«Уверен, мне это только показалось, » — Кацуки взглядом провожает девочку. —
«Конечно же, показалось! После того сна… и не такое привидится… Надеюсь, у меня крыша из-за всего этого дерьма не поедет».
Только когда эта странная девочка пропадает из его поля зрения, Кацуки может спокойно вздохнуть и перевести взгляд на Моясу. Та не обратила на девочку ровным счетом никакого внимания. Она мнется на одном месте, до сих пор вся красная от смущения, заламывая руки.
— А… — будто очнувшись, говорит она, — что это мы стоим? Пошли, Бакуго…кун.
Моясу стучит в дверь, прислушивается. Из кабинета следователя звучат чьи-то голоса — один женский, другой мужской. Моясу, пожав плечами, открывает дверь и заходит внутрь.
— Ты веришь ее словам? — говорит мужчина, сидящий в кресле, закинув одну ногу на другую. Он, видимо, тоже полицейский, судя по его форме. У Кацуки от этой синевы начинает рябить в глазах.
А за письменным столом сидит женщина, в которой Кацуки узнает маму Моясу — Рэй-сан. Рэй устало вздыхает и, как будто не замечая вошедших, продолжает разговаривать с мужчиной:
— Не думаю, что ребенок в ее возрасте способен так правдоподобно врать…
— А сколько ей лет? — тут же спрашивает мужчина.
Рэй пожимает плечами, смутившись от этого вопроса.
— Да… она сказала, что тринадцать. Но я документы не проверяла, а выглядит она…
Мужчина резко вскакивает с кресла и нарочито громко хлопает в ладоши.
— Мо-ло-дец! — по складам произносит он, продолжая хлопать.
Рэй морщится, отвернувшись от него, и бурчит:
— Прекрати, я знаю, что опять забыла про документы. Из головы все вылетело, пока я ей вопросы задавала! — будто оправдывается она. — Не удивлюсь, если меня опять лишат премии…
— Ладно, я никому это не скажу, — усмехается мужчина. — Ну, что эта девочка говорила?
— Говорила, что ей не спалось и она решила прогуляться и подышать свежим воздухом. Поднялась на крышу, ключами открыла дверь…
Мужчина перебивает ее:
— А ключи откуда? И что за ключи?
— Сейчас… я все записала, — Рэй склоняется над разбросанными по столу бумагами. — Ага, вот… Ключи от двери, ведущей на эту самую крышу. Она сказала, что сама нарисовала…
— Нарисовала?
— У нее причуда, видимо, такая — оживлять рисунки… ну, как это сказать… делать нарисованное реальным. Она даже это доказала, — Рэй кивком указывает на спящую в углу кошку. — Вон, полюбуйся, что нам нарисовала. Возьмешь ее себе?
Мужчина морщится, взглянув на спящую в углу кошку.
— Ты же знаешь, у меня аллергия на этих… Ну, и что дальше?
Рэй хочет, было, продолжить рассказ, но тут замечает Моясу и Кацуки, все это время молча стоявших на пороге.
— Ч-что?.. — ошарашенная, только и может произнести она. — Моясу, ты что здесь делаешь? И… Кацуки привела? — переводит она взгляд на Кацуки.
Не успевает Моясу ничего ответить, как мужчина разражается громким смехом.
— Ну и порядочки тут у вас… Кого попало пускают! Давайте, выметайтесь отсюда! — прикрикивает он на Кацуки и Моясу.
Кацуки мысленно проклинает Моясу, придумавшую сюда прийти. Чувствовать себя идиотом никому не хочется.
— Подожди, ты что, забыл, что это моя дочь? — останавливает его Рэй. — Ну, а это ее друг… в школе одной они учатся, — кивает она на Кацуки.
— Учились, — хмуро поправляет ее Кацуки, сам не зная, зачем он это сделал.
— Да мне плевать, кто они! — злится мужчина. — Выметайтесь отсюда, живо. У нас работы и так дохре… много очень, а ты разрешаешь детишкам всяким здесь шляться…
Моясу испуганно смотрит на свою маму, и та жестом говорит ей, чтобы та действительно уходила. И, вздохнув она выходит, бросив недовольное: «До свидания».
— Пошли отсюда, — говорит Моясу, когда закрывает за собой дверь. — Не думала, что сегодня здесь будет этот… как его… Ну, я не помню, как его зовут, но он, вроде, мамин начальник.
Моясу хочет уже уходить, но Кацуки ее останавливает.
— Давай послушаем, что они там говорят, раз уж пришли, — шепотом говорит он, прижимаясь щекой к двери.
Моясу, порозовев, тоже прислоняется к двери. Кацуки, не обращая внимания на ее какой-то странный взгляд, прислушивается.
— Ушли? Ну, наконец-то! — говорит мужчина, плюхаясь обратно в кресло — Кацуки понимает это по звуку заскрипевшей кожи.
— Ну, пришли и пришли, — отвечает ему Рэй. Ее голос почему-то дрожит. — Они же ничего особенного не…
— А ты никогда не слышала такого понятия, как «следственная тайна»? — ядовито спрашивает он.
— С-слышала, но…
— Нет, тебя определенно нужно оставить без премии, — хмыкает мужчина. — И как такую растяпу, как ты, взяли в уголовный розыск?
Рэй хочет что-то ответить, но ей не дает и слова вставить мужчина, продолжая отчитывать:
— То документы забываешь проверить, то посторонним разрешаешь сюда входить… И куда остальные смотрят? Может, ты еще и своей семье о ходе следствия рассказываешь?
— Я не… — виновато начинает Рэй.
Кацуки становится ее жаль, но тут же думает, что Моясу очень похожа на свою мать — такая же рассеянная, глупая и безнадежная. Давать ей ответственные поручения — себе дороже.
— Моя мама всегда такая… — неожиданно шепчет Моясу. Кацуки переводит взгляд на нее, нахмурившись. — Она тут уже лет пять точно работает, а вот…
— Тише, — шикает на нее Кацуки, из-за ее шепота с трудом разбирая голоса за дверью.
— Давай, рассказывай, что ещё эта девочка говорила, — вновь говорит мужчина.
Кацуки слышит тяжелый мученический вздох и шуршание бумаги.
— На чем я остановилась?.. А, да, она пошла на крышу подышать свежим воздухом, а потом, когда возвращалась обратно в комнату, увидела Кантоку-сан мертвой…
— А что насчет Мидории?
При этих словах Кацуки весь напрягается, даже не дышит, стараясь ничего не пропустить.
— Пока ничего. Девочка сказала, что первый раз слышит это имя. А когда ей показали его фотографию, она сказала, что где-то его видела, и то не уверена, он ли это был.
Мужчина встает с кресла и принимается вновь ходить по кабинету.
— Что скажешь? — деловито интересуется Рэй.
Мужчина мычит что-то нечленораздельное, из чего Кацуки понимает только: «Так-так, значит, ты его не знаешь…»
— Насчет той женщины она, быть может, сказала правду. А вот насчет Мидории соврала.
— С чего вы это взяли? — удивляется Рэй, а вместе с ней и Кацуки.
Кацуки слушает все это и еще больше путается. Моясу дотрагивается до его руки, заставив его вздрогнуть и шепотом говорит:
— Может, пойдем, Бакуго-кун? Вдруг нас сейчас заметят и…
Кацуки шикает на нее, чтобы она замолчала. Прислушивается к голосам.
— Так… интуиция, — медленно протягивает мужчина. — Да-да, молодец, правильно, записывай. На твою память полагаться нельзя. А еще… не нравится мне это убийство, тут явно что-то нечисто…
— Ее мог убить Злодей. Но только зачем? — хмыкает Рэй.
— Злодей? Ты так думаешь? Я, конечно, не хочу никого подозревать без веских на то причин, но этот мальчик Мидория…
Рэй издает удивленный возглас:
— Думаешь, это он ее… убил? Но ты же сам знаешь — экспертиза показала, что она была убита причудой…
— Ну, и?
— Мидория беспричудный, так что нет смысла его подозревать…
Кацуки начинает мелко дрожать от волнения. Он стискивает зубы, стараясь понять хоть что-то из их разговора кроме того, что они говорят про Изуку. При этом сердце Кацуки болезненно сжимается.
— Не знал… — протягивает мужчина. — А впрочем…
Он не договаривает. Громко и, как кажется Кацуки, оглушительно звенит телефон.
— Кому это я там понадобился?.. Да, слушаю… Убийство? Еще одно? А кого убили-то?.. А-а, опять профессиональный Герой… Слушай, тащи этот нож… нет, не трогай его голыми руками, совсем с ума сошел?.. Столько сброду и дураков здесь раньше не работало… — как будто сам себе говорит мужчина. — Еще раз позвонишь, шеи вам всем там сверну, понял? — мужчина резко бросает трубку, бурча себе под нос: — И без этих Героев нам работы хватает…
— Что случилось? — живо интересуется Рэй.
Мужчина вздыхает.
— Еще один труп.
— Опять? Многовато их в этом месяце… — недовольно протягивает Рэй.
— На этот раз интереснее — профессиональный Герой.
Рэй громко фыркает и уверенно произносит:
— Ну, это дело рук Убийцы Героев, больше некому.
— Я бы на твоем месте не делал столь поспешных выводов, — замечает он. — Убийца Героев делает все чисто и аккуратно, ничего после себя не оставляет. А там, на месте преступления, говорят нашли одну важную улику — само орудие преступления. Надеюсь, это дурачье не успело на этом ноже понаоставлять своих «пальчиков»…
Кацуки дальше уже не слушает. Кто такой этот Убийца Героев он не знает и знать не хочет. Но после слов мужчины об этом убийстве ему становится не по себе. Хотя на это ему, в общем-то, глубоко плевать. Кацуки внезапно вспоминает свой сон, Изуку и кровь вокруг него. И его голову будто сдавливают тисками от беспричинного, дикого страха.
— С этой работой я совсем вымотался… — доносится голос мужчины. — Сходи, сделай мне кофе…
Кацуки слышит приближающиеся к двери шаги, и решение приходит сразу же. Он хватает перепугавшуюся Моясу за руку и опрометью бежит по коридору, чуть не сталкиваясь нос к носу со снующими туда-сюда полицейскими.
Они останавливается лишь на улице. Кацуки все время, пока они бежали, держал Моясу за руку, и только сейчас отпустил ее.
— Весело было, правда? — с трудом переводя дух, смеется раскрасневшаяся Моясу.
— Очень, — саркастично фыркает Кацуки. Из его головы не выходит этот чертов Убийца Героев и Изуку из сна.
***
Проходит неделя. Изуку за это время освоился в когда-то пугавшем его районе. И теперь он может без страха, даже с закрытыми глазами пройти по улицам и переулкам и не потеряться.
Изуку только сейчас понимает, что не зря он столько лет вел тетради с «Анализом Героев». Он быстро узнавал слабости Героев, которых встречал Чизоме. Но Изуку до сих пор не может видеть, как мужчина их убивает. Ему каждый раз становилось плохо.
— Ты слишком добрый, — не раз замечал Чизоме, после каждой выполненной «работы» — он убийство фальшивок называл почему-то работой. Говорил, что это его долг.
Изуку на это лишь пожимал плечами. Он ничего не мог с собой поделать.
Изуку часто думал над тем, а можно ли прийти к идеальному миру, изменив фальшивых Героев, не убивая их? Он говорил об этом и с Чизоме, но тот лишь посмеялся и сказал, что все это глупость, которая ни к чему не приведет.
— Когда-то я рассуждал так же, как и ты, — произнес он. — Я пытался донести истину до людей. Но меня никто не слушал. Тогда я понял, что изменить все можно лишь действиями, а не словами.
Изуку внимательно, с восхищением слушал его. Он соглашался с Чизоме, но где-то в глубине души продолжал надеяться, что фальшивок можно переубедить.
Чизоме никогда специально не выслеживал Героев. Они обычно сами находили его, как тот, которого убил Изуку. Либо он их нечаянно встречал. Однако иногда Чизоме следил за теми, кого встречал. И по их поведению понимал, фальшивый это Герой, или настоящий. Все оказывались фальшивыми и слабыми.
Слабыми были Герои, но чувствовал при этом стыд Изуку. Возможно, он стыдился того, что когда-то хотел стать таким же.
Хотя и теперь Изуку иногда мечтал, особенно по ночам, что было бы, будь он Героем. После знакомства с Чизоме он наконец-то понял, каким должен быть настоящий Герой, и думал, что непременно был бы именно таким. Но Изуку отбрасывал эту мысль прочь, чувствуя, что это не его путь. Его путь — это путь Чизоме, Убийцы Героев. Изуку уверен, что когда-нибудь он сможет побороть свой страх крови или найдет способ изменить фальшивок.
Изуку помогал Чизоме по ночам. Но Чизоме брал его с собой не каждый раз. Изуку понимал, что тот его жалеет, когда утром просыпался и видел только что пришедшего с «работы» Чизоме.
Изуку почему-то всегда радовался, когда Чизоме все-таки брал его с собой. Радовался не тому, что они идут убивать фальшивок — об этом он старался меньше всего думать или вовсе не вспоминать. Изуку радовался тому, что после «работы» Чизоме, покупал ему что-нибудь сладкое — наверно, чтобы успокоить его. В последнее время Изуку радовался как ребенок всем тем вещам, которые раньше были для него обыденностью и настолько привычными, что он на них и внимания не обращал.
Изуку редко думал о Кацуки. Точнее, он старался не думать. Изуку очень хотелось его увидеть, хоть разочек, хоть на жалкие пару секунд. Хотелось до такой степени, что он иногда плакал по ночам, пряча голову под подушкой и зажимая ладонью рот, чтобы Чизоме не услышал.
Но Изуку понимал, что это невозможно. Он мог пойти и встретиться с ним в любое время — он знает, где живет Кацуки. Страх не давал ему этого сделать. Изуку уверен, что его побег не остался незамеченным, и его сейчас разыскивает полиция. Если его найдут и вернут обратно, то какой вообще смысл был сбегать? Изуку ни за что не хочет возвращаться обратно в детский дом.
«Нет, даже и думать об этом не стоит, » — как будто успокаивает себя Изуку. —
«Зачем тебе его видеть? Он тебя терпеть не может, ненавидит… Я так внезапно пропал, и он, я уверен, только рад этому. Пускай…» — с какой-то болью думает он, —
«пускай… радуется».
Но Изуку, несмотря ни на что, был счастлив.
***
— Как ты можешь это есть? — искренне удивляется Чизоме, искоса следя, как Изуку жует купленную ему булочку с изюмом.
— Что именно? — с набитым ртом спрашивает Изуку, не понимая, о чем он.
Чизоме деловито и со странно серьезным выражением лица выковыривает из булочки изюм и кладет его себе в ладонь.
— Изюм. Нет, правда не понимаю, как ты это ешь?
Изуку пожимает плечами, проглатывая особенно большой кусок.
— Не знаю, мне нравится. Ну… если вы не будете, — медленно произносит он, — отдайте мне…
Чизоме ссыпает до нельзя довольному Изуку в горсть весь изюм из своей булочки.
— Ты извращенец, — хмыкает он, глядя как Изуку разом съедает все. — Ты что, правда эту гадость любишь?
Изуку обиженно дует губы.
— А вы оливки любите. Как можно любить такую гадость? — передразнивает его Изуку. И потом смеется, заметив на лице Чизоме недоумение.
— Откуда знаешь?
— Эбису сказал… Нет, вам правда нравится вот эта зеленая… как ее… фигня? — сквозь смех говорит Изуку.
— Все, хватит говорить об этом! — резко отворачивается Чизоме.
«Обиделся, значит, » — думает Изуку, улыбнувшись.
Они сидят на скамейке за детской площадкой. Когда мимо проходят отряды полиции или какие-нибудь Герои, Изуку наклоняет голову, закрывая лицо кепкой. Он не раз видел на улицах объявления, в которых было написано, что разыскивается Изуку Мидория.
На детской площадке пусто. Только бегает за бездомной кошкой мальчик лет четырех, а его мама ходит рядом с качелями туда-сюда, искоса поглядывая на ребенка.
Но через некоторое время Изуку вздрагивает от крика ребенка, смешанного с отчаянным мяуканьем кошки. Он смотрит на площадку и видит, что ребенок каким-то образом оказался на дереве. И, видимо, не может слезть, прижимая к груди орущую кошку. Его мама мечется из стороны в сторону, не зная, как помочь ребенку.
— Что там такое? — спрашивает Чизоме. — Сейчас на крик полиция или Герои прибегут. Вот и посидели, называется…
Он уже поднимается со скамейки, но Изуку хватает его за руку, заставив сесть обратно.
— П-подождите, пожалуйста, — просит он, неотрывно глядя на мальчика.
Мама подбегает к какому-то прохожему и что-то быстро говорит ему, энергично жестикулируя и показывая то на дерево, то на ребенка. Изуку по одежде этого человека понимает, что это Герой. Он задумчиво щурится и прислушивается к их разговору.
— И-извините… там мой сын… — запинаясь от волнения, объясняет женщина, — он за кошкой полез на дерево… а слезть боится… помогите ему, прошу вас!..
Герой оценивающе смотрит на зареванного мальчика и другую кошку и отрицательно качает головой.
— Уж извините меня, но работать сверхурочно я не хочу. Мой рабочий день окончен, и я спешу домой.
— Очередная фальшивка, — презрительно фыркает Чизоме. Но он при этом внимательно вглядывается в лицо этого Героя.
Изуку от изумления, не веря своим ушам, широко распахивает глаза.
«Я не ослышался?.. Он сказал, что не… хочет?..» Все внутри Изуку вскипает от ненависти к этому Герою.
— Но вы же… Герой? — женщина ошарашена не менее самого Изуку.
— Если бы ваш сын был в смертельной опасности, я бы спас его.
При этих словах Герой разворачивается и уходит. Но женщина, все еще не теряя надежды, бежит за ним. Мальчик, увидев, что мамы нет рядом, кричит еще громче. От этого крика сердце Изуку разрывается на мелкие кусочки.
— Эй, пацан, куда ты? — удивляется Чизоме, когда Изуку вскакивает с места и опрометью бежит к дереву. В голове пустота, и он сам не понимает, зачем он это делает. Ноги сами несут его к дереву, к этому плачущему ребенку.
Изуку даже не помнит, когда в последний раз лазил по деревьям — так давно это было. И теперь, преодолевая свой страх, стараясь не обращать на дрожащие от волнения и переполняющей его злобы, ноги, он лезет наверх.
— Не…не бойся!
Изуку старается говорить как можно увереннее и веселее, чтобы подбодрить и ребенка, и себя, и улыбается, балансируя на опасно качающейся под ногами ветке. Все внутри него замирает от страха, когда ветка тонко и коротко скрипит под ним, но не ломается.
«Я сейчас… совсем как настоящий Герой! Именно как настоящий, а не как та фальшивка…»
— Давай, спускайся, я буду держать тебя! — Изуку протягивает руки к мальчику. — Не бойся!
Мальчик с сомнением смотрит на него и в ответ протягивает ему руки. Он прижимается к Изуку, не отпуская кошку, и весь так и дрожит от страха. Сглотнув, Изуку, стараясь сдержать и свою собственную дрожь, медленно спускается. Он, прекрасно зная, что в его положении этого нельзя делать, смотрит вниз и чувствует, как голова кружится от высоты.
Изуку ставит ногу на ветку, но подошва скользит по коре. Он, издав отчаянный крик, продолжая прижимать к себе ребенка, падает вниз и жмурится от ужаса и мысли, что он сейчас разобьется.
Вся жизнь проносится перед глазами Изуку. От адской боли в глазах на секунду темнеет. Последнее, что слышит Изуку перед тем, как потерять сознание, это плач ребенка, шипение кошки и взволнованный голос Чизоме:
— Пацан! Эй, пацан! Ты жив? Эй… пацан!..
