***
В тронном зале собираются альфы из Совета, что съехались в одном месте ради обсуждения организации Академии для омег и нового набора альф на службу и обучение, а также новых союзов с союзниками Сивида. Юнги шёл по длинному коридору под внимательные взгляды охраны, когда его перехватывают за локоть и утягивают в тёмный угол. Достаточно лишь одного движения, чтобы обнажить кинжал и подставить его к горлу обидчика, что к себе же талию прижимал и улыбался ласково. — Такого омегу никогда не страшно одного оставить, но я даже этого не допущу, — голодно облизывается Хосок, не обращая внимания на приставленный кинжал. — Господин Чон, почему Вы по углам тёмным бродите, а не к своему супругу сразу же пошли? — без тени улыбки говорит Мин, кинжал не убирая. — Да вот по тёмным углам и брожу, чтобы супруга своего занятого выловить. Как из покоев вышел, так сразу на поиски любви своей направился, — усмехается Хосок, наклоняется ниже, заставляя оружие убрать подальше. — Раз в полном здравии, так почему же делами не займетесь, как Ваш супруг? Нужно ещё бумаги подписать о слиянии Сивида и Хуачая, чтобы на потом не оставлять, преемника во главе Сивида назначить, чтобы вместе с супругом в Хаке быть почаще. — Всё будет, я ведь уж в полном здравии, — кивает альфа. — Сначала только у своего супруга поцелуй я выпрошу, чтобы день начать хорошо… — Вам доступны поцелуи супруга в любое время суток, даже просить не надо, — тихо смеётся наконец Юнги, сводя с ума мужа, притягивает его и слова свои поцелуем подтверждает, закрепляет, печать ставит особенную. — Мне уже пора, Тхихак (ທີ່ຮັກ — любовь моя), — шепчет он в губы влажные. — Я сейчас буду выдвигаться в Сивид. Думаю, это всё займёт у меня дня 2-3. Дождёшься, супруг? — усмехается Хосок, поглаживая щеку омеги. — В работе и заботах закопаюсь, лишь бы о Вас не вспоминать и не скучать. — Даже обидно как-то такое слышать, — возмущённо прыскает альфа и оставляет ещё один поцелуй на излюбленных губах. Юнги первый выныривает из-за угла и поправляет свои одеяния. Он знает прекрасно, что Чон вернётся домой, в Хак, туда, где его супруг им же меченый находится. Для него теперь Юнги будет самым главным якорем в жизни, тем, к кому стоит возвращаться. Мин спускается в тронный зал, где уже все собрались в ожидании начала. Он сразу же переходит к делу, как только входит в помещение. — Что там с обустройством канав и, собственно, схемы канализации? — В Хаке всё просто превосходно идёт. Люди ответственно подходят к этой системе, — отвечает один альфа, что сидел по правую руку от Юна. — Отлично, тогда медленно начинаем распространять эту схему дальше, — кивает правитель и пальцем указывает определённые города, что были близко к столице. — Начнём с этих городов. Если там приживется также хорошо, то продолжаем по кругам дальше. Выполнять. Юнги осматривает ещё раз карту и отмечает в ближайших городах галочками нужные места. — Где я отметил цветом, будьте добры осмотреть местность и подготовить её к постройке новых учебных учреждений. Средства на постройку возьмём с моих личных сбережений. Выполнять, жду отчёт. — А что нам делать с Академией для омег? — раздаётся где-то голос. — Ким Сокджин сегодня утром уже осмотрел помещение и распределил нужды, не Ваша эта забота, — отвечают неизвестному. — Так, хорошо. Что у нас с урожаем? Начался сбор фруктов уже? — спрашивает самое главное Юн. — Да, мой Повелитель, он уже начался, как и передача ещё не спелых фруктов в другие страны. — Что с поступлением новых тканей? Вы, вроде, говорили, что начинаются какие-то проблемы с Перью? — Нет, поставки стали постоянными, на тот момент у них были просто проблемы с шелком. — Принято, — кивает Юнги и отвлекается на подошедшего Соджуна, что сообщил о желании Джина об уединении. — Соджун останется здесь, Вы продолжите обсуждение. Джин замечает правителя, подходящего к той самой скамейке, на которой не раз они уже обсуждали дела свои сердечные, к душе, что прикипели. Замечает его и заметно нервничает. Да, для него разговор будет тяжёлым, как бы ему самому не хотелось, но признаться точно нужно. Нельзя так долго скрывать очень важный аспект своей личной жизни от правителя государства, в котором живёшь и ныне уже служишь. — Всё так официально, даже уединение запросил, — усмехается младший омега, присаживаясь на скамейку. — Да, это так. Разговор серьёзный, так что и подхода серьёзного требует. — Тогда я понял, — совершенно без насмешки подтверждает Юнги, складывает руки на коленях, спину заметно выпрямляется, наблюдая за тем, как жмётся, буквально в размерах меньше становится Ким Сокджин. Тот самый Сокджин, что выглядит сильнейшим омегой на всем свете, что столько всего пережил, такого количества воды отравленной хлебнул, что страшно, кровь в жилах собственных стынет. И для Мина в новинку видеть его таким — с неловкими движениями, бегающими глазами. — Мой Повелитель, — начинает Джин, но, увидев, как дёрнулся собеседник, исправляется: — Юнги… Мальчик мой, я сейчас должен тебе кое о чём рассказать и, честно, я даже представить себе не могу, как ты воспримешь эту мысль, эти слова, эту ситуацию. Я не знаю, какие правила есть у тебя на родине, пока не изучил, поэтому, если есть на сей счёт, то, надеюсь, что ты судить будешь меня по всей строгости и справедливости. Мин берёт ладони старшего в свои, крепко сжимает, согревая их, потому что от нервов совсем побелели, как и сам Джин. — Совсем недавно, пока мы все были заняты вашей свадьбой, у меня кое-что приключилось. Ты знаешь, что я с братьями Чон и Кимом уже много лет вместе. Знаешь, что я их сам в кроватку укладывал, на занятия отправлял, вместе с ними приёмами обучался и жизнь узнавал. И всегда они были рядом. Мне сейчас уже 5 десяток идёт, всего 44 года, но для многих омег в этом возрасте уже дурно не иметь супруга и детей. Не иметь хотя бы любимого человека, — одними губами шепчет Сокджин и брови к переносице сводит. — А у меня все это время, вроде как, был. Перед глазами каждый миг находился… Юнги напрягается всем телом, даже не зная, чего он хочет и никогда бы не хотел услышать. Не может быть чего-то такого. Не может же быть? — Юнги, мои отношения с Намджуном вышли на совершенно другой уровень. И мне жаль, что мы родились с ним в разное время, что между нами такая разница. Что даже с ней, наши души переплетены нитью судьбы. Мне очень жаль, что я не могу ничего поделать со своими чувствами, что росли во мне долгие года, которые я тщетно пытался убить ещё в зародыше. Мне правда так жаль, но я готов… — Сокджин шмыгает носом, тянется своей ладонью, чтобы нос и слёзы вытереть, но Юнги их к себе ближе притягивает, губами запястий касается, взгляда со старшего не сводит. Никаких ведь слов не нужно, чтобы все показать и сказать. — Ты не должен извиняться, плакать и переживать из-за этого. На моей родине нет таких запретов во взрослом возрасте, к тому же ты его знаешь слишком хорошо, ваши чувства и отношения были предначертаны. Но, Сокджин, если они заставляют тебя плакать и переживать, то нужны ли тебе такие отношения? Если мысли о них, сеют в твоей душе сомнения и терзания, то нужны ли они тебе? — Юнги сам тянется к чужому красивому лицу, вытирает слёзы. Когда на омегу смотришь, ни за что не скажешь, что ему больше 25 — настолько молодо он выглядит. — Подумай об этом, Сокджин. Я не хочу, чтобы тяжёлые мысли сжирали тебя изнутри. Можно сказать, что это приказ для тебя. Младший омега усмехается и поднимается со своего места, под наблюдением красных глаз Кима. Теперь Юн осозновал ту нервозность, с которой его встретили — Сокджин боялся, что его не признают, не поймут, не примут. — Если ты желаешь, то можем вместе пройтись по саду. Можем даже до самой глубокой ночи, а потом своровать еду с кухни и поужинать у пруда на заднем дворе. Сокджин не долго думает, глаза в землю опускает, а после неловко кивает и встаёт следом.***
Будучи на коне, Хосок тормозит рядом со своим дворцом в столице Сивида — Сеу. Его уже ожидают конюх и Намджун, что прибыл сюда раньше на день. Им нужно решить несколько вопросов прежде, чем Чон сможет уехать отсюда на долгий срок. Весь тронный зал завален письмами с поздравлениями о свадьбе от подданных, подарками и красивыми украшениями для его омеги. Хо передают, что у него сегодня будет один гость, что требует срочного уединения, он уже в пути. Он занят бумагами и подписями о том, кто будет пока ближайшим наследником его трона, если у него не родится кровный наследник, а также решается, кто будет управлять Сивидом во время отсутствия альфы. — Гость прибыл, Хосок, — передаёт Ким, вставая в дверях и ожидая, когда правитель пройдёт вместе с ним в тронный зал. В помещении его уже ожидал молодой человек в продолговатой накидке, с покрытой головой и без оружия. Тёмный цвет накидки отталкивал своей насыщенностью и грязью. — Мой Повелитель, — поклоняется гость уважительно, склоняет голову перед альфой. — Я к Вам с весточкой от очень важного человека, что решит судьбу Вашу и Вашего супруга. В голосе гостя читается улыбка, зловещая улыбка, что так хорошо вязалась с его образом. — Что ж это за весточка? — напрягается Хосок и наклоняется чуть вперёд. — Берегите своего супруга от брата его родного. Придёт он за ним, не пощадит никого. Присвоит его трон себе, потому что по праву он его. А дворец украсит служащими его. Только во главе всего этого будет голова супруга Вашего, — язвительно, словно змея шипит, говорит гость, руки за спину убирает и показывает свое изуродованное лицо ужасающей улыбкой. Хосок без единого слова встаёт со своего места, обнажая хвандо, замахивается и быстрым движением руки лишает гостя головы. Вытирает он запачканное оружие об ужасную накидку.***
Все мысли только об омеге, что сейчас во дворце совершенно один, без него. Все мысли только об омеге, что обещался ждать. Все мысли только об омеге, которого мало держать в своих объятиях и целовать, ему вселенной подаренной недостаточно будет. Хосок натягивает поводья, а после и вовсе коня на износ выпытывает, быстрее двигаться заставляет, извиняется заранее за это. Прямо сейчас ему нужна доза его маленького, но такого сильного Юнги. Прямо сейчас ему нужно защитить своего омегу от всего, что может его окружать. Прямо сейчас ему нужно сберечь то, что он так усердно, оказывается, взращивал внутри себя и наконец довёл до единого цветка, чей бутон опасть так быстро не может. Хосок не может так быстро и просто потерять Юнги. Нужно его защищать? Ладно, это, пожалуй, единственное, с чем он может согласится вместе со своим врагом. От копыт пыль дороги всё сильнее поднимается, за ним где-то скачут Намджун и несколько человек из охраны. Но альфе абсолютно всё равно на это — он уже отсюда видит светлую фигуру своего супруга. Он уже отсюда видит утонченность его тела, заплетённые волосы и приятную жёлтую ткань. — Что случилось с Вами, мой дорогой супруг? — удивляется и хмурится Юнги, как только альфа тормозит на коне рядом с ним. — Мой волк соскучился по тебе, — шепчет одними губами Чон. — Нельзя тебя надолго оставлять. — Столько лет я прожил в одиночестве, а тут меня нельзя оставлять одного? — по-доброму усмехается омега, обнажая морщинки вокруг глаз. — Теперь нельзя, — улыбается также Хосок и спускается с коня, заключая мужа в свои объятия. Позволяет волку внутреннему, насытиться запахом имбиря, успокоить бурю внутри себя, дать вдохнуть полной грудью. — Что ж с Вами такое приключилось, что Вы настолько запыхались? — Тоска по дому.***
Взмахнув рукой, омега скидывает с себя тонкую ткань, обнажая грудь и впалый живот. Его распущенные волосы на плечах лежат, а полуулыбка гуляет по лицу, не найдя ещё губ желанных. — Меня не было всего полтора дня, а ты столько дел успел переделать, — пытается вывести на разговор Чон, а сам притягивает к себе супруга, стягивая с него свободные штаны. — Весь мир вокруг тебя одного не крутится же. Я говорил, что тоже буду занят делами. А я слово держу, — улыбается Юнги и невольно покрывается мурашками от мелких поцелуев в живот над пупком. — Я бы хотел, чтобы весь мой мир только вокруг твоего и крутился, — не скрывает альфа и целует под пупком. — А ещё я очень и очень хочу наследника, чтобы малыш был наш с тобой. Лиса неловко смеётся и путает свои пальцы в тёмных волосах мужа, ведёт их чуть вниз и очерчивает крепкую шею, греет свои ладони об горячую кожу. — Весь мир должен подождать, пока мы вместе, — усмехается Чон и спускает нижнее бельё омеги, придерживая его за бёдра, пока тот переступает через ткань, скопившуюся в ногах. Он блаженно оглаживает половинки и разводит их в стороны, следя за каждой реакцией омеги.Lie to me — Tate McRae, Ali Gatie
Да, с ним всё совершенно не так, как с другими омегами, которые были у Сына Жёлтого Дракона. Те были только для того, чтобы жажду по телу утолить, а Юнги нужен для любви — искренней, нежней, а иногда сжигающей все до тла. Любовь от Юнги — это высшая награда, потому что досталась она вовсе не по щелчку пальцев, досталась через труд, смешанные эмоции и огромную боль. Хосок усаживает омегу к себе на колени, в поцелуй глубокий его увлекает, не давая опомниться. Он по позвоночнику проводит пальцами, пересчитывает мысленно чужие ребра, удивляется, как таким крошечным и сильным вообще можно быть. Мажет губами по щеке, за мочку уха ухватывается и посасывает, вырывая из чужой груди приглушенный стон. В его плечи уже вцепились маленькими ноготочками, чувствуется, как пальчики сжимаются. И в какой-то момент кажется, что всё это и вовсе ложь — большая, наглая, что Хосок сложил свою голову ещё в том бою, когда пытался к Хаку пробиться, или проиграл омеге хоть в одном из поединков. Хотя он проиграл. Проиграл свое сердце, свою душу, потому что сейчас, дрожащими пальцами касается обнаженного тела, поверить не может в то, что такая драгоценность досталась ему, что он выборол её. Кожа Мина ещё помнит старые прикосновения альфы, но ощущения, как в первый раз. Сейчас никакой спешки, только неловкие движения с обеих сторон. Омега проводит носом по чужому лицу, вдыхая тяжёлый аромат гари, вновь задыхаясь, вновь теряясь в другом человеке. Теряется он настолько, что не замечает, как оказывается на мягких простынях, как выцеловывают все его тело, облизывают, сожрать обещают. Юнги о таком и мечтать не мог, что будет кому-то хоть когда-то важен настолько, что будут бояться лишнего движения сделать. Его аккуратно растягивают, покрывая внутреннюю сторону бедра мелкими поцелуями, усеивая засосами, что долго сходить будут. Юнги вжимают в постель с особым усердием, а он, глотая слёзы, цепляется за крупную спину, под каждым пальчиком чувствует уродливые рубцы. От этого ещё больнее, что из-за него и его отца когда-то человек, что готов душу свою на алтарь положить, на съедение Дьяволу отдать за него сейчас, страдал так сильно, был на грани между жизнью и смертью. Хосок каждую слезинку ловит своими губами и языком, все впитывает в себя, не двигается внутри Юнги, ждёт, когда тот расслабится окончательно. Он его накрывает всем своим телом, но не в полную силу, медленно толкается, чувствую свободу и жар чужого нутра. Находит маленькие ладошки и со своими пальцами переплетает его, вдавливает посильнее, а после и губами впивается в чужие, до крови кусает.The hills — the weeknd
Хосок шипит тихо прямо в приоткрытые губы омеги, когда он специально зажимается, и толкается ещё глубже в него, вырывая настоящий стон удовольствия. Он медленно двигается внутри него, облизывает губы и подбородок Юнги, свободной рукой путается в длинных светлых волосах, говорит что-то непонятное и готов поклоняться каждому слову, что вырывается из уст Мина. Ему так нравится, когда тот ругается на лаосском или нежно называет его «Любовь моя». Юнги лишь увереннее с каждым толчком становится, на себя внимания больше привлекает — бёдрами двигает, стонет откровеннее. Жар, что внутри него рождался, разрастается всё больше и больше, превращая омегу в один большой наколенный нерв, который приводит в действие любое касание. Он закатывает глаза, когда Чон особенно глубоко толкается, когда начинает поглаживает его живот или шею. Альфа освежает метку, вылизывает её, аккуратными движениями переворачивает Юнги в коленно-локтевую, заставляет прогнуться в пояснице, придерживает его за бедра и толкается, выбивая чуть ли не гортанный крик из младшего. Улыбается хищно, замечая, что вокруг него всё чаще и чаще стали непроизвольно сжиматься, ласкает небольшой член омеги, заставляя его облегчённо выдохнуть только после череды оргазменных судорог. Выцеловывает альфа спину, каждый позвонок, целует в загривок, пока Юнги пытается успокоиться и лежит в запачканных простынях, даже не позволяя Хосоку выйти из него. Чон двигается уже в расслабленном теле немного грубо, пока под ним не пытаются вновь перевернуться. Юнги снова лежит к нему лицом, снова ласкает и кусает его губы, а ещё блаженно хрипит, как только альфа слабо хватает его за шею, чтобы отлепить от своих губ. И это приводит его в такой восторг, что рыкнув на Лису, он кончает прямо вглубь, не позволяя и капельки горячего семени выйти, ждёт, когда набухнет узел, чтобы вновь успокаивать от боли своего омегу. Внутри у Юнги всё горячо и липко, больно жмёт набухший узел альфы, и только мягкие, ласкающие движения могут утихомирить тот порыв эмоций, что сейчас переполняли младшего. Хосок лбом ко лбу прислонился, ни слова не говорит, слезы пальцами утирает и просит хоть кого-то, чтобы в следующий раз его омега больше не плакал от их близости. Он не может смотреть на эти красные глаза, не может осознать, что это из-за него. Узел начал немного спадать, а Чон толкается в Юнги ещё раз, тот цепляется за него и стонет прямо в губы: — Тхихак (ທີ່ຮັກ — любовь моя)… — Я тебя не отпущу, слышишь? — рычит Хосок и накрывает имбирные губы ещё раз.***
Владелец хвандо отбивает атаку и переходит в контрнаступление — сразу несколько сильных ударов, из-за которых Юнги должен был уже выпустить своё оружие и сдаться, но он переходит в атаку, несмотря на свою усталость. По лицу уже течёт капелька пота, а осеннее солнышко пригревает левую сторону загорелого лица омеги. Лиса наступает ещё больше и, незаметно для своего противника, левой рукой упирает ему в бок небольшой кинжал. — Я вновь выиграл , — победно и устало улыбается он, убирая от чужого бока оружие, но его левую кисть перехватывают и прокручивают через самого себя. — Кто ещё у нас сегодня в проигравших будет? — усмехается Хосок, пока не получает подножку и не валится на землю, к его шее подставляют вакидзаси. — Явно ты, — шепчет Юн и отступает наконец, стараясь идти ровно по дорожке к теньку, где было гораздо прохладнее. Вокруг него всё идёт кругом, что омега не сразу понимает, что это не мир так сильно шатается, а он сам. Хрипло выдохнув и скинув своё оружие на землю, он выставляет руки вперёд для падения, но подхватывают тело его быстрее. — Перегрелся что ли? — выдыхает Чон, поворачивая супруга лицом к себе и принюхиваясь. — Надо было тебе тренировочные одеяния носить, а не военные, — качает он головой. — Я в порядке, Тхихак… Лиса вновь пытается встать ровно, но голова настолько сильно кружится, что появляется ощущение, что его качает на волнах, не иначе. — У тебя запах изменился, — хмурится альфа, опускается на землю в тени и укладывает омегу на подготовленные подушки, расстегивает его форму, давая вздохнуть полной грудью. — Почему у тебя изменился запах? У тебя теперь не чистый имбирь… — Такого не может быть, — отмахивается Юнги, что начал приходить в себя. Его супруг проводит пальцами в перчатках по его нежной коже лица и хмурится ещё больше. — Что не так? — Позовите сюда Сокджина, — командует Хосок, не поворачиваясь к охране. Юн в его руках напрягается и резко садится, от чего голова резко идёт кругом. — Только не говорите мне, Сын Жёлтого Дракона, что Вы в чём-то меня подозреваете, — вскинув одну бровь, предполагает омега. Когда он переходил на официальное общение, ничего хорошего это обычно не предвещало — он часто начинал злиться в эти моменты, что мог даже взяться за оружие. — Молчи, — цыкает на него альфа, за что получает сильный удар в грудь и возмущенный возглас. — Вы ещё подеритесь здесь, — вздыхает Сокджин, спускаясь по ступенькам. Он слишком привык к этой парочке и их периодическим ссорам, когда Юнги чуть ли не в слезах приходил к нему залечивать своё треснувшее сердце. — Сокджин, он пахнет не как раньше, — сразу же переходит к делу Чон, что подаёт вышедшему омеге плед — осенние солнце хоть все ещё и припекало, но воздух пропитался прохладой и влагой. — Я не слышал ещё этот запах, что к нему привязался. Юнги крепко жмурит глаза, не понимая, что ему делать с тем, что сейчас где-то в груди, под бронёй бушует, поднимается к горлу — его обвиняют в чём-то постыдном или же пытаются понять нечто иное? — А ещё он перегрелся, чуть не полетел лицом вниз, — вздыхает альфа, встревоженно смотря по очереди на обоих омег. Ким долго молчит, смотря на сидящего правителя Хуачая, на его лице ни один мускул не дёргается. Он берёт за руку Мина и неожиданно улыбается. — Да Вы у нас, Мой Господин, залётный, — позволяет себе очень большую волность Сокджин. — Что, прости? — переспрашивает Юнги, свою руку отбирая из чужой хватки. — Мой Повелитель, я предполагаю, что Вы в положении. Ожидаете наследника Хуачая и Сивида, — гордо улыбается Джин, хотя улыбку эту он пытается пригасить. — Как в положении? Юнги вслепую тянется к своему супругу, что всё также сидел рядом с ним на подушках, оборачивается на него и заглядывает во всё ещё алые глаза. В них сейчас плещется море крови, тёмной, густой, что бывает так редко. Между бровями пролегла глубокая складка, а уголки губ машинально опущены вниз. Хосок резко выдыхает и тянет тощую фигурку мужа к себе, впиваясь в его губы. Юнги прикусывает чужой язык и смотрит в чужие глаза. — В чём ты там меня был готов обвинять, а? — шипит Юнги, хмуря брови и пытаясь оттолкнуть супруга от себя, но тот даже сдвинуться не даёт. — Я тебе глотку сейчас перегрызу за твои мысли ужасающие. Внимания Хосок на угрозы даже не обращает, к себе весь свой мир прижимает, в себя вжимает, молит о том, чтобы они так вместе навсегда и остались, чтобы билось 2 сердца всегда в его руках — его омеги и его ребёнка. Сын Жёлтого Дракона получает от вселенной ещё один шанс, что он не должен упустить.