Прошлое нельзя просто срубить размашистым ударом топора. Надо разобраться, что в старом омертвело и принадлежит могиле и что еще живо и достойно жизни. Федор Иванович Шаляпин
Мерное постукивание ногой по бетонному полу, тихий шелест крупных купюр в руках, уставшие вздохи утомлённого человека. Клонит в сон. И смысл от этого всего? Денег хватит только на мелкие расходы, максимум на покупку цемента и бетонирование пола да стен. И то не везде. Инструментов практически не осталось. Мира недовольно покачивает головой, складывая все важные документы и наличность в рюкзак. Так безопаснее. Внезапная вспышка, глаза заливает кровь, а всё тело наливается свинцом. Перед ней в золотисто-розовых снопах, так близко, что чувствуется рваное дыхание, оказывается его лицо, словно сотканное из солнечного света. Тепло нежно согревает, дёргая за ниточки каждый нерв на лице. Какой глупый и удивительно реалистичный сон… — Будь осторожна, бэйба, очень тебя прошу, — бархатный голос проникает в самую душу. Свечение мигает, становясь более тусклым и прозрачным. Руст хочет что-то ещё сказать, но прерванный оборачивается назад, на мгновение пропадая из поля зрения. Мира отчаянно моргает взмокшими от тяжёлых слез глазами, пытаясь отогнать болезненное видение, но солнечное зарево всё не желает пропадать из виду. И снова ласковый жар легко касается её щеки, а его глаза смотрят с обеспокоенностью и отчаянной заботой. Губы в последний раз жадно шепчут: — Мне больше нельзя здесь находиться. Но… бойся прошлого, бэйба, оно может уб… Ночь поглощает его, затмевая весь солнечный свет и оставляя после себя лишь кромешную темноту. Барабанные перепонки чуть ли не лопаются от назойливого звона. Дышать становится нечем. Мира резко распахивает глаза. Она лежит на неровном бетонном полу, рядом валяется рюкзак и выпавший из него блокнот. Тяжело выдыхает, с трудом поднимаясь на ноги. Отряхивается и с остервенением мотает головой, но его слова никак не хотят выходить оттуда. Берёт себя в руки, стискивая волю в кулак. Но где-то на задворках сознания всё ещё прячется страх, сжавшись в комочек в самом дальнем углу тёмной комнаты. — Это просто сон. Глупый сон. Нужно заняться делами…***
Хриплое мурлыканье бессвязных фраз себе под нос, — нужно было занять мозги любой возможной белебердой, пока она не дойдёт до рынка. А там уже… она сможет купить цемент у старого знакомого отца. Уж он-то должен ей помочь! Обрадуется? Вряд ли. Скорее удивится её длительной пропаже и внезапному возвращению. Нужно придумать отмазку… Мира задумчиво прикусила карандаш, всё ещё крепко сжимая одной рукой блокнот. Что-то не шло. Уже давно. Но вот сейчас… эти слова так и вертелись у неё на языке, несмотря на всю боль, что причиняли её сердцу. Любит, глупая. И ведь чувствует, что он тоже к ней теперь неровно дышит. Знает, что теперь всё не так, как раньше. Он изменился, а вместе с ним и его восприятие действительности. Но почему, почему, чёрт возьми, этот тупой хакер ничего не говорит ей! Три заветных слова — и она осталась бы. Но он их так и не сказал. Кристина… чтоб её дрючили все черти ада, всё ведь из-за неё! Мира недовольно скривилась при мысли о своей сопернице, но прикусила губу, не позволяя себе тратить ценные бранные слова на какую-то высокомерную фифу. И перед тем, как закрыть злосчастный блокнот, в последний раз взглянула на потрёпанные желтоватые страницы. В тот момент она встретилась с её желанным ужасом. Всего два слова, с треском разбивающие её новую жизнь и преображённую себя на миллионы осколков. «Для Саши» Тёмные мысли не успели забить её голову: шум рынка уже занял там всё свободное место. Мира помнила, где обычно её старый знакомый парковал свою газель, нагруженную тяжёлыми мешками с сухим цементом. Но в этот раз жизнь сумела порадовать её даже не одной знаменательной встречей. Подходя к машине, девушка по привычке окликнула рабочего, собираясь спросить у него, где находится хозяин. Стаскивая с потных грязных рук перчатки и утирая тыльной стороной ладони набежавший на лоб пот, он обернулся. Глаза обоих тут же округлились, и в них заплясали искорки подлинного счастья. — Малая… не верю, что ты живая… и прямо здесь, — судя по хриплому шёпоту, Валера не сразу смог прийти в себя от удивления. Мира не стала зря терять время. Издав задорный визг, она тут же бросилась на шею своему потерянному другу, не постеснявшись чмокнуть его в запачканную цементом щеку. Руки мужчины неуверенно сомкнулись на её пояснице, но уже через пару секунд Валера, с непривычной для него радостью, подхватил её за талию, удерживая хрупкое тело над землёй, и закружил её вокруг себя. Несколько секунд безудержного счастья, — и Мире показалось, что ничего плохого в этой жизни не было. — Эй, это что ещё такое! — раздался хриплый грубоватый голос сзади. — Я тебя что, за милое личико сюда взял? Работать! Хватит обжиматься… Мирослав, это ты что ли? — Дядя Армен, ну я же просила, — отстранившись от Валеры, она недовольно насупилась. — Просто Мира. Зачем усложнять? — И правда ты, — всё с тем же армянским акцентом пробормотал мужчина, почесывая щетину на подбородке. — У меня столько вопросов, но не вижу смысла тебя ими мучить. Скажи только: где же ты столько времени пропадала? В мастерской твоего отца так много изменилось… Ну, вот, пришло время для мастерских отмазок и интересных историй. Она увидела, как напрягся Валера, — это нетрудно было заметить по вздувшимся на шее венам и сдвинутым к переносице бровям. Сам уже прожил несколько месяцев с клеймом «выжившего в зоне заражения», поэтому знал, что это такое, быть лишним звеном в цепи московской жизни. Иначе бы здесь не работал. Не сложно догадаться, каких трудов ему стоило добиться хотя бы такого места. Касаемо Миры… ей бы не хотелось чувствовать себя хоть в какой-то мере уязвимой. Хватит с неё и прошлого. — Да как только всё это началось, решила уехать в область… к подруге, — нескладно, но хоть как-то. — Вот только недавно вернулась, когда обстановка стала более-менее спокойной. А моя названная матушка, видимо, решила, что я померла. Вот и переделала всё под себя. Неприятно, однако. — Ну, я надеюсь, ты заявила свои права на мастерскую? — Конечно, — хищная усмешка. — Не могу сказать, что моя maman сильно обрадовалась, но разве у неё есть выбор? Мужчина рассмеялся, придерживая себя руками за живот. Валера удивлённо приподнял бровь, с интересом наблюдая за своим начальником. Ни разу не видел, чтобы он хоть раз улыбнулся, а тут… — Сразу вижу чувство юмора твоего отца, — приобнял её за плечо. — Ну что, зачем ко мне пожаловала? И откуда этого парня знаешь? — Мне нужен самый лучший цемент в Москве, — подмигнула в ответ. — Говорят, ты всё ещё торгуешь отборнейшим сырьём? — Правду говорят. Но я задал два вопроса, Мира. — Мы встретились ещё до эпидемии, — она снова врала, и мужчина снова делал вид, что верил. — Хороший он. Вот честное слово, тебе достался лучший работник из всех, что только можно выбрать. — Охотно верю. И было бы отлично, если бы ты не мешала нам работать… — Напоминаю, мне всё ещё нужен цемент… довольно много… и он тяжёлый… а я хрупкая девушка… и идти далеко… Специально делая чересчур длинные паузы и недвусмысленно стреляя глазками в сторону Валеры, Мира чувствовала, как добивается своего. Он ей точно не откажет. Совесть не позволит. Будет сопротивляться, несомненно, но всё же согласится помочь. Да и как не поддаться этим щенячьим глазкам? — Ты меня разоряешь, танкагин, — прицокнул языком и недовольно закатил глаза. — Ладно, я попрошу Карена пригнать машину ко входу на рынок. А твой друг довезёт мешки с цементом на тележке. И да, Мир… во что бы ты там не вляпалась, будь осторожна. Прошу. Я обещал твоему отцу, что с тобой всё будет в порядке. Не подводи меня. — Я очень-очень постараюсь, дядя Армен, — чмокнула его в щёку, покрытую густой и жёсткой щетиной. — Но обещать ничего не могу! Отсалютовала с хитрой улыбкой под его недовольные покачивания головой и, подхватив Валеру под локоть, двинулась вместе с ним к выходу из рынка. Абсолютно счастливая и не задумавшаяся о возможных событиях своего будущего. И только протяжное поскрипывание плохо смазанных колёс тележки напоминало жуткие крики всех чертей тёмной стороны её души. Спереди замаячила знакомая фигура, облачённая в совершенно непривычный для неё наряд. Короткая юбка-карандаш, светлая блуза, синий кардиган. От старой-доброй байкерши осталась только жиденькая темно-русая коса, чёрные военные ботинки да вечно недовольное лицо со сведёнными к переносице тонкими бровями. Мира прикусила губу, чтобы снова не закричать, ведь, несмотря ни на что, она была очень рада видеть девушку. Ника же заметила свою старую знакомую совсем не сразу. И в тот момент совсем переменилась в лице. Удивлённая, она прикрыла ладонями рот, всеми силами стараясь не выдавать своих эмоций. Получалось с трудом. Подходя к ним, она уже не скрывала глупую дрожь в коленях и жажду поскорее прикоснуться к той, что, казалось, была навсегда потеряна в умирающем от жуткой болезни городе. — Мал…ышка, — заикаясь, она протянула к Мире руки. — Живая, девочка. Уж не думала, что выкарабкаешься. И этот придурок сказал, что потерял тебя. Я даже не удивилась… — Ох, и опять я виноват, — остановившись рядом с обнимающимися девушками, Валера раздражённо выругался сквозь довольную ухмылку. — Мужчины… — раздались негромкие хоровые смешки в ответ. И было что-то новое в объятьях Ники. Другая боль и больше нежности. Всё то же сострадание, вся та же радость быть нужной кому-то, но выраженная через призму призрачной надежды… на новую жизнь? Или… словно что-то разрывало её изнутри, и только одна лишь Мира могла понять, что это и сколько мук оно приносит и без того израненному телу. — А вы… ну… вместе? — оторвавшись от подруги, она с интересом приподняла бровь. — Нет! — слово яркая вспышка пронзила сердца обоих. — Что ты… — Чушь не неси. — Я бы его придушила. — Я бы сделал это раньше, поверь. — Я с Андреем. Он, кстати, сделал мне предложение. — У меня мутк… серьёзные отношения с Катей. Так, в смысле предложение? Я что-то не понял… — Ну, я давно хотела тебе сказать... и всё как-то не удавалось... — Поверить не могу, и это после всего?! — Ясно-о-о, — Мира вовремя прикусила язык, глядя то на одного, то на другую. Какие же глупые у неё друзья… Подхватила под локоть сначала Валеру, потом и Нику, радостно улыбнулась обоим, поймав их заинтересованные взгляды. — Я просто люблю вас, ребят. Ника закусила губу, глотая непрошенные слёзы. Было непросто и совсем непривычно слышать такое от… неё. Той самой, что должна была ненавидеть, испытывать отвращение по отношению к ней. И было за что. Каким бы придурком не был Саша, он не заслуживал тех поступков и той боли, что дала ему Ника. И Мира. Просто не должна была это терпеть. Любовь сквозь боль от другой любви? Какой же величины должно быть её сердце… Валера лишь самодовольно усмехнулся в ответ, словно давно ждал чего-то подобного и знал, что когда-нибудь она это скажет. Но в его взгляде мелькнуло что-то новое. Ника знала эти чувства и видела их лишь однажды, но с другой, противоположной стороны. Он так смотрел на неё лишь раз, при первой их встрече здесь, в свободной от эпидемии Москве. Когда узнал, что Мира отказалась бежать с ними. Что её здесь нет. Что она, возможно, уже мертва. Тогда в них было столько же чёрной густой и тягучей грусти, сколько сейчас светилось радости и благодарного счастья. Он любил её. Сильнее, чем Нику. Гораздо сильнее, чем Катю. Свою малую. Младшую сестрёнку с больным разумом и добрым сердцем. И так будет всегда. — Если бы ты с такой же лёгкостью говорила об этом ему, — не удержалась, чтобы не съязвить Ника, растягиваясь в довольной усмешке. — Даже если бы и сказала, — в голосе отчётливо ощущалась раздражённость. — Не услышал бы. Кристинкины пальцы, уверена, заткнули бы ему уши. И не только их… — Чьи? — девушка заинтересованно повернулась в её сторону. — Да его очередная прошмандовка, — Мира развела руками, но вдруг прикусила язык, осознав свой ненарошный намёк. — Прости. Тебя это не касается. Но… эта реально та еще сучка. — Охотно верю, — сквозь закипающую злость на хакера болезненно усмехнулся Валера. — Впервые слышу, чтобы ты материлась. Веская причина, значит. — Настолько, что за пару минут умудрилась встать мне костью поперёк горла. Ничего… это ненадолго. Друзья переглянулись. Слишком остро ощущались угрожающие нотки в голосе Миры. Что-то произошло. Из девушки, которая ко всем относилась с добром, которая умела прощать и бороться за справедливость абсолютно каждого члена её новой семьи, из той, которая могла так легко и непринуждённо признаваться в любви к близким, она вдруг обратилась в жестокую и мстительную. От неё так и веяло холодом. Вынужденным, навязанным, выращенным в жестоких, совсем не тепличных условиях. И даже глаза цвета сапфира вдруг потемнели, став похожими на маленькие угольки с таким же пугающим серебристым блеском. С другой стороны дороги остановился фургон. Мира постаралась улыбнуться на прощание, но её губы с трудом растянулись в странной усмешке. В голове вертелось что-то дико навязчивое, отвратительно-мерзкое, с трудом подавляемое её недюжинной силой воли. С чего вдруг такие вспышки ненависти? И сама не знала. — Что ж, мне пора, — в последний раз коснулась их рук, мазнув по коже подушечками пальцев. — Попросите у дяди Армена адрес, он должен был меняться после сноса построек. И жду у себя на выходных. Отказы не принимаются! — Подожди, Мир, — девушка придержала подругу за руку, прежде чем та успела схватить ей ручку тележки. — Меня всё ещё мучает один вопрос… Валера сказал, что ты ушла из-за Лободы. Как ты смогла выбраться? Ника ощутила ясную вибрацию, исходящую от тела девушки. Но нет, это уже была вовсе не ненависть, не злоба, даже не жгучая ревность, а что-то более серьёзное и пробивающее силой своих эмоций до дрожи. Боль. От… потери? Волна грусти тут же окатила Нику с головой, от чего у неё тут же подкосились ноги. И серые глаза, смотревшие на неё в упор из-под сдвинутых и странно изогнутых бровей, были опустошены из-за всепоглощающей печали. — Руст, — тихо шепнула на выдохе. — Он спас меня, когда я истекала кровью. Помог добраться до Саши. — Руст? — брови Валеры резко взметнулись вверх. — Спас? Вижу, что не шутишь, но… верится с трудом. Он же тебя не… нет, ладно. А где он сейчас? Очередная вспышка боли пронеслась через лицо Миры. Она хорошо держала себя в руках, но не достаточно для того, чтобы нельзя было увидеть очевидного: она подавлена. И неужели от того, что этого мерзавца нет рядом? — Его нет, — глаза налились непрошенной влагой, а губы предательски задрожали. — Совсем. Он… погиб. Спасая Лину. Я… я не хочу продолжать эту тему. Достаточно. Мне надо… домой. — Мир… мне так жаль, — Ника попыталась её приобнять, но девушка резко вывернулась, не желая испытывать чьи-то касания в этот момент. Эта жалость… от неё только хуже. — Но ты должна знать. Он умер героем. Взрыв. Мира чувствовала, как у её родного дома, у её тёплого гнёздышка, надёжного укрытия начисто снесло крышу. И головная боль, сильнейшая из всех, что у неё когда-либо происходили, начисто затмила и без того раскорёженный разум. «Он умер героем» — да как можно говорить это той, которая знает про него всё и даже больше? Той, по вине которой этот героизм и произошёл. Той, из-за которой его теперь нет рядом. — Этого… не стоило, — процедила сквозь плотно сцепленные зубы, бросая на друзей странный взгляд, в котором злость смешалась с глубокой печалью. — Знаете, он мне был дорог. И… он любил. Резкий рывок. Один шаг в сторону дороги. Одно лишнее движение вперёд, чтобы протащить тележку за собой. Но хватка ослабилась, и рука плавно соскользнула с нагретого железа. Приближающая опасность. Она видела, как прямо на неё несётся до боли знакомая машина. Как, не сбавляя ход, поворачивает к ней, чтобы уж точно не промахнуться. Как отшатнулись в сторону ограды рынка Валера с Никой. Как за лобовым стеклом мелькнули рыжие волосы. И почувствовала эту жгучую ненависть. Дорогая maman все же решилась исполнить своё обещание. Последнее ощущение, затем скрывшееся в кромешной пустоте и заключённое лишь в болезненном соприкосновении с и без того изувеченной ногой, — это лёгкий порыв тёплого ветра и запах морского бриза, укутавший всё её тело.***
«Любил…» Я не могла понять, почему же в этом слове прозвучало столько скрытой нежности, но и столько же ужасающего отторжения. Неужели у этого эгоистичного засранца действительно были какие-то тёплые чувства к Мире? И словно ей было больно от того, что она не могла их принять. Нет, глупости. Но я, кажется, поверила. Видимо, ему и правда суждено было стать героем. Хотя бы для нашей малышки. Переглянулась с Валерой. Он как-будто не был удивлён, только зол на неё. За доверие такому, как Руст? Или за то, что не вернулась тогда? Трудно было понять полный спектр его эмоций, но я точно знала одно: Валера за неё сильно переживал. И я не могла не поддержать его чувства. Одно лишь лёгкое касание до его шершавой мозолистой ладони. Он дёрнулся, и я уже заранее расстроилась такому ответу. Но потом, шумно втянув носом воздух, крепко ухватился за моё запястье, осторожно и медленно спускаясь к пальцам. Они переплелись, и я, черт возьми, почувствовала, как медленно краснею. Любовь зла… Дальнейшее, произошедшее прямо на моих глазах, ещё надолго отпечаталось в памяти. Слишком быстро. Слишком страшно. Машина вылетела из-за угла и понеслась на нас в полном ходу. Вот только целью была явно Мира. И всё же, если бы не быстрая реакция Валеры, меня могло и зацепить. Он резко спохватился, притягивая меня к себе за талию и отскакивая к бетонной ограде. Но я видела всё. Каждое действие, как в замедленной съёмке. Но сделать ничего не могла. Даже мой судорожный крик и вытянутая вперёд рука никак не сумели бы её спасти. Обречена. Я чувствовала, как начинала захлёбываться в собственном горестном всхлипе. Миру собьют прямо на моих глазах. А я — жалкое ничтожество, неспособное уберечь её от беды. Но произошло что-то странное. То, что я не способна объяснить, хотя где-то в глубине души знала ответ на свой вопрос: что же тогда уберегло Миру от беды? Вокруг неё как-будто сгустился воздух, образовывая смутные очертания и полностью сотканный из чёрной дымки силуэт. И вроде не было в нем ничего, отличающего просто тень от знакомого человека, но я почему-то чётко осознавала: это был Руст. Машина только задела её. Довольно серьёзно, сильно ударяя по левой ноге, но не смертельно. Раздался грубый скрип тормозов, бьющий по барабанным перепонкам. Я зажмурилась, глупо уткнувшись лицом в грудь Валеры. Сердце билось слишком часто. Отстранилась так же быстро, как и прижалась, ощущая ту самую неловкость. Задержала дыхание, чтобы собраться с мыслями. Почувствовала на себе тяжёлый взгляд, сразу же поймав его. — Ты… тоже это видел? — Не совсем уверен, — качнул головой в сторону Миры. — Сейчас не время. Потом. Она словно была в глубоком сне, иногда подёргиваясь и что-то горячо шепча в беспамятстве. Видимых переломов не было, только небольшая кровавая лужица, расплывавшаяся у разбитого от падения виска. С особой осторожностью перевернув за подбородок голову Миру больной стороной наверх, я прижала к ране достанный из кармана платок. Девушка очнулась от этих движений, с трудом разлепляя веки. Взгляд никак не мог сфокусироваться. — Где… он? — с трудом различимый хриплый шёпот. — Ты про кого, милая? — спрашивала, помогая ей присесть, в то время как Валера удалился на разборки с водителем. Но она лишь покачала головой в ответ, с силой надавливая на висок правой рукой с зажатым между пальцами платком и жмурясь от боли. Обнаружив кровь на руке, она лишь брезгливо скривилась. Удивительная выдержка. Я в очередной раз поразилась силой воли этой маленькой бунтарки. И снова поняла, насколько же ей было больно. Не только физически. Совершенно опустошённая внутри и словно потерявшая что-то важное, вот только в этот раз окончательно. Это было видно в её глазах и устремлённом вдаль взгляде. Она явно что-то пыталась вспомнить, а я уже не посмела ей мешать. Нужно время. Сейчас главное привести её тело в порядок и разобраться с водителем с наклонностями хитроумного маньяка. Этим я и решила заняться.***
В тот момент она точно провалилась в тёмный омут, рождённый накапливающейся чернотой в её сердце. Но когда падение должно было прекратиться, перед глазами появилась белая точка, постепенно разраставшаяся и заполняющая собой всё пространство. Это происходило до тех пор, пока Мира не зажмурилась от слепящего белого света. В тот момент перед ней и оказался он. Почти как живой. Только тусклые краски, мраморно-белая кожа да свечение, исходящее от него, были свидетелями того, что это уже не тот Руст, которого она знала. На лице призрака обозначилась лёгкая улыбка. Невесомое касание до её щеки. Мира прикрыла глаза, прижимаясь к этому сгустку света, чтобы впитать как можно больше тепла. Но, глядя на такое родное лицо, она ощутила, что на глазах вновь выступили слёзы. Всё не просто так. Он уже делал это однажды. И сейчас… неужели и сейчас это снова происходит? — Последний раз я вытаскиваю тебя из передряги, бэйба, — горько усмехнулся, не отнимая руки. — Больше не увидимся. Но знай, я буду следить за тобой, ведь ты изменила мою жизнь. — Руст… пожалуйста… — в жадных мольбах пыталась ухватиться за его кисть, но пальцы лишь проскальзывали мимо. Он сам приблизился к ней, кладя вторую ладонь на холодную щёку и обжигая мокрую от слёз кожу. Мира запрокинула голову, чтобы посмотреть в его бледные глаза цвета весеннего неба. Несмотря на общую тусклость видимого ей образа, именно они излучали тепло и яркий свет. Руст наклонился к ней, мягко целуя в лоб. Даже так любил её. Но уже не смел и никогда не посмеет перейти тонкую грань заданных приличий. — Тебе обязательно уходить? — шмыгнула носом, как маленький ребёнок, стоило только ему отстраниться. — Нет. Но ты должна со всем справиться сама. Я только тяну тебя на дно. — Не правда! — крик отчаяния. — Это как раз-таки та правда, в которую ты не хочешь верить. Но ложью от этого она не становится. — Мне всё равно, — уже тише и с меньшей эмоциональностью. — Я просто хочу, чтобы те, кто меня любят, всегда были рядом. — Это эгоистично, бэйба, — отвернулся, чтобы уйти. — Но ты же не такая. Я знаю. И любящие тебя люди сейчас рядом с тобой. Просто открой глаза снова. Ты поймешь. И увидишь это в Саше. Оставь меня. Отпусти. Тогда тебе станет намного легче. — Только если ты просишь… я больше тебя не держу, Руст. — Я знаю, — широкая улыбка. В последний раз. Мира обессиленно рухнула на колени, прикрывая руками лицо. Разве можно умереть дважды? Уйти, снова оставив её со слезами на глазах и совершенно одну. Но почему… почему же ей тогда легче от этого? Почему сердце, пропуская очередной удар, начинает биться с новой силой, делая её лишь более уверенной? Почему его призрак, растворяясь снова и снова перед закрытыми глазами, даёт ей не только чувство пустоты и надежды, но и… свободы? Оковы сняты им самим. Добровольно и ради неё. Удар кулаком и плотно стиснутые зубы. Довольно. Пора выбираться из построенной самой собой клетки. И белый пол под ней разлетелся на тысячи осколков.***
С трудом поднялась, подгибая под себя ушибленную ногу. Сморщилась от отвращения, чувствуя лёгкий противный запах крови и ощущая липкость на волосах около виска. Отмываться будет долго и мучительно. Усталость накатила с новой силой, и Мира вновь схватилась за голову. Надо взять себя в руки и разобраться с этой бешеной женщиной. Сейчас она выглядела ещё более сумасшедшей, чем при прошлой их встрече. Сцепленные за спиной руки, которые крепко держал злой, но сосредоточенный Валера, видимо, сильно раздражали жестокую бизнесвумен. Брызжа слюной («Или ядом» — горько усмехнулась про себя Мира), она что-то неразборчиво визжала, топала ногами на высоких шпильках, потрясала выбившимися из кички рыжими прядями. Ситуация повторялась, вот только в этот раз она не уйдет просто так. Несмотря на дикую боль в бедре, Мира довольно улыбнулась. Стоит попробовать её разговорить, прежде чем дорогую maman упекут за решётку. Именно этим в данный момент, судя по всему, занималась Ника, диктуя адрес и описание задержанной кому-то в телефонную трубку. — Ты снова пыталась меня убить, я правильно понимаю? — её голос звучал намного жёстче, чем мог бы. — Какая умница, быстро догадалась, — ехидная усмешка и безумный блеск в глазах. Плевок на асфальт с явными вкраплениями крови. — Раз уж Вершина с тобой не разобралась, я решила взять дело в свои руки. К сожалению, в этот раз у меня не получилось. — В каком это смысле? — А ты так ещё и не поняла? Дорогой мой Олег… из-за такой дряни, как ты, решил подать на развод. Конечно, мне бы досталась малая часть его состояния… но не всё это. Пришлось идти на крайние меры. Хотела припугнуть, да и только… а вот как оно все вышло. Может, и к лучшему. Медленно до Миры доходила суть её слов. Почувствовав лёгкое головокружение и подступающую к горлу тошноту, она отошла. Отступила лишь на шаг, с гудящей болью опираясь на ушибленную ногу. И этот шаг не был первым. Раньше она всё время бежала, уходила отходными путями, терялась в туннелях, которые вели в свободу от ответственности. Но сейчас это в последний раз. Больше ни шагу назад. — Не смей мне врать, — наклонилась так, чтобы их лица находились на одном уровне, и сильно сжала её шею. — Только правда. Что. Ты. Тогда. Сделала? — Я ли? — безумно сверкнула глазами, но в первый раз в них мелькнуло что-то осознанное. — Я наняла человека. Он ошибся. Не рассчитал силу. Сбил машину Олега на полном ходу, хотя должен был только напугать. Забавно, но в тот день я всеми силами старалась отправить тебя с ним до школы. Очень жаль, что не вышло ничего. Абсолютно напрасная смерть. Тут только твоя вина. — Да как ты смеешь… — сквозь плотно стиснутые зубы прошипел Валера, ещё сильнее прожимая запястья женщины. — Я сама. И в этом голосе было столько ужасающего холода, напряжённой ненависти и пламенеющей ярости, что на лице Софии Максимовны отразился глубинный страх. Бояться жалкой девчонки, которую можно, как таракана, раздавить в одно касание? Той, что сейчас была вся в собственной крови и с трудом волочила за собой больную ногу? Той, что практически была уничтожена ей? Казалось, глупость. Но это была уже совсем другая Мира. Не та, что еще полгода назад. Ужаснее всего то, что демонов в её светлой душе мачеха родила сама. Внезапный удар. Сильная пощёчина, которая вызвала только истеричный смешок. Ещё один почти сразу же коленом под рёбра. Дыхание перекрыло, она закашлялась, но Миру словно это только раззадорило. Странный блеск в её глазах и радужка, почти слившаяся по цвету со зрачком, заставили Нику отвлечься от телефона. — Милая, не трать на неё силы, прошу, — одёрнула её рукой за плечо, но в ответ получила только испепеляющий взгляд. — Это она убила моего отца! — прорычала с ненавистью, переходя на крик. — И обвиняет меня в чём? В том, что я видела её насквозь? Всю эту гниль. Алчность. Ненавижу! Рывком схватила женщину за рыжие патлы и потянула наверх, доставляя мучительную боль. Замахнулась, и ни Валера, ни Ника не успели её остановить. Сжатый кулак. Хруст хрящей носа и брызнувшая на асфальт кровь. Был бы и еще один, но, схваченная под грудки, Мира лишь глухо сопротивлялась, словно омрачённая осознанием того, что поддалась бесконтрольным эмоциям. — Так ты ничего не добьёшься, Мир, — тихо шепнула на ухо чуть успокоившейся девушке Ника. — Ты делаешь лишь больнее. И в первую очередь себе. — А как… что мне делать? Во взгляде — ни сочувствия, ни жалости, ни мольбы, ни даже отвращения — ничего. Не было и слез, только холодный расчёт. Словно ледяная корка на её разуме, а сознание подвластно снежной пустыне. И все пламя нет, не потухло, лишь замёрзло. На время. На то, которое необходимо, чтобы понять происходящее и начать действовать дальше. — Андрей с этим разберётся. Твой отец был не последним человеком в городе. И она… говорила про Вершину? — Меня купили. Для экспериментов нужна была такая, как я… не знаю, зачем. — Отлично, — воодушевление сразу же исчезло из голоса Ники, стоило только ей столкнуться с удивлением и некоторой болезненностью на лице собеседницы. — В смысле нет, конечно, нет. Мне жаль. Правда. Но я рада, что теперь для тебя все закончилось. И что у нас появилась зацепка по Вершине. — И как ты это докажешь? — даже кровь, размазанная по всему её лицу, никак не могли стереть с лица Софии Максимовны безумную ухмылку. — Кто поверит словам трёх ободранцев? Мой адвокат не просто отстоит мою невиновность, но ещё и накапает дерьма на вас! Жалкие ничтожества. «Раз уж Вершина с тобой не разобралась, я решила взять дело в свои руки». Женщина подавилась собственными словами, услышав свой голос. Ника лишь самодовольно усмехнулась в ответ, покачивая рукой с телефоном. Мира прикусила губу, и впервые после того, как она очнулась, её взгляд очистился. А Валера громко рассмеялся, задорно стреляя глазами: — Вот это моя девочка! Уловив смысловые оттенки его слов, Мира не сдержала улыбки, ведь её глаза внимательно следили за проявлявшемся на щеках подруги румянцем. Всё было как прежде и даже лучше. Неужели?..***
Она сидела на поребрике, прижимая холод к виску. Фельдшера хорошо поколдовали над ней: нога перемотана, обезболивающее вколото, рана на виске осмотрена. От госпитализации Мира по понятным причинам отказалась. Зато теперь с каким-то грязным удовольствием наблюдала за тем, как повязывали её мачеху, которая визжала на всю округу. Не верилось, что всё закончилось так. Пусть и ещё с одной глубокой трещиной на сердце, но всё же завершилось. Валера, громко кряхтя, уселся рядом с ней, добродушно похлопывая девушку по плечу. Искренне пытался поддержать, но глаза говорили одно: я тобой восхищаюсь. Наконец, тяжело выдыхнув себе в ладони, он произнёс: — Я не понимаю, как ты это всё пережила. — Как и все люди, — Мира в задумчивости качнула головой. — Просто перестала чему-то удивляться. Придавать значение. Мне кажется, такую меня трудно уничтожить. После того, что было пережито в периметре… это закономерно. — Мне кажется, я бы не смог. — Не прибедняйся, — улыбнувшись, легонько ткнула его кулаком в плечо. — У тебя все впереди ещё. Я уже вижу кое-что нехорошее. Знаешь, я бы не стала смеяться, но ведь это ты… так странно видеть тебя между двух огней после потери третьего. Как ты там сказал? Я бы не смогла. — Да я и сам удивляюсь, — недовольно насупился, прожигая взглядом асфальт. — А, так то есть ты это признаешь? Ах ты старый развратник! — Ой, малая, давай не начинай, — скривился, когда Мира потрясла его за плечи со странным, каким-то детским весельем. Словно её забавила его глупость. — Я сам ещё не разобрался. Это охренеть как сложно всё. Ненавижу вот эти чувства. — Да-да, заливай, — прижалась к его боку. — Я же не дура, все вижу. Тут химия. А там… математика. Все просто. — Слышь, школьница, не лезь в мои дела. Сам разберусь. Так надо. Давай помолчим, а. Он насупился, зажмуривая глаза. Не хотел вспоминать тот день, когда он, сидя на крыше, пытался понять: а как дальше? И разве он не любил её, Катю? Разве не была она дорога ему всё это время? Незаметно от Миры, стиснул зубы и покачал головой. «Да, это я убила Айжан!» Горькое признание. И почему же ему так больно? Почему… ведь у неё не было выбора, Катя спасала его жизнь от той, что больше не была его самой главной любовью. Но всё равно где-то там, в глубинах сердца, зародились крупицы отторжения и непонимания, подкреплённые до тягучей истомы страстными поцелуями с Никой. А она ведь уже помолвлена… Тяжёлый вздох. Мира прикрыла глаза, наслаждаясь лёгким ветерком, обдувающим её лицо. Умиротворение накатило на неё в этот момент, словно раньше ей никогда не было так спокойно, как сейчас под боком у закоренелого скинхеда и бывшего гопника. То, как она его любила, мог знать только сам Валера. И по той нежной улыбке, что блуждала на его лице, без труда можно было понять: он на полную наслаждался принятием её чувств. Такой семьи у него не было ещё никогда. Гулкая вибрация мобильника в кармане её косухи. Идиллия нарушена, и Мира не смогла сдержать раздосадованного ворчания при осознании этого. Сердце с опаской застучало: она чувствовала — что-то не то. Уведомление не пришло бы просто так. Ошибок в программе нет и быть не должно. Разблокировала экран. Красное свечение. «Угроза жизни и здоровью». Мира закусила губу и жалостно проскулила: и ведь ни минуты покоя! Снова проблемы. Снова в дорогу. Благо, бежать недалеко. — Так, братишка, у меня внеплановые дела образовались, — она с трудом приподнялась с земли и теперь стояла, заламывая руки, в попытках оправдаться перед Валерой. — Но как только разберусь — сразу найду тебя. А пока… прибереги мой цемент. Он мне очень нужен. — И почему я не удивлён? — недовольно закатил глаза, но на губах обозначилась лёгкая улыбка. — Даже спрашивать ничего не буду. Будь осторожна, ладно, малая? И по возможности… ногу подлечи. — Только ради тебя, — усмехнувшись, послала воздушный поцелуй. — И передай Нике, что я её обожаю. С меня тортик и шампанское! И только зайдя за угол сухо ухмыльнулась самой себе. Лицо побледнело от беспокойства. Дрожащие руки потянулись к молнии на рюкзаке. Пошарившись в содержимом, она вытащила последний предмет, который хотела бы видеть в своих руках. Пистолет. Она задолбалась раз за разом спасать этого придурка. Любовь зла…