Песни далекой Земли

Конечно, жить вчетвером и практически не палиться перед другими - это что-то из области фантастики. Тем более, когда глаза при виде друг друга сами вспыхивают живым, негасимым огнем, скрыть который, все равно что попытаться надеть темные очки и этим загасить солнце. Но все-таки перед Юркой и Викой они старались не сильно выставляться. Жили по-прежнему в разных комнатах (тем слаще было в ночь пробираться друг к другу, а потом кусать свои или чужие пальцы, пытаясь заглушить стоны). Иногда уезжали вдвоем на выходных в какой-нибудь мотель на самом побережье или просто бесцельно мотались по маленьким бескрайним улочкам, заглядывая в магазины или отдыхая в кафешках. А перед чужими неизменно срабатывал козырь "лучшие друзья", а иногда - "братья", и тогда в ход шли два новеньких, разумеется, поддельных паспорта, купленных Шуриком на блошином рынке южного Мельбурна, в которых рядом с их фотографиями, сделанными в моментальной будке, стояла на двоих одна фамилия: "BII". Что же касалось настоящего паспорта, с подданством государства Австралия, то регистрация брака была назначена аккурат в самый канун Хеллоуина. Вика хихикала, одетая в белое гипюровое платье, отдаленно напоминающее саван. Шурик ухмылялся, напялив черное одеяние в пол, дополненное старинным плащом аля-летучая мышь. Свадьба стихийно переросла в молодежную тусовку, собравшую несколько десятков приглашенных, и перетекла в тот самый готический клуб, располагающийся в двух шагах от их дома. Взрывы хохота и веселья доносились до соседних, уже погруженных в темноту улочек, выпивка лилась рекой, музыка была нескончаемой. Лёва смеялся вместе со всеми, увлеченно раскурочивал салат, тянул уже третий или четвертый коктейль через соломинку. Пел для молодых что-то со сцены. Одни раз выходил покурить с Шуриком, один раз - с Юркой. И каждый раз очень успешно успевал спрятать от них покрасневшие, злые, какие-то больные глаза и спрятаться в темном углу сам. - Лёва? Лёва, вздрогнул, поднял голову. Успевшая переодеться в нормальное, с ним рядом с бокалом вина очутилась Победа. Вика ему нравилась. Чисто по-человечески, как друг и как музыкант. Но сейчас почему-то именно ее он меньше всего хотел видеть. Злился сам не зная на что. А алкоголь только подогревал внутри какую-то обиду и боль. Впрочем, его способ лечения хандры оригинальностью никогда не отличался. - Чего тебе? - Выйдем покурим? - потянула его с собой, и Лёва покорно и удивленно поднялся. Нет, не стоило ему сегодня столько пить. - Ты же не куришь... - Я рядом постою. Дальше был какой-то провал. Кажется, Победа что-то втолковывала, что все это ничего не значит, что это только формальности, а Шурику всего лишь надо гражданство, что Шурик его лучший друг и всегда им будет, а Лёва в ответ усмехался, злился на себя, что лицо у него такое, что бери и читай, как открытую книгу, стряхивал на землю пепел и отрешенно думал, что, наверное, она права. Что дружба - это в очередной раз лучше, чем ничего, лучше, чем снова потерять того, кого любишь, если, конечно, любишь... Потому что любовь, оказывается, это такая штука, которую хрен удержишь, когда она тебе так нужна, как бабочку в ладонях. Нет, удержать можно. А вот не смазать летательную пыльцу на крыльях... Ревность - дурацкое чувство. Ревность даже не конкретно к Победе, а что Шурик сможет обходиться без него, что он может снова оказаться не нужен ему. Лёва устало потер физиономию. - Победа, да понял я всё. Извини. Больше не буду портить вам праздник. После они пили уже дома. Вчетвером. В своей привычной уютной маленькой компании. Снова поднимали тосты и праздновали. Первым отвалился Юрка. Лёва мужественно продержался еще полчаса, потом пожаловался, что жутко устал, а завтра (какой завтра, сегодня уже, подъем через четыре часа) с утра на работу, пожелал молодоженам счастья и убрел к себе. Шура и Победа остались вдвоем. И на их просторной кухне сразу стало тихо. Вика встала, распихивая в холодильник какие-то остатки еды и сгребая в раковину грязную посуду. Шурик налил еще по одной и закурил. И вздрогнул, когда услышал: - Иди к нему. Нет, Вика на правах члена команды и близкого друга и раньше позволяла себе ремарки насчет их отношений. В конец концов, именно благодаря ей они снова и были вместе. - Выгоняешь? - Шурик затянулся. - Плохо тебе со мной? - Мне с тобой хорошо, Шур. Это Лёве без тебя плохо, - Вика темпераментно взмахнула руками, чтобы добавить что-то еще, но Шура покачал головой. - Да вижу я всё, - он усмехнулся. - Лёвчик просто снова ревнует, но мы разберемся. Не бери насчет него в голову. Интересно, мне одному так повезло в этой жизни? Любовь с лучшим другом и броманс с собственной женой, ну скажи, у кого еще так, а? - Ты просто неповторим, - сказала Вика. - Я почти верю, что однажды вы с Лёвчиком станете легендами рока, запишете еще десять альбомов, а потом ты увезешь его в Вегас и сделаешь там предложение. Говорят, там разрешают такое…. - А ты? – глупо спросил Шура. - А меня ты позовешь... свидетельницей. Всё, Шурк, - Вика поцеловала его в лоб. - Иди. *** К Лёвчику он пошел не сразу. Сначала все-таки принял душ, помыл голову. А потом в одном полотенце на бедрах осторожно проскользнул в Лёвкину спальню. Присел на край постели, прислушиваясь в темноте, стараясь уловить дыхание. Позвал тихонько: - Лёв... Тишина в ответ. - Лёвик. Сонный вздох и скрип кровати. - Лёвка... не притворяйся, я знаю, что ты не спишь... И почти в ту же секунду охнул и оказался на спине, распятый тяжелым и горячим телом. Лёвчик почти вплавился в него, подгреб под себя, стиснул, вжал в постель, обхватив всем собой. - Что, брачная ночь уже закончилась? - зло и обиженно зашептал в самое ухо. - Так быстро? Или перепутал спальни? - Да какая брачная ночь? Лёв... - Шурик осторожно высвободил руки, сомкнул их на Лёвиной спине, успокаивающе принялся поглаживать напрягшиеся мышцы. – Тихо-тихо-тихо. Я здесь, я с тобой. Лёвчик, Лёвик, Лёвушка... аах! - Шура негромко вскрикнул, почувствовав, как Лёвчик одним движением содрал с него полотенце, коленями втиснулся между ног, заставляя их максимально разойтись. Огладил своими дрожащими пальцами Шурины бедра и сжал задницу, придвигая к себе ближе, еще, до полного соприкосновения тел. Потерся об Шуру вздыбленным членом. И, балансируя на одной руке, голодно и жадно впился поцелуем в Шурины приоткрытые губы. - Мой... - Лёвчик... - Никому не отдам, - Лёвкин низкий голос походил на утробное, угрожающее рычание дикого хищного животного. - Никому, даже ей... Лёвчик напоминал закипающий вулкан. Злость, неприкрытое отчаяние, ревность, подогреваемые алкоголем, словно покрывали для него весь мир красным мраком. Ему потребовался всего миг, чтобы сползти ниже и устроить ноги Шурика на своих плечах, широко разводя их для себя, оглаживая, целуя в покрывшуюся мурашками ступню. Одну, другую… пробрался губами в расщелину между почти напоказ раздвинутыми ягодицами, лизнул. - Лёвчик... - Шурик попытался было дернуться, но Лёва не позволил ему этого. - Тшшш... тихо, - пальцы прокрались в промежность, сжали напряженный ствол, но почти тут же ускользнули, переместились чуть ниже, и мокрая головка Лёвиного члена принялась неторопливо массировать горячее отверстие. Шура задохнулся и выгнулся навстречу. Не то, чтобы он был против секса, просто Лёвчик был сегодня настроен как-то уж совсем бесцеремонно: без тормозов с последующими нежностями. Шура зашарил свободной рукой по простыне. - Смазка... презики под подушкой, - подсказал сквозь сведенные судорогой зубы. - Нет, - Лёвчик мотнул лохматой головой. Дотянулся губами до шеи, прикусил, с силой втянул в рот мочку покрасневшего уха. - Что - нет? - Сегодня хочу трахнуть тебя так... - крепко взяв Шурика за бёдра, приставил головку к анусу, чуть надавил. Шурик задышал через рот. – Без резинки. Хочу кончить в тебя. А потом глядеть, как вытекает из твоей растраханной дырки моя сперма. Откуда у Лёвчика возникли подобные грязные фантазии, Шура понятия не имел. Но с удивлением осознал, что они определенно ему нравятся и заводят не хуже, чем Лёвчика. - Ах! - Тише-тише, хороший мой... Толчок – тихий стон, Шурик застонал и распахнул свои невероятные глаза. Лёвчик сдавленно зарычал. Толчок сильнее – стон чуть громче. Шура закусил губу, не отрывая взгляда от самого любимого на свете лица. Без смазки оказалось не то, чтобы больно. Просто немного садняще, жгуче, беззащитнее. Может, помогло то, что половая жизнь была у них нескучная и насыщенная, и трахались они практически каждый день. Правда, раньше Лёвчик такого себе никогда не позволял. И даже если Шура оказывался снизу - всегда был нежным, покорным, трепетным. Всегда думал сначала о нем, о его удовольствии. А сейчас... Зато чувствовать Лёвчика без резинки - настоящего, живого, такого мокрого, горячего, своего... охуенное ощущение. Непередаваемое. Надо будет повторить… потом. - Лёвчик... – Шура водил пальцами по груди любовника, там, где колотилось сердце. Постарался полностью расслабиться. Отпустил тормоза и просто позволил ему вколачиваться в себя в том же одержимом темпе, одновременно сжимая Лёву внутренними мышцами и лишь легко направляя, прикусывая мокрое от пота влажное плечо. - Ты мой. Только мой, - в темноте комнаты рык Лёвы звучал как гимн, хрипами вырываясь из горла с каждым новым толчком, с каждым завоеванным сантиметром, с каждым прикосновением. - Сокровище мое, счастье мое, ангел мой, никому не отдам, все глотки за тебя перегрызу. Шурик, Шурочка… любимый мой, мой, мой… Глубже, сильнее, слаще, ближе... Перевозбужденного Лёвчика хватило от силы на десяток рваных толчков, чтобы вцепиться в Шуру и с долгим протяжным стоном кончить. И отрубиться на какие-то доли мгновений. А придя в себя, обнаружить себя лежащим на Шурике, испугаться, устыдиться произошедшему и моментально протрезветь. Шурик лежал под ним, тяжело дыша, с закрытыми глазами, с растрепанными волосами, с широко разведенными бедрами и напряженным членом. Его Шурик, об удовольствии которого он прежде всегда заботился больше, чем о своем. Которого всегда держал в своих руках, как держат самую большую драгоценность во всем мире, ради которого мог поступиться всем, даже своей жизнью. Шурик, которым он сегодня, получается, просто воспользовался... И все из-за дурацкой глупой ревности, этой свадьбы с Победой. Ну вот что на него такое нашло? Осознав все это, Лёва тут же попытался выйти из него и скатиться, чтобы хоть как-то загладить свою вину. - Шурик. Прости, родной. Тебе больно? Шур... Прости, я не хотел так. Я идиот. Больной ревнивый идиот, я знаю. Я сейчас... Шурик, я сейчас все исправлю... - Тихо ты. - Что? - Не выходи, - Шурик сомкнул ноги за его спиной так, чтобы не дать рассоединиться. - Просто... перевернись. Да. Вот так... Сменить диспозицию оказалось не таким трудным. Опрокинуть Лёвчика на спину, перевернуться самому, расположиться на нем сверху, отплеваться от своих же волос, немедленно полезших в рот и глаза. И, главное, не выпустить из себя немного обмякший Лёвкин член, сжать его, насколько это возможно, натруженной задницей, растянутыми внутренними мышцами. - Шур? - шепнул удивленно Лёва. - Еще хочу, - Шурик улыбнулся, дразняще двинул бедрами, с удовлетворением ощущая, как моментально оживает внутри него, снова напрягается горячая бархатистая плоть. Плотно сжал мышцы, побуждая Лёву двигаться. - Ну же, давай... Отказаться от такого приглашения оказалось невозможно. Лёва и не смог. Обласкал ладонями обожаемые грудь, спину, живот, после чего, бережно взяв за бёдра, чуть приподнял Шурика и снова насадил на себя, чувствуя, что держит в руках весь мир. Второй раз оказался совершенно другим: медленным, осторожным, тягучим, почти ленивым и сладким до одури. Да и трахаться по сперме оказалось куда лучше, чем с обычной смазкой. Лёвчик двигался в нем, изредка замирая, словно прислушивался к его ощущениям, прижимал к себе, целовал, гладил по груди ладонями, ласкал член, а затем снова поднимался вверх, трогая чувствительные соски - гладил их, посасывал, изредка слегка прикусывал, а Шурик стонал, выгибался в его руках, цеплялся за него, и вместе они качались на волнах жгучего блаженства, кружили по самому краю, и Лёва снова сходил с ума от этого момента единения, эйфории, сумасшедшего, невероятного счастья, единственного желания - наполнить собой Шурика, насытить, вымотать до предела, заставить кончить в своих руках… - Ты мой... слышишь? Только мой. Всегда. - Твой. Шурик так и заснул в разворошенной Лёвкиной постели уже под самое утро. И никуда не ушел. Ни к себе, ни в спальню к Победе. Когда до будильника оставались какие-то полтора часа… час... полчаса. Неважно. А Лёва не спал. Просто не мог. Он просто лежал и караулил его сон. Иногда на него находило такое - после слишком серьезных потрясений или внезапной порции адреналина. Он лежал рядом с Шуриком, осторожно перебирая длинные золотистые в первых рассветных лучах нового дня волосы, нежил в своих объятиях, невесомо целовал в плечо. Все-таки поразительно, как может один человек сделать счастливым другого, просто потому, что тот доверчиво засыпает в его руках? Лёва знал, что иногда так случается - когда понимаешь без слов, просто по взгляду, по ритму сердца, когда продолжаешь кем-то начатое в едином с ним порыве, в одном на двоих дыхании. Но мечтать о подобном с Шурой - любимом, выстраданном, много раз потерянном и снова найденном - даже не смел. - Я люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить, до конца своей жизни…