***
Я помню тот день, когда пришла на свою новую работу. Мне дали несколько заданий — побыть на нескольких мероприятиях, собрать нужную информацию у очень богатого мужчины, что недавно променял все богатства только ради юной бедняги, совершенно не хотевшей брака с ним. Я делала всё на «ура», и вскоре, узнавшие обо мне знаменитые каналы попросили поприсутствовать на одной из передач — моя задача была задавать вопросы по теме и виновникам торжества, из-за которых и соберутся столько любопытных зрителей. Я согласилась, думала, что всё пройдёт как по маслу, но глубоко ошибалась.***
Я помню тот день, когда пришла на эту передачу. Как только я показалась, ко мне подбежала юная девочка — лет 17-ти, не больше. Она стала засыпать меня разными вопросами, касающиеся того, что я умею, чем могу похвастаться и что больше всего у меня не получается. Закончив свои ответы, я ей улыбнулась, а она лишь молча кивнула и тронулась в соседний кабинет. Перед тем, как войти, девчушка попросила меня подождать её. Так я и сделала. Когда она вышла, в её руках был листок с кучей разных фраз. Подойдя ко мне поближе, она начала вести диалог: — Татьяна, вот ваши слова, то, что вы будете говорить при выпуске. Если что-то непонятно, спрашивайте меня. Я помню своё на тот момент удивлённое лицо. Мне было неловко. Я не сразу взяла лист, но в итоге всё же протянула руку. Я читала. Читала и ещё раз читала. «Дерьмо». Единственное слово, которое могло охарактеризовать эту ситуацию. Я не понимала только одного: почему и зачем? Люди, что смотрят экраны телевизора — верят каждому слову, каждой ситуации и наконец — каждому каналу. Моё сердце не выдерживало, и я наконец спросила у столь юной девочки, которая была более чем прошаренной в этом деле, чем любой другой взрослый: — К чему ты это мне дала? Неужели, по-твоему, я не могу сама без всяких подсказок побыть на передаче? — Татьяна, не мне это решать. Вы что, не понимаете? Здесь нет ничего правдивого! Нет, вру: бывают, конечно, и настоящие истории, но… — она подошла ко мне впритык и шёпотом продолжила. — …в таких случаях программы только делают деньги на несчастьях других, да и пострадавшие не отказываются от такого, ну, сами понимаете: пиар, деньги… Всем людям это нужно… — она отошла от меня и приняла прежнее положение, продолжив в нормальном тоне беседу: — Так что? Если не желаете участвовать по сценарию, можете уходить, нет смысла играть не по правилам. Мы найдём более подходящую персону на эту должность, — девчонка собиралась уходить, как я, прокрутив несколько взвешенных мыслей, решилась на отчаянный шаг: — Подожди, дорогая. Ладно… я… сделаю это… — Просто прекрасно! — её глаза на тот момент сверкали, словно блестящие звёзды в самом густом ночном небе.***
Я помню тот день, когда присутствовала на этой съёмочной площадке. Знаете, она ни чем не отличается от постановочного кино, что так реалистично хотят передать режиссёры, сценаристы, операторы и другие товарищи из съёмочной группы. Всё совпадает, только одно отличие — на передаче, в отличие от кинематографа, тебе на прямую не говорят, что это — очередная постановка. Ведущие уверяют людей, всё, что они видят на экране — чистейшего золота правда. Как же вы легко верите… Как только я уселась на своё место, к народу зрителей стали подбегать парни со сценарием: они объясняли народу — кто за кем идёт, кто кому морду набьёт, кто кого изнасиловал, кто кого убил, скоро обматерит или оклевещет. Когда смотришь телевизор и на задний план зрителей, видишь их удивленное лицо при ужасной драке или какой-то странной ситуации — появляется странное чувство что-то вроде «жалости» к таким людям, ведь им давно было об этом известно, а их мастерский актёрский талант более чем восхитителен, даже большинство смотрящих их людей легко могут повестись на такие казалось бы примитивные уловки.