Тотем: Змей, Часть 1 Доказать свою верность

Прохладно… Даже скорее холодно… Шум в ушах и тяжесть в груди, будто кто-то мохнатый уселся на нее и не дает дышать… Усталость, быстро покидающая тело. По нервам скользили затухающие отголоски перенесенных страданий, хотя были даже приятными, как болят натруженные мышцы в конце изнуряющей, но любимой работы. Под щекой мерно вздымается теплая безволосая грудь, а чуткое ухо улавливает медленные удары чужого сердца. Как у истинного сына змеиного рода удары сердца были тихие и очень-очень редкие. - Проснулась? – тихий шепот на ухо приятно щекотал кожу и вызывал стаю мурашек на обнаженной спине. - Долго я была недоступна? - Целую вечность, - в его голосе явно слышалась усмешка, - но если ты про сон, то всего ничего. Выпустишь нас отсюда? Девушка разлепила глаза и проморгалась, пытаясь перестроить глаза на полную темноту подземелья. Чихнув, она протянула руку и начала соскребать с лица засохшую корку крови из-под носа, потом протерла глаза и села. Орочимару уже был на ногах и деловито застегивал рубашку, будто и не было жуткого испытания, через которое они прошли вдвоем. Она сидела и смотрела, как мужчина невозмутимо приводит себя в порядок, как вытаскивает из-за ворота волосы и наскоро собирает их в пучок. - Долго будешь сидеть на холодном? Девушкам это не очень полезно, - он повернулся к ней и протянул руку, предлагая помощь. Рена приняла его руку и встала, потянулась было к платью, но заколебалась, стоит ли его надевать, учитывая, что кожа была покрыта засохшей кровью и потом. Потом, решив, что она его все равно носить не собирается, натянула одежду через голову. - Ты сильно торопишься? – спросила Рена, выводя гостя из комнаты и делая мысленную пометку не забыть тут все прибрать. - Ну, зависит от того, что ты хочешь мне предложить, - он ждал, пока она запрет дверь и наблюдал за каждым ее движением с каким-то настораживающим вниманием. - У меня за домом личные горячие источники, - она усмехнулась, приглашая его следовать за ней, - мне повезло с недвижимостью, ты же знаешь. Не хочешь присоединиться и немного отдохнуть? - О-о-о, - в выдохе мужчины было столько сладострастного ожидания, что Рена даже успела пожалеть о своем приглашении, - на это я время обязательно найду. Дорога наверх показался ей куда как короче, чем когда они спускались вниз. Рена ускоряла шаг, стремясь скорее покинуть мрачное место, наполненное ненужными впечатлениями. Путь до источников они прошли в молчании, каждый погруженный в свои мысли. Рена вывела его из дома через заднюю дверь и вышла на деревянную крытую террасу, что пересекала сад и заканчивалась небольшим купальным домиком с огороженными бамбуковой ширмой источниками, пряча купающихся от глаз тех, кто мог быть в этом время в саду. Дальняя сторона не была прикрыта, чтобы отдыхающий в источнике в полной мере насладился прекрасным видом на покрытые лесом холмы. Войдя в домик и оказавшись в небольшой прихожей Рена сказала: - Он не рассчитан на гостей, поэтому будем купаться вместе. Думаю, ты уже давно не в том возрасте, чтобы смущаться. Орочимару хмыкнул. - Вот засранка, сколько можно проезжаться по больной теме? - А почему она для тебя больная? – Рена невозмутимо раздевалась, складывая грязную одежду в корзину у входа. Орочимару поколебавшись, тоже принялся стаскивать с себя пропитавшуюся потом одежду. - Да в общем-то и не больная, просто то, что ты так часто к этому возвращаешься… утомляет. - Перестань реагировать, - Рена криво усмехнулась, - если хочешь, оставь грязное тут, ты же помнишь, что у меня дома есть сменная мужская одежда. Будем считать, что я так передам благодарность твоему иръёнину, который обо мне позаботился, - и вошла в душевую часть комплекса. Усевшись на скамейке перед зеркалом, она взяла с полки банку с мягким мылом и мочалку, и включила воду. Вода подавалась сразу из источников и поэтому в дополнительном подогреве никогда не нуждалась, что здорово облегчало пользование купальней в любое время, как только возникало такое желание. Первым делом она намылила волосы, которые после мытья хозяйственным мылом в гостинице были жесткие и неприятно пахли. Потом распределила густую пену по всей коже, давая ей размочить грязь и вытравить усталость. На соседнюю скамейку опустился мужчина и тоже подключился к купанию, приготовляя себя к погружению в чистые воды источника. - Я удивлен, как у тебя не отобрали это место. Владение горячими источниками - неслыханная роскошь и даже в квартале Хьюга нет своих собственных. - Это вопрос не ко мне, а к моим родителям, которым за заслуги перед Конохой пожаловали это имение. К тому же, главная ценность этой земли - вода, сам участок небольшой. Орочимару задумался, распутывая колтуны в волосах. - Слушай, а ты внимательно читала документы на землю? У тебя полная собственность, пожизненное наследование, бессрочное владение, рента или сервитут? Девушка кинула на него настороженный взгляд. - Это тебе зачем? - Хочу оценить степень привязанности тебя к этому месту. Пожевав губу, она нехотя ответила. - Бессрочное пользование, потом или переоформиться на моего ребенка, если таковой когда-нибудь заведется, или вернутся в собственность..., - она замолчала, давясь ненавистным именем. - Кому? - Шимуре Данзо. Девушка раздраженно начала промывать волосы второй раз, недовольная тем, что с первого раза добиться мягкости не получилось. Орочимару хмыкнул, довольный ее признанием. Как он и думал, роскошное имение было всего лишь меховой опушкой на ее ошейнике. Как это похоже на Данзо, годы идут, а методы не меняются. - Рена, а где браслет, который я тебе подарил? Рена отвлеклась на мгновение и посмотрела на свое запястье и правда, золотой змеи больше не было. - Наверно, сняли в Отделе Дознания, - пожала плечами Рена и снова занялась волосами, выливая себе на голову полную миску воды, смывая пену, - разве она к тебе не вернулась? - Она не пила твою кровь, значит так и лежит где-то в спячке, - задумчиво ответил он, тщательно оттирая тело жёсткой мочалкой, - значит, нужно будет тебе подарить новую. - Я не против, вот только народ-то у нас наблюдательный, быстро заметят, что украшение опять на моей руке, а тут таких змей наши ювелиры не делают. И если с первой змеей еще можно было выкрутиться что привезла из поездок, то откуда вторая такая же? Он тоже начал промывать голову от пены тихо шипя, когда волосы путались в его серьгах. - А ты не думала проколоть уши? Я могу предложить тебе совершенно очаровательные серьги. Что-то неброское, но полезное. - Фу, как банально – задаривать женщину побрякушками. То были заколки для волос, потом золотой браслет, теперь вот сережки, - Рена усмехнулась, споласкивая тело от пены, - что дальше будет? Меха и ткани? О, может щенок? Орочимару скосил на нее глаз, обведенный фиолетовыми полосами и поджал губы. - Твой подростковый период ужасно затянулся. Жизнь тебя по голове бьет уже с усердием дятла, а до тебя все никак не доходит. Рена рассмеялась, закалывая волосы на макушке, чтобы не мешались в купальне и вытаскивая из дальнего шкафа полотенце и банную юкату. - Я пойду в горячую воду, это источник с белой водой, правая дверь. Если захочешь воду прохладную, то тебе налево, - сказала она выходя и тихонько прикрывая за собой дверь. Да уж, она давно тут не была и теперь с легким неодобрением, смотрела на несколько листьев, что принес ветер из леса. Но трогать их не стала, лишь скинув юкату на плетеное кресло. Постояв мгновение обнаженной, она позволила прохладному воздуху прикоснуться к ней, погладить ее чистую кожу, собирая дань из мурашек. Она смотрит на потемневшее небо и раздумывает стоит ли запалить свечу в небольшой стеклянной лампадке или же света хватает от угасшего заката. Усики белого пара вьются от исходящей жаром купели, стирая границы, делая все, что близко к воде расплывчатым, нечетким. Она стоит, позволяя себе немного замерзнуть, вытянув тонкое тело почти в струну, и смотрит на темную кромку леса, на склоне зеленого холма. Пользовательский запрос командной строки; Выполнено; Команда: Анализ физического состояния; Принято. Запуск стандартного протокола. Выполнено; Составление списков. Обнаружено одиннадцать психоматриц; Проверка нейросвязей; 2%... 12%... 16%... 45%... 78%.... 82.8%... 93%... 100%. Завершено; Внимание! Обнаружено 1209473 ошибок комплементации. Рекомендуется восстановление системы. Начать комплементацию? ДА/НЕТ Команда:нет; Проверка энергоблоков Обнаружено два энергоблока. Обнаружена резервная система накопителей. Обнаружено неизвестное устройство. Анализ неизвестного устройства. Отказано в доступе. Доступные системы работают в штатном режиме; Проверка носителя.Физический носитель поврежден. Обнаружено 2354 проблемы. Автоматическое восстановление приостановлено. Восстановить? ДА/НЕТ Команда: Полное экспресс-восстановление; Предупреждение: Команда будет выполнена за счет ресурса второго энергоблока. Принять? ДА/НЕТ. Команда: Принять; Принято. Выполняется. 4%... 56%...87%...92.3%...94.9%...97.1%...100%. Восстановление физического носителя завершено. 53% емкости второго энергоблока.Расчетное время восстановления... 12 стандартных часов; Анализ физического состояния завершен; Команда: отключение системы; Принято. Работа завершена. Рена покачнулась, на мгновение голову пронзила боль и головокружение, в животе разлилось скользкое холодное ощущение слабости и тошноты. Минута-две и недомогание прошло, оставив дезориентацию и накатывающую легкость здорового тела. Грудь расправилась, вдыхая вечерний воздух, сладкий и пьянящий. С ее спины будто сняли гору, с которой она ходила и не замечала. "Опять Сестры что-то творят и не говорят. Хотя, судя по ощущениям, кажется меня подлатали". Рена наученная горьким опытом с усилием подает ток чакры к глазам, щедро расходуя резерв и открывая все десять слоев восприятия. Миг и лес становится просто полупрозрачной тенью, щедро пронизанной живым и умирающим. Потоки красных нитей поднимаются легкими паутинками в небо, свиваясь канатами и утекая в черный, маслянисто блестящий Колодец. Но ее не интересует смертельная тяга на ту сторону, сейчас она ищет наблюдателей, пытаясь рассмотреть врагов и не видит ничего. Сморгнув розовые слезы, она улыбнулась. «Сварилась в молоке, теперь и к воде подойти боюсь». Легко переступила босыми ногами за черный бортик, опуская узкие белые ступни в кипящее молоко Рена ищет скрытые в воде широкие ступени. Она помнит их шершавую надежность, чувствует нежной кожей каждую выемку и знакомую с детства трещину. По коже прошла дрожь предвкушения легкой боли и жаркой истомы. Она вдыхает напоенный минералами пар и идет в воду медленно, давая замерзшему телу привыкнуть к распаривающей жаре. Медленно и томно она опускается в воду по самую шею, отплывая чуть в сторону и пристраиваясь к стене на глубоком месте, почти не тревожа тихую водную гладь. Вода обжигает, растворяя боль и усталость, распутывая свитые узлами и спазмами мускулы. Она чувствует, как в голове наступает звенящая пустота, лишенная мыслей, а значит и тревог. Она не слышит шагов своего гостя, но он разрешает ей услышать шорох снимаемой одежды. — Чудесное место, — Орочимару улыбается, довольно щурится, окидывая вместительную купальню оценивающим взглядом, - жаль, что нельзя забрать с собой. Возможно, будь у меня такой дом, и я бы тоже никуда отсюда не хотел уходить. Рена открывает глаза и смотрит на стоящего мужчину. Орочимару тоже не торопиться зайти в воду, тоже по въевшейся привычке осматривает пространство перед ним, ищет скрытые угрозы. А может тоже хочет немного подставиться силе вечерней прохлады, перед тем как погрузиться в горячую воду. Рена смотрит на выпирающие кости таза, на отблески воды, что текут по его худым поджарым ногам. Она смотрит, как он дышит, расправляя грудь и какие-то чувства копошатся в ее животе. Мыслей нет, только мгновение созерцания чего-то по-настоящему красивого в своей смертоносности. Она видит его тело целиком, чувствует его внутреннюю структуру и хочет позвать то существо, что притворяется человеком. Рена опять проваливается в созерцание своего Я, чувствует, что что-то в ней необратимо сломано, обрушено вниз ранящими осколками. Все, что казалось непоколебимым – уничтожено и теперь ей нужно думать, что строить на этом месте, после того как она расчистить пространство от обломков и мусора. Она криво усмехается своим мыслям, чувствуя, что еще не все разрушено и тем, у кого есть над ней власть еще есть над чем поглумиться, если они захотят. Орочимару входит в воду с тихим плеском, не боясь нарушить гладь воды, и она плещется за край, смачивая черный мрамор, делая его еще темнее и глянцевее. - Что за лицо, Рена? Опять пустила в голову тяжелые мысли? – он идет к ней, рассекая грудью воду. Девушка лишь приподнимает уголки губ в легкой усмешке, когда он бесцеремонно сдвигает ее вперед, устраивается за ее спиной. - В моей голове легкие мысли не задерживаются, - она откинулась на его грудь, устраивая затылок на мягком плече и признавая, что это удобнее острого мраморного края. Мужчина немного повозился, устраивая себя и девушку удобнее и, обхватив ее одной рукой поперек живота, другой полез в мокрый узел ее волос, разворошив его без малейшей жалости. Набрав полную горсть воды, он льет на ее лицо белую влагу, заливая глаза. Рена молчит, позволяя ему мелкое хулиганство. Орочимару молчит, слушая ее размеренное дыхание и наблюдая за жилкой на шее, что бьется все чаще из-за горячей воды. Рука вокруг ее тела не двигается, вторая же то заливает глаза Рены водой заставляя ее моргать и жмуриться, то играет с плывущими по белой воде мокрыми волосами, то поглаживает острую скулу со шрамом. — Я чувствую вину перед тобой за то, что сегодня устроила. И ненависть за то, что ты меня довел до пыточной, — Рена ловит мужскую руку, что опять зарылась в копну ее мокрых волос, и прижимает ее к губам. Она не торопится, проводя мягкими губами по его пальцам. Прикусывая острыми зубами бледную прохладную, все никак не согревающуюся в горячей воде кожу, она смотрит на лес, полускрытый паром воды. Владыка змей проводит пальцами по ее щеках, обхватив подбородок сильными пальцами, разворачивает ее лицо к себе, заглядывая в глаза и улыбается совсем по-змеиному. - Мне нравится, когда я вызываю противоречивые чувства. Меня устроит как твоя ненависть, так и твоя любовь, - он смотрит ей в глаза, - оба твоих состояния будут возбуждать во мне любопытство и желание надавить на тебя сильнее, до хруста. Рена не боится, лишь облизывается и тоже кривит рот в змеином оскале. Она чувствует, как рисунки на ее коже уже не рисунки, а текучие твари, двигающиеся и приподнимающие кожу над телом. - Я никогда не буду тебя любить. А вот ненавидеть, о да, это я умею. Она резким движением освобождает свое лицо из крепкой хватки, Орочимару же не препятствует ей, хотя и может. Девушка мягко двигается, неторопливо ищет удобное положение и опять приникает спиной к груди своего гостя. Она чувствует его легкое возбуждение и довольно ухмыляется тому воздействию, которое может оказать на сильнейшего, а значит и все контролирующего шиноби. Невозмутимо она удобно устраивается между чужими бёдрами, трется и ерзает, расчетливо возбуждая, а ладони кладёт на мужские колени поглаживая и щекоча. Рена чувствует его своей поясницей, радуется тому, что ее действия привели к ощутимому успеху, понимая, что может и доиграться, но ничего не хочет останавливать. Крови она уже вкусила, теперь пора бы взять и что-то другое, более приятное и менее разрушительное. Он дышит глубоко и спокойно, будто не замечая ее игры, сохраняя невозмутимость, но легкая рябь воды идет от его тела, потревоженная непроизвольными выбросами темной чакры. Рена раздвигает ноги в стороны, спокойная в своем бесстыдстве, позволяя горячему потоку омыть всё тело. Потянувшись, она погладила себя пальцами, чувствуя, что следов пыток после сытной кормежки и лечения не осталось, а ее лоно опять узкое и девственное. Водное зеркало идёт рябью, Рена откидывается назад и кладёт голову Орочимару на плечо, виском прижимается к его шее и молчит. — Хм, ты совсем перестала меня стеснятся, — удовлетворенно сказал Орочимару гладя взглядом по-зимнему бледное тонкое тело в своих руках. Рена пожала плечами, от чего змеи на спине дрогнули, сместились и вновь вернулись на свои места: — Я думаю, что никогда и не стеснялась тебя. То немногое, что было, скорее кокетство потасканной шлюхи. Орочимару осторожно погладил ее плечи: — Ты не шлюха. — Ты что, шутишь? — усмехнулась Рена и развернулась в его руках, завершая объятье. — Нет. Склонившись над нею, он подтянул ее ближе к себе, обхватывая ее бока коленями, заставляя прочувствовать животом его напряженную плоть. — Я тебя хочу. А шлюх – нет. Девушка улыбнулась и прижалась к нему грудью, расчетливо зажимая его член между их телами, напрягаясь и ерзая, доводя мужчину до помешательства. И пускай его лицо спокойно, а в глазах скопилась бесстрастная тьма, но тело его предает. Рена знает, чувствует. Она в этом понимает. — Приятно слышать. Несколько минут они дразнили друг друга взглядом, дыханием и ощущением тел. — И ты позволишь все так просто закончить? – он обхватил ее талию руками, вдавливая до хруста и боли ее в себя, не ласково, а мучительно и агрессивно. Агрессия его тела со спокойным лицом лишь еще больше возбуждало ее желание надругаться над ним. — Не позволю, — просто ответила она, склонившись к нему и мягко прикоснувшись к его губам поцелуем, - но не здесь. Хочу в свою спальню. Встав из воды, он легко удержал ее мокрое тело в руках и телесным мерцанием вернулся к началу галереи, оставляя за собой мокрые следы и лужи воды, стекающей с их мокрых волос, он понес девушку по дому, на второй этаж к спальне. Она прижалась к нему, смотрела в его глаза и на ее лице цвела полная безумия улыбка, которая не предвещала ему ничего хорошего. Обычно такими глазами на него смотрели убийцы и обезумевшие обитатели его карцеров, и Орочимару казалось в чем-то диким, что на него смотрит та, кто позвала его в спальню. — Орочи, — жаркий шепот девушки заставлял все его тело сотрясаться от безумного желания взять ее прямо на ходу, не спуская с рук, - я хочу тебя. Больше не было ни малейшего желания следить за своими руками и мужчина позволил себе прикоснуться к ее телу так, как он давно хотел. Он удобнее обхватил ее бедра, а она обняла ногами его талию, прочно оседлав мужчину, крепко прижимаясь наливающимся совсем другим жаром телом. Он чувствовал, как ее тепло пропитывает его кожу и прорастает в него, заставляя бешено торопиться сердце. Пригнув голову она зачерпнула его волосы в полные горсти и притянула его лицо к своему. От ее уверенности и страстности он слегка утратил контроль над своим телом и спохватился лишь тогда, когда понял, что его язык едва умещается во рту, удлинившись. Девушку это не смутило и она, не прекращая ерзать в его руках, с удовольствием занялась изучением небольшим изменением его анатомии. То, что она вытворяла с его языком заставило его хрипло рычать и со свистом втягивать ставший густым воздух. Руки мужчины сжимали юную мерзавку и блуждали по голой коже спины. Он уже стоял на пороге спальни, упираясь плечом в дверь и нащупывая рукой ручку. Она оторвалась от его губ, и теперь будто потеряла интерес к миру, слишком занятая вылизыванием его мокрой шеи. Будто кошачий, ее язык шершаво скользил по телу, заставляя его дрожать и торопиться скорее к постели. — Орочи! — свирепый приказ, который он исполнил беспрекословно, разжимая ставшей железной хватку рук на ее бедрах. Девушка перестала стискивать его бока ногами и легко соскочила на пол. Он не препятствовал ей, лишь придерживая девушку за плечи, любуясь ее лицом — искаженным до неузнаваемости, злым, невменяемым. Глаза почернели, заливая тьмой радужку и большую часть белка, пугая нечеловеческой свирепостью и внимательностью. Казалось, что чернота скоро переполнит ее всю, истекая из носа и глаз. Тело стало гибким и каким-то… текучим. Когда он сжимал ее особенно сильно, он чувствовал, как под кожей переливаются мышцы, подобные маслу, а кости гнутся как разогретый воск. Это было странное ощущение. Странное, но от того не менее возбуждающее. И змеи, боги пречистые, по всему телу извивались рисунки разноцветных гадин, разевающих клыкастые рты, трущихся друг об друга и свивающихся узлами. Рена обняла его за талию, прижимаясь мокрым лицом к его груди, дыша прерывисто и хрипло. — Может в спальне нам будет удобнее? — попытался собраться с мыслями мужчина, не понимая о чем она думает, чего ждет. Она молчала, изучая горячими, царапающими сухой кожей губами его грудь. Потом мгновенная острая боль укуса. Потом дорожка быстрых поцелуев вниз. Опять губы сменились колкими укусами, оставляющими синяки и кровоточащие дырочки. Она медленно опустилась на колени, поглаживая его бедра и бесстыдно потерлась лицом об возбужденную плоть. — Ты что творишь? — удивился Орочимару, загребая в горсть ее мокрые волосы, чтобы ополоумевшей от желания девушка не успела вцепиться острыми зубами во что-то нежное. — Не бойся, там не укушу, — смешливо ответила она, и снова острые зубы сомкнулись на его коже, заставляя вздрагивать и оттягивать ее за волосы от себя. Ее губы оказались в опасной близости от его мужского достоинства, что заставило Орочимару серьезно опасаться увечий, но прерывать ее он опасался еще больше. Он уже и сам не знал, чего страшиться больше – того, что она остановится или, что хуже – продолжит опасную игру. Но внезапно она отстранилась сама. Девушка любовалась им — землисто-бледное лицо его расцветил горячечный румянец, губы соблазнительно припухли от поцелуев, а в глазах плескалась такое желание, что Рена его боялась. Боялась того, что он с ней потом сделает. Боялась и предвкушала. Она с трудом перевела дыхание и растягивая гласные протянула: — Я тут подумала… — Что? – он нахмурился, не зная, что опять пришло в полубезумную головку. — Мне нужно позаботиться о контрацепции. Хорошо, что я хоть об этом вспомнила. Орочимару сначала нахмурился, переваривая, что она сказала, но потом кивнул, соглашаясь. Дополнительные проблемы им и вправду были совершенно не нужны. Он только собрался открыть рот, чтобы что-то предложить, как она деликатно заткнула его припечатав свои губы пальцами. — Помолчи. Иди в спальню и подожди меня там. А я схожу за нужными препаратами. Не думаю, что мою домашнюю аптечку тоже распотрошили до основания. Я надеюсь, если ты меня подождешь десять минут, настроение твое не упадет. Рена обхватила его возбужденную плоть ладонью и сжала, склонилась над ним, проведя влажную дорожку от основания до самого конца, заставив тело мужчины дернутся как удара тока. Потом оторвалась от него и встала с колен. Орочимару открыл дверь в спальню и на мгновение задержался на пороге, рассматривая подозрительным взглядом тонкую фигурку. — Не задерживайся. Она усмехнулась, с ловкостью танцовщицы разворачиваясь на пятках и, мелькнув голыми ягодицами, убежала. Орочимару послушно направился в спальню, слушая дробь ее шагов на лестнице, тихий странный напев и грохот шкафчиков на кухне, пока она искала свою аптечку. В спальне он разобрал постель и скользнул между двумя черными атласными простынями. Гладкая ткань постельного белья приятно холодила кожу. Тишина. Даже сквозь стены он слышал, как она торопливо перебирает склянки и гремит посудой, что-то тихо бормоча себе под нос. Он прислушался, изо всех сил напрягая свое сверхъестественное чутье: - Отвар сильфия стандартная треть, три капли сока душистой руты и… что ж взять, мяту или дягиль? Потом воцарилась тишина, которая была томительной и настораживающей. И, наконец, ее легкие шаги по коридору, лестнице. Она шла медленно, будто растягивая удовольствие, откладывая момент встречи, томила и заставляла ждать. Закрыв глаза, он представил, как извивается ее тело, в такт ее движениям, тонкие пальцы скользят по темному дереву перил с эротической чувственностью, будто и не по дереву, а по его коже. Он чувствовал волнение и предвкушение. Орочимару не надеялся и вовсе не рассчитывал на такое развитие событий. Он думал, что они будут пить, курить и говорить. А в итоге она запытала его чуть не до смерти, распарила в горячей воде и теперь, он ждет ее в спальне. Ждет, как ни одну женщину до нее. Он слышал ее дыхание за дверью, ощущал ее тепло, чувствовал, как медленно бьется ее сердце. Дверь приоткрылась ровно настолько, сколько нужно для того, чтобы проскользнуть в комнату. — Я пришла. Нагое тело отсвечивало алебастровой белизной. На губах темнел настой и запахло едкими горькими травами. Змеи извивались, перетекая со спины на живот, проскользая через грудь и утекая куда-то на внутреннюю часть бедра. Орочимару испытал к ним чуть ли не ревность, глядя как они скользят по ее коже. Он не хотел делится этим сокровищем ни с кем, даже с ожившими татуировками. «Гладкая. Она такая гладкая везде» — мимолетно подумал он, рассматривая ее худое тело. Рена двинулась вперед запрыгивая на постель и единым взмахом сбрасывая простыню на пол, обнажая мужчину под ней. Грубо, почти резко, ни капли нежности или трепета не было. Что-то животное, жестокое проступало в ее лице. Когда она подвешивала его под потолком Орочимару чувствовал от нее исходящее тепло и сочувствие, неуверенность и сомнения. Сейчас от нее веяло каким-то могильным холодом, будто кто-то открыл дверь в давно заброшенный подвал, полный мокриц и забытых скелетов. Ему стало даже не по себе, когда он наблюдал за девушкой, которая подползала медленно, как хищник, нависая над ним. — Заждался? — хриплый шепот царапал его слух, а пальцы с острыми когтями впиваются в его живот, медленно протягивая жгущие болью полосы до самой тазовой кости. Она стояла на четвереньках и с усмешкой и какой-то взрослой деловитостью рассматривала его возбужденную плоть. Волосы текли по ее спине и плечам, расплескавшись по его телу и слившись чернотой с шелком постели. Белая прядь светилась расколом, как лезвие занесенного для удара меча, как последняя вспышка угасающего сознания. — Заждался, — не стал отрицать он, приподнимаясь на локтях и пока позволяя делать с ним многое, — ты даже не можешь представить себе насколько. - Я хочу подарить тебе безумно долгую ночь, полную бреда и откровений. Хочу показать худшее, что есть во мне. Ты же этого так хотел, не правда ли? Рена скрюченными пальцами впилась в свою собственную шею, рисуя такие же алые полосы уже на своем теле. - А без боли и увечий никак? – Орочимару сел, перехватывая ее руку, не давая царапать себя больше. Она растягивала лицо в ухмылке и молчала, глядя на него, больше похожая на аякаши, а не на девушку, готовую к любовной игре. - Я не хочу, чтобы тебе было больно. - Почему тебя вообще это волнует? – она с хрустом наклонила голову на бок, как чудное насекомое. Орочимару почувствовал злость с примесью веселья, Рена играла с ним, пыталась сбить его с толку, смутить и отказаться от связей с ней. Решила притвориться сумасшедшей? Не получится, только не с ним, кто видел истинное безумие. - Потому что я не хочу разрушать твою хрупкую красоту, - просто ответил он, не ведясь на ее грубость и жестокость. Он погладил ее по щеке, грея теплой ладонью остывшую кожу. Аккуратно заправил прядь черных волос за маленькое ушко, - я хочу тебя, а не полубезумную аякаши с черной кровью. Рена застывает, как от удара, на мгновение прикрывая глаза, лицо ее дрогнуло, смягчаясь. - Никаких игр, да? - Никаких, - соглашается мужчина, наблюдая за ней. Она протянула к нему тонкие, невесомые руки. О Боги, ему казалось, что слабый свет убывающей луны, что наполнял девичью спальню просто просвечивает ее насквозь. Он хотел раздавить ее в объятьях и в то же время боялся, что девушка просто сломается как тонкая ветка, как побег вереска под грубыми пальцами. Орочимару не понимал, как в ней уживается фарфоровая хрупкость с железным нутром. Или же в ней наоборот за иглами внутри спрятано мягкое нежное брюшко? Он покачал головой, ведь вся ее поза, выражение глаз и насмешливый оскал грубо противоречил хрупкости ее тела, невесомости рук. - Я поведу, хорошо? Рена кивнула, расслабляя тело и больше не выглядя как угрожающая темная тень. Он схватил ее запястья излишне грубо, но не смог удержаться от этого жеста, злясь на ее снисходительность. Рванул вперед, опрокидывая на постель, подминая ее под себя. Она вновь протянула руки и обняла теплыми пальцами его лицо, изучая линию скул, бровей и губ. Его ладони опустились на ее живот. Странно, он казался таким мягким, хотя шиноби прекрасно знал что под кожей перекатываются стальные мышцы. Талия тонкая. Ему вновь казалось, что он мог обхватить ее ладонями, что он тут же попробовал сделать. Темные ресницы полукружьями лежали на бледных щеках, лишь горячий румянец растекающийся по лицу и даже кончикам ушей выдавал ее волнение да беспокойное дыхание. Дитя… Она спокойно и непринужденно пропустила его руки еще ниже, позволяя изучать нежное женское тело, тяжело дышала покусывала темные губы и все еще пахла горькими травами. Стройные, на грани болезненной худобы, длинные ноги широко и бесстыдно раздвинуты. Вся ее поза полностью открывала женское тело мужскому взгляду. Тонкие пальцы лениво ласкали небольшую грудь с потемневшими до багряно-вишневого цвета сосками. Его взгляд задержался на темных бусинах, что она пощипывала и пообещал обязательно ими заняться. Бесстыдница… — Орочи! — Рена тихонько вскрикнула, когда он попытался погрузить в нее пальцы, — пока не стоит делать этого руками, пожалуйста. — Прости, — почти виноватая улыбка на его лице казалась неуместной. Пальцы сменили губы. — Что ты… — она приподнялась на локтях с удивлением глядя на склонившуюся над ее бедрами голову. Волосы. Его волосы тоже черные. Они точно так же расплескались по ее бледным ногам, как ее собственные еще не так давно по нему. На мгновение оторвавшись от нее он приподнял голову и усмехнулся. — Так ведь не больно? — Нет. — Нравится? Она задумалась, потом шепнула: — Не знаю. Не решила еще. Он вновь склонился над ней и Рена поняла, что это хорошо. Минуты растягивались в часы и даже годы. Она уже металась по простыням, удерживаемая его сильными руками и упиралась пятками в его плечи постанывая и сладко вздыхая. Таких искусных прикосновений она еще не знала, хотя не раз дарила их другим женщинам. Это было дико. Так близко она еще никогда не подходила к своей грани прерыва. Мучительное чувство, которое все длится и длится, все никак не разрешаясь и не принося облегчения. Не больно, но от этого не менее мучительно. Джирайя смог довольно быстро довести ее до первого в жизни оргазма, но он скорее просто залил ее до самых сережек своей чакрой, уничтожая контроль и насильно стимулиряю центры удовольствия на прямую. Орочимару же старался все сделать самостоятельно и делал это лучше кого-либо в ее жизни. — Орочи! — она уже кричала. — Хватит! Но мужчина и не думал останавливаться, мучая и доводя ее до беспамятства. Давно он не был с женщиной, и еще более давно он не пытался как можно дольше продлить моменты близости, давно не пытался хоть что-то сделать для любовницы. Когда ему начинали мешать сосредоточиться телесные потребности, то он просто шел в бордель и покупал себе чистую и прилично выглядящую женщину на ночь. А потом, удовлетворенный сексом и раздраженный потерянным из-за физиологических проявлений времени, уходил отсыпаться домой. Но сегодня… Сегодня он старался как мог, стыдясь, что делает все не так, как хотел бы. Хотя… Рена выглядела довольной, да и ее возбуждение и готовность были явными и… вкусными. Чуть кисловатый, незрелый вкус. Все-таки она совсем девочка… - Пожалуйста, хватит… - ее стоны перешли в жалобный скулеж. Приподнявшись он отпустил девушку, желая знать, что она будет делать. Рена тяжело дышала и дрожала. Цепко схватив его за волосы она потянула его к себе, грубо и намеренно желая причинить боль, мстя, что он так мучил ее, срывая маску злой и циничной куртизанки. Хотя поцелуй, которым его наградили за труды был сладким и благодарным. — Хватит играть, — шепот на ухо, потом зубы на коже. Она все-таки пустила ему кровь, щекоча дыханием, - давай сегодня мы не будем долго ходить вокруг да около, и ты возьмешь меня, как и собирался. Обещаю, что когда мы утолим первый голод, я расстараюсь ради тебя так, как ты захочешь. Блудница… Спорить с юной развратницей не было ни желания, ни сил. Орочимару приподнялся, рассматривая возбужденную женщину перед собой. Белое тело на черных простынях почти светилось, глаза ее горели медом и золотом, а от кожи шел одуряющий горький запах трав и соли. Потом подумав опустился на колени между ее приглашающее раскинутыми ногами. — И все же я должен спросить, - он улыбнулся, поглаживая ее живот и все же запуская пальцы во влажное нутро, - ты точно уверена, что сегодня? Он почувствовал, как она дернулась, сжимаясь вокруг его пальцев и оскалилась. Сквозь нежное личико опять проступили черты черной твари, что жила под ее кожей. — Просто трахни меня наконец! Рассмеявшись мужчина обхватил ее бедра руками и притянул к себе, приподнимая над постелью. Девушка тут же обхватила сильными ногами его бедра. Невесомая… — Ты прекрасна. На мгновение он замешкался поймав ее внимательный, изучающий взгляд. Что-то было в ее глазах. Странное напряженное ожидание и… насмешка? Свечение глаз с золотого сменилось на потусторонне серое, буквально истекающее чакрой и силой, пряча все потаенные мысли еще глубже. Наверно, он никогда не привыкнет к тому, как глаза ее меняют свой цвет по велению ее чувств. Отбросив сомнения, он еще раз осторожно коснулся ее бедер, направляя себя. Толкнулся вперед. Она зарычала. Утробный, вибрирующий звук, так не вяжущийся с девичьим личиком, бледном и, пожалуй, даже слегка напуганным. Упругое препятствие не пускало Орочимару в ее тело. Нажал еще раз, сильнее. Опять сопротивление. Ее тело выгнулось дугой, дрожа от напряжения. Сквозь зубы она скомандовала: — Резче. Не стоит меня мучить пытаясь растянуть это сомнительное удовольствие. Я предпочитаю с первого раза и до упора. Давай. Орочимару чуть не задохнулся от возмущения, но с другой стороны опыта лишения невинности девушек у него не было. В его «послужном списке» числились лишь затраханные до полного безразличия проститутки. А она… Никто, кроме нее самой не знает сколько раз она была девственницей. — Стерва, — прошипел он выполняя ее указания. Рывок получился не самым удачным, но проникнуть в нее у Орочимару все-таки получилось, совсем немного, но все таки. Горячо. Тесно. Странное ощущение, очень приятное, обещающее вылиться в незабываемое приключение. Она вскрикнула и, видя его колебания сама рванулась вперед, насаживаясь на него с рыком и сжатыми кулаками. На бедра мужчины плеснула кровь. Так много, куда больше, чем должно было бы. Сразу стало жарко и скользко. - Не надо колебаться, поверь, - она хрипло дышала, пытаясь отвлечь Орочимару от созерцания темных струек на ее бедрах, что срывались и впитывались в черноту постели. Видя его колебания, Рена крепче сжала ноги и сама задвигала бедрами, то показывая ему красный от крови член, то снова пряча его в своем теле. - Тебе же больно, - попытался ее остановить Орочимару, удерживая руками и с тревогой глядя в ее напряженное лицо. - Если перестанешь резать мой хвост по кускам, то мне будет очень хорошо. Перестань так меня жалеть. Это оскорбительно, считать, что я не могу справиться с твоим членом, после того, как справилась с мастерством палача! Рена приподнялась на постели наотмашь ударила его по лицу, оставляя быстро наливающийся красным отпечаток ладони. - Ненавижу жалость! Орочимару оскалился. - Ну хорошо, сучка, ты сама меня об этом попросила. Не жалуйся теперь. Он навалился на нее, обхватив тонкую шею сильными пальцами, жестко придавливая к постели и впиваясь пальцами в девичье бедро, закидывая ее ногу себе на спину. — Ты! Ты! Это так больно! Это так хорошо! — стонала она, откинувшись на постели. Потом стоны перешли в неразборчивые крики, а крики в истошные вопли. Орочимару молчал, лишь скрипел зубами от напряжения с трудом удерживая в руках бьющееся как пойманная рыба тело. После ее наглых указаний он больше не церемонился с Реной и самозабвенно любил ее. Ее острые ногти, больше похожие на костяные лезвия, безжалостно полосовали его руки и плечи, и спину, и шею, она будто желала снять с него кожу, располосовав на тонкие-тонкие полоски и ремешки. Она хваталась за него, куда только могла дотянуться, да так, что ему только и оставалось, что прятать от нее лицо, чтобы она в безумном порыве не оставила его без глаз. Но боль, причиняемая девушкой в таком явном, безумном, красивом помешательстве лишь сильнее его распаляло, заставляя еще сильнее вбивать ее в постель, заглушая ее крики ладонью, уже порядком искусанной. — Как же ты хороша, — простонал Орочимару, пряча лицо на ее груди и еще крепче сжимая бедра, врываясь в нее с новыми силами. Волосы прилипли к потной, разгоряченной спине, мешая и щекоча, но он не обращал внимания на это, чувствуя что еще немного и изольется в нее. Она тоже почувствовала, что любовник вот-вот кончит. Его движения стали резкими, лихорадочными, быстрыми. Угадав момент когда «вот-вот» начнет склонятся к «уже» Рена поймала его взгляд, широко улыбнулась и начала смеяться. Ошарашенный любовник увидел, как ее лицо перекосилось, как кожа стала пластами сходить с мускулов, всего мгновение, и ее тело лопнуло, с сухим щелчком, как переполненный бумажный пакет, исторгая на постель сотни юрких змеиных тел. Находящийся на грани оргазма мужчина не успел мгновенно среагировать и повалился в кубло быстро расползающихся змей, получив пару болезненных укусов в чувствительные места. — Что за?! А потом он понял, что девчонка его самым наглым образом обманула умудрившись провести его и подсунув вместо себя змеиного клона по самое небалуйся накачанного ее чакрой, ставшим практически не отличимым от оригинала. — Рена!!! Сука!!! Блядь безмозглая!!! Голову оторву!!! Орочимару взбешенный до крайности подвохом, уже не возбужденный с необычайной яростью сорвался с постели, в гневе схватив стул и раскрошив его об стену. Вышел из спальни он уже более спокойным и с твердым намерением найти засранку как можно скорее и поквитаться за шуточку. Еще никто не рисковал так его унижать. И девчонка за это поплатиться. Но сначала нужно одеться. * * * Рена мчалась по лесу, путая след, маскирую чакру и надеялась что Орочимару потратить не одну драгоценную минуту на поиск тщательно запрятанной одежды. Ну не погонится же он за ней голый! А вещи она припрятала очень хорошо, хотя и не вынося из дома — ну не может же она быть совсем плохой, правда? Воздух обвивался вокруг нее как мокрая ткань, затекая в легкие и ускоряя бег. Она и хотела, чтобы Орочимару смог поймать ее, и всерьез опасалась его реакции на ее «невинную» шуточку. Воспоминания, которые принесли ей вернувшиеся в ее тело змеи она запомнит на всю жизнь — такие глаза она вряд ли еще когда увидит на его лице. В них было все — и похоть, и удивление, и шок, и закипающая ярость понимания. Ох, убьет он ее когда поймает. Или трахнет особо извращенным способом, компенсируя свой моральный ущерб. Учитывая его фантазию и степень взбешенности Рена надеялась на первое. Потому что в таком случае смерть ее была б не так мучительна. Она усмехнулась, чувствуя, как намокают трусики от возбуждения. Господи, когда же она наконец-то сдохнет и перестанет издеваться над собой и окружающими. Лес поредел и девушка просто кубарем вылетела на небольшую полянку перед крохотным лесным озерцом, больше напоминающим лужу с истекающим из него болезненным ручейком. На миг задержавшись она опустилась на колени перед зеленой, пахнущей тиной и лягушками водой и макнула голову прямо в отливающую зеленью воду. Но лицо все так же пылало, расцвечиваясь ярким румянцем. Все-таки Етсу, которую она смогла спасти из рук Гаары щедро поделилась всеми подробностями того, что они там устроили. И что только в ней было! От одних только мыслей о том как он «ее» касался, уже ее настоящее тело вздрагивало в протесте прерванного вожделения. Выдернув голову из воды она взмахнула спутавшимися волосами и они как мокрая тряпка хлопнули ее по спине, пуская неприятные ручейки вдоль хребта. Долго стоять на одном месте было небезопасно и она вновь пустилась бежать. Влетела белкой на дерево, еще выше, до самых макушек побежала дальше, так, как она умела, едва касаясь листьев. В голове мысли сменялись с ужасающей скоростью в поисках наиболее безопасного места. Разумеется, она могла бы побежать в резиденцию Хокаге, в казармы джоунином, в любой постовой лагерь на ходу придумав побасенку для оправдания своего присутствия. Даже завалиться на базу к Данзо и разыграть психоз тоже не составило бы для нее труда, пусть и последствия такого поступка и были бы ужасающими. Но, черт возьми, у него должен быть шанс поймать ее сегодня. Да и иметь дело с властью Конохагакуре не было желания. Она нахмурилась под тяжестью возвращающихся мыслей о том, что произошло и по чьей вине. Черт, а она ведь так старалась своим безумным поступком отложить размышления о произошедшем на потом. Ну ничего, санинн ее найдет и ей снова станет не до хандры и самокопания. На ветру волосы быстро высохли и встали дыбом, густо пропитанные мелкой тиной. Зато заметно притупился запах самого тела, смешанный с запахами воды и леса. Конечно, это всего лишь крохотная заминка, но иногда миг спасает жизнь лучше толстой брони. Когда девушка решила, что уже достаточно набегала зигзагов на севере, она свернула на восток, потом на запад и повернула к югу, намереваясь вернуться домой не намного позднее середины ночи. Пробегая по веткам очередного дерева, она увидела внизу еще одно озерцо, сверкнувшее потерянным зеркальцем. Запах болота уже давно перебился запахом ее пота, поэтому смысла быть вымазанной тиной она не видела. Спрыгнув на землю, куноичи осмотрела берег и воду, найдя каменистое дно удобным, чистую воду замечательной, а укромную поляну восхитительной. Тщательно прислушавшись и осмотревшись, она чуть-чуть расслабилась и позволила сосредоточиться на себе. Только сейчас Рена поняла насколько ее Сестры не в духе. Она почему-то крайне негативно отнеслись к затее пошутить над Орочимару и теперь весьма красноречиво трогали ее тело острыми зубами. — Ой да ладно вам! — буркнула Рена. — Подумаешь, не переспала. Что так, что эдак выходит, что рано или поздно он получит свое, если не придушит меня раньше. Змеи ее объяснениями ничуть не удовлетворились, но двигаться перестали. Махнув на их нелепые обиды рукой, Рена полезла в воду не раздеваясь. Камни оказались неожиданно скользкими, а вода на удивление теплой и вкусной. Несколько раз окунувшись с головой воду, Рена распутала косу и промыла волосы от забившегося в них ила. Вода оказалась еще и чрезвычайно мягкой, не отягощала волосы и хорошо их отмыла. Растерев лицо и тело, куда дотянулась не снимая штанов и майки, влагой девушка удовлетворенно вздохнула, вновь ощущая себя чистой и выбралась на мелководье. Опустившись на камень, Рена стянула ботинки и тщательно отмыла от грязи каждый палец. Затем с тем же старанием промыла обувь, отскребая ее изнутри и снаружи пучком травы, сорванной тут же. Потом поболтала ногами в воде и расслабилась, откинувшись на локтях. Все-таки место было слишком уж умиротворяющим. На пару минут девушка представила какого было б построить себе тут шалашик, собирать полезные травки и жить отшельницей. А что, хорошая идея — прекрасный воздух, отличная экология, никаких раздражающих засранцев и засранок. Тишь да гладь, мир и покой. И скука. Внезапно чуткое ухо уловило шорох, столь незначительный, что его легко можно было списать на упавший на землю лист, но придавивший к земле Ки наводил на мысли о ком-то зубастом и сердитом. Превозмогая давление чужой чакры она с трудом повернула окостеневшую шею и посмотрела на тень, неторопливо выступающую прямо из дерева. Тут же вокруг нее со свистом встали барьерные фуин, загоняя ее в клетку. — Ага… — медленно протянул Орочимару, и его до сих пор мрачное лицо стало проясняться. А в глазах появилось нечто такое многообещающее, что Рена мигом поняла — ей конец, - нашлась, говнючка. *** Рена выдала ему лучшую свою улыбку, бессмысленную, как электрическая лампочка, и такую же сияющую. — Какой прекрасный вечер! Ты не находишь? Орочимару надвигался на нее как тень судного дня на ходу закатывая рукава и улыбаясь все шире, показывая крупные клыки. — Ты только посмотри вокруг! — продолжала девушка лихорадочно пытаясь расшатать клетку довольно слабенькой фуин над своим телом — воздух напоен благоуханием трав, поют цикады, даже луна серпиком! Такая романтика! Если б не я, то ты точно не выбрался на прогулку в такой прекрасный час и в такое чудесное место! Мужчина приблизился еще на пару шагов, медленно вытаскивая из штанов широкий ремень. Лицо Рены выбелило тихой паникой. Уж лучше бы он взялся за нож и нарезал ее на тысячу маленьких девочек, чем это. Страх, почти животный ужас затопил ее глаза и она стала рваться все отчаянней. Так не вовремя сработавший триггер, запустил каскад галлюцинаций. Хуже того — она вспоминала, настойчиво гнала от себя мерзавку память, но вспоминала… «В комнате темно и тихо. Пахнет ненавистной лавандой. Запах везде — от простыней, которые перекладывали при хранении лавандовым мылом, от цветочных горшков в которых она цвела, от развешанных по всей комнате мешочков с сухими сборами, где главным компонентом была все та же лаванда. Его любимый запах. Он усиливался, хотя в комнате было все также тихо. Он не мог понять, как она узнает о его приближении. Она знала — если запах усилился, то это он и он все ближе. Она затаилась как мышонок между простынями не смея вдохнуть, боясь выдохнуть. «Только не сегодня. Только не сегодня!» билось в ее голове мысль, затмевая все остальные. Он не слышал ее отчаянной беззвучной мольбы, но даже если б и слышал, то не придал ей значения. А скорее всего обрадовался ей, как высшей похвале, ведь уже сколько раз он пытался вырвать из нее скулеж и просьбы. Единственный якорь, который удерживал ее на месте это была просьба. Просьба, которую она не могла нарушить, ведь она исходила от человека, которого невозможно предать, невозможно не любить. Просьба узнать, просьба запомнить, просьба рассказать, просьба всему научиться. Если бы не это, то она давно сорвалась с истошным визгом и мчалась прочь из этого дома, насквозь пропахшего лавандой. Другие голоса, невидимые, еле слышные, как паутина в голове шептали «Только попроси! Только закричи!» Она молчала. Она знала, что эта тишина ведет его к ней как по нитке. Она не могла переломить себя и оскверниться еще больше, скатившись до слезных стенаний и просьб. Только не перед Ним! Хотя видят боги, что желала этого больше всего на свете, если бы это только остановило мучения. Простыня заскользила по телу, сползая на пол. Как хотелось вцепиться и удержать ее на месте, сохраняя иллюзорную видимость защиты. Ведь дети так верят, что если тебя не видно, то злое тебя не найдет. Она хотела верить, но знала, что такого, увы, не бывает. — Хорошая девочка. Милая девочка… Свистящие звуки его голоса лезли в уши. Она утратила способность понимать речь, но тело помнило, что за этим последует. Она не ошиблась. Не хныкала, приняла покорно, как ее и учили. Широкий добротный ремень захлестнул шею, плотно прилипая к коже. Ее придушили и отпустили дав сделать пару судорожных вдохов, потом придушили опять. Но она и не думала вырываться, зная, что ее безвольность бесит его и выводит из себя, пытаясь хоть так испортить ему удовольствие. Закусив до крови ладонь, она молчала, сухими глазами рассматривая темноту. Молчала и когда на нее навалилась тяжесть, худшая чем ремень на шее. Молчала, когда запах лаванды перебился железным запахом крови. Молчала и слушала утробные одышливые хрипы. Зато шепот в голове затих. И в этом была часть ее заслуги, которой она непроизвольно гордилась. Роль великомученицы так облагораживает. «Сегодня я опять сильнее тебя» Но она продолжала все также улыбаться и изгнать из памяти непрошенное видение. Видение, которое так часто портило ее редкие сны. Но тело не желало забывать все то, что будило в нем созерцание мужчины с ремнем в руках. — Милый, любимый, обожаемый! Ну я просто пошутила! Девушке неприлично так просто сдаваться! Ну не обижайся! Хочешь, я даже извинюсь! Я спою тебе песню! Я станцую тебе голой! Я сделаю все что хочешь! — на автомате продолжала нести чушь Рена, пытаясь вынырнуть из омута паники. Озерная вода на ее теле сменилась горячим потом страха. «Прутья» фуин заметно расшатались и готовы были вот-вот лопнуть. Осталось буквально немного усилий и она будет более решительно отпираться от экзекуции, чем просто забалтывать разгневанного мужчину. Орочимару продолжал приближаться, растягивая губы все в более широкой улыбке, словно предвкушая предстоящее ему дело. И молчал. А это пугало еще больше. — Все, что захочешь!!! Только перестань!!! — в отчаянье взвизгнула Рена, понимая что не успевает освободиться и удрать. Орочимару остановился и склонил голову на бок, внимательно рассматривая мокрую, босоногую и перепуганную девушку. Чего она такая напуганная он понять не мог — ей приходилось переживать более тяжелые раны и какая-то порка не могла выбить ее из колеи. А тут она билась в натуральной истерике при виде всего лишь ремня. Тем более что пороть он ее собирался лишь в начале. А теперь видя животный ужас, готовые хлынуть из глаз слезы, которые держались в глазах лишь из-за нечеловеческого упрямства он не знал, как поступить. Жалость и сострадание — это не те чувства, которым он хотел учиться. С другой стороны, он жизнь готов был положить и не одну за то, чтобы она привязалась к нему крепче, чем наркоман к любимой дозе. И ее реакция была явно патологической. Что-то у нее с этим ремнем было связано. Пока Орочимару мешкал, Рена рванулась последний раз и смогла взломать клеть из фуин, которая полностью сковывала ее движения. С визгом, разъяренной кошки она выхватила широкий нож из ножен на голени и бросилась на Орочимару. С безумием, с яростным желанием разодрать ненавистное создание, которое душило ее по ночам, которое раздирало ее тело на части и калечило разум. Она забыла кто она и кто перед нею. Реной двигало лишь желание уничтожить кошмар, который поселился в ее голове. Да, она давно привыкла к тому, что он с ней делал и это ее уже не впечатляло с учетом набранного опыта. Но тень первого ужаса осталась. В удар была вложена вся сила, но он был легко остановлен сталью. Комар, пытающийся укусить слона. — Рена? — удивленный возглас Орочимару, который совсем перестал в ней узнавать ту девочку, за которой он охотился все эти дни. Она не реагировала, ненавидяще глядя куда-то сквозь него и с шипеньем выталкивая слова: — Данзо-сама! Не сегодня! Орочимару отбил еще десяток молниеносных выпадов, которые все были нацелены на одно — убить одним ударом. Рена совсем не думала о защите, полностью сосредоточившись на убийстве. И он понял, что вид ремня что-то всколыхнул в ее памяти. Она терзалась призраками, которые вели ее руку и затмили разум. — Рена! Уймись, — как можно спокойнее сказал он, стараясь поймать и обездвижить ее, - что ты ведешь себя как истеричка. Раньше это ему удавалась бы без особого труда — все-таки за его плечами стояли многолетний опыт и талант, так что их категории были просто не сопоставимы. Но сейчас она была быстрее наадреналиненой кошки и безумнее обдолбившегося грибами берсерка, щедро и не заботясь выплескивая силу, расходуя ее на все – от усиления ударов, до ускорения движений. Свободной рукой девушка как-то по-особенному скрючила пальцы и они засветились серым. Она концентрировала чакру в руке, готовясь выпустить сырую неоформленную волну прямо на своего противника, чтобы сжечь даже саму память о его теле. За миг до того, как она выпустила чакру, Орочимару перехватил ее руку, заставив ее сжать кулак, ломая концентрацию и туша технику. Она взвизгнула, когда едкая чакра обожгла до крови ее собственную ладонь. Она закричала, вырываясь, лягаясь совсем потеряв способность рассуждать здраво и сражаться эффективно. Проследив за ее взглядом Орочимару увидел, что распахнутые, черные от ужаса и отвращения глаза были прикованы к ремню, который он все еще сжимал в руке. Недолго думая, он отбросил его далеко в траву и крепко прижал к себе брыкающуюся и кричащую девушку. Все ее тело сотрясала мучительная крупная дрожь, мышцы свивались спазмами. — Тшшш, маленькая моя. Все хорошо, — тихо нашёптывал Орочимару на ухо девочке, не обращая внимания на град довольно болезненных ударов, которые она щедро рассыпала по его ногам. Он не знал, как долго продолжались его тихие увещевания, но яростное рычание девочки сначала перешло в клокотание, потом в всхлипы и, наконец, затихло. Затихла и Рена, обмякнув беспомощной тряпочкой в его руках. Осторожно отстранив ее на длину вытянутых рук, мужчина попытался посмотреть на нее, но Рена старательно отводила глаза стыдясь произошедшего. — Рена? Она лишь буркнула что-то неопределенное и высвободилась из его рук. — Что это с тобой было? Угол ее рта дернулся и она хрипло и нехотя выдавила: — Я не хочу об этом говорить. — Давай я провожу тебя. Она отшатнулась от него, как от зачумленного и торопливо замотала головой: — Не надо. Я сама дойду. Орочимару понял, что настаивать не стоит. Ей сейчас нужно уединение и время привести себя и мысли в порядок. — Хорошо, но я за тобой наблюдаю. Он еще немного постоял, наблюдая за удаляющейся свечкой ее тепла, на прямую спину с подрагивающими проступающими лопатками, на мокрые волосы, полуголое тело. Перед глазами стояла картина ее паники, не наигранного испуга. Было такое чувство, что он только что добровольно запустил кому-то руку по самый локоть в воспаленную рану, а потом в недоумении похлопал ресницами — и чего было так орать? Судя по всему, ею уже начинал заниматься Корень, если Шимура стал ее личным кошмаром. Интересно, это Хирузен выдернул ее из-под темной опеки или сам Данзо отказался доводить ломку до конца? Нужно будет тряхнуть свои связи и разузнать. — Девочка. Моя… Поколебавшись он последовал за нею. Интуиция вела его, подсказывала, что все-таки лучше присмотреть за потерянной, измученной девушкой. А там, глядишь, и перепадет чего, пока она слабо понимает происходящее. Только нужно нежно-нежно, ненавязчиво, чтоб потом и винить кроме себя ей было некого. * * * Рена шла по лесу опустошённая пережитыми воспоминаниями, истощенная всплывшим кошмаром. Не было слез, эмоций, чувств. Ничего не было. Так наверно должна себя чувствовать ракушка, долго-долго вымываемая от улитки соленой водой, а потом еще дольше выжигаемая беспощадным солнцем — пустая, соленая, выжженная и безучастная. «Меня не станет утром Ведь я увидел берег С пустыми кораблями Что вместо мачт с крестами В одном лишь направлении плывут Назад дороги нет…» Рена брела по подлеску, не глядя ставя ноги, но даже так не спотыкалась, интуитивно обходя корни и лужи. Она почему-то не боялась ни зверей, ни ядовитых насекомых, чувствуя себя как в куполе из барьерных фуин, что укрывали ее от всего мира. «Жаль что не может петь О том как мне легко Тело мое что станет гнилью Пусть переломит смерть Мое больное дно — тело мое» Она сползла по стволу, скручиваясь от сухих спазмов, желая разрыдаться, выплеснуть горе и боль. Такие качели эмоций, сводили ее с ума – от эйфории к бешенству, от ужаса к смертельной тоске. Ее выматывали чувства, болезненные, все – настоящие, если бы пришла апатия и пустота, она была бы счастлива настолько, насколько это было бы возможно в ее случае. А так радость и азарт, когда она удирала от разозленного мужчины так легко была сметена ужасом и удушливыми призраками прошлого. И теперь, она обязана поднять себя с земли и снова идти, возвращаясь туда, откуда шли все истоки ее боли. «В глазах не будет страха В них растворилось небо И стала невесомой Моя грудная клетка По мне не ставьте свечи Я продолжаю жить…» Сегодняшний день был фантасмогоричным кошмаром, сшитым чудовищем, где одна половина извивалась, желая мук и страданий, сама себя терзая и восстанавливая, а вторая – порочная садистическая часть, что с бездумной яростью пожирала всех, до кого могла дотянуться, пытаясь наполнить свое вспоротое брюхо чужой жизнью и все равно оставаясь голодной. Как будто боги смерти ее хранят от окончательной гибели, хотя сколько раз она пыталась закончить весь этот фарс, но снова и снова оставаясь живой, лишь с еще большим количеством уродливых язв на сердце. «Когда октябрь своё возьмет Меня укроет и спасет листва Осколками солнца И будет греть Или сожжет Отравит медленно как ртуть меня Моя любовь, моя тоска… Я жду твоих объятий, откровений Я сплю — мне будет вечно сниться осень Я сплю…» «Почему он меня отпустил?» — мимолетная мысль коснулась Рены. И только она попыталась сосредоточиться и понять причину его решения, как пряди смыслов чужих поступков растаяли утренним туманом, ускользнули от ее ищущих пальцев, опять освобождая ее голову от мыслей. - Я опять веду себя как тряпка для сбора соплей. Сколько можно себя жалеть, вспоминая прошлое? – она с размаху влепила себе по уху. Резкая боль отрезвляла, заставляла дышать глубже, срывала пелену с глаз. Тяжелый вздох. Сколько не старайся всю грязь упрятать поглубже, а она все равно выпирает, как нечистоты в которые летом закинули пачку дрожжей. Господи, а ведь она считает себя сильной и контролирующей и так опозориться это же постараться нужно. А из-за чего? Из-за ремня, будь он неладен? Ну выпорол бы ее Орочимару, велика проблема. Это ж просто смешно, после всего что с ней было. А вот поди ж... Истеричка. Поежившись от такого нелестного сравнения, Рена потерла замерзшие плечи руками и наконец соизволила оглянуться по сторонам. Пока ее голова была занята апатичным самокопанием, ноги занесли ее достаточно далеко от того маршрута, по которому она собиралась следовать. — Мать твою! — ругнулась она и уселась на землю. Потом, недолго думая, свернулась в ворохе листвы под кустами. Ее трясло. Чего-то хотелось. Чего, не понятно. «Давай подумаем. Я хочу есть? Нет. Пить? Тоже нет. Мне холодно? Умеренно холодно. Скучно? Нет. Что-то болит? Саднит содранная кожа на лопатке, когда я неудачно счесала кору спрыгивая с дерева и обожженная ладонь. Тогда что? Не знаю. Наверно это не желание, а беспокойство. Нет, тут другое. Личное. Что? Я хочу тепла. Тепла живого общения, непринужденного и ни к чему не обязывающего. Тогда вставай и иди к Нейджи. Уж он-то точно не откажется обласкать и согреть тебя почти по-человечески». — Рена, — тихий голос прозвучал почти над самым ухом не заставил ее не то что встать, а даже вздрогнуть. — Пошел нахуй. Без тебя тошно, — пробурчала Рена, не желая видеть свидетеля ее позора и глубже зарываясь в листву. — Да, без меня тебе действительно тошно. Выползай, — без малейшей обиды на ругань отозвался Орочимару и подошел ближе. — Я же сказала, чтоб ты шел отсюда, — грубо ответила девушка даже не думая шевелиться, - или ты ждешь, что я скажу «пожалуйста»? Зря. — Насильно вытащу. — Попробуй только! Мужчина пожал плечами и схватил ее за шиворот и резко потянул. Чтобы спасти майку от безвременной кончины, девушке пришлось с ворчанием подчиниться и выползти из кустов. — Какого черта тебя от меня нужно? Мы вроде уже попрощались на сегодня. — Ну, во-первых, не прощались, — он ухмыльнулся и непроизвольно облизнулся, - а во-вторых, ты же понимаешь, что я не могу так оставить твою выходку. — Пф-ф, можно подумать, тебе не понравилось, — недовольно закатила глаза Рена, прекрасно понимая, что действительно немного перестаралась. — Ты понимаешь, что я таких шуток не прощаю? И будь на твоем месте кто-то другой, то я бы не разговаривал, а убивал с особой жестокостью. — Сам виноват, — щеки девушки окрасил легкий румянец стыда. Настолько легкий, что его и видно почти не было, - ничего на перепуганных девственниц кидаться, как лось в гоне. От тебя кто угодно сбежит. Страшно же. — А тебе не стыдно того что ты делала? — он усмехнулся и потер губы большим пальцем. — А чего мне должно быть стыдно? Это же была не я! — невозмутимо отпарировала куноичи, давя наглую усмешку. — Вот как? – он сложил руки на груди. — Именно так. И что ты думаешь делать дальше? — Не понимаешь? — Орочимару встал и подошел близко-близко, заставляя ее задирать голову и чувствовать себя абсолютно неуютно. — Нет. — Вообще-то я собирался стребовать с тебя лично все то, что так щедро мне предложила твоя копия. Знаешь, я остался доволен, только вот финал явно меня огорчил, — быстрая улыбка на серых, бескровных губах, появилась и исчезла, как змея среди камней. Рена поймала себя на мысли, что прекрасно помнит, как они выглядели после ее поцелуев и укусов — темные, подвижные, блестящие. Быстро же он снова «остыл». — Не хочу. Отпусти, — невозмутимость, само спокойствие, ни тени страха, хотя внутри все клокотало, снова качая ее эмоции от смертельной тоски к веселой бесшабашности. Орочимару наклонил голову на бок: — Уверена? Вместо ответа она резко выбросила колено вперед и вверх, вбивая его в пах мужчине. Одновременно кулаком нанесла мощный удар в горло не сдерживая себя. Удар в горло он блокировал свободной рукой, а вот удар коленом по самому ценному месту в мужском организме как-то упустил из виду и прикрыться успел в последнее мгновение. С шумом втянув воздух сквозь стиснутые зубы прошипел: — Ах ты дрянь! Рена улыбнулась искренне и весело, заталкивая страхи в самые глубины своей памяти где им самое место и вытаскивая наверх беззаботную алчущую риска и удовольствий гадину. — Хочешь меня трахнуть? Так изнасилуй. Орочимару еще раз демонстративно облизнулся: — Как скажешь, девочка моя, как скажешь… * * * Куноичи и нукенин ринулись в атаку практически одновременно. Короткий обмен ударами быстро расставил всё по своим местам: Орочимару быстр, силён, слишком техничен, подавляюще превосходит всех, кого только она знает. Несколько простейших уловок позволили ему приблизиться достаточно близко, чтобы с гаденькой усмешкой стащить с тонкого плеча девушки лямку майки до самого локтя, обнажая маленькую грудь с бледным соском, который уже напрягался, становясь твердой бусиной. Вот только вместо ожидаемой ругани он услышал странный шипящий смешок. — Я смотрю, ты поклонник долгих и нежных прелюдий, уж кто бы мог подумать? Орочимару усмехнулся. — У тебя еще хватает дыхания болтать? Видимо я слишком нежно сейчас с тобой играю, слишком бережно. С этими словами он стал наращивать темп борьбы. Делал он это не постепенно, а дерганными рывками, мешая подстроиться к ритму нанесения ударов. «Ну и какой черт меня за язык тянул?» — в бешенстве думала Рена, с трудом уворачиваясь от хлестких ударов, хитрых подсечек и постоянной угрозы залома или захвата. Размышления куноичи были прерваны самым неожиданным образом — оглушением. Она даже не поняла, как это произошло. Доли секунды потребовались Орочимару чтобы ударить девушку так быстро, что она даже не успела среагировать. Она сидела на заднице и озадаченно мотала головой, пытаясь выйти из нокдауна. «Бред! Когда он успел?!» — Упала, милая? — с усмешкой спросил мужчина, уже стоя за ее спиной и поглаживая ее макушку, еще больше растрепывая волосы. Как он успел так быстро?! Рена ударила кулаком по земле и вскочила на ноги. Слегка пошатнулась, но устояла. — Воспользовался тем, что я отвлеклась. — Конечно, — не стал спорить Орочимару, — но ведь ты мне предложила такое очаровательное соревнование. Как я могу не сражаться с тобой на полном серьезе за право обладать тобой? Тем более ты меня уже прекрасно разогрела, хоть и пытаешься откреститься от этой чести. — Ах ты!.. Удар Рены не был неожиданным. Он должен был лишь прощупать противника, но вместо этого неожиданно легко достиг цели. Прямой в челюсть. Костяшки отдались острой болью, будто она ударил не человека, а бетонную стену. Несмотря на то, что расслабляться было катастрофически нельзя, Рена вновь позволила себе секунду удивления, и этого вполне хватило его противнику. Захват. Короткое движение кистью, и девушка вынужденно уходит в кувырок, спасая руку от перелома, а саму себя от еще более опасного захвата. — Ты воспользовался моей слабостью после падения, — сердито пробурчала, начинающая беситься куноичи и вновь атаковала. — Конечно, — опять согласился улыбающийся Орочимару, спокойный как удав и такой же довольный, — разве в бою поступают иначе? Он легко увернулся от удара, вновь перехватил руку Рены и взял кисть на излом. Тихий хруст оповестил девушку о том, что она вполне могла получить серьезную травму. Она выронила нож. Услышав треск, Орочимару тут же ослабил хватку, не планируя все-таки причинять слишком серьезный ущерб девушке. Рена злобно ухмыльнулась. Она знала, что нужно выломать себе суставы ещё на тренировках, чтобы потом их не выломал противник. Поэтому хруст хоть и говорил о недовольстве ее сустава столь некрасивым обращением, но ни о какой травме пока речи не шло. А если учесть, что он все-таки считается с ее полом, то у нее все-таки есть небольшое преимущество перед ним. Мизерное. Наверно, даже не стоит его и учитывать. Но проигрывать не хотелось уж совсем разгромно. Призвав Черную Сестру, которая как раз была на левом плече, девушка направила гибкое тело прямым броском прямо в горло мужчине. Знала, что Черная никогда не останавливается, и в случае удачи Орочимару останется без кадыка. Но Сестра, чью скорость никто и никогда не мог проследить, была схвачена за шею и не будь она частью тела Рены бесцеремонно выдернута из руки. А так Орочимару просто заставил Рену пошатнутся и неловким рывком все-таки вывихнуть себе запястье. Связки взвыли болью, а девушка — матом. Мельком взглянув на бешенную девицу, которая лихо попыталась ударить его пяткой в горло и не почувствовав нужной отдачи от связок, которые уже благополучно стягивались до своей обычной длины, Орочимару вновь усилил нажим, но Рена уже успела контратаковать и вырваться из цепких пальцев. Зато ей пришлось пропустить хлесткий удар кисти, разодравший ворот майки до самого низа и оставивший ее практически голой перед мужчиной. В раздражении Рена вернула Черную рисунком на тело, а Орочимару с любопытством смотрел, как сходится разорванная на предплечье кожа, поглотившая в себе змею. — Теперь я воспользовался твоей невнимательностью. В следующий раз воспользуюсь ещё каким-нибудь недостатком. На этом и строится тактика боя. Неужели тебя не учили этому? «Конечно не учили, кто бы этим занимался!» — раздражённо подумала Рена, вызывающе распрямляя плечи. — Вы научите, сенсей! — с ядовитой иронией ответила она. Она дёрнулась вперёд, намереваясь размазать мужчину тонким слоем по земле, но вовремя одумалась. Злость не слишком хороший советчик в бою с таким опасным противником. С трудом подавив желание перейти в самую опасную свою метаморфозу Рена напала совершенно открыто, старательно делая вид, будто ослеплена яростью. Однако на самом деле она лишь ждала удачного момента для нанесения одного точного удара, как затаившаяся змея. Приходилось тщательно следить за собой, не позволяя противнику в полной мере воспользоваться мнимым приступом ярости. Малейшее промедление грозило очередным заломом, который мог закончить поединок вывихнутым суставом, а то и переломом. И скорее всего получением Орочимару долгожданного приза. Этого как раз Рена допускать вовсе не хотела, по крайней мере не так просто. Но по непонятной причине противник не поддался на провокацию и продолжил работать с неторопливой и грациозной точностью. Ни одного лишнего движения, ни единого послабления, скорее ленивое баловство кота, который отмахивается от полуслепого котенка. Несколько секунд длился быстрый обмен ударами, но долго Рена не продержалась. Ее внимание ослабло всего на миг, и этого с лихвой хватило мужчине чтобы ухватить ее за горло. Шею куноичи сдавило стальными тисками, и она с удивлением и ужасом почувствовала, как ее ноги отрываются от земли. Недолго думая она нанесла несколько ударов ногами по туловищу противника, но хватка ничуть не ослабла. — Пусти..те! — прохрипела Рена, царапая держащую ее руку. Орочимару хмыкнул и встряхнул невесомое для него тело. Он умудрялся как-то так держать ее, что дыхание было хоть и затрудненным, но вполне достаточным для того, чтобы она оставалась в сознании. Хотя ему хотелось сжать пальцы чуть сильнее, чтобы прервать тот поток брани, который исторгался из этих соблазнительных припухших губок. Такие губы явно были созданы для поцелуев и самых откровенных ласк, а не для портовой ругани. — И не подумаю, моя милая. Ты ведь проиграла и теперь должна отдать мне кое-что ценное и так опрометчиво обещанное. После твоей шуточки сил отказываться у меня совсем нет. Куноичи зашипела в бессильной злобе. Она удивительно напоминала придавленную к земле рогатиной ядовитую кобру — так же извивалась и билась в безуспешной попытке освободиться. Рена ругалась, лягалась, царапалась, раздирая его руку в кровь, но все так же весело дрыгала ногами в полуметре над землей, на вытянутой руке Орочимару, которая даже не шевелилась. Как будто ее на суку подвесили. Время от времени Орочимару хмурился и морщился, когда слышал особо пошлые выражения, в которых его склоняли, спрягали и спаривали со всеми представителями местной фауны и встряхивал ее, заставляя зубы клацать и ощутимо прикусывать язык. Но, увы, эта мера лишь подливала масла в огонь. - Девочка, я могу простоять так долго, что ты скорее от голода умрешь. Может, признаешь свое поражение? Рена обмякла, сдалась и хмуро буркнула: — Все, ладно. Отпусти меня. — Драться будешь? – он не торопился разжимать свою хватку. — Не знаю, — честно ответила куноичи. — А убегать? — решил подстраховаться Орочимару. — Не буду, — нехотя выдавила из себя Рена, — теперь отпустишь меня? Орочимару осторожненько опустил ее на землю и заботливо натянул на плечи изодранную майку, прикрывая грудь, снял не существующую пылинку с плечика и довольно ухмыльнулся. — Ты такая хорошенькая когда злишься. Рена покраснела и пошла пятнами, намереваясь высказать все что думает по поводу его сомнительных комплиментов. Потом, видимо сдержалась, сжала губы и твердо посмотрела ему в глаза. — Ну что, Орочи, ты хочешь свой приз прямо сейчас и здесь? Он усмехнулся: — Да. Молча Рена разулась, стянула с себя обрывки майки, короткие штаны сняла вместе с трусиками. Раздевалась деловито и безразлично, как будто дома собиралась в душ. Вещи комом полетели на землю. Теперь совсем нагая она стояла перед ним и хмуро смотрела в сторону. На лице явно читалась, что делается это не из удовольствия, а как тяжкая неизбежная повинность. — Хотел — бери. Могу стоя, лежа или наклонюсь. Мне все равно. Орочимару нахмурился: — Слушай, Рена, тебе обязательно быть такой сволочью, или это врожденное? — Просто заткнись и сделай это. Я хочу домой. Он колебался. Да, он мог получить желаемое, да, она не стала б сопротивляться, но вашу ж мать, ему хотелось чтобы она была такой, как тогда в спальне, а не безразличным бревном, в которое она так успешно превратилась. Была, конечно, небольшая вероятность что он сможет ее растормошить и пробудить вожделение, но, скорее всего, обиженная на проигрыш и довольно таки бесцеремонную взбучку, она проигнорируют все его попытки. И вот кто бы ей объяснил, что виноватой в этой всей ситуации была сама девушка, которая сама его соблазнила и спровоцировала и на секс, и на погоню, и на драку. Интересно, а она сама хоть понимает чего хочет? — Хорошо. Давай договоримся тогда так, — решил найти компромисс Орочимару, — мы пока отложим твое должок на какое-то время. Я не хочу тебя в таком настроении. Ее лицо оживилось. — Правда? Орочимару тонко улыбнулся. — На вранье меня еще никто не поймал. Она усмехнулась: — Плохо ловили. И что теперь, отпустишь меня? — Отпущу, - он хмыкнул, рассматривая ее наготу и опять чувствуя возбуждение, - поцелуешь на прощание? Рена улыбнулась легко и открыто, явно испытывая облегчение: — Хорошо. Тело девушки расслабилось, она даже не делала попытки одеться, покачивая бедрами она неторопливо преодолела то небольшое расстояние между ними и крепко прижалась к груди мужчины. Мурлыкая, Рена потерлась о его грудь лицом: — Я буду очень-очень стараться. Орочимару почувствовал, как быстрее забилось его сердце. Не верилось, что она сделает, как обещает, а не затеет опять какую-то идиотскую шутку. Приподнявшись на кончики пальцев она закинула руки ему на шею и коснулась его губ. Словно в первый раз, осторожно изучила линию подбородка, кромку зубов, обвела языком клыки. Потом неторопливо углубила поцелуй, активно вторгаясь на его территорию. Не удержавшись ее руки поползли вниз, ловко расстегнули змейку на штанах, давая больше простора мгновенно напрягшейся плоти мужчины. — Ох Рена, осторожнее, — судорожно всхлипнул Орочимару, перехватывая ее шаловливые руки, — я хоть и пообещал, но всему же есть разумный предел! Она тихо рассмеялась. — Сядь на землю. Он непонимающе приподнял брови. — Сядь, — вновь попросила Рена и потянула его вниз. Он подчинился, завороженный ее глазами — сейчас они стали яркими, зелеными, огромными, с кошачьими расколами зрачков. Черт ее дери, насколько же притягательная девочка! Она вновь вернулась к его губам, прошептала в промежутках между судорожными вдохами: — Знаешь, как хорошо, что ты не уточнял место в которое я могу тебя поцеловать. — Что?! — И именно из-за этого я, пожалуй, сама его выберу, — она усмехнулась, — и не сомневайся, я постараюсь так чтобы тебе понравилось. Он судорожно вдохнул, когда она оторвавшись от его лица, опустилась вниз. Протянул руку и положил на маленькую грудь, сжимая в пальцах бусину напрягшегося соска. Рена довольно урча и не отвлекаясь от основного занятия чуть изменила положение тела, принимая более удобную обоим позу. «Вот же ж чертовка! Я даже и не думал, что она решится на подобное!». Рена взялась за дело со всей серьезностью, будто пытаясь исправить все свои проступки перед ним. Без спешки, она устроилась между его ногами, опустившись на колени и позволяя ему любоваться узкой спиной и округлой попой. Ее руки невесомо скользили по коже его бедер, слегка царапая, едва-едва щекоча коготками чувствительную кожу. Не сводя с него взгляда она с тихим вздохом потерлась лицом об его член, медленно, томно, позволяя ему скользнуть по ее щекам, задеть губы. Извернувшись, повторила с другой стороны, как кошка трущаяся об хозяйскую ногу. Он смотрел, как она с видимым удовольствием ластится к нему, как довольно урчит, как прикрывает глаза и облизывается, предвкушая забаву. И глядя на все это он чувствует себя не опасным шиноби, имени которого бояться тысячи, а сопляком, который первый раз оказался в руках опытной женщины. Она не торопилась прикасаться к нему сильнее и настойчивее, мучая ожиданием, легкими поцелуями кожи бедер и живота, щекоча теплым дыханием. И вот наконец, когда он уже начинал нетерпеливо ерзать, она коснулась его языком, самого кончика, пройдя по краю с мучительной медлительностью, задевая самые чувствительные места. И ему только и оставалось, что дивиться откуда она знает, как и что с ним делать, чтобы он трепыхался под ней, как лягушка подключённая к электродам. Орочимару со свистом втянул воздух сквозь зубы и кажется понял, чем отличается минет от орального секса. Именно этой неторопливой лаской, выворачивающей внутренности удовольствием, но не принося никакой разрядки. Запрокинув голову и хрипло дыша, он вздрагивал и дергался, каждый раз, как ее язык и губы прижимались сильнее, даря тепло, влажность и желание намотать ее волосы на кулак, чтобы насадить ее горлом на член. Он услышал шипение и разлепив глаза, увидел, как ее спина содрогнулась под множеством копошащихся тел. Змеи выскальзывали из разрывов кожи и мяса, струясь по ее телу, с гипнотическим покачиванием гладя ее и возбуждая. Она захныкала и заерзала, не выпуская его изо рта, когда тугое гибкое тело заскользило между ее ног, собирая чешуей ее влагу. Орочимару замер, глядя на покачивающуюся перед самым его лицом змеиную голову с пестрой красной чешуей, переливающейся охрой и кармином, даже в темноте. Он помнил ее, хотя тогда она была не в пример огромнее. Сведенные судорогой губы прошептали «Мать!» и он потянулся, чтобы прикоснуться к изящной головке, поверить реальность происходящего. Лаковая чешуя под пальцами была чуть влажной и теплой, как и тогда, он чувствовал исходящий от кожи пряный запах кленовых листьев и земли. К красной змее присоединились еще и другие. Белая, черная, зеленая, синяя, все десять сверхъестественных тел свивались и танцевали перед его глазами – Орочимару чувствовал, что тонет в гипнотической пляске змей, погружаясь в калейдоскоп цветов и запахов. Змеи ползали по нему, сжимались объятьями вокруг его груди и рук, даря извращенное семейное тепло. Рена старалась в его паху, заставляя его поддаваться к ней ближе и теснее. И только гневная ревнивая мысль, что Джирайе все это тоже уже досталось, не давала ему ухнуть в поток экстаза. Он чувствовал, что слюна девушки странно вязкая и скользкая, больше похожая на какой-то секрет неизвестной рептилии. Соприкасаясь с нежной кожей, слюна вызывала жжение, потом онемение, а потом прилив крови и возбуждение, волнами расходящееся по венам, как отрава. По его вискам текли крупные капли пота, но он не стонал, лишь тяжело со свистом дыша и скрипя зубами, опутанный змеями и чувствующий себя в полной безопасности. Время шло, девушка все глубже забирала его в рот, проталкивая до самого горла, раскачиваясь над ним и постанывая. «Будь оно все проклято, не могу больше», — остальные связные мысли потонули в красном мареве чувственного удовольствия, острого, нереального, ни на что не похожего, первого в его жизни, которое заставило полностью потерять контроль над собой. С хриплым стоном он кончил, обильно заливая покорное горло собой, дергаясь и вздрагивая. Рена что-то невнятно промычала, дергая горлом и сглатывая все, что ей было предложено из последних сил держась на дрожащих руках. Змеи, свивающиеся в них, вокруг них и на них, с тихим шелестом продолжали скользить, связывая их в один плотный клубок. Мир застыл и все перестало быть важным, кроме ее тела в его руках и опустошающей истомы в венах. Дыхание. Частое, легкое, едва слышное. Воздух похож на пары эфира, который почти сам затекает шелком в легкие и дурманит голову миллионами пузырьков. Пузырьки лопаются, и оказывается, что они икринки с зародышами сладкого безумия. Мысли путаются, растворяются в туманной дымке. Сердцебиение. Частое, гулкое, сильное. Сердце бьется пойманной птицей об прутья клетки из ребер. Мощные удары его выталкивают бурлящую кипятком кровь в жилы, наполняя пульсом даже самые отдаленные части тела. Ни одна клеточка не останется без жара. Ресницы дрожат, обвешанные мелкими каплями воды, той самой соленой влаги, которую дарят глаза миру. Взгляд погружен в небо сквозь крышу из веток и листьев. Яркие пятна звезд и черные провалы космоса. Вселенная все еще не хочет отпускать своих гостей, которые посетили ее столь внезапно и визит их был приятен. Тяжесть, усталость и легкая боль натруженных мышц. Кожа зудит от пота и крови. Невозможность и нежелание утруждать себя малейшим движением или жестом. Лишь медленное осознание кожей ткани смятой одежды и прохлады наступающего утра. — Рена? — Что? — Ты такая стерва, что у меня на тебя даже зла не хватает… — О, я старалась, — даже не видя ее лица, он чувствует ее довольную улыбку. — Ты же понимаешь, что подписала себе приговор? – он задумчиво смотрит в небо, поглаживая ее по голове. — Не понимаю о чем ты, — опять насмешливое и тихое хихиканье. - Все ты прекрасно понимаешь, - не может он на нее злиться, даже когда очень хочется и надо. Он тоже улыбается, - вот честно, мало кто может меня настолько сбивать с толку. Ведь ты же сама хотела, там, у тебя дома? — Разумеется. — Тогда почему? — Потому что выражение твоего лица стоило того, чтобы не удовлетворять некоторые свои желания. И поверь, зрелище было уникальное! – она приподнялась в кольце его рук и заглянула в еще мутные от пережитого удовольствия глаза. — И для тебя это весомая причина? — недоумение и недоверие, смешанные со злостью сочились ядом в его голосе. — Еще какая! — смех, который заставляет сомневаться в словах. — Стерва, - Орочимару устало откинулся на спину, чувствуя, как предрассветный холод неприятно заползает к нему куда-то за спину. — Еще какая, - она снова улеглась на его грудь, пытаясь отдышаться и укрыться от холодного воздуха. Вмешательство Сестер ее тоже не оставило равнодушной и пережитое было для нее уникальным и сногсшибательным опытом. Ей еще предстояло подумать, а чего собственно Змеи так разошлись и вообще показались перед Орочимару. Что-то тут было неспроста. — Какая вероятность того, что когда в следующий раз я попытаюсь с тобой переспать, у меня все получится? – он гладил ее голую спину, распутывал спутанные волосы. — Шанс один к тридцати шести, - Рена зевнула, плюща щеку об его твердую грудь. — Мало. Но лучше, чем ничего. Давай еще немного отдохнем, а потом я провожу тебя домой. — Да, только… — Что? – он сонно прикрыл глаза. — Поцелуй меня, пожалуйста. И пожёстче. — Иди сюда мерзавка. Будет тебе пожёстче. И когда он уже собирался прижаться к ней еще ближе он услышал ее тихий шепот: - Ну что, я прощена? Не выдержав, он рассмеялся громко, ярко и от души впервые за много лет.