red moon

Хосок убирает с чужого лица локоны тёмных волос и поглаживает по щеке. Совесть и чувство общей потери не позволяли ему покинуть Тэхена, пока он будет точно не уверен, что сейчас всё лучше. И пусть альфа совсем ничего не чувствует к этому нежному омеге, но ком боли застрял в его горле, что даже говорить сил нет. Кихен, лекарь, сообщает Чону, что они потеряли общего ребёнка, но из-за чего, нужно выяснять именно у омеги, соболезнует и удаляется из покоев, напоминая, что Ким должен скоро прийти в себя. Сын Жёлтого Дракона позволяет себе залезть на кровать и положить чужую голову к себе на колени. Он никак не может прекратить гладить совсем ещё маленького парня по лицу, не может поверить, что у них вдвоём действительно произошла такая трагедия, не может даже представить, настолько больно Тэ. Альфа всё слёзы чужие с щёк стирает своими подушечками пальцев, ничего не говорит, по губам сухим языком проводя. Ком с горла всё ниже спускается, создавая в пустой груди ещё более большой комок чистейшей боли. И та самая дыра от разбитого сердца, которое ещё где-то внизу осколками несобранными валяется, заполняется этим невероятно сильным чувством потери. То, что могло стать для него очень драгоценным в один момент испарилось, пока он сам занимался омегой, на которого слюни себе позволял пускать. В полной мере правитель наконец понимает своего младшего брата, который умудрился своего любимого потерять, который узнал, что тот чужого ребёнка под сердцем носил, а на сердце чужое имя было высечено до скончания веков. Только к Тэхену такой любви не было и никогда не будет. Любовь могла родиться, когда его малыш на свет бы появился, в первый раз крикнул, своими ножками маленькими прошёлся по зелёной траве, которую сам бы альфа и посадил, взрастил, в первый раз сказал бы отец и поцеловал его. Тогда бы родилась та самая любовь, чище которой нигде не сыщешь. Но вместо крылатого чувства растёт боль от утраты, потери той самой несбывшейся любви. Тэхен аккуратно перехватывает чужую руку, что на щеке его лежала, и целует её всё со слезами на глазах. — Простите, мой Повелитель, за все мои грехи, за то, что я не смог сберечь то самое, что держал бы меня у Вас. Простите меня за мои грешные мысли и действия, которые я посмел направить на того, кто и вовсе был ни в чем не виноват, совершенно чистейший душой парень был. Простите меня, мой Повелитель, за все мои грехи, за то, что я не смог сберечь то самое, что держало бы меня так близко к Вам. Простите меня… — всё повторял и повторял одни и те же фразы Тэхен, выцеловывая ладони альфы, которые тот и не пытался убрать подальше, остановить весь этот бред. Очень яркая морщинка между бровями появилась, весь груз утраты наружу показывала, затемняя абсолютно все хорошие моменты столь тяжёлой жизни альфы, делая лицо более суровым. — О чём ты вообще говоришь? — хрипит Хосок, опуская глаза на лицо омеги, который слезами уже давился. — Простите меня, мой Повелитель, за все мои грехи, за то, что… — Хватит. Это я уже слышал, — также хрипло говорит альфа, наклоняется ниже к лицу Кима и смотрит ему прямо в глаза своим кровавыми глазами. — О чём ты сейчас говоришь? — голосом ещё ниже чеканит он каждое слово. Тэхен чуть ли не визжит резаным поросенком под таким взглядом, руками тянется к шее Хосока, пытается поцеловать его, а потом новыми слезами взрывается. — От тебя сейчас даже и доли толка нет. Только зря сейчас время потерял. Вместо объяснений твою истерику выслушиваю, — цедит сквозь зубы Чон и пытается оторвать от себя руки омеги, чтобы подняться с постели. — Это ты! — визжит Тэхен, поднимаясь на локтях с кровати, а потом через боль садясь на колени. — Ты во всем виноват! Если бы не твоё такое поведение ничего бы! Ничего бы! Не случилось! — ещё громче визжит Ким, приближаясь к альфе, руками своими тянясь к нему. — Из-за твоего холодного поведения, из-за отсутствия твоих дурацких чувств ко мне, я потерял нашего ребёнка, что был зачат в полной любви, — цедит омега и руками обхватывает крепкую шею, не пытаясь сейчас давить на неё. — Из-за меня же? Нашего ребёнка? В полной любви? — хрипло смеётся Хо и закатывает глаза, ухмыляясь. Тэхен давит на его шею слегка и наклоняется ближе: — Ты меня довёл до безумия, — шепчет омега, облизывая чужие сухие губы. — Довёл до такого состояния. Я так хотел этого ребёнка, все делал, чтобы его сохранить, но твоё отношение ко мне погубило все, — все также шепчет Ким. Хосок даже не думает его действия хоть как-то остановить, терпит небольшое давление на горле, знает, что у омеги сил не хватит, чтобы убить его. — Из-за того, что тебя так давно не было, мне пришлось поругаться с Чимином, а тот ещё говорил, что я глупец. А сам сорвался сюда, но, видимо, не дошёл, — смеётся прямо в лицо Тэ. — И ещё тот пацан, — цокает он. — Надо же было ему мне под руку попасться! Вот и получилось так, что я из-за пояса тот кинжал твой достал и переборщил, — пожимает плечами омега и давит на шею, смотря только на свои пальцы пустым взглядом. — Кто бы мог подумать, что Джин тревогу забьёт во всем гареме, а не просто замнет все это? И кто бы мог подумать, что все эти глупцы ополчатся против меня, — смеётся он и опускает взгляд на подолы своей одежды, что все были в крови насквозь, слёзы смаргивает. — И Чимина там не было, на удивление. Только Минджин. Он и ударил меня самый первый, — всхлипывает Ким, но хватку не ослабляет. — Сначала по лицу меня ударил, а потом повалил на пол и по животу. Ногой, — шепчет он. — Я даже прикрыть его руками не успел, — уже одними губами произносит, руки сильнее сдавливает. А Хосок взгляда с омеги не сводит, рот не открывает, всё со своей болью внутри пытается справиться, но внутри себя её ещё дальше заталкивает, когда мысли стали трезветь от того, что его внутренний волк выть начинает, сообщает о возможной угрозе. Чон перехватывает две тонкие кисти одной своей ладонью и уже нависает над совсем опустошенным омегой. Только что взгляд был совершенно пустой, но за секунду в нём проснулось невероятное безумие. Посмотришь раз — и велика вероятность, что оно и в твою душу заберётся, нити тугие запустит и там поселится, прорастать будет, ехидно посмеиваясь. — Если ты думаешь, что я закрою глаза на всё то, что ты успел сделать в адекватном состоянии из-за потери, — цедит Чон, наклоняясь ниже, когда слышит чужой тихий смех. — То ты очень сильно заблуждаешься и совсем меня не знаешь, — хмыкает он, а потом и вовсе мажет своими губами по чужой щеке, поднимая взгляд на дверь. — У нас с тобой одна потеря и боль на двоих, не преувеличивай. — Ты такой забавный, — смеётся заливисто Ким, когда видит направление взгляда альфы. — Теперь я понял, как со стороны выгляжу. Ты, словно шавка за ним бегаешь, слюни пускаешь, а ему на тебя абсолютно всё равно, — кричит последние слова Тэхен, пока его не вырубают одним ударом по лицу. Хосок безвольное тело одному из альф из стражи передаёт, высказывает указания, а сам обещает, что вернётся, когда омега очнется. Срывается вдоль по коридору, всю свою боль хочет по ковру разбросать, чтобы ноша эта в груди хоть на капельку меньше стала, рвёт и мечет внутри себя, внутреннего волка успокоить никак не может, извивается он, рычит и завывает, места себе найти не может, словно под лапами его пол мраморный обламывается, исчезает. Альфа толкает тяжёлые двери под недоумевающие взгляды стражи и врывается в покои омеги, наблюдает за тем, как он резко останавливается в комнате, и даже рот открывает, чтобы как и всегда возмутиться. — После этого ты можешь снова в меня все свои кинжалы запустить, можешь избить меня, но прямо сейчас мне это безумно нужно, — Чон делает шаг вперёд, когда начинает отступать Юнги. Ещё один шаг вперёд, и он уже совсем близко с омегой, запах его чувствует уже, смакует тихий страх и удивление на языке. Ещё один шаг, и Хо заключает в объятиях младшего, прижимает к себе поближе и носом утыкается в чужую макушку, ярким запахом имбиря наслаждается. И сейчас его ощущения совсем другие, нежели в первые разы. Сейчас он поддержки ищет, тепла, ищет способ, как успокоить внутреннего волка. И находит. Волк внутри Чона наконец замолкает, страх пропадает, а сам он послушно возвращается на своё место. И те самые осколки от сердца альфы наконец в более большие кусочки собираются, обещают, что скоро единым сердцем станут, вновь заставят его чувствовать терпкую и горячую любовь, снова напомнит, что такое боль от этой самой любви, напомнит, что в сердце и ревность может поселиться. Хосок наконец позволяет себе полной грудью вздохнуть, откинуть зарождающуюся боль внутри себя как можно дальше, почувствовать нежность, когда омега неловко хлопает его по спине после своих неудачных попыток вырваться. — У тебя всё хорошо? — вдруг хрипит Юнги, уже поглаживая альфу по спине. — Нет. У меня совсем не всё хорошо, но уже лучше. Я сейчас ещё немного… И пойду дальше разбираться с этим "нехорошо" . — А что будет с тем омегой? — Он сам за себя решит, что с ним будет, — Чон наклоняется к чужому уху губами и целует за ним. — Спасибо, что помог мне справиться с моим волком. Он вновь отдаляется, пряча свои яркие красные глаза и уходит прочь из спальни. Туда, где ждёт его ещё большая боль, разочарование. Оставляет стоять Юнги в полном смятении от того, что он себе позволил. Омега неловко пальцы переминает между друг другом и смотрит на закрытые двери в полной темноте. Когда он был совсем близко, сердце перестало биться, словно чужое заставляло ритм бешеный перенять. Когда он был совсем близко, его лёгкие были переполнены запахом гари, а сейчас там только запах дыма, что практически выветрился. — Как я мог себе это позволить? Что за странное чувство внутри? — шепчет Мин, присаживаясь на корточки рядом со своей постелью, кулаком в грудь себя бьёт, слезами собственными душит себя. — Что это?

***

С перевязанными сзади руками Тэхен сидел на стуле, вглядываясь в небо, которое видел прямо из окна спальни. С ним не церемонились — очнулся он уже связанным. Рядом с ним ходили туда и обратно двое альф, а третий уместился в самом углу и, не отрываясь, наблюдал за омегой, сканировал его, табун мурашек таким тяжёлым взглядом вызывал. Но это не сравнится с тем, что он почувствовал, когда в покои зашёл Хосок. Вот его взгляд точно ранит, заставляет кожу лопаться под тяжестью, и кровь течь по новым и новым трещинкам. Одним только взглядом он просит, чтобы ему поставили стул перед Кимом, и присаживается на него. — А теперь медленно, чётко и ясно ещё раз объясняешь мне, что произошло. Каждый свой шаг прямо сейчас мне должен рассказать, — цедит сквозь зубы Чон, наклоняясь ближе к парнишке. И тот выдаёт. Абсолютно всё. Каждый свой шаг, каждую свою грешную мысль. Выдаёт, заставляет сожрать каждое слово обвинение, заставляет этой виной подавиться Хосока. Не смотрит ему в глаза, потому что знает, что не выдержит — вновь замолчит. Не знает, какой бес его попутал, зачем в свои оковы ревности схватил. Слёзы глотает, пока говорил про ребёнка, про то, как оберегал его до последнего, как прикрывал живот, когда Чимин его толкал. Он рыдает и дальше, пока Хосок по спине его гладит, крепче к себе прижимает, позволяя мочить его одежду горькими слезами. Потому что даже у самого ужасного Монстра что-то да сожмется где-то внутри, заставит руки омеге развязать и к себе прижать. Чон шепчет слова несвязные, чтобы эту боль и себе немного собрать, чтобы не так худо было омеге, что натворил дел. Сокджин, которого позвали уже под конец диалога, неловко жмётся в дверях, пока Чон не приглашает его присесть и не пересаживает Тэхена обратно на стул, приказывая вытирать слезы. — Как я уже говорил, я не позволю, чтобы в гареме, который носит моё имя, происходил такой беспредел, чтобы его виновники оставались безнаказанными. Поэтому… — Хосок встаёт с места и хрустит своими пальцами, немного задумываясь. — Сокджин, Ким Тэхен лишается звания первого фаворита сына Жёлтого Дракона, также за столь унизительно поведение для наложника, он покидает гарем. С завтрашнего дня, Тэхен, ты будешь обычным служителем во дворце Хака, раз тебе тут так понравилось. Ты же со всеми познакомился тут уже, да? — хмыкает альфа, которому обо всём давным-давно доложили. — Несмотря на то, что ты выходец из гарема и омега, к тебе будут приниматься абсолютно те же меры, что и ко всем служащим как и в моем дворце. Я не знаю, как устроено всё в Хаке, но, поверь, я поручусь, чтобы за тобой внимательно следили. За каждое неповиновение — 5 ударов розгами. Перед всеми, — сухо говорит Хо и кровавыми глазами, ненасытившимися, смотрит на Тэхена, что пустым взглядом пол под своими ногами рассматривает. — А сейчас, Сокджин, проследи, чтобы Ким Тэхену провели все водные процедуры и уложили отдыхать. Ему нужно восстановиться после этого тяжёлого дня. И пусть за ним будет наблюдать лекарь, не хочу, чтобы от такого красивого личика ничего не осталось, — наигранно нахально усмехается альфа. Он крайний раз бросает взгляд на омегу, что буквально сегодня ещё носил его ребёнка у себя под сердцем, что мог подарить ему счастье, но сам же всё испоганил. И Чон свято верит, что он здесь совсем ни при чём, его вины нет. Ким прекрасно знал о жизни в гареме, знал, что, если он чаще всех бывает в постели Повелителя, это ещё ничего не значит, пока он не станет носить метку этого альфы. «Просто он ещё слишком мал и глуп для этого мира. Слишком наивен, слишком привязывается. Не нужно было ему даже мысли допускать, что у нас что-то могло получиться в плане любви, » — повторяет сам себе сын Жёлтого Дракона, покидая спальню и слыша душераздирающий крик. Ведь он не виноват, что совсем маленький Ким Тэхен привязался, полюбил, позволил сердце своё отдать, как оказалось, в совершенно не надёжные руки. Не виноват в том, что дал надежду, которую сам же и растоптал, выбросил под ноги тому, кто ему доверял. Грустная история мальчика, который всю жизнь обречён прожить в полном одиночестве. Которого окружали псевдо-любовью всю жизнь, а после и вовсе выкинули, позволив совсем немного поиграть во взрослую жизнь и даже немного Бога.

***

Накручивая на пальцы короткие локоны волос Донука, Хосок наблюдал за тем, как тренируется его младший брат, что от усилий уже вовсю краснел, и даже темнота не могла этого скрыть. — Следи внимательнее за ногами, — сухо командует старший Чон, приподнимая подбородок и щурясь. — Не расставляй их слишком широко, это тебе ничего не даёт, когда нападаешь. — Понял, — злится Чонгук, которого порядком уже заебали командования старшего брата. — Не злись, — хрипло смеётся Хосок, подкидывая в сторону брата зелёное яблоко, которое тот с лёгкостью разрезает. — Мои советы помогут тебе в бою, когда ты решишь расширить границы свои. — Знаю, но ты меня раздражаешь. — Знаю, — улыбается Хо и прижимает поближе к себе Донука, заснувшего на его коленях. — Давай закругляться. Мелкий уже отрубился, а здесь уже скоро вообще ничего видно не будет. — Тебе совсем не жалко Тэхена, раз ты его уже завтра на тяжёлую работу отправляешь? — Жалко было бы, если бы я ему ещё руку правую отрубил. А эти мысли у меня были. Он получит по заслугам, хотя правило око за око уже сработало, только не на него, а на наше общее счастье, — хмыкает Хосок, поднимаясь с земли. — Так что нет смысла жалеть его сейчас. — А мне его жаль. — И что ты тогда предлагаешь? Обратно в гарем его отправить, чтобы он на свою больную голову и ревность мне там и дальше все крушил? — Хотя бы дать ему время восстановиться после всего этого, после потери ребёнка. — Успеет ещё, поверь. — В гробу? — совсем невесело усмехается Чонгук, заходя во дворец вместе с братом. — Этот парнишка хоть и глуп, но он переживёт нас всех точно, — смеётся Хосок. — Хотелось бы верить. — Дуракам везёт, Чонгук. Но я всё же хотел бы надеяться, что у этого парнишки помимо красивого лица, хоть капелька мудрости появится. Оба Сына Жёлтого Дракона поднимаются наверх, укладывают маленького альфу в постель и расходятся по своим покоям — кто-то крепко спать после тренировки, а кто-то лежать и смотреть на расписанный потолок, сжимая кулак с левой стороны груди, чтобы сконцентрировать все свои чувства там.

***

До гарема, что так и находился в окрестностях Хака, очень быстро дошли слухи о том, что Тэхен всё же лишился ребёнка и остаётся во дворце. Одни думали, что Повелитель теперь сделает его своим мужем, и они приложат максимальные усилия, чтобы у них всё-таки родился ребёнок, другие же думали и даже слышали, что Кима лишили звания первого фаворита и выгнали с позором из гарема за открытое убийство. Минджина также вызвали во дворец буквально на следующий день, а вернулся он уже к обеду — весь в свежих ранах от розг и без мизинца на левой руке.  Так Чон Хосок достаточно доступно показал и объяснил омегам своё место. Чимин ходил возле своих покоев по сухой от дневной жары траве и читал длинную молитву, чтобы всё наладилось, чтобы Повелитель пощадил его и не вернул в гарем в таком же состоянии, что и Минджина. Ему уже сообщили о том, что через несколько минут они поедут во дворец к Чон Хосоку, по его приказу. Омега неловко пальчики переминал, нервы пытался успокоить, но с каждым шагом всё хуже — до боли в животе. Сзади него останавливается альфа, который тихо его откликает и помогает ему через некоторое время взобраться на коня. С того самого случая Чимину запретили передвигаться на лошадях в одиночку, поэтому он сидит придавленный между шеей коня и бёдрами совершенно незнакомого альфы, который очень горел исправить данное положение. Омега только голову выше задирает и, не спросив, ускоряет коня, обещает сам себе, что обязательно об этом альфе доложит и Сокджину-калфе и Повелителю. В покоях его уже ждёт Чон Хосок в неплохом расположении духа после совсем немного пролитой крови. Он специально попросил заранее Сокджина выехать вместе с Лисой в город, проверить, как его ребята помогают улицы и дома восстановить, а сам Минджином занимался вместе с Намджуном. Сейчас, лёжа на постели в одних только штанах, он насвистывал какую-то мелодию, которую услышал на улицах Сеу. Чимин плавно прокрадывается в спальню и остаётся стоять в дверях, не говоря ни слова. — Ну что ж… — ухмыляется альфа. — Пришло время и с тобой разобраться. Чон присаживается на постели повыше и приглашающим жестом указывает на свои бёдра. Омега даже не смеет отказываться, виляя задницей подходит к старшему и присаживается. — Понравилось то, в каком состоянии приехал в гарем Минджин? — соблазнительно, словно Дьявол, шепчет Хосок, пальцами своими чужую плоть мнет, отрицательный ответ получает и ухмыляется. — Тогда, надеюсь, ты понимаешь, что лучше мне всё рассказать сразу, а не делать так, чтобы я из тебя послушного мальчика лепил. Чимин слабо кивает головой и опускает свой взгляд на обнаженную грудь альфы, которую бурными ночами он сам окрашивал в кровавые царапинки. — Я жду, — низко говорит Хосок, бедра мальчишки гладит, внутреннего волка даже не пытается успокаивать. Стоило только капле крови коснуться его кожи, как у волка Чона ошейник слетел, свободу он почувствовал и уже не знает, как остановиться. Ещё и Юнги, как назло рядом нет, сам ведь в город его отправил, но даже просто в запахе, в лёгком аромате имбиря, альфа находил то, что могло его успокоить и взбудоражить одновременно, что могло переключить его. Мозги уже плывут от полыхающей внутри него боли, он сам не находит себе оправдания, но обещает, что успокоится, когда Лису завидет. — Мой Повелитель, из-за Вашего долгого отсутствия… Из-за моего желания увидеть Вас, я сорвался и решил, что должен сделать это прямо тогда, когда я захотел, — тихо и виновато говорит Чимин. Только острый слух Хосока сразу слышит эту наигранность в интонации. — Про это я уже в курсе. Давай дальше, — также наигранно ласково говорит и альфа, до синяков сжимая чужие ягодицы. — Я толкнул Тэхена. — Уже ближе. Хосок одними мыслями здесь, расспрашивает омегу, жмёт его ягодицы, возбуждение трется о них и мечтает о том, как всю дурь из Пака выбьет, как будет стонами наслаждаться, а потом и видом того, как красивые пухлые губы вокруг члена его будут. А другими мыслями он во вчерашнем дне, вновь ту боль от потери переживает, хотя не успел прикипеть сердцем к дитя, что было под чужим сердцем с его именем, вспоминает тепло быстрых объятий и тревожный голос омеги, чьё имя уже однозначно на его сердце, на его каждом органе, все ему принадлежит. Сам не понимает, как от желания убить Лису он перешёл к желанию видеть его улыбку, чувствовать запах и тепло в объятиях, с ума с этого сходит и пытается вспомнить этот переломный момент. — Тэхен говорил о том, что он очень соскучился по Вам, а я ему решил напомнить, что Вы не можете следить за всеми нами и сейчас у Вас важные дела, — мямлит Пак, за что получает шлепок по ягодице. — Дальше. — Мы начали ругаться. Я ещё раз осознал, что он ещё маленький мальчишка, который не достоин быть рядом с таким могущественным альфой как наш Повелитель, — чётче уже говорит Чимин и пухленькими пальчиками водит круги по чужой груди. — И, когда он очень сильно меня разозлил своими словами, я толкнул его, но не думал, что он упадёт. Поэтому распереживался и решил поехать к Вам, мой Повелитель, — смотря в глаза Хосоку, Чим закусывает губу. Кровавый взгляд впивается в его шоколадные, читая в них наигранное раскаяние и открытую похоть. Слушает совсем тихий скулеж от того, что пальцы альфы поглаживают напряженное колечко мышц, проникают в него с лёгкостью из-за природной смазки. — Ты сладко пахнешь цветущей яблоней, — ухмыляется Хосок. — Только за это я тебе прощу твой проступок, — он вытаскивает свои пальцы и заставляет их облизнуть омегу. Сильнее вжимает Пака в себя, имитирует пару толчков в него, «случайно» пару раз задевает и возбуждение омеги, смотрит на него пустым взглядом совершенно без улыбки и ухмылки: — А теперь можешь быть свободен.