***
Изуку выяснил, что при этом детском доме есть школа. Су и Рин старше его на год и учатся в одном классе. И Су, как очень умная и ответственная девочка, староста этого класса. Рин дал ей правильное прозвище — Су, вместо того, чтобы и впрямь воспользоваться своей причудой и в мгновение ока выучить заданное, после школы корпела над учебниками. «Надо же, — думает Изуку, наблюдая за Су, — какая у нее сила воли! Я бы так не смог…» До школы от детского дома рукой подать. И на каждой перемене Рин и Су прибегали в свою комнату или слонялись по зданию, а в обеденный перерыв сидели в столовой на первом этаже. Изуку сегодня не пошел в школу. Решил впервые в жизни прогулять уроки. Мысль о школе нагоняла на него сонливость и апатию, поэтому Изуку старался о ней не думать. Весь день он потратил на обход детского дома и понял, что здание и вправду просто громадное. За этим занятием его поймала Кантоку-сан — назвать ее Надзирательницей, даже мысленно, у Изуку не хватало мужества. Изуку думал, что Кантоку-сан отругает его за то, что он прогулял школу и что теперь бездельничает. Но к его огромному удивлению, она так не сделала. — Гуляешь? Осматриваешься, да? Правильно делаешь, — говорит Кантоку-сан. Теперь в ее ушах нет прежних безвкусных сережек, а сама она одета в блузку и темную юбку, поверх которой завязан белый фартук. «Интересно, а кем она работает в этом детдоме? — думает Изуку, оглядывая ее с ног до головы. — Воспитательница? Нет, воспитательница должна выглядеть доброй — как моя в детском саду. Или как мама. А эта больше похожа на злую учительницу». Изуку решает, что нужно будет спросить у Су, кто такая Кантоку-сан. Эта девочка кажется не такой глупой, как его второй сосед по комнате, Рин. — И как, нравится тебе здесь? — улыбается Кантоку-сан, чуть наклонившись, чтобы ее лицо было прямо напротив лица Изуку. От ее улыбки холодок бежит по его спине. — Да, здесь… неплохо, — врет Изуку и густо краснеет. Это место ему совершенно не нравится. С одной стороны здесь уютно, тепло и светло. А с другой — решетки на окнах делают этот детский дом похожим на тюрьму. Но Кантоку-сан воспринимает его румянец на щеках как искреннюю симпатию к его новому «дому». — Это хорошо, что тебе нравится. Кстати, скажи, как ты хочешь — перейти в нашу среднюю школу или остаться в прежней? Только учти, если выберешь прежнюю, будешь ездить туда сам. Изуку вздыхает. Значит, ему все-таки придется ходить в школу. Он задумывается. «Моя прежняя школа… Это там, где мы с Каччаном одноклассники». «… ты даже хуже мусора!» Изуку закусывает до боли губу, вспомнив Кацуки и его жестокие слова, и твердо решает оборвать все связи с ним. А это значит, что в прежнюю школу он ни за что не пойдет. — Я бы хотел в ту, что тут… рядом, — медленно и как будто неуверенно говорит Изуку. «Прошу, только не улыбайтесь!» — мысленно умоляет Изуку, но его мольбы никто не слышит. Губы Кантоку-сан растягиваются в еще более широкую и противную улыбку. — Вот и правильно. Она уже разворачивается, чтобы уйти, как вдруг останавливается, будто забыла сказать нечто важное: — Если тебе что-то нужно, спрашивай, не стесняйся. Изуку кивает и вдруг его словно прошибает насквозь электрическим током. Кое-что крайне важное для него он так и не узнал у девушки-врача. Возможно, Кантоку-сан сможет ответить на его вопрос. — И-извините, а вы не знаете, где находится могила… моей мамы? — спрашивает он, запинаясь на последних словах. С лица Кантоку-сан исчезает улыбка. — Прости, но я честно не знаю. Но могу для тебя найти адрес. — Поищите, пожалуйста, — просит Изуку, комкая край футболки. Под вечер все дети приходят со школы «домой». Все здание наполняется веселым гулом, смехом и топотом детских ног. Кто-то наверху играет в догонялки, но топот тут же прекращается, и Изуку слышит крикливый голос Кантоку-сан. Она ругается на них и читает нотации о том, что бегать по лестнице опасно, потому что можно упасть, ушибиться и бла-бла-бла… Изуку слушает эти нотации и думает, что Кантоку-сан и правда как надзиратель — следит тут за всем своими зоркими, чуть прищуренными глазами. Перед ужином она останавливает Изуку у самого входа в столовую и всучивает ему клочок бумаги. — Вот, Изуку-кун, это адрес кладбища, где похоронена Мидория-сан. Ты хочешь туда съездить? Одному далеко, я попрошу кого-нибудь из воспитателей… — Спасибо, но не надо, — перебивает ее Изуку, пряча адрес в карман. — Как хочешь, — пожимает плечами Кантоку-сан и подталкивает Изуку к длинному общему столу, половина мест которого уже занята. Изуку очень хочет побывать на маминой могиле, но без этих ее воспитателей. Он хочет поговорить с мамой наедине, с глазу на глаз. Вырваться бы отсюда и съездить туда самому, мечтает Изуку, но понимает, что это не так-то уж просто, как может показаться на первый взгляд. Изуку съел весь свой ужин, но не потому, что было вкусно. Мамина домашняя еда, даже обыкновенная яичница, в сто раз вкуснее. Изуку был просто зверски голоден. С наступлением вечера, как раз после ужина, большинство детей собирается в гостиной. Так про себя окрестил Изуку комнату, в которой дети вместе либо играли в настольные игры, либо смотрели телевизор. Желающих посмотреть телевизор оказалось намного больше, поэтому на диване не всем хватило места. И кому-то пришлось сидеть на полу. Рин и Су по очереди называли присутствующих по именам. Но Изуку ни одного не запомнил. Его голова не выдерживала такого огромного количества новой информации и трещала по швам. Изуку хочет было пойти пораньше спать, но ему не дают и усаживают обратно на диван. Рин одним из первых успел отхватить себе целых два лишних места на диване для Су и Изуку. — Ты куда намылился? — спрашивает Рин. Он тянет Изуку за край футболки и силой заставляет того сесть обратно рядом. — Я спать хочу, отпусти. — Спать? Ты что, совсем? Половина девятого только — детское время. Изуку вспоминает, что это самое «детское время» не останавливает Кацуки ложиться спать рано. — Я вот раньше одиннадцати не ложусь спать! — отчего-то гордо заявляет Рин. — Тише ты, — шипит сидящая под боком Су. — Если сам не хочешь смотреть, то уходи. Не мешай другим смотреть. Рин слушается ее и замолкает. Изуку мысленно восхищается выдержкой и терпением Су. Он в обществе этого парня не выдержал бы и дня. Изуку уже устал от него. По телевизору показывают не то фильм, не то мультики — Изуку не смотрит. Он клюет носом и почти что засыпает, как кто-то толкает его в бок и быстро-быстро тараторит: — Брокколи, Брокколи, смотри, кто пришел! Вот это да… Изуку приоткрывает один глаз и смотрит туда, куда пальцем показывает Рин. На полу, рядом с одним из двух кресел, садится девочка с пепельными короткими волосами. Если до этого дети болтали между собой и хихикали, то сейчас им всем будто одновременно заткнули рты. Все, кажется, молча сидят, уставившись на появившуюся девочку. — А кто она? — зевает Изуку. «Почему все так странно реагируют на ее появление?» Рин делает круглые глаза и говорит таким тоном, будто сообщает Изуку громадную тайну: — Это Ихиро. Она ни с кем не общается и всегда молчит. Даже с учителями не разговаривает. Ходят слухи, — добавляет он, — что она немая, хотя… все слышит. Изуку пожимает плечами, но все-таки с интересом смотрит на эту Ихиро. — Встретить ее — большая удача, — наклоняется к его уху, Рин. — Последний раз я видел ее… хм, когда же? — Я неделю назад. В школьном туалете встретила, — встревает Су. — Она странная — учится хорошо, хотя на уроках ничего не делает. Только в своем блокноте и рисует. Су презрительно хмыкает и отворачивается к телевизору. По всему ясно, что ей эта девочка не нравится. Ихиро, почувствовав на себе взгляд Изуку, поворачивает к нему голову. Когда ее ярко-зеленые глаза встречаются с его, он чувствует, как мурашки бегут по его спине. Изуку поспешно отворачивается, чувствуя затапливающий его ужас. Ихиро продолжает пристально смотреть на него, и от этого становится только страшнее. — Изуку-кун, что с тобой? Все в порядке? Ты так побледнел… — как в тумане слышит он. Сердце бешено стучит в груди. Когда Изуку поднимает голову, он видит, что Ихиро исчезла так же быстро, как и появилась. «Почему… почему ее взгляд... такой знакомый? Почему мне кажется, что я ее знаю? — тяжело дышит Изуку, продолжая смотреть на то место, где сидела пару секунд назад девочка. — Кто эта девочка такая?»***
— Думаешь, мне самому это в кайф было? — хмыкает Кацуки. Он ненавидит мороженое. Что в этих сладких сливочных шариках, украшенных всякими орехами и шоколадом, такого вкусного? Но раз уж обещал, то делать нечего. Придется терпеть. Моясу выглядит довольной, и все бы ничего, если бы их разговор не коснулся бы крайне неприятной для Кацуки темы — как он вчера был в больнице у Изуку. Кацуки никогда не видел обычно ветреную и беззаботную Моясу такой серьезной. Оказывается, она умеет быть умной, а не «включать дуру». «И почему из всех людей на белом свете она вспомнила именно его!» — закатывает он глаза к потолку и проклинает того, кто рассказал ей об Изуку и о его мертвой мамаше. — Как бы он тебя не бесил, он тоже человек, — замечает Моясу. — Тебе было бы приятно, если бы… допустим, я относилась бы к тебе, как к мусору? — Только попробуй! — мигом взрывается Кацуки, вонзая чайную ложку в шарик мороженого, как во врага. — Я тебе так врежу, что будешь знать, как… Моясу энергично машет руками, пытаясь его успокоить. — Нет-нет, я же просто привела пример, не воспринимай все всерьез! Ох, и трудно же с тобой, — говорит она. — Неудивительно, что Мидория-кун… Мидория же, верно?.. что он расстроился. Надо же — сказать такое!.. — фыркает Моясу. Кацуки пожимает плечами, несколько успокоившись. — Я бы не сказал, что Деку расстроился. Ему пофигу на все. У него такое лицо… м-м, как бы это сказать… — хмурится он. — Короче, у него лицо пофигиста. Вот. Да я вообще считаю, что… — Пофигист? — перебивает его Моясу. — Я не верю в это. Ему и так тяжело — смерть мамы и вообще… А тут еще ты со своими: не так посмотрел, не то сказал, — передразнивает она его. Кацуки недовольно поджимает губы. — С тобой говно хорошо есть — вечно перебиваешь! Я же не договорил… При этих словах Моясу строит обиженную мордочку. Хотя, черт ее знает, может, и в самом деле обиделась. — Я считаю, — продолжает Кацуки, — что я правильно все сказал — ну, назвал его пару раз придурком и… Ну, не важно. Я ему сказал, чтобы он не опускал руки. Можно считать, — горделиво добавляет он, — что его подбодрил. Моясу скептически изогнула бровь: — Очень подбодрил! Да после такого захочется только руки на себя наложить. Идио-от, — крутит она пальцем у виска. Кацуки тяжело вздыхает. Замечательно, его отругали по полной программе, даже похлеще старухи. Когда ругает старуха, он не чувствует себя виноватым — как же, ну как же он может быть виноватым? А сейчас Кацуки готов сгореть от стыда. И это он еще не все рассказал Моясу, что наговорил вчера Изуку. «Лучше бы ты сдох тогда вместе со своей мамочкой». «Ну надо же было такое ляпнуть!» — чуть не хватается за голову Кацуки. А стоит вспомнить полные немой боли глаза Изуку, как совесть начинает просто кромсать его изнутри. Ну ляпнул и ляпнул, что уж теперь поделаешь? Не идти же и не извиняться перед Изуку? Кацуки задумывается. Извиниться? Он никогда искренне не просил прощения, только бросал ничего не значащее «извиняюсь» или «ну, простите уж», и то ворчал при этом. Кацуки не раскаивался в своих поступках, всегда считая их верными. Моясу наклоняет голову набок и усмехается. У Кацуки, видимо, все, о чем он думает, на лице написано. — Чего не ешь? — ворчит он, стараясь скрыть свое смущение. — Сейчас все твое мороженое растает. Я че, зря покупал? Моясу прыскает от смеха и неожиданно щелкает его ложечкой по кончику носа. Кацуки широко распахивает глаза от удивления. — Просто на тебя загляделась, — улыбается она. — Когда хмуришься, ты… Она замолкает, не договорив до конца. — Ну, я…? — допытывается Кацуки. Моясу странно улыбается, накручивая на палец локон темных волос. — Выглядишь… прикольно. — Прикольно? — щурится Кацуки. Не нравится ему это ее «прикольно». Но Моясу не отвечает, что значило это ее «прикольно». Она уже за обе щеки уплетает мороженое, на которое Кацуки потратил последние карманные деньги. «Эх, у старухи не выпросишь ни хрена… — с сожалением думает он. — Придется у папы просить. Лишь бы ей не разболтал». После разговора с Моясу на душе становится на удивление легче. Но тягучее чувство вины все равно не отпускает его. «Может, мне и вправду извиниться перед Изуку? — закусывает нижнюю губу Кацуки. — Завтра пойду к нему и… извинюсь!» Эта мысль нравится ему.