Фетиши404

На сегодняшнем фестивале школьников Дазай и Чуя одеты горничными. Но Осаму не был бы собой, если бы не придумал, как разыграть рыжего одноклассника по имени Чуя. Он сказал ему, что нужно было в обязательном порядке надеть кружевные женские трусики-стринги. Иначе они не смогут повторить ту самую женскую походку и всем будет скучно, а он знает, что Чуя, ходит как солдат на плацу, поэтому ему это уж точно надо в первую очередь. По счастливой случайности у шатена трусики нужного размера оказались в запасе. Так что он охотно одолжил их Чуе, но попросил вернуть. Мол, надо… — Черт, Осаму, почему ты так спокойно в ЭТОМ ходишь?! — спросил Накахара, проходя мимо Дазая с подносом. — Не знаю, — пожал плечами шатен, — Наверное привык. — Пха, — хохотнул Накахара своим мыслям и тут же начал дико ржать, не в силах остановиться, — Да у тебя, видимо, ничего не мешает! Вот трусики и пришлись в пору!       Тишина охватила маленькую импровизированную кафешку, все вдруг обернулись, глядя как Накахара смеется, стоя с подносом в руках. И тут Дазай ни с того ни с сего толкнул рыжика. Тот с грохотом плюхнулся на пол, напитки были опрокинуты на юбку. Не успев собрать ноги, Чуя показывает всем свои кружевные трусики. Вспышки камер мобильников мелькают то тут, то там и Осаму уже жалеет, что так поступил.       Накахара выбегает прочь, сталкиваясь со всеми, еле удерживаясь на ногах. Добежав до туалета он стягивает юбочку и застирывает следы от вишневого сока. Скорее для того, чтобы чем-то себя занять и успокоиться, чем для того, чтобы очистить костюм. На это ему было наплевать, но вот то, что все увидели, как позорно он свалился, да еще и засветил трусики было безумно стыдно.       Тайком прокравшись в туалет, Осаму, запирает дверь. На цыпочках он приближается к бесшумно плачущему Накахаре. Время от времени тот утирает тыльной стороной ладони лицо. Однако Чуя не всхлипывает и вообще о том, что он плачет можно было догадаться только по тому, как вздрагивают его плечи. Сгорбившись, словно желая сжаться в комок, Чуя продолжает лить воду на и так мокрую ткань. Его ноги крепко сведены. На ногах изящные туфельки на небольшом каблучке и тесемки, опутывающие щиколотки. Кружевные стринги впиваются в округлую небольшую попку.       Дазай мысленно умирает, отметив все это и записав в памяти. Чуя был безумно жалок сейчас. В этом чепчике и кофточке горничной он казался еще более униженным, чем если бы стоял совсем нагой или только в нижнем белье. Сердце у Осаму сжимается от жалости. Ведь это по его вине все так произошло. Теперь над Чуей будут смеяться еще очень долго. А сколько народу видело его с раздвинутыми ногами! Ужас! На миг жалость отходит на второй план и в Дазае просыпается жажда собственничества. Пусть все видели его в белье, но никто не видел без. Желание быть избранным, ревность, страх, жалость все перемешалось и превратилось в тупую ноющую боль в сердце. Дазай подходит к Чуе и хватает его за талию руками. Парень вздрагивает. Мысленно Чуя уже умер от разрыва сердца.       Дазай гладит его ягодицы, сжимая их, дергает за стринги оттягивая назад и отпуская со звонким шлепком. Чуя вскрикивает от неожиданности. Нервы Накахары и так накалены до предела. Еще немного и он возбудится. Да-да, Чуя не раз замечал, что от страха у него внизу появляются странные ощущения. Там что-то пульсирует. Становится влажно и жарко. Чуя громко всхлипывает. Хочется ударить Дазая за то, что он так поступил. Голубоглазый ужасно обижен на друга. Но оттолкнуть его сейчас не может. Ему кажется, что иначе кто-то другой займет его место, а это еще ужаснее. Так пусть лучше его трогает и утешает Осаму, чем какой-нибудь маньяк.       Дазай крепко обнимает парня, вдыхая его тепло. Только так внутри унимается тупая боль. — Ты меня простишь?       Чуя всхлипывает, ничего не отвечая. Тогда Дазаю становится страшно отпускать от себя рыжика. Он блуждает по его телу руками, тыкаясь слепыми поцелуями, как провинившийся щенок. Чуя останавливает его, придя в себя, утирает слезы и пытается вырваться из объятий. Он обижен. Очень. — Уйди, Дазай, я этого тебе не прощу. — Ну пожалуйста… — шепчет Осаму, потому что голос предательски дрожит. — Нет. Я не стану тебе прощать. Все конец этой тупой дружбе. Я многое терпел, а ты считал это нормой. Так вот знай, что мне надоело. Я ухожу. Мне плевать, что после сегодняшнего инцидента у меня и правда нет больше никого кроме тебя, но я не хочу находиться рядом с таким эгоистичным, лживым и мерзким созданием.       Чуя с силой отталкивает от себя Дазая и уже хочет открыть дверь, как тот падает перед ним на колени. — Чуя, мне так больно. Не уходи, прости меня. Я вскрою себе вены, если ты меня не простишь. — Тем более нет. Угрожать суицидом последнее дело. Я знаю, что раз поведешься на такое, так потом этот человек будет проворачивать подобное постоянно. Так что бессмысленно жалеть твою жизнь сейчас. Если хочешь умереть, пожалуйста. Мне нечего тебе сказать. Отодвинься. — Чуя, пожалуйста, я такой дурак. Заигрался… Ну прости-прости. Хочешь в наказание себе я буду жить вечно? Или что ты хочешь чтобы я сделал…       Эгоистичный Дазай, по чьей вине Чуя сотню раз попадал в переделки, сейчас сидел на коленях у ног Накахары. Его грустные карие глаза были влажными от сдерживаемых слез. «Что я хочу сделать с тобой? Какой полет фантази…»  — подумал Накахара и шумно сглотнул. — Тогда… — Чуя коснулся щеки парня, в глазах которого затеплилась надежда, — Ты станешь моим покорным рабом на целый месяц. Ты так долго издевался надо мной, что я и не догадывался, как сильно ты нуждаешься во мне. Ну же! Любой мой приказ. — Х…хорошо, — немного поколебавшись, все-таки согласился Дазай. — А теперь я приказываю тебе поработать ротиком. Эти трусики слишком терли там, что у меня встал.       Осаму уставился на Чую широко распахнутыми глазами, пытаясь понять шутит ли тот. Но Чуя не шутил. Он стянул тонкое кружево, высвобождая орган. — В рот? — растерянно переспросил Осаму и указал пальчиком на поблескивающий от предэякулята член. — Да-да, не стесняйся, я никому не скажу. — Угу…       Шатен подполз на коленях ближе и несмело взялся рукой, направляя в рот розовую головку. Дазай медленно вбирал в рот, двигал головой и одновременно поглаживал ягодицы руками. — Быстрее…       Дазай стал ускоряться, а потом полностью вытащил изо рта и стал быстро-быстро лизать широкими мазками по всей длине. Чуя часто дышал. Его грудь вздымалась. Обе «горничные» раскраснелись. Осаму почувствовал, что у него тоже поднялся. Хотелось коснуться себя, но Чуя заметил, как он просунул руку под пышную юбку и тут же грубо отдернул. — Нет! Нельзя тебе! Соси и мучайся. — Как… скажешь, Чуя. — Хозяин вообще-то! — Как скажешь хозяин! — громко сказал Дазай и поднял на парня взгляд в котором перемешивались эмоции возбуждения и страха быть брошеным. — Молодец, хороший мальчик, — Чуя похлопал Дазая по щеке, а потом переместил руку на затылок и стал напористо трахать его в рот, — Глотай, когда я буду кончать, понял?       Дазай кивнул и мысленно стал подготавливаться к этому, чтобы его не вырвало. Кое-как проглотив теплую жидкость, Дазай не смог удержаться и кончил, даже не прикасаясь к себе. — Теперь ты меня прстишь? — спросил все еще сидящий на полу шатен со следами размазанной у губ спермы. — Ох, Дазай, конечно, прощу, но не забывай, что ты теперь мой раб. «Нужно будет успеть перевоспитать его под себя за этот срок. Тогда он будет у меня рабом всю жизнь!» — подумал Накахара и улыбнулся.