ногами оказался один из новеньких омег, совсем молоденький мальчишка, который даже Хосока-то и не видел… — В смысле? — Он ещё тёплый был, когда я пришёл, — тихо говорит Джин. — Но там уже реально ничем нельзя было помочь. И самое интересное, что он был убит не просто каким-то ножом, а кинжалом семьи Чон! — Не понял. Как, если все Чоны были здесь, а Хосок чисто физически не мог оказаться в гареме? — Я тоже этого не понял, — вздохает Джин. — Сказал, что даю им 2 дня на то, чтобы признаться, как пройдут эти дни, я сам начну разбираться, а наказание за убийство гаремного омеги будет выбирать сам владелец гарема. Сегодня по идее этот срок и должен был выйти. Как раз гончий приехал, когда Намджун из зала вышел, он мне лошадь и подготовил, помог Тэхена до сюда довести. Омега недовольно встаёт с места и предлагает на кухню пройти, чтобы перекусить и вина выпить, пока там наверху беготня. Он сам устал эту ношу нести на себе и раз выдалась такая возможность, то выльет всю душу другому человеку, лишь бы легче стало. — Пока я вёз на руках Тэхена, что ревел, судьбу проклинал, говорил о том, что сам не заслуживает жить, а не его ребёнок, он рассказал о том, что виноват в смерти того омеги. — Что? — вскрикивает Юнги, подскакивая со своего места, но садится обратно под тяжёлым взглядом старшего. — Он утянул в какую-то из ночей кинжал с эмблемой семьи Чон и хранил его для такого момента. Но признался, что убить хотел совершенно не этого омегу, а кое-кого другого. Но сам факт того, что у него даже мысли такие появились, не позволяют ему находится в гареме сына Жёлтого Дракона. А про то, что его удары увенчались успехом, и говорить даже смысла нет. Он пообещал, что сам всё расскажет Хосоку после того, как восстановится от такой утраты. — Жизнь ему долг вернула. Око за око, жизнь за жизнь, — кивает Юнги, опуская взгляд в стол. — Если ты когда-нибудь захочешь, чтобы у тебя появился ребёнок, даже если не от Хосока, — Сокджин кладёт свою ладонь поверх ладони Мина. — я постараюсь сделать всё, чтобы этот ребёнок родился и ты жил. Юн поднимает взгляд на омегу, что со слезами на глазах улыбался ему. Совершенно также, как улыбался ему отец, от одной улыбки самая настоящая любовь, нежность, забота шла. От одной улыбки появлялось ощущение, что ты вдруг стал действительно кому-то нужен, что ты нашёл того, кому можешь доверять. Даже сердце, что успело упасть вниз и разбиться на мелкие осколки, наконец начало немного собираться, очертания свои получать. Мин понимает, что Джин прекрасно чувствует самый главный страх омеги, то, почему он до сих пор один, почему не хочет рожать никому наследников. Мин боится, что не выживет при родах, не выживет его ребёнок, которого он долгое время под сердцем носить будет. Боится, что судьбу Сынмена и Тэхена повторит, что пополнит ряды тех, кто не смог счастье настоящее ощутить, всё потерял, так и не получив. — Я очень на это надеюсь, — улыбается Юнги и носом шмыгает, потому что ни разу душой не кривит. Совершенно забывает о своих вопросах про Чимина, про Донука. Забывает и про то, что раньше Джина недолюбливал. И забывает про то, что обещал сам себе — не проявлять чувства к Чон Хосоку.