***
Академия для маленьких омег снаружи никак не видоизменилась, не считая только переделанной дорожки ко входу, чтобы малыши ни в коем случае не поранились. Внутри с лёгкой руки Джина теперь царил полный уют и никогда никто не сказал бы, что раньше здесь жили гаремные омеги, царил полный хаос из разных тканей, привезённых со всего мира, пахло природными запахами омег и переспелыми фруктами, свет проникал только через окна, которые вечно занавешивали, по всему зданию стоял неизменный шум, даже ночью находились какие-то омеги, переговаривающиеся в общем зале. Теперь же каждая комната оборудована под комнаты определённых дисциплин. Маленькие омеги должны будут изучать всё необходимое для них — языки, арифметика, ведение хозяйства, анатомия, уроки самообороны, езда верхом, лекарство. Это не сильно отличается от тех дисциплин, что проходят альфы, но именно их готовят к военной службе. Омега тоже при желании может пойти на военную службу, но тогда придётся проходить дополнительные занятия уже в более осознанно возрасте. Юнги пробегается пальцами по сделанному столу в одном из кабинетов и улыбается: его радует только одна мысль, что дети будут учиться все вместе, будут изучать то же, что учил и он сам когда-то, но в огромном дворце и один на один с учителем. Они уже в таком маленьком возрасте будут находить себе друзей, будут выбирать то, чем хотят жить, выбирать пару. Мина восхищала такая свобода, то, что чувствуют эти дети и не осознают. Его всегда восхищала свобода от слов родителей, от чужого осуждения. Его восхищало то, что он мог делать разные вещи наедине с собой, но всегда боялся быть пойманным. Сокджин кладёт свою руку на плечо правителя и приветственно улыбается. Он должен был провести для Лисы небольшую экскурсию по зданию, рассказать, какие комнаты для каких дисциплин предназначены, но Юнги прямо сейчас просит его это не делать. — Эта Академия будет названа в твою честь, благодаря твоему вкладу в её развитие и в развитие в мою душу и души моего супруга и его братьев, — кивает он, перехватывая чужую ладонь. Сокджин сильно хмурит брови. — В мою честь? Юнги, это же была полностью твоя идея… — В твою честь и не важно, чья идея. Я уже пояснил, почему всё будет именно так. Мин даже в лице не меняется, стоит ему только высказать свою мысль. Он очень хочет, чтобы частичка Сокджина осталась в Хаке, хочет, чтобы люди знали, кто этот омега, что пережил столько боли в своей жизни, выбивая путь, в первую очередь, для детей, что остались на его плечах, а потом уже для себя. Их отвлекает Намджун, вошедший в помещение явно в выходной одежде, волосы запутанные от ветра, а щёки с румянцем. Он держит в руках небольшую сумку, которую ставит на стол и достаёт оттуда несколько фруктов. — Я специально у Кихена спрашивал, какие фрукты будут полезнее для тебя, — ухмыляется Намджун, кивая на Юнги. — Отравить меня по любви решил, да? — по-доброму улыбается правитель и смотрит на фрукты. — Или тебе просто кто-то разболтал мою тайну? — Как хотите, так и думайте, Мой Повелитель, — серьёзно говорит Джун. — А теперь простите меня, но я украду у Вас свою душу и отведу отдыхать. Сокджин закатывает глаза, смотря на своего альфу, и шлёпает его по руке, чтобы ухватиться за локоть и, не оглядываясь на Лису, выйти из комнаты, начиная ругаться на Кима. Он не должен был показывать вида, что знает о беременности правителя, пока тот сам не сообщит всем. Юнги на эти негромко сказанные слова улыбается и собирает фрукты обратно в сумку, подзывая альфу из охраны и передавая её ему. Буквально на днях должен был приехать в Хак и младший Чон со своими какими-то вестями. Солнце беспощадно жарило человеческие тела, что не готовы были к такому. Лето в этот год действительно выдаётся очень душным и жарким, когда песок в лёгкие забивается. Накрыв голову лёгкой тканью, Мин выходит из будущей Академии и идёт в сторону дворца в окружении альф, которых для него подставил супруг. За спиной слышен цокот лошадиных копыт, но омега целенаправленно не реагирует на это, прекрасно зная, какую этим реакцию вызовет у Хосока. — Юнги, — с улыбкой кричит Чон, подскакивая к своему супругу на чёрном коне. Его прекрасный профиль становится суровее, когда смотришь на него снизу, а шрам над губой очень сильно выделялся на солнце. — Откуда путь свой держишь? — Только что был в Академии, — также с улыбкой говорит Юнги, продолжая идти к дворцу в сопровождении и супруга на коне. — Намджун обогнал Вас. Не спешили ко мне, да? Хосок натягивает поводья и останавливается, смотря в спину своего супруга долгим, тяжёлым взглядом. — Присоединяйтесь ко мне, Юнги. Я хочу побыть с Вами наедине за пределами Хака, — мурлычет Чон, пока его супруг был ещё в зоне слышимости. — Прошу Вас, присоединяйтесь ко мне. Лиса лишь хитро усмехается и крайне медленно поворачивается, скидывая ткань со своего лица, показывая улыбку. Он что-то говорит альфам, сопровождающим его, и подходит к Хосоку лишь с одним, что помогает сесть на коня. Как же удивительно, что одной только своей близостью Юнги умудряется в альфе такие ощущения вызывать. Тот трепетно прикасается ладонями к тонкой талии, где уже начинает показываться маленький животик, водит большими пальцами, а губами прижимается к задней стороне шеи. — И в каком направлении Вы предлагаете двигаться, Тхихак? — улыбается Юнги на эти нежности, прислоняется всем своим телом к супругу, поддаваясь на его тепло. — Есть одно местечко… — усмехается Чон, немного отодвигается и разворачивает коня. — Надеюсь, это не Сивид. Я пока в такие дали направляться не намерен, — смеётся Юнги, оглядываясь. — Не беспокойся, это ближе, чем ты думаешь. Хосок крепко держит своего омегу, ни на миг его не отпуская, держит поводья и надеется, что младшему эта поездка никак не навредит. Солнце уже медленно опускается, давая тёплым местам наконец выдохнуть из-за прохлады. Оголённые руки ласкает ветер, успокаивает после не щадящих солнечных лучей. Хосок дышит прямо в макушку, а запах костра развевается за ними шлейфом. Они приближаются к небольшой деревушке, что была между Хаком и ещё одним городом Хуачая. Юнги знал эти места, но не очень хорошо. Конь замедляется на дорожках между небольшими домиками, чтобы не мешать другим жителям, и наконец останавливается рядом с одним из них. — А теперь про то самое местечко… — улыбается Чон и касается горячими губами места за ушком. — Я совершенно случайно нашёл эту деревушку, пока возвращался к тебе. И, как выяснилось, этот дом продавали за пару золотых, потому что владельцы намерены были переехать в Хак. Поэтому… Я решил, что это неплохая идея… Альфа спускается с коня и подводит его поближе к дому, чтобы уже там спустить и Лису. — Думал, что этот небольшой домик будет тем самым уютным гнездышком для нас, чуть подальше от дворца. — Звучит действительно неплохо, но не думаю, что мы будем часто здесь бывать, — грустно улыбается Мин и целует своего супруга в уголок губ, прямо рядом со шрамом. — Покажи мне всё, — мягко приказывает он, беря под руку альфу, что крайне быстро показывает небольшой каменный дом. Внутри прохладно, даже несмотря на то, что весь день жарит солнце. Маленькая кухня освещается светом ярким из окна, показывает каждую пылинку. В большой спальне стоит обычно убранная кровать с небольшим комодом рядом. А им большее и не нужно. — Здесь ещё нет уюта, который ты даришь везде, — искушающе шепчет Чон, стоя со спины омеги. — Не льсти мне, — смеётся правитель, разворачивается в чужих объятиях и медленно целует альфу. — Если уж создавать уют, то вместе. Хотя твоё решение всё-таки меня немного удивляет. Хосок подхватывает омегу под бёдра и аккуратно укладывает его на постель. Он всё ещё диву даётся, всё ещё никак не может принять тот факт, что этот омега его внутреннего волка приручил, что стоит ему появиться в зоне видимости, как тот сразу хвост к себе прижать никогда не сможет, облизываться на эту маленькую тушку начинает. Его всё ещё удивляет, сколько нежности в нём таилось всё это долгое время, удивляет, сколько он готов её дарить Юнги. Хоть всю жизнь, у них есть вся бесконечность.Wasting My Young Years — London Grammar
Он покрывает нежными поцелуями оголённые ноги, стопы, каждый пальчик, прислоняется лбом к ним. Без слов обещает, что омега будет ступать только по той земле, что ему принадлежна, что омегу никто тронуть не сможет, пусть тот и сам за себя постоять может, обещает, что сожжёт любые города, которые только не понравятся ему, обещает, что улыбка с его лица сходить не будет, Хосок готов поклясться своей головой. Он целует тонкие щиколотки, пальцами гладит нежные бёдра, медленно снимает его платье, помогает оголиться до конца, целует и прикусывает внутреннюю сторону бедра. Его ведёт от стойкого запаха имбиря с чем-то солёным. Его ведёт от самого Мин Юнги. Ради него реки крови потекут в горящих городах, ради него пепел каждого будет собран в одну лишь ёмкость, ради него Хосок готов собственную кровь пустить. Он обводит пальцами пупок омеги, целует его в живот и в место, под которым бьётся сердце, выцеловывает пульсирующую артерию, свою метку, ловит губами тихие стоны Мина, пока пальцами его медленно растягивают. Рычит прямо в губы припухшие, разводит чужие бёдра, к себе прижать заставляет. Хосок линию челюсти омеги облизывает тонко, входит в него плавно, сжимая кулаки, чтобы больно не сделать младшему. Находит его пальцы, переплетает со своими над чужой головой, впечатывает в постель, вдыхает имбирь, чей острый запах нос щекочет. — Тхихак, — выдыхает омега под тяжёлым телом, ногтями в тыльную сторону его ладоней впивается, глаза сил нет открытыми держать. — Бесконечно люблю тебя, — рычит Хо, прикусывая губу нижнюю и переходя на более резкий темп. Пятки омеги в поясницу сильно ему врезаются, больно давят, так что он перекидывает одну его ногу к себе на плечо, меняя угол. Хосок на этот раз отпускает обе ладошки Мина, обхватывая его узкую талию и насаживая на себя, следит за тем, как его супруг ртом воздух свежий пытается ловить, как пальцами путается в пыльной простыне. Чон целует его ещё раз в щиколотку, максимально глубоко входя и выбивая крик — Юнги изливается прямо себе на живот, прикрывая свой рот ладонями, пока щёчки горят румянцем. Он внимательно смотрит за тем, как альфа толкается в него, как цепко тот держит его маленькое тело в своих огромных ладонях. Лиса тянет руки вверх, подавая знак супругу, и тот сразу же меняет позу, обнимая его и толкаясь немного ещё так. Юн прикусывает в поцелуе его нижнюю губу, облизывает шрам и шепчет на лаосском прямо в ухо. Подхватив его под бёдра, альфа ложится на спину, резко выдыхая — Юнги очень сильно сжался вокруг него, а теперь ещё и сверху вниз взглядом скользит. Пальчиками по груди водит, знает, что супруг уже на пределе, но это не мешает ему с ним поиграться. Он медленно в стороны качается, прогибаясь в пояснице, закусывает губу, зная, что и здесь альфа за ним следит, его же руки к себе на бёдра перекладывает и блаженно выдыхает от того, как сильно их сжимают. Юнги начинает двигаться, чувствуя, как член внутри него хорошо скользит, какие звуки издаёт. Тянется руками вверх, разминая спину заодно, и сводя с ума Хосока только одним своим видом. Тот действительно засматривается на впалый живот, сам начинает двигаться внутри Юнги, прикрыв глаза, чтобы его только один вид не заставил позорно кончить, толкается прямо в нужные места. Омега только громче становится, обратно наклоняется к супругу, прямо на ухо стонет, чуть ли сам баллады для него не сочиняет в этот момент, сжимается вокруг члена посильнее, когда во второй раз кончает, и двигаться продолжает. Хосок ему прямо на ухо шипит, сильнее его бёдра разводит в стороны и бьётся прямо внутрь, с рыком кончая и выходя раньше, чем начал набухать узел. Юнги над ним тихо хнычет и тяжело дышит, в плечи его пальцами вцепляется. — Зачем ты вышел? — горячо шепчет он, обжигая шею. — Мы с тобой иначе здесь всю ночь проторчим, потому что после первой сцепки я бы не остановился, — ласково усмехается Хосок и гладит супруга по голове. Волосы его растрепались, а губы очень сильно опухли. — Надо тебя привести в порядок и отвезти обратно в Хак. У тебя же была с кем-то встреча… — Я всё заранее сделал, потому что знал, что ты возвращаешься с окраин, — улыбается Лиса, гладит супруга по груди, что ещё часто поднималась. — Завтра Чонгук приезжает. Я ему про твоё положение ещё ничего не говорил. — И не надо, будет сюрпризом. Юнги собирается не быстро — ему надо было привести в порядок волосы, но постоянно отвлекал Хосок, что так и лез своими руками помочь, будучи ещё обнажённым. Он даже нашёл какую-то ткань и вызвался протереть его бёдра, омега честно пытался отказаться и сделать всё сам, но на него властно рыкнули и уложили на постель, разводя бедра в стороны. Чон очень хорошо держался, помня, что должен быть вместе с Юнги в Хаке в ближайшее время, пока ничего не заподозрили, поэтому глотал слюни на этот острый запах имбиря и просто один раз укусил за ягодицу, потом за это получив хороший удар в грудь. Стоило только дню отдать бразды правления ночи, как их конь наконец прискакал к двору в Хаке. Хосок, придерживая коня под уздою, вёл его в конюшню, где уже помог супругу. Не без поцелуя, конечно. Эту ночь они проводят в их общих покоях, прижимаясь телами друг к другу, как можно крепче и ближе, делясь теплом и запахом, любовью и нежностью, бесконечностью. На утро Юнги первый поднимается с постели и будит супруга нежным поцелуем в плечо. Его утягивают обратно в постель, всё ещё обнажённого, и укрывают с головой одеялом, не выпускают, пока не зацелуют всё лицо. И разве скажешь, что этот человек на страны только с войнами идёт, без своей победы не уходит? И ничего не меняется. Дверь в покои с грохотом открывается, заставляя Юнги с Хосоком остановится и показать свои головы. У старшего брови сведены к переносице, а взглядом расчленяет того, кто их покой нарушил. Чонгук же весело заходит в спальню и недовольно фыркает на застоявшийся запах. — Да уж, братец… Резвишься здесь, пока я один до вас добирался. Позабыл ты про меня совсем, да? — усмехается Чонгук, по привычке поглаживая свой кинжал за поясом. — Мне передали, что ты прибудешь ближе к вечеру, а сейчас только-только рассвет, — чуть ли не рычит Хосок, прикрывая супруга, чтобы не было видно ни частички его обнажённого тела. — А я взял и приехал сейчас, что же? — веселится Гук и присаживается на комод, скрещивая ноги в щиколотках. — Я так понимаю, что вас можно поздравить с пополнением? — Откуда он знает? — злится Лиса, смотря на своего супруга и сильно сжимая его бедро своей ногой. — По запаху понятно, — предотвращая будущие жертвы, объясняет младший Чон. — Вообще, Юнги, мне нужна твоя помощь. Так что жду тебя, не задерживайся, — всё с той же усмешкой говорит он. — Как Вы смеете так со мной беседы вести? — возмущается Юнги и запускает в альфу подушку, пока его не укутали в одеяло. С диким хохотом Чонгук выскакивает из покоев и всё больше удивляется выбору своего брата. Никак принять не может, что это тот самый омега. Ближе к полудню Мин спускается к младшему Сыну Жёлтого Дракона и вместе с ним идёт туда, куда он ведёт по памяти. Даже ничего не говорит, не объясняет, а его спутник и не требует — послушно следует, подхватив его под локоть. Куда они идут, омега понимает практически сразу, поэтому и говорить ничего не собирается, готов поддержать. — В Саде я повстречал одного омегу, — вдруг начинает Чон и грустно улыбается. — Что за омега? — Его зовут Сиюль… Я увидел его совершенно случайно, пока шёл по рынку в центре Дава*, и, я готов тебе поклясться, это просто создание, посланное мне с небес, — Чонгук подходит к могиле своего возлюбленного, по которому сердце горевало все эти года. — Я даже в какой-то момент подумал, что это Сынмён вернулся, нашёл меня, но возраст не совпадает, они ровесники. Я поверить не мог, что по земле ходит такой омега, что я его так долго искал. Чонгук присаживается на колени перед уже давно заросшей могилой, где лежит омега со своим ребёнком. Юнги подходит к нему поближе и кладёт свою ладонь на плечо, утешает, внутренне помогает. — Когда ты сказал, что Сынмён мёртв… Я поверить в это не мог, это настолько тяжело было… Я даже описать словами не могу то чувство утраты, что взросло во мне. Думал, что потерял омегу в тот момент, но, на самом деле, я потерял его, когда покинул эти земли без него, обещая, что вернусь. А ведь возвращаться было уже не за кем и слишком поздно, — по щеке Чонгука течёт слеза. — Прости, любовь моя, что когда-то не вернулся к тебе, оставил одного, что тебе без меня судьбу определили, что не счастлив ты был. Альфа берёт в руку небольшую горсть земли и прижимает к себе. — И прости меня за то, что омегу другого нашёл, что душа моя к нему тянется. Моя первая любовь — это ты, я никогда тебя не забуду, пусть и оставил тогда. Ты тот, кто в моём сердце сидит, и я прошу у тебя прощения и благословения, — Чонгук уже совсем тихо переговаривается с могилой омеги, срывает цветок и собирается забрать его с собой. С неба падает единственная капля, прямо на вытянутую руку альфы, что держала в ней цветок. Это была последняя капля, которой так не хватало для утешения души Чона. Своими слезами в это утро он украсил могилу своего любимого человека, что простил его и всё также любил.***
По приказу своего Повелителя, Кихен не отходил от омеги практически ни на шаг, всё время держался рядом, следил за его состоянием. Был рядом, даже когда омега сидел и смотрел, как его супруг занимается, как борется с Донуком. Он лишь тихо вздыхал на то, что уже большой живот не позволял ему заниматься, что малыш, растущий внутри него, не даёт ему расслабиться. Самый разгар осени, Юнги сидит в лёгкой накидке на заднем дворе, наблюдает, как Хосок ловко управляется со своим оружием, но и Донук ему не уступает. Маленький альфа за это время уже очень сильно повзрослел, обучение в Академии ему шло на пользу. Чон вновь выбивает у своего практически сына оружие и прижимает его, объявляет перерыв. Весь в поту с разгоряченной кожей он идёт к супругу и целует того в губы, присаживается на корточки и дарит поцелуй своему нерожденному сыну, гладит уже большой живот, а в груди у самого теплится надежда, что этот ребёнок будет самым сильным из всех. — Не замёрз, любовь моя? — спрашивает он у Мина, садится рядом и обнимает всем своим телом. — Не забывай, что наша осень и зима отличается от вашей. Мне в накидке даже жарко, — фырчит, но улыбается Юнги. Он не может не улыбаться. — Я помню, но всё равно переживаю… Лиса прижимается к его боку и кладёт голову на плечо, получая поцелуй в макушку. Им приносят горячий ягодный чай, который пьют они из одной чашки, тихо воркуя между друг другом, вызывая нежными словами бурю эмоций. Эта лёгкая нервозность, что влюблённостью можно назвать, никак не уходит от них, в такие моменты ярче становится. У обоих тёплое, глубокое и тяжёлое чувство внутри, давящее на нежные сердца. Это буря, что бушует только тогда, когда они рядом, а обычно она тихая, словно осадок. Это прокручивание каждого доброго и ласкового слова в голове, это жар от давних прикосновений, это покусывание губ от предвкушения поцелуя, это спёртое дыхание от их близости. Хосок гладит супруга по бедру и только для него чуть ли не мурчит, ластится, тает. Всё вокруг для него пропадает, только он и Лиса. Здесь и сейчас. Только они вдвоём, наблюдающие за солнцем, что высоко на небе полыхает, за облаками прячется. Юнги хватается за живот, когда его из собственных мыслей выдирает звонкий голос Соджуна, что звал старшего Чона. — Что случилось? — выдыхает альфа, старается не напрягаться, чтобы не напугать Лису. — Мой Повелитель, прибыл Ваш брат, Ким Намджун, просит с Вами встречи. Вдвоём, — переводя взгляд на Юнги, проговаривает Соджун. — Я понял. Кихен, Соджун, приглядите за Юнги. Я переговорю с братом и вернусь, любимый, — крайнюю фразу шепчет Чон прямо на ухо супругу и встаёт, заставляя того вздрогнуть от резкого холода и оставляя его смотреть вслед.All For Us — Labrinth, Zendaya
Хосок входит в тронный зал, где его уже ждали братья, брови их сведены к переносице, а губы поджаты. Свечи на длинном столе контрастно освещали их лица, прокладывая глубокие складки и тёмные тени на их лицах. Чон старший присаживается во главе стола и внимательно смотрит на братьев. — Чансаль объявился, — первым голос подаёт Чонгук, хриплый. — Наш человек передал, что он собирает армию, призывает всех собраться. И это не на территории Хуачая, а на территории Сада. Ты это понимаешь? Он даже не особо близко к Хуачаю, к вам, но всё равно делает чёртовы поползновения! — он хлопает ладонью по столу. — В Мануде** тоже проблемы. С границ стали сообщать, что каждый день к нам вырывается незаконно люди, у которых капюшоны, под которыми они прячут свои изуродованные лица. У них шрамы прямо под носом, от уха до уха, — говорит Намджун и смотрит на брата. Его опущенные плечи, словно огромнейший груз он несёт, не предвещают ничего хорошего. — Значит, стоит ждать скорых нападений и на Хуачай. Он медленно даёт понять, что начинает действовать. Чансаль не просто так нападает и на ваши страны, — говорит Хосок и прикрывает глаза — он не забывал про эту угрозу, но внутренне надеялся, что дальше не зайдёт. — Пора предпринимать меры. Нам нужно собирать армию. За стеной стоит Соджун, что практически не дышит — разговор по приказу Юнги слушает, вникает. Ведь Хосок не мог подумать, что супруг будет его в чём-то подозревать. А Юнги не мог поверить, что его супруг будет что-то от него скрывать.***
Сложив руки на груди, Юнги лишь гортанно смеётся, хотя в голове не укладывается, не понимает, что происходит. Соджун сообщил, что на границе остановили несколько альф, чьи лица были изуродованы. Они лишь повторяли, что родной брат Юнги идёт за ним, что никому не спастись, а потом выпивали яду незаметно и умирали. Хосок же брови к переносице сводит, всем своим телом показывает серьёзность положения, перед омегой по привычке встаёт, готовый прямо сейчас его защищать. — Всё-таки Чансаль решился, — говорит Чон, готов уже всё объяснять супруга, как его перебивает Соджун: — Это ещё не всё… К границам Хуачая наступает армия, очень большая армия, не видно её границ совсем. — Ну вот и отлично, — улыбается Лиса. — Значит, пора показать этому Чансалю, что он не смеет свои руки тянуть ни к одному государству, что не по праву он на власть претендует и зря вообще об этом думал. Поплатится за каждого человека, что погиб от рук его армии не только в Хуачае, но и в Сивиде, в Саде и в Мануде. Альфы согласно кивают, Хосок даёт срочный приказ Соджуну и удаляется вслед за своим супругом, ловит его в кольцо собственных рук и нежно к себе прижимает, в шею целует. Его живот с каждым днем всё больше, а малыш всё активнее. — Мне кажется, я подарю тебе альфу, — улыбается Юнги, млея в руках любимого. — Он будет сильнее нас двоих, таким же храбрым, как и я, и таким же упертым, как ты. Он будет любить нас обоих и станет отличным правителем. Я в этом уверен… — Я надеюсь, что этот ребёнок будет не последним, и ты подаришь мне ещё малышей, — улыбается Чон, понимает, что делает Мин — следы заметает, избегает серьёзного разговора, к чему-то готовится, раз так ластится. И он ему позволяет это делать. На следующий день рядом с дворцом в Хаке была огромнейшая толпа молодых альф, что вскоре построили, все в своей форме, ждут приказа. На балкон выходит Хосок в такой же военной форме, держит за поясом свою катану и оглядывает каждого молодого альфу, сердце кровью обливается за них. — Над Хуачаем и Сивидом нависла огромная угроза. И нам нужна ваша помощь, чтобы её ликвидировать. Я, Чон Хосок, Сын Жёлтого Дракона, прошу вас присоединиться к моей армии и армии моих братьев. Наши цели весьма понятны — защитить города и их жителей и решить проблему с наступающей на нас армии. Прошу преклонить колено всех вас, чтобы вступить в нашу общую армию! — громко говорит альфа, смотрит на каждого, вглядввается в их воодушевленные лица, но… После его слов ни один альфа не встал на колено, хотя глаза горят, каждый думает о том, что хочет вступить в эту армию, каждый думает о том, что должны спасти свои земли, свою родину и правителей. Хосок не показывает ни на секунду неуверенности в собственных словах, лишь подбородок выше поднимает, кулаки сжимает. Юнги выходит на балкон сразу же после наступившей тишины, на спину ладонь свою горячую супругу кладёт и улыбается ему слегка, громко говорит для каждого альфы: — Я прошу каждого из вас вступить в общую армию и сражаться за свои земли. Это всё временно, но Вы обязаны будете подчиняться приказам Чон Хосока, моего супруга, и его братьям. Если готовы, то преклоните колени, покажите своё уважение ко мне и своей родине. Молодые альфы, хором выкрикнув «Да», преклоняют наконец колени, дают временную присягу Чону. Глаза их горят жаждой борьбы, победой, каждый из них переполнен гордостью за то, кто они и где находятся. Общее ликование захватывает дух, вынуждает невольно улыбаться. Только Чон Хосок не показывает своей улыбки ладонь на поясницу своего супруга кладёт и спрашивает у него, говоря прямо на ухо: — Ты скрывал от меня тот факт, что эти альфы присягнули тебе? — А ты скрывал от меня тот факт, что объявился некий Чансаль, что требует моей смерти и встать на мой престол. Ты не в праве в одиночку нести ответственность за мою жизнь.