***
Айзава мрачно протер веки пальцами и устало вздохнул. Ситуация не вписывалась в никакие рамки и сейчас ему надо было приструнить сильно зарвавшегося подростка. Он еще раз глянул на Тодороки, который сидел у одной из палат на лавке и смотрел сквозь свой телефон. На парне был геройский костюм, и это дало Айзаве понять, что об операции он все-таки знал. Но откуда? Расследование было закрытым, и посторонние люди не должны вмешиваться. Тем более, появляться вот так… черт знает в какой момент времени, никого не предупредив. Сотриголова вздохнул еще раз, а потом все-таки вышел из своей палаты. — Вам нельзя ходить! — возмущалась во весь голос медсестра за его спиной. — Вам наложили десять швов! Но мужчина ее проигнорировал и спокойно вышел в коридор, направляясь к Шото. В несколько шагов он все-таки сократил между ними расстояние, а потом засунул руки в карманы штанов и спросил: — Тодороки. Ты что здесь забыл? Парень отмер, сморгнул, а потом поднял на него голову. В разноцветных глазах плескалось какое-то невысказанное чувство. Айзава его знал — упрямство. И хоть лицо Шото оставалось смертельно спокойным, видно было, как заходили желваки. — Мне надо убедиться, что мои друзья в порядке. — Они в порядке, — отрезал Айзава. — Вопрос другой. Как ты узнал, что мы здесь? Тодороки еще раз сморгнул, а потом честно ответил: — Я посчитал нужным принести Усоёши к скорой помощи. Сотриголова на мгновение застыл, обмозговывая эти слова. Если он отнес Сэнказе к скорой помощи, значит нашел ее на поле. Если нашел на поле боя, значит что-то видел. Его опасения подтвердились. Тодороки узнал об операции. Возможно, не он один. — Как ты нашел Сэнказе? — прищурился Сотриголова, внимательно глядя на непроницаемое лицо Тодороки. Парень молчал, ничего не говоря, и Айзава тяжело вздохнул, потер переносицу и бросил: — Ты хоть понимаешь, что операция закрытая? Что ты видел? И сколько людей еще знают? — Кроме меня никто не знает, — спокойно ответил Шото. — Я успел увидеть вдалеке каменное изваяние и Усоёши с Мидорией. Потом я подхватил Усоёши и ушел. Мужчина мрачно посмотрел на подростка. У него было смутное ощущение, что он что-то упускал. Еще раз помассировав веки, будучи неуверенным в своих выводах, он сказал: — И ты пришел помочь нам. — Да. Ну что за проблемный ребенок. Уж от кого, а от Тодороки подобного Айзава не ожидал. Сотриголова вздохнул. — Офис Старателя не был привлечен к расследованию. Кто тебе рассказал о деле? И почему ты решил, что нам понадобится дополнительная помощь? Тодороки упорно молчал, опустив взгляд где-то в районе плеч Сотриголовы. Айзава в который раз подумал, что этот класс еще доставит ему проблем в будущем. Раз уж даже Тодороки стал вести себя крайне странно, от других проблемы должны появиться гарантированно. Айзава предпринял еще раз попытку. Присел на корточки перед Тодороки, который удивился на мгновение, а потом сказал: — Хорошо. Допустим, я оставлю это, как есть. Если ты ничего не знаешь о деле, то это можно спустить с рук. Но в будущем ты должен понять, что каким бы сильным герой не был, он должен научиться пользоваться головой и думать перед тем, как что-то делать. Ты мог и не помочь, а сорвать расследование своим появлением. Всего не учтешь. Ты мог вполне обрушить выстроенные план своим появлением. Тодороки моргнул, не сказав ни слова. Айзава привстал на ноги и закончил: — На первый раз достаточно. Надеюсь, ты все понял. Возвращайся в общежитие. Айзава уже развернулся, чтобы пойти к концу коридора на осмотр других проблемных детей, как Тодороки вновь остановил его, спокойно и сдержанно бросив: — Я собираюсь узнать, что с Мидорией и Усоёши. — Они живы и относительно здоровы, — нахмурился Сотриголова. — У Сэнказе ожог сетчатки, Мидория не получил ранений. Тодороки вдруг поджал губы и раздраженно прикоснулся рукой к шее. Айзава прищурил глаза. Все это ему ужасно не нравилось, но он спросил прямо в лоб: — Надеюсь, ты не пришел на эту операцию, чтобы подстраховать Сэнказе. Парень снова ничего не ответил, только встал с лавки и сделал несколько шагов к палате Усоёши. Айзава положил руку ему на плечо и сжал. Подозрения одни хуже других появлялись в голове. — Тодороки, возвращайся в общежитие, — настойчиво повторил Сотриголова. — С Сэнказе все в порядке, она будет вечером в комнате. Потом поговорите. — Я хочу узнать сейчас, — упрямо процедил парень, а потом дернул плечом, смахивая его руку. Айзава успел в очередной раз подумать, какие неприятности ожидают его в будущем. У детей начался активный период полового созревания. И вот к каким последствиям это привело. Бурная юность затмевает голову и заставляет совершать сумасшедшие поступки. — Она сейчас спит и проходит лечение от Исцеляющей девы. Ты будешь только мешаться, — спокойно ответил Айзава. — Я повторю. Она будет вечером в общежитии. Не доставляй проблем хотя бы Исцеляющей. Она делает свою работу. Тодороки скрипнул зубами, сжал кулаки, еще несколько секунд стоял, глядя на дверь, а потом все-таки развернулся и зашагал к выходу. Сотриголова повернулся ему вслед. Очевидно, все больше не будет так просто. Главное, чтобы не было уж совсем худо. Айзава устало протер глаза и направился к первой попавшейся палате. Надо проведать всех. А потом наведаться и к Сэнказе. Чего таить, он и сам очень переживал за нее и беспокоился за потерю зрения. У нее была удивительная способность попадать в гущу событий, как и у Мидории. Не самая лучшая способность. А теперь из-за этого образовалась цепная реакция. Если с Сэнказе еще что-то случится, Тодороки наверняка увяжется за ней, а за ним и Старатель. Только этого ему еще не хватало. Айзава вздохнул и зашел внутрь. А потом понял, что это оказалась палата того шумного парня с экзамена на временную лицензию и поморщился. Он не планировал интересоваться его здоровьем, но раз уж ошибся палатой, все-таки спросил, хмуро на него глянув: — Ты Йоараши? Как самочувствие? Парень, который до этого момента сидел на кровати, уже одетый в геройский костюм, спрыгнул с кровати и заорал во все горло: — Экстремально прекрасно! А вы как, Сотриголова?! Айзава поморщился. На мгновение ему показалось, что он находится на громком концерте. А подобные мероприятия он терпеть не мог. — Я почти оглох. В остальном нормально, — сухо пояснил мужчина, а потом поторопился выйти за дверь. С шумным парнем все в порядке, а теперь он пойдет проведывать глупого и проблемного ребенка. Вот уж за кем точно нужен глаз да глаз.***
По привычке захотелось открыть глаза, но вновь нормально это сделать не получилось. Потом я заворочалась, и кто-то положил мне сухую, маленькую ладонь на лоб. Из-за темноты прикосновения ощущались довольно остро. В обычном состоянии я бы не обратила на это внимание, но теперь каждое прикосновение было сродни неожиданности, и я вздрогнула. — Лежи смирно, девочка, и не открывай пока глаза. Они и так травмированы. Узнав в голосе Исцеляющую деву, я несколько успокоилась, сообразила и сразу же спросила, как и пристало человеку, смертельно болеющему раком у доктора: — Что со мной? Я буду видеть? — Ожог сетчатки, — вздохнула та, и в голосе явно был укор. — Не смертельно. Инвалидом ты не станешь, только пару дней помучаешься с повязкой на глазах, а потом постепенно начнешь видеть лучше. И чем это тебя так проняло? — удивилась та. — На теле ни царапинки! — Эм, — протянула я, пытаясь воскресить в памяти последний момент. — Белая вспышка?.. Исцеляющая тяжело вздохнула и сказала: — В следующий раз не забудь быть аккуратнее. У меня и так с вами дел невпроворот! У одного переломаны кости, у другого — ушибы, у третьей — глаза. — Кто-нибудь умер? — тут же всполошилась я, повернув голову к Исцеляющей. — Нет, боже мой, — заворчала та. — Не хватало тут еще и смертей! Из моего горла вышел облегченный вздох, и я легла на кровать, положив руки сверху одеяла. Значит, сэр Ночноглаз жив. Это хорошо. Чертовски хорошо, не считая того, что теперь я буду передвигаться с палкой. Возможно, ко мне приставят собаку-поводыря. Впрочем, не все так плохо. — Сколько я не буду видеть? — поинтересовалась я, несколько успокоившись. — Несколько дней, — поведала Исцеляющая. — Сиди дома и не напрягай глаза. Глазные капли я тебе выпишу сегодня же. Дня через три придешь ко мне в кабинет на осмотр. Думаю, все должно пройти с повторным применением моей причуды. — Отлично, — вздохнула я. Звучало все не так страшно, как я думала, поэтому можно и расслабиться. Конечно, после всего я чувствовала себя так, словно меня ударили кувалдой по голове. Жизнь будто говорила мне: «Доигралась», либо это я искала знаки там, где их нет. По крайней мере, мое дикое желание помочь всем и спасти всех, кроме себя, несколько поутихло. От мыслей, что подобный поворот все-таки мог обернуться моей слепотой, желудок внутри сжался и мне поплохело. Не думать о плохом. Не думать. В этот же день меня посетили все, кто только мог. Началось все с семьи, которая явилась ко почти в полном составе. Не было только Раена, но была мама, которая вернулась из Америки и буквально с аэропорта приехала ко мне в больницу. Наверняка увидев меня в таком состоянии, с повязкой на глазах и явно эмоционально расшатанную, она сначала подлетела ко мне, сжала в объятиях, а потом грозно кинула отцу: — Наших детей нельзя на тебя оставить. — Амата, — наверняка закатил глаза отец. Голос его похолодел, и я поняла, что он тоже винит себя в произошедшем, поэтому поторопилась оторваться от мамы и бросить: — Никто ни в чем не виноват. Главное, что никто смертельно не пострадал. Не послушав меня, женщина заявила: — Когда мы вернемся домой, нас ждет долгий разговор, Рейкай. — Мам, все в порядке, — настойчиво повторила я. — И напомни мне, чтобы мы переговорили по поводу нашего сына. Я почти взвыла, откинувшись назад. В этой семье меня вообще кто-то слушает? Так ведь еще и предъявы без оснований! Как будто бы кто-то мог знать, что все так обернется. Эта женщина сейчас не приемлет других точек зрения, кроме своей собственной. Подумав об этом, я бросила отцу негромко, когда они, наговорившись с мамой, уже вышли наружу: — Пап, удачи и терпения. Тот, вероятно, поджал губы, а потом сказал: — Где у нас дома ромашковый чай? — Второй шкаф на кухне, но вряд ли он усмирит… ее ярость, — улыбнулась я, ощутив смутное чувство дежавю. Следующим человеком, кто меня посетил, оказался Жирножвач. Его я узнала по громкому голосу. Что интересно, второй такой же человек просто влетел следом за ним в мои покои, а потом так встряхнул меня за плечи, что я сразу догадалась — Йоараши. Но хоть видеть я его не могла, улыбка сама расползлась по лицу, и я обняла его в ответ. — Что у тебя с глазами?! Почему на тебе повязка?! Когда ты будешь полностью здорова?! — еще шквал подобных вопросов лился на меня, словно вода из ведра. Я вздохнула. Вместе с Жирножвачем они были неумолимы, но когда сзади послышался еще топот и равнодушный голос знакомо произнес: — Перестаньте кричать. Я слышу вас из другого крыла, — до меня дошло, что это Айзава-сенсей. Мои посетители разом замолкли, а я решила сразу же прояснить ситуацию: — У меня ожог сетчатки, — вздохнула, но потом слабо улыбнулась, махнув рукой. — Ничего страшного. Видеть буду, но не сразу. — Может, тебя водить везде под руку?! — поинтересовался громко Йоараши. — Нет, спасибо, — тут же ужаснулась я, представив, как Йоараши громко кричит мне о возможных препятствиях впереди и ведет под руку, а я чуть не падаю. Решив поинтересоваться, я спросила: — А как все закончилось там… внизу? И есть ли у вас какие-то ранения? Айзава-сенсей сделал несколько шагов к моей кровати. — После того, как Мидория сразил Чисаки, его подчиненный, известный как Хронос, покинул поле боя. Его схватили полицейские, как и остальных членов банды. Серьезно никто не пострадал. Но когда мы вышли наружу, чтобы помочь вам, тебя не увидели. Я задумчиво почесала щеку. Неудивительно, ведь там каким-то образом оказался Тодороки. Он туда телепортировался, что ли? — Мне… помог Тодороки, — все же сказала я. — Он отнес меня к скорой. — Я знаю, — скомкано и не совсем довольно ответил Сотриголова. — Я переговорил с ним о его самовольстве. Хоть он и пришел с намерениями помочь, эта операция не предполагала присутствие третьих лиц. — Вы его накажете? — опешила я. — Нет, — ответил Айзава-сенсей, тяжело вздохнув. — Только прослежу, чтобы он больше не совершал глупостей. К тому же, детали дела ему неизвестны. — Хех, — невесело улыбнулась я. — Чтобы герою быть трусом, надо быть храбрецом. А тут его могут приструнить за желание помочь лишний раз? — Если это касается закрытых операций, то вполне, — отрезал Айзава-сенсей. — Но ситуация с Тодороки не настолько критичная. Я вздохнула, взлохматив волосы на затылке. Выходит, Тодороки все-таки решился помочь мне, хоть и отказал в первый раз. Да и во второй тоже, и в третий… но вместо этого поменял свое решение. Вот только не успел к самому началу. Так еще и без Старателя. Впрочем, это не так важно. Надо бы поблагодарить его, что ли… А то я как оказалась в больнице, совсем забыла о нем. А он ведь хоть и сильно не помог, но донес меня до скорой. Без него я бы валялась на земле, хватаясь руками за лицо. Жалкое зрелище, наверное. — Так что у вас за ранения? — все-таки спросила я, вспомнив, что никто толком и не ответил. — Я здоров, как бык! — яростно бросил Йоараши. Ну… в этом никто и не сомневался. — А у Жирножвача повреждения костей! — Что вы тогда в таком состоянии здесь делаете? — изумилась я, мотая головой в стороны, пытаясь понять, где находится Жирножвач. — Да пустяки! — хмыкнул тот, потом положил ладонь на мою голову и взлохматил волосы. — Я отлично себя чувствую! Только есть хочу… — Мне наложили десять швов, — хмуро бросил Сотриголова. — Но я тоже неплохо себя чувствую. Конечно, если бы я могла скептически глянуть на сенсея, я бы это сделала. После недели ужасного графика, недосыпа и недоедания я чувствовала себя просто отвратительно, а он заикался что-то про десять швов. И я даже не знала, что именно Айзава-сенсей имел в виду. Это он так себя не жалеет или если это «неплохо», то что «плохо»? Впрочем, кто я такая, чтобы читать нотации взрослому тридцатилетнему человеку? Вздохнув, я так и продолжила сидеть на кровати, а потом спросила: — А что с семпаями? И остальными ребятами и про? — Киришима отделался ранениями и ушибами, у Тогаты то же самое, у Амаджики трещины лицевой кости и раны, — продолжил Айзава-сенсей. Трещины лицевой кости… звучит жутко. — Лок Року повезло. Нож не задел жизненно важные органы. Мидория абсолютно здоров. Та девочка… Эри, — осекся Айзава-сенсей, — лежит в отдельно палате на карантине. Рюкью и ее стажеры получили ушибы и царапины, не больше. Ночноглаз отделался тем же. Никто не умер, все живы. Эта мысль повторно меня порадовала, и я успокоилась. Не я одна в таком состоянии. У Амаджики ситуация тоже невеселая, как и у Киришимы. После того, как все трое вышли из моей палаты, через минут десять зашел еще один человек. Видимо, сегодня меня действительно решили посетить все, кто мог. И пока я ждала, когда некто объявит о себе, могла слышать только, как этот человек неловко переминается у двери. Слишком скромный? Амаджики тоже решил наведаться ко мне, несмотря на свои раны? Серьезно?! — Сэнказе-чан, — с порога неловко бросил парень, и я поняла, что это Мидория. Ну ладно, хотя бы он. Не думаю, что осилила бы речь Амаджики, да и нечего ему тут делать особо. — Я должен извиниться. — За что? — удивилась я, подняв брови. Мидория вздохнул, а потом прикрыл за собой дверь, зашагал ко мне и присел на многострадальный стул. — Эта вспышка возникла… из-за меня и Эри. Я медленно обмозговывала в голове это объяснение. Меня оно не удовлетворило, но внезапно разозлило. — Каким образом? — несколько недовольно поинтересовалась я. — Я… — нервно вздохнул парень. — Я не знаю, как это объяснить. Может быть, высвобождение силы? Я несколько раздраженно потерла пальцами переносицу. Если дело и правда было в Мидории и Эри, то из-за них я сейчас здесь. Причем, выходит так, что меня ослепил мой друг и девочка, которую мы пытались спасти. Внезапно подкатившая злость едва не заставила меня сказать: «От тебя одни проблемы», но мне удалось сдержаться и просто закрыть рот, сцепив зубы. — Ты злишься? — вздохнул Мидория. — Явно не радуюсь, — недовольно пробормотала я, скрестив руки на груди. — Я всерьез подумала, что попрощалась с глазами. — Мне очень жаль, — виновато бросил Мидория, и голос его говорил, что да, черт возьми, он раскаивается, только этого мне было недостаточно. По крайней мере, в этом состоянии. — Я могу чем-то тебе помочь? — Да, — пожала губы я. — Оставь меня одну. — Сэнказе-чан… — Серьезно. Оставь. Парень встал со стула и вышел за дверь, а я вновь легла на кровати, хрустнув пальцами. Вот и какого черта?! Внутри разливалось негодование. Не этого я ожидала. Да пошли они все к чертовой бабушке! Чтобы я еще кому-то в жизни помогла…***
Этим же вечером меня выписали из-за отсутствия необходимости ухаживать. Ну, а что? Исцеляющая назначила мне какие-то капли, которые взялся организовать Айзава-сенсей. Думаю, у него есть капли всех марок. В общежитии мне было комфортно и привычно. В своей комнате я ориентировалась легко, интуитивно зная, где что находится. Угнетало, конечно, что снаружи все таким не казалось. Приходилось долго медлить или просить помощи. Впрочем, Яойорозу вызвалась доставлять мне на подносе завтраки, обеды и ужины в комнату, за что я была ей безумно благодарна. Сидеть за столом с одноклассниками, которые буквально пилили меня взглядами, не хотелось. К тому же, лишние расспросы я старалась избегать. Когда мы вернулись вместе из больницы, нас встретила толпа, которая только верещала и хотела допытаться обо всех подробностях. Мало того, что ситуация была секретная, так теперь и все интересовалась как так вышло, что я лишилась зрения. Благо, этим же вечером мне удалось несколько отдохнуть. Глаза больше не тревожились, потому что маска поверх закрывала их от раздражающего света. Правда, все это носило обратную сторону. Я не могла ничего делать. Раньше можно было тупить в телефоне, смотреть сериалы на ноутбуке, банально учиться. А тут единственным выходом оставался только сон, а спать мне совершенно не хотелось. Оставалось только свернуться комком на кровати и лежать. В голову в такие моменты лезут, как обычно, не самые радужные мысли, как и произошло в моем случае. На Мидорию я все еще злилась, как и на Эри. Видеть мне никого из них не хотелось, впрочем, я и не смогла. Да и вся эта ситуация перевернула мое отношение к изменению сюжетов. Возможно, я относилась ко всему слишком халатно. Так что теперь… мне нужно готовиться еще более основательно или вообще перестать мутить сюжетную воду? Я не знала. Но пока момент не настал, решила бросить все эти раздумья и просто подождать, пока приду в норму. Провалялась бы я так очень долгое время. Все равно торопиться мне некуда. Стажировка прервана, от уроков у меня освобождение. Можно и разлагаться. Я наверняка бы заснула, но в последний момент кто-то постучался мне в дверь. Я запоздало сообразила, что ужин в общем-то прошел, и мою порцию мне принесла Яойорозу. Так кто? Айзава-сенсей предупредил бы меня заранее, выходит, это кто-то из одноклассников. У Раена есть отмычка, он бы открыл дверь в случае чего. Снова Изуку? Я устало протерла глаза, а потом зашипела от неприятных ощущений. Привычки так просто из повседневной жизни не уберешь. Мне надо отвыкнуть от прикосновений к лицу хотя бы на время. Настроения с кем-то общаться не было, поэтому первые стуки я с чистой совестью проигнорировала. Пусть думают, что я сплю. Я и попыталась повернуться на другой бок и обо всем забыть, но не тут-то было. Кто-то явно хотел поднять меня из могилы. После минуты настойчивых стуков я сдалась и слезла с кровати, горя от недовольства. Если это дело не смертельной важности, то я буду злиться. Открыв дверь, я выжидала ответа, надеясь, что некто догадается представиться, но так ничего и не услышала. — Ну и кто это? — хмуро спросила я, стараясь сохранять спокойствие в голосе. — Шото. Тодороки?! Подобное несколько вывело меня из колеи и заставило выкинуть из головы все мысли по немедленному раздражению. Точнее будет сказать, что не в моей ситуации сейчас на него злиться. Тодороки этого не заслуживает. К тому же, ведь в последнем нашем разговоре он оказался прав, и выходило все таким боком, что я, как неразумный человек, вместо того, чтобы послушаться, пошла искать себе проблемы на одно место. И нашла ведь. А теперь я даже не знала, что ему сказать и в каком тоне разговаривать. Прошлые наши беседы были крайне напряженными, со сдерживаемой злостью и непониманием, хорошо шифруемые под спокойствие. Хотя оно было шатко — толкни стакан, и все разольется. У меня так точно. Да и у него, наверное, тоже. — Хм, привет, — все же сообразила я. — Ты по делу или… — Надо поговорить, — честно бросил Шото, и я замолкла. Говорить мне чертовски не хотелось, но еще больше мне не хотелось висеть в предконфликтном состоянии. — Хм, — опять вышло из меня. — Ну тогда… Я уже обернулась, чтобы дать ему пройти, но Тодороки внезапно обхватил мое запястье рукой и сказал: — В моей комнате. — Честно говоря, для меня ходить даже по знакомым коридорам, как испытание… — Все в порядке, — спокойно и негромко сказал он. — Я доведу. Я еще какое-то время колебалась, но потом вздохнула и кивнула, взяла с бардачка ключи и неуверенно вышла наружу, выставив руки перед собой. Шото захлопнул за мной дверь, а я почувствовала себя, как слепой котенок. Очень уж непривычно было передвигаться в полнейшей темноте. Снизу немного подсвечивало, но скорее раздражало глаза, чем помогало видеть. Тодороки опустил мои руки, а потом взял одну и неспешно повел к лифту. Где-то на середине пути я уже жалела, что позволила себе согласиться. Ну посидели бы мы в темноте в моей комнате… зачем, спрашивается, пошла за ним? Что мне у него в комнате делать? Чаи гонять, что ли? Прошлый раз оказался крайне неудачным. Так еще и повязка на глазах вместо зрительных ассоциаций переключала внимание на прикосновения. Когда Шото дотрагивался до моего плеча, подталкивая к своей двери, это ощущалось неожиданно и непривычно. Сняв тапки, я самостоятельно сделала несколько шагов вперед, воскрешая в памяти обустройство его комнаты, но потом Тодороки резко меня остановил. — Ты сейчас упрешься в стол, — бросил он, а потом развернул меня и дал понять, что я могу сесть. Я недовольно приземлилась на подушку, чувствуя себя, как инвалид. Подобная беспомощность меня напрягала, и я в очередной раз пожалела, что согласилась на эту авантюру. К тому же, на пятом этаже нас окликнул знакомый голос, в котором я признала Серо. Парень пошутил над тем, что к Тодороки ходят в гости одни девушки. Шото такое замечание пропустил мимо ушей, а вот я снова задумалась над тем, что Яойорозу и Мидория делали у него в комнате. Решили устроить чайную церемонию? Если причастность Яойорозу ощущалась органично, то вот Мидорию за подобным я не могла представить. Впрочем, кажется, что-то похожее ждало и меня. Потому что голос Тодороки прозвучал где-то недалеко и спросил: — Будешь чай? Меня этот вопрос уже не удивлял. Вспомнив, чем в прошлый раз это закончилось, я усмехнулась и бросила: — Если я скажу «нет», ты ведь все равно мне его нальешь? — Да, — ответил Шото, но уже с какой-то другой интонацией, словно улыбался. Решив не уточнять о таких глупостях, я сложила ноги по-турецки и покорно ждала, пока на стол опустятся пиалы и разольется чай. В нос ударил приятный запах, а потом Тодороки сел напротив меня. Ситуация чертовски напоминала прошлое наше чаепитие, и я надеялась, что Тодороки позвал меня сюда не для того, чтобы отчитать. Этого я точно не выдержу. Положив руки на стол, я пыталась нащупать пиалу, но получалось плохо. В конце, видимо, Шото опустил ее прямо мне на ладонь, и я снова подумала о том, что приходить сюда было ошибкой. Тодороки и так сказал мне в прошлый раз, что мне просто везет. Моей силы явно недостаточно, чтобы выйти сухой из воды, а сейчас я вообще была… максимально бессильна. Вздохнув, я отхлебнула несколько глотков, а потом принялась ждать, пока Шото соизволит что-то сказать. От повторившейся ассоциации, что я нахожусь на приеме у императора, в сознании вырисовалась картинка, как Тодороки сидит в дорогой юката и с головным убором, подобное заставило усмехнуться себе под нос. Но, видимо, ситуация повторялась, потому что Шото не планировал начинать разговор так быстро, а у меня снова заканчивалось терпение. Поставив на стол пиалу, я поинтересовалась: — И о чем будем беседовать? Шото внезапно как-то тяжело вздохнул, а потом поставил пиалу на стол. Он недолгое время молчал, а я подумала о том, что теперь жалею, что не могу его увидеть. Визуальная составляющая мне бы пригодилась. — Ты злишься на меня? — спросил Тодороки, а я отмерла и прямо так и спросила в шоке: — Я? Злюсь? — Ты, — подтвердил парень. — Хм, — я неловко почесала щеку, — если ты про то, что привел меня в свою комнату в таком состоянии то… нет. — Я про то, что сразу не согласился помочь, — сказал тот, и у меня возникло смутное ощущение, что в его голосе так и плескалось чувство вины. Вот черт! Таких догадок бы не возникало, увидь я сейчас хоть что-то! — Я пришел слишком поздно, — тут уже было что-то похожее на злость на самого себя. Решив прекратить его самобичевание, я пожала плечами и легко бросила: — Ты не обязан, — я говорила спокойно. — У тебя были свои причины, по которым ты мне отказал. Все в порядке. Тодороки замолчал, видимо, переосмысливая мои слова. Мне же оставалось только догадываться. А потом он вдруг задал вопрос, который сбил меня с толку: — Почему ты так просто к этому относишься? Разве ты не ждала, что я тебе помогу? — Хм… — вопрос и правда застал меня врасплох, и я думала над тем, как ответить, но потом сообразила: — Другие люди мне ничем не обязаны. Это же… поступок свободной воли и желания. Если человек отказывается, значит, либо не может, либо не хочет. Мне что на это злиться? Да, я ждала, но это было не совсем правильно. Лучше ничего ни от кого не ждать. Шото шумно выдохнул, явно не соглашаясь с моим ответом, а потом уже более настойчиво проговорил: — Ты сказала, что я был единственным, кто мог тебе помочь. — Э… да, — неловко улыбнулась я. — Но тогда я действительно не подумала о Йоараши. Я догадалась о нем только после нашего разговора. Он согласился пройти со мной стажировку у Жирножвача, но, в итоге, я даже не знаю, была ли его заслуга в чем-то. Я дернула плечами. Стало немного прохладнее, но потом отпила чай и довольно быстро согрелась. Тодороки молчал какое-то время, а потом спросил: — Понятно. Вам удалось изменить ситуацию? — Ну да, — улыбнулась я. — Все живы и относительно здоровы. Ход истории изменился без жертв. То, что я на время осталась без зрения, это так… временный пустяк. — Это не пустяк, — поджал губы Тодороки. На это мне сказать было нечего, и я замолкла. В неловкости вновь нашла руками пиалу, а потом сделала несколько глотков. У меня было смутное ощущение, что я иду по канату через бездну, стараясь говорить наиболее размыто и нейтрально, чтобы не спровоцировать Шото. Однако, похоже, меня заносило не туда. Наконец парню надоело слушать тишину, и он вздохнул. — В будущем будет еще что-то подобное? Я вспомнила про дальнейшие события и кивнула. — Да, должно быть, но не в ближайшее время. — Ты можешь попросить у меня помощи. — Хм, ты решил поменять свое мнение? — не поверила я. — Да, — негромко, но не без раздражения повторил тот. — В следующий раз я помогу. Обязательно. — Ну ладно, — несколько удивленно проговорила я, почесав в затылке. — Если в какой-то из ситуации мне понадобится твоя помощь, я скажу. — Проси в любой ситуации, — нажал Тодороки. Я замолчала, пытаясь понять, что он хочет сказать. Шото вздохнул и бросил уже мягче: — Я имею в виду, что помогу всегда. Необязательно нужен я или нет. Просто скажи. Из моего горла неглубокомысленно вырвалось «Хм». В услышанное верилось… с трудом. Сложно было понять, как Тодороки так быстро изменил свое мнение. Он же вроде упрямый, нет? Поделившись своими сомнениями, я скептически поинтересовалась: — Разве ты не хотел, чтобы эта ситуация меня чему-то научила? Чтобы я больше не ввязывалась в подобные вещи? — Хотел, — признался тот, а потом вздохнул. — И вот к чему это привело. Намек был на мои глаза, а в его голосе вновь сквозило чувством вины. Я вдруг неожиданно поняла, что Шото довольно сильно злился на себя за то, что я оказалась без глаз, хоть и временно. Вместо чувства превосходства и слов: «Я говорил, что везти вечно не может», он наоборот по-своему раскаивался, и в моем случае даже глаз не требовалось, чтобы это понять. Вот так дела. — Да все в порядке, — поторопилась отмахнуться я. — Это же временно. Через несколько дней я буду видеть, как раньше. Исцеляющая сказала, — для верности уточнила. — Все равно, — холодно настоял Тодороки и закончил: — Я помогу в любом случае. — Ну ладно, — все еще обескураженно согласилась я. — Если будет что-то подобного масштаба, я скажу. — Не подобное, а любое, — еще раз настоял Шото. Это показалось мне крайне смешным, и я хмыкнула: — И любое. Внутри вместе со смехом появилось приятное теплое чувство. Точно не этого я ожидала, когда сюда шла. Я боялась, что Тодороки еще раз напомнит мне о моей неудаче, а вместо этого сказал, что готов помочь мне во всем. Это… очень приятно, черт возьми. — Кстати, — начала я, вспомнив главный вопрос. — А как ты вообще нашел нас? Тебе кто-то рассказал? — Я позвонил Йоараши, — ответил Шото. Ну что за человек? У этого бугая один ветер в голове! Информация ведь закрытая! — Ясно, — рассмеялась, поняв, что Инаса в этом плане безнадежен. Выходит, тогда на экзамене на временную лицензию они обменялись не только рукопожатиями, но и номерами телефонов. — Спасибо, что помог мне, — вовремя вспомнила я. — Мне бы не хотелось лишние десять минут валяться на земле и умирать от агонии. Шото ничего не ответил. Еще какое-то время посидев так за чаем, я решила поинтересоваться у него, как проходит его стажировка. Шото рассказывал без особого энтузиазма. Оно и понятно, Старатель — своеобразный человек, а воспоминания о его прошлом все еще свежи у Тодороки в памяти. Впрочем, оказалось, что парень просто выходил на облавы вместе со Старателем. Тот хотел сделать из него «настоящего героя» и поэтому отправлялся с ним на задания. За эту неделю они успели отловить несколько злодеев. Ничего удивительного. Старатель и сын Старателя — это огонь в квадрате, помноженный на лед. Наверное, от одного вида этих двоих, злодеям можно было размахивать белым флагом. Оставив эти мысли при себе, я тоже рассказала вкратце, как прошла моя стажировка. Без уточнений дела, конечно же. Просто рассказывала про Жирножвача, Киришиму, Амаджики и Йоараши. Тодороки внимательно слушал и не перебивал, иногда что-то спрашивал. На моменте про то, как я рассказывала о подпольном баре и траве, я услышала что-то похожее на усмешку. Тут было сложно сослаться на то, что мне показалось. Но мне определенно не показалось! Тодороки усмехался, и теперь я вдвойне жалела, что не видела его лица. Этот момент был удивительным результатом его успешной социализации. Раньше от него можно было получить только сдержанную улыбку раз в год, а теперь это нечто походило на смешок. Если за сегодняшний день Шото еще и засмеется, я получу сердечный приступ, не меньше. Поэтому я замолчала, пытаясь понять, что именно вызывает в Тодороки такие эмоции. Если подумать, я не раз замечала его улыбки, теперь еще и смешки. Это значит, что я… забавная? Мысль отдалась каким-то странным звуком в голове. То есть я типа смешная? И его веселю? Я ведь не особо стараюсь намеренно так себя вести, просто что-то подобное случается со мной, либо я что-то не то скажу, либо вспомню что-то глупое, как ситуация с водой у меня дома. Ну, наверное, из этого и складывается что-то общее между людьми. Локальные шутки, которые знают не все. Эх, кажется зачастила я с этим. Задумавшись о своем, я вдруг вздрогнула, когда почувствовала, как что-то коснулось повязки на глазах. Впрочем, доли секунды хватило, чтобы понять, что «что-то» — это рука Тодороки. Он почему-то провел пальцами вдоль повязки, не надавливая на веки. — Ты совсем ничего не видишь? — поинтересовался. — К счастью, нет, — вздохнула я и расслабилась. Всего лишь праздный интерес. — Если бы видела, было бы больно. Мои глаза реагируют на свет, так что это к лучшему. — К лучшему, — холодно повторил за мной парень, но руку не убрал. Не знаю, что он хотел там нащупать, но провел пальцем снова, аккуратно, уже по векам, не надавливая. Наоборот, показалось, что глазам стало прохладнее. Я была без малейшего понятия, как скажется подобная терапия на моем состоянии, но неприятно не было, поэтому я позволила ему убедиться. — Да есть у меня глаза, — усмехнулась я. — Они не выпали. Просто ожог сетчатки. — Я знаю, — негромко произнес Тодороки, а потом вдруг прислонил ладонь полностью к повязке. — Знаешь, тебе надо было становиться не героем, а врачом, — неуместно пошутила я, а потом замолкла, когда Шото сместил ладонь и большим пальцем медленно провел по виску. Кожу обдало контрастной прохладой, что отозвалось мурашками на спине. Я даже не поняла, было это неприятно или нет. Скорее неожиданно. Ладонь у Тодороки была мягкая, без мозолей и рубцов. Видимо, сказывается особенность его причуды. Переступить врагу через лед почти невозможно, как и задеть Шото. Неудивительно, что царапины и раны на его теле появляются редко. Потом палец скользнул по лицу и очертил скулу, не торопясь. У меня там синяк? Вроде нет. Еще немного и Шото провел пальцем под губой, очертил подбородок и спустился к шее. Живот скрутило непонятно от чего. От неожиданности? Меня вдруг захлестнуло какое-то необычное волнение, и я замерла. Непривычно. Рука легла на шею и спустилась чуть вниз, внезапно двинулась в сторону и чуть нажала, ровно на сонную артерию. И зачем? Он решил убедиться жива ли я? Я нервно рассмеялась, потому что ситуация начинала выходить из-под контроля. К тому же, мне и правда сейчас казалось, что я балансирую на грани жизни и смерти. Сердце и так билось, как сумасшедшее, а мозг отказывался понимать такую резкую смену настроений. И от кого? От Тодороки. Очевидно я сама дала начало этому своими словами, о которых даже не думала, и вот к чему это привело. Иронично. Задать вопрос и спросить, что происходит и все ли с ним хорошо, я не успела. Стол как-то заскрипел, словно на него оперлись, а потом я почувствовала горячее дыхание на щеке. Ситуация чертовски выходила из-под контроля! Уже вышла! В моей голове воображаемая мартышка ударила громко тарелками, и это меня отрезвило, к тому же, дыхание стало горячее. Да вашу ж мать, сегодня какой-то необычный день?! — Хах, Шото, — нервный смех вновь вырвался из моего горла, а рукой я вовремя остановила его, попав ровно в плечо. — Ты это чего делаешь? Парень как-то неожиданно вздрогнул, а потом, по ощущениям, чуть отстранился, убрал руку с моей шеи. Почувствовав личное пространство, я расслабилась вновь, списав все на нашу общую эмоциональную расшатанность. С кем не бывает? Но внезапно Тодороки перехватил мою ладонь, которую я держала на его плече и потянул вверх. Я не сразу поняла, что произошло, но когда до меня дошло, наверное, побледнела, не меньше. Реакция моя была молчаливо ужасающая. Моя ладонь легла на левую часть лица Шото. На тот самый шрам, который оставила ему мать. И от этой мысли внутри меня все перевернулось. Я что, сплю? Честно говоря, я забыла как дышать. По телу вновь прошлись мурашки, и я сглотнула. И ведь не я оставила там руку, Тодороки держал ее сам, не давая отстраниться. Впрочем, я бы соврала, если бы сказала, что пыталась. Я так и застыла, не совсем понимая, что делаю. Ресницы под моей ладонью трепетали, а подушечки пальцев ощущали мягкие волосы. Вопрос «Какого хрена тут происходит?» вылетел из головы и напрочь забылся. Сейчас я жалела в третий раз, что на мне эта чертова повязка, что я слепая и ничего не вижу. Видеть лицо Тодороки в этот момент было бы крайне важно и дало бы ответы на многие мои вопросы. Но мои мысли вновь исчезли. Тодороки чуть сжал мою руку и спросил негромким голосом: — Я ужасен? В этот день он поражал меня вопросами уже не в первый раз, но этот настолько загнал меня в угол, что я снова думала, что ответить. Ужасен? Но почему? Это комплекс из-за шрама? Из-за схожих черт характера со Старателем? Из-за того, что он не помог мне и теперь винил себя за мои же глаза? В чем причина? Так и не поняв, я не вовремя сообразила, что очень долго молчу. Неуместно много в такой ситуации, когда Шото, очевидно, нужна моя поддержка. И найти я ничего нормального в голове не смогла, поэтому выразила первое, что пришло в голову: — Если только ужасно прекрасен. На моем лице возникла неуверенная, неловкая улыбка, которой улыбаются, когда осознают, что сказали невероятную глупость. Но Тодороки только сильнее прильнул к моей руке, и у меня захватило дыхание. Мы так и сидели в полнейшей тишине в очень странных, наверное, позах. Я, отклонившись назад, опираясь рукой, сидя по-турецки. Шото, видимо, держась за стол и нависая надо мной. Если бы кто-то ворвался в комнату, он бы точно ничего не понял, вот только сама ситуация выглядела невероятно абсурдной. Все еще оторопев от такой реакции, я попыталась убрать руку, но не получилось. Напротив, ладонь скользнула по коже шрама, а пальцы вновь легли на мягкие волосы. Неожиданно для себя я попробовала второй раз, но уже не убрала руку, а просто медленно провела ею вниз. Левая часть лица Тодороки была сухой из-за ожога, но не неприятной на ощупь. Пальцы прошлись по линии бровей, а потом я повторила его действие и попробовала очертить скулу, вновь подняла руку вверх и обвела большим пальцем кромку шрама. Слушать сейчас свою голову я перестала, просто испытав что-то похожее на забвение. Рядом был стол, я и Шото. Я делала что-то странное, что никогда бы не совершила в здравом уме, но сейчас даже от всего этого не чувствовала ни капли дискомфорта. Единственное, сердце уж очень бешено билось о ребра и по ощущениям кровь прилила к щекам, хотя смущения я не чувствовала. Если бы мне кто-то сказал, что я буду прикасаться к лицу Тодороки, его шраму, а он сам будет тянуться к моей руке, как котенок, хотя с животными у меня отношения напряженные, я бы не поверила. А сейчас выходило, что я делала это по собственной воле, и Шото, судя по всему, не был против. Он ослабил свою руку, позволяя мне также очертить линию подбородка и также спуститься на шею, а потом сам прижал мои пальцы к той же сонной артерии. То, что он жив и здоров, я прекрасно знала и без доказательства. Но то, что у него пульс зашкаливал, впрочем, как и у меня, заставило неуместно усмехнуться. Мы даже на подобные вещи реагировали одинаково. Неужели мы настолько сблизились за все это время, что он позволяет мне прикасаться к себе? Его рука отпустила мою ладонь, а потом сжалась на запястье, опять прощупывая пульс. Впрочем, по мне и так было видно, что тахикардия меня накрыла с головой. Пытаясь убрать руку обратно, я случайно задела его лицо, при этом удивленно ойкнув. Моя неаккуратность сыграла со мной злую шутку, и мне показалось, что этот момент разрушен, но ничего не случилось. Более того, я вдруг поняла, что когда прикоснулась по неосторожности пальцами к его лицу, Шото улыбался. Видимо, я опять выгляжу забавно и смешно. Впрочем, как именно я выглядела в тот момент, старалась не думать. Лучше избегать этих неловких мыслей. Тем более, что сейчас есть вещи поважнее. Например, с каких пор у меня такая жуткая тахикардия? Почему я так краснею? Почему я вопреки всему сама повторила жест Шото? И почему все еще не возмущаюсь и не задаю напрямую вопрос: «Что за чертовщина?». Впору было думать, что в том баре мне все-таки дали галлюциногенные грибы, и сейчас вся эта ситуация, как и спасение Ночноглаза и Мирио, была вызвана моим воспаленным разумом. И снова додумать не удалось. Мозг, который яростно сопротивлялся и складывал все действия Тодороки в одну картинку, чтобы сделать вывод, отключился, потому что рука Шото еще раз легла на мою шею, а потом поднялась вверх и застыла на затылке. Теплое дыхание еще раз обожгло щеку, но я в этот раз не двинулась и даже не попыталась отстраниться. Внутри появилось странное желание продолжения. Через призму без визуальной составляющей все ощущалось по-другому, поэтому мне было несколько любопытно, хоть я и жалела, что не могу увидеть его лица. Жутко жалела. Возможно, подними на него глаза, я бы уверилась полностью, а так мне оставалось только строить теории одна другой хуже. Рука на моем затылке перебирала пальцами волосы. Это было приятно. Любое прикосновение вызывало мурашки на спине. Я чувствовала его дыхание на щеке и собственное жуткое волнение. Звуков не было. Только ветер за окнами и мое бешено стучащее сердце. Тодороки еще приблизился, и я почувствовала жар, исходящий от его тела. Пока мы сидели в странных позах, а я боялась лишний раз дышать, что-то быстро скрипнуло, зашумело, а потом появился свет. Он ударил через прорези повязки внизу, и я поморщилась и спешно прижала руку к лицу. Любой свет раздражал. А потом знакомый голос произнес мои недавние мысли: — Ну и какого хрена тут творится? Мне кто-нибудь объяснит? Тодороки резко отстранился и убрал свою руку от меня. Причем в последний момент то ли меня несколько обожгло холодом, то ли мне опять показалось. Я прижала руку к шее и поняла, что нет, не показалось. Мне действительно было холодно на долю секунды. — Да вы чего молчите?! — Раен, — опомнилась я, повернув голову к источнику звука. — Хм, это ты. Что ты здесь делаешь? — Это мой вопрос, — огрызнулся тот. — Я должен его задавать. Я так-то тебя искал! — Ну вот и нашел, — вздохнула я. — Не там, где должен был, — раздраженно произнес тот. — Вы вообще что это делаете? — Пьем чай, — подал голос Тодороки негромко. — В темноте? — не менее раздраженно спросил Раен. — У тебя в комнате? В таком близком контакте? — Да, — согласился спокойно Шото. Я вздохнула, предчувствуя бурю в стакане и бросила: — Нет, мы правда пили чай, — и в доказательство нащупала рукой на столе пиалу, но та по закону подлости упала и залила все остатками чая. — Вот черт, — пробормотала я. — Я уберу, — остановил меня Тодороки, а я ощутила что-то близкое к тому, чтобы закричать. Просто закричать от того, как мне чертовски не везло и как наши слова выглядели неубедительно. Ну мы ведь и правда пили чай! Сначала… — Господи, Ёши, — на грани бросил Раен, — я тебя умоляю, иди в комнату. Подумав, что это лучшее, что я могу сейчас сделать, я поднялась на ноги, но мне уже помог брат. Он подхватил меня под локоть и со вздохом вышел со мной наружу. Уже в лифте, опомнившись и сообразив, я спросила: — А как ты понял, что я у Тодороки? — Я встретил Серо, — фыркнул тот. — Он сказал, что в последнее время любую девушку можно найти на пятом этаже в комнате Тодороки. Ну и придурок, подумала я, раздраженно потянувшись руками, чтобы потереть переносицу. Что может быть хуже сплетников? Разве что их полчище. Спрашивать, каким образом он открыл дверь, не понадобилось. Я помнила, что у Раена была отмычка в кармане, которую он носил с собой. Удивительно, что она пригодилась ему в самый неудачный момент. Очевидно, жизнь надо мной издевается и мстит за изменение канона. Иначе и не скажешь. Зайдя в комнату, Раен посадил меня на кровать, а сам бросил: — Вернусь минут через пятнадцать. Жди. — Ты куда? — насторожилась я. — Переговорю с Серо, — фыркнул тот. Я пожала плечами, вздохнула и откинулась спиной на кровать. Очевидно, сегодня мне чертовски не везло. И чего Раену нужно от Серо?***
Раен раздраженно откинул челку со лба, а потом быстро спустился на первый этаж, зашел в лифт и поднялся на пятый этаж мужского общежития. Серо ему был не нужен, а вот переговорить с Тодороки стоило. Выходило так, что он как будто шел на разборки с потенциальным парнем его сестры, но пока дело не зашло далеко, Раен собирался убедиться в некоторых вещах и убедить в этом наивного тормоза Тодороки. Ну или спасти свою сестру от разбитого сердца. Черт знает, что было вероятнее всего. Раен недовольно подумал, что они оба достаточно сложные. Что и сын Старателя, что и сама Ёши. Но если с сестрой он жил уже пятнадцать лет и довольно хорошо понимал ее характер, то Тодороки оставался каким-то непонятным, слишком молчаливым, тихим. С такими людьми всегда сложно. Никогда не знаешь, что у них на уме. Задолбившись в дверь, Раен не стал думать о правилах приличия. Откроет — хорошо, не откроет — он сам пройдет. К счастью, у Тодороки хватило ума отпереть дверь и спокойно на него посмотреть сверху вниз. Раен раздраженно сцепил зубы. Вот ведь нахал! Эти несчастные шесть сантиметров, что их разделяли в росте сейчас играли свою отрицательную роль. — Это ты, — вынес вердикт парень. — Нет блин, Папа Римский! — фыркнул тот и кивнул ему за спину. — Пойдем-ка потолкуем. Тодороки послушно отошел, дав ему пройти. Раен зашел в комнату и остолбенел. Он словно оказался в японском саду, в типичном традиционном доме. Вся эта обстановка вообще не настраивала на серьезные разговоры. Скорее заставила его захотеть расслабиться, лечь на татами и заснуть. Вот ведь мажор, мрачно подумал Раен. Сложно было представить, сколько деньжищ было угрохано на обстановку этой комнаты. Такое ощущение, что ей занимался дизайнер. Мотнув головой и отогнав от себя эти мысли, Раен решил сесть прямо перед столом, скрестил руки на груди и в готовности уставился на Тодороки. Тот тоже присел напротив, спокойно и несколько непонимающе глянув ему в глаза. Раен вздохнул. Этот разноцветный и в ус не дул о том, что Раен хотел сказать. Он искренне не понимал. Тормоз, подумал Раен, потом помассировал виски и бросил сразу: — У тебя есть какие-то намерения на мою сестру? Если да, то советую отказаться ради вашего же счастья. Тодороки еще сидел какое-то время молча, а потом удивленно спросил: — Почему? — Да потому что вы слишком разные! — раздраженно пояснил Раен. Ему правда было непонятно, почему настолько простые вещи приходилось объяснять. — Котелком своим повари хоть немного. У вас разные жизни, материальное положение, разные цели и желания. И то, что вы сейчас вдвоем испытываете, объясняется всплеском гормонов и стихийно возникшим интересом. Это никуда не приведет. Тодороки выслушал его речь, а потом даже удивленно возразил: — Я так не думаю. Дай мне терпения, господи, взвыл в мыслях Раен, а потом прищурил глаза и попытался объяснить по-другому: — Скажи мне, Тодороки, ты вообще слышал что-нибудь о взаимосвязи причуд и характера? — Он сделал паузу, давая парню время на ответ, но тот промолчал. Раен закатил глаза. Ему казалось, что он разговаривал со стеной. — Поясню для тебя, — фыркнул он. — Моя сестра, как и мой отец — ветры. Им не сдалась спокойная жизнь, им все время хочется изменений, они не могут долго находиться в одном состоянии и почти не привязываются к людям. А ты — лед, слишком стабильный и спокойный. Ты весь погряз в своих традициях, — он махнул руками, указывая на комнату. — Тебе вообще не сдались эти изменения. Тебе нужна стабильность, которую ты с ней не дождешься. Наконец Раен получил хоть какую-то реакцию со стороны этого парня. Тодороки неуловимо изменился в лице — нахмурился, а потом серьезно на него посмотрел исподлобья и сказал: — Это не все. У меня есть огонь. Раен рассмеялся. Ну да, огонь-то есть. — И что? — усмехнулся тот. — Если это намек на то, что огонь и ветер резонируют, то оправдание слабое. Я тут заметил, — несколько издевательским протянул он, — что ты всячески давишь в себе желание использовать пламя. По крайней мере, на Спортивном Фестивале так оно и выглядело. Это же связано с твоим отцом, да? — Тодороки помрачнел, а Раен испытал что-то похожее на удовлетворение. — Угадал, значит. Следовательно, ты давишь в себе черты характера, связанные с огнем, оставляешь только лед. А твой лед Ёши вообще не сдался. Раен замолчал, давая возможность Тодороки что-то возразить. Но тот сидел перед ним, уставившись глазами на стол. Брови были нахмурены, а лицо сосредоточено. У Раена получилось его загрузить и заставить обо всем подумать. Ну и к лучшему. По крайней мере, это для их же блага. Насмотревшись на его посуровевшее лицо, Раен расслабился и махнул рукой. — Не думай, что я прям так сильно против. Просто логично, что у вас будут большие сложности. Более того, — он вздохнул, слабо улыбнувшись, — моя сестра не из того типа людей, кто будет к кому-то сильно привязываться. У нее есть свои желания и цели, и она ставит их на первое место. Неудобные чувства и отвлекающие обстоятельства она будет просто игнорировать и не замечать. — Не замечать, — хмуро повторил Тодороки. — Эврика! — усмехнулся парень. — У нее сейчас в голове одни изменения сю… — он осекся еще раз, — учеба и… — Изменение будущего, — недовольно закончил за него Тодороки, и Раен замер. С каких пор сын Старателя знает об этом? Сестра ему рассказала? Когда? Раен нахмурился, анализируя это в голове. С каких пор Ёши трезвонит об этом… кому-то еще кроме него. Прищурив глаза, он вновь глянул на Тодороки, решив, что подумает обо всем потом и сказал: — Надеюсь, я не зря тут распинался. Ты хоть и упрямый, Тодороки, но не дурак. Ты не выглядишь человеком, который будет менять девчонок, как перчатки, — он хмыкнул, — даже в пятнадцать. Поэтому подумай и сделай правильный выбор. Если моя сестра все-таки влюбится в тебя, а ты будешь ее держать, она станет несчастной, а я, — он прищурился, — испорчу тебе жизнь. Вы объективно не подходите друг другу. Выбери себе кого-нибудь другого. К тому же, — он улыбнулся, — ты мне не нравишься. Надеюсь, ты все уяснил. Тодороки уже как-то мрачно поднял на него глаза. Его рука, которая лежала на столе, сжалась в кулак, а потом вновь разжалась. Понаблюдав за этим, Раен удовлетворенно хмыкнул, а потом вскочил с подушки, сунул руки в карманы и вышел к порогу, надев тапки. — Ты и правда не дурак, — бросил на прощание. Тодороки повернул к нему голову, поджав губы. — К тому же, с твоими корнями и преимуществами ты вполне можешь найти себе девчонку, которая в дальнейшем станет примерной, любящей женой. А про Ёши лучше забудь. Конечно, тебя она привлекает, потому что она просто не такая. У нее не покладистый характер, как у японок. Она ветер, и иногда разжигает огонь, поднимает темы, которые тебе неприятны и обнажает черты, которые ты в себе хоронишь… ну и чего? В крайнем случае, ищи себе другой ветер. Он хмыкнул, а потом открыл дверь и вышел наружу, глянул на часы, висящие на стене, и удовлетворенно улыбнулся. Он уложился ровно в пятнадцать минут, как и обещал. А сейчас можно и к сестре наведаться. Тем более, что кто еще, как не родной брат, желает ей счастья?