***
Изуку зевает, чувствуя слабость во всем теле. Но когда холодные руки Чизоме касаются его спины, он вздрагивает. — Не дергайся. А то я обезболивающий пластырь приклею криво, — бурчит он. Изуку кивает, позволяя Чизоме приклеить к пояснице пластырь. Он жмурится, чувствуя расползающееся по спине тепло. Они с Чизоме после убийства почти не разговаривали. Изуку ощущает себя не в своей тарелке от этого молчания. Но если бы Чизоме заговорил с ним об убийстве, он не знает, как отреагировал бы на это. Изуку опускает взгляд на свои ладони, на коже которых розовеют шрамы от ожогов, и думает, что именно вот этими руками он пару часов назад задушил Героя. Но если в прошлый раз он дрожал от ужаса от содеянного, то теперь ему совсем не страшно. «Это из-за него мама умерла. Он виноват в ее смерти, » — пожимает плечами Изуку. — «Я просто отомстил за маму. Но… правильно ли это?» Изуку не раз слышал и от мамы, и от других взрослых, что месть никому еще не принесла счастья. Он вздыхает, понимая, что это правда. То, что он сейчас чувствует, очень далеко от радости и счастья. — Чизоме-сан, а… когда и как вы впервые убили Героя? — медленно спрашивает Изуку, натягивая на себя кофту. Приближается осень, и с наступлением вечера холодает. Чизоме не сразу отвечает. — Давно. Наверно, мне тогда было семнадцать. Или восемнадцать лет, пацан. Я убил того Героя, которого давно хотел убить. Изуку замирает. Чизоме ни разу за все их время знакомства не говорил о своем прошлом. — А за что вы его хотели убить? Чизоме поворачивается к нему, сверкнув глазами. На секунду Изуку кажется, что его глаза красные, хотя на самом деле это не так. — Зачем тебе это знать? Убил и убил, не твое дело. Не люблю ворошить прошлое, — как будто объясняя свой резкий ответ, говорит Чизоме. Изуку чувствует, как давно разрушенная стена вновь появляется между ними. «Идиот, зачем ты только об этом спросил?» — цыкает он. — «Все из-за тебя, ты такой…» — Почему ты не стал ждать меня? — неожиданно спрашивает Чизоме, переводя тему. — Зачем сам все сделал? Изуку не сразу понимает, что он спрашивает об убийстве. — Я вам рассказывал, как умерла моя мама, — Чизоме утвердительно кивает. — Это тот Герой, который спас меня, но не спас ее. Я, честно говоря, не помню, что вообще произошло. Помню, как вы сказали «Следуем плану», как я его завел… А дальше все как в тумане. Ну, помню я бросился на него, как только понял, кто он. А потом он уже был мертв…. И вы пришли. Изуку вздыхает, замолчав на секунду. Потом с горечью спрашивает: — Вы… вы осуждаете мой поступок? Чизоме делает неопределенное движение плечом. — Не то что бы осуждаю… Но и не одобряю. Так бросаться на людей… — Нет! — с жаром произносит Изуку, приподнимаясь с дивана. — Я… я вам обещаю, что такого больше не повторится! Я уже отомстил за маму, так что… У меня наверное, в тот момент… Только не отказывайтесь от меня, я хочу вам помогать… убивать фальшивок… Изуку путается в словах, не соображая толком, что он говорит. Чизоме его резко перебивает: — Все-все, замолчи. Ты слишком много болтаешь. — Он массирует указательными пальцами виски, будто у него разболелась голова. — Давай поговорим об этом завтра. Изуку мысленно цыкает, закусив губу. Со взрослыми всегда так — оставляют все до завтра, а завтра откладывают на послезавтра, и так до бесконечности и кормят «завтраками», пока сам ничего не сделаешь. — Хотя знаешь, — Изуку ежится от звука его голоса, — из тебя вышел бы неплохой линчеватель. «К-кто?» — недоуменно хмыкает он. — Линчеватель? — хмурится Изуку. — Кто это? Что-то… наподобие Злодея? Чизоме отрицательно качает головой, беззлобно усмехнувшись. У Изуку создается ощущение, что стена вновь начинает рассыпаться. — Как бы тебе понятнее объяснить… Возможно, ты прав, линчевателей можно считать Злодеями. Меня же им считают. — Он сводит брови на переносице, нахмурившись. — Линчеватели — как раз и занимаются ликвидацией фальшивок и прочей дряни. Раньше таких, как я, было довольно много. Но большинство бросили это дело, кого-то уже посадили. А кто-то погиб или наложил на себя руки. Поэтому мы с тобой остались одни, кто все еще верит в возрождение Героики. «Одни…» — медленно шепчет про себя Изуку. — Вы правда считаете, что из меня получится хороший… этот, как его… линчеватель? — Уверен. Не заставляй меня дважды повторять одно и то же. Изуку давно не видел Чизоме таким раздраженным. Это все потому, что он спросил о его прошлом? Он кусает губы, почувствовав, что извинения готовы сорваться с его языка в любой момент. Если Изуку начнет извиняться, он сделает только хуже. Иногда лучше промолчать. — Что ты умеешь? — прямо без обиняков спрашивает Чизоме, садясь рядом и скрестив руки на груди. — В каком смысле? — не понимает Изуку, невольно отодвигаясь от мужчины немного в сторону. — Какая у тебя причуда? Ты так и не сказал. — Вы тоже, — щурится Изуку, чувствуя внезапное чувство недоверия к Чизоме. Сегодня все идет наперекосяк, как назло, с самого утра! Чизоме с секунду молча смотрит на Изуку, потом достает из кармана складной нож. — Дай сюда руку. Изуку протягивает ему руку, не подозревая, что мужчина хочет сделать. Он и пикнуть не успевает, когда лезвие ножа оставляет на большом пальце тонкий красный порез, из которого крохотными бусинками выступает кровь. — Зачем вы… — не договаривает Изуку. Он мигом вспыхивает, когда Чизоме подносит его ладонь к своему лицу и языком проводит по пальцу, слизывая кровь. Изуку дрожит, не понимая, что с ним только что сделали. И в следующую секунду из его легких будто разом вышибают весь воздух. Тело не подчиняется ему, такое чувство, словно в нем не осталось ни единой косточки и мышц. Изуку кажется, что он весь как будто покрылся коркой льда, и этот лед не дает ему пошевелиться. — Что… за фигня? — только и может хрипло произнести Изуку. Слова даются ему с трудом, язык его не слушается. Он широко распахивает глаза, вспомнив день, а, точнее, ночь, когда он впервые убил Героя. Чизоме тогда его обездвижил, почти так же, как и Изуку сейчас. Но что он сделал? «К-кровь!» — догадывается Изуку. — «Он же тогда… проглотил кровь того Героя, а сейчас мою». — Это моя причуда, — как будто подтверждая мысли Изуку, говорит Чизоме. — Ты же хотел знать, какая она у меня? Он жестко ухмыляется и осторожно прислоняет его к спинке дивана. Изуку все еще не может и пальцем пошевелить. — От…отмените ее действие, пожалуйста, — все тело начинает ныть. А еще и спина, несмотря на обезболивающий пластырь, дает о себе знать. Изуку болезненно морщится. — Не могу. Оно само должно пройти, — качает головой Чизоме. — У тебя какая группа крови? — Ну… первая, вроде. А зачем вам? — Значит, скоро сможешь двигаться, — игнорирует вопрос Чизоме. Изуку хмурится, сопоставляя все, что знал до этого и что узнал сейчас. «Значит, длительность действия его причуды зависит от группы крови?» — он косится на видавшие виды настенные часы с треснутым стеклом. —«Надо засечь время». — А какая у тебя причуда? Ты так мне и не показал ее. Да и показывать нечего. Изуку закусывает губу и, больше не стесняясь своей беспричудности, твердым голосом отвечает: — А у меня нет причуды. Чизоме смеряет его недоверчивым взглядом. — Врешь, — фыркает он. — Если не хочешь говорить, то… — Я не вру! — вспыхивает от обиды Изуку. — У меня правда нет причуды! Чизоме молчит, стараясь откусить заусенец на пальце. — Над тобой, наверно, смеялись все, — неожиданно говорит Чизоме. Но, увидев грустный взгляд Изуку, тут же переводит тему: — Короче, я начну тебя тренировать. С завтрашнего дня. А то тебя, беспричудного, любой головорез из якудзы прибить сможет. — Я не настолько слабый! — возмущается Изуку, чувствуя, что он уже может шевелить пальцами. Не прошло и пяти минут, а действие причуды Чизоме уже заканчивается. «Его причуда удобна для мгновенной атаки, » — думает Изуку, засопев от обиды. Ему неприятно, что все его всегда считают слабым и никчемным. Сначала Кацуки, а теперь и Чизоме. — «Для убийств самое то. Этих нескольких минут за глаза хватит, чтобы убить неспособного двигаться Героя». Но мысль о том, что Чизоме может научить его так же ловко обращаться с орудием, нравится Изуку. И он соглашается. «Я могу теперь считать себя точно его… учеником?» — с волнением думает Изуку, улыбаясь.***
— Ну, скажи, Бакуго-кун, что тебе понравилась манга! — допытывается Моясу. От волнения она не может усидеть на месте. Кацуки цыкает, вспомнив, что он сделал с ее чертовой мангой. Крохотный червячок досады и совести принимается грызть его изнутри. Кацуки старается не думать об Изуку. И у него это пока что получается. Кацуки как-то убедил себя в том, что он никаких там чувств к Изуку не испытывает. Но от этой лжи он ощущает странную пустоту в сердце. Хотя с этой пустотой ему намного спокойнее, чем без нее. — Она настолько охрененная, что я ее взорвал, — фыркает Кацуки. Моясу с секунду недоуменно смотрит на него, а потом резко вскакивает с места и хлопает ладонями по столу. — Ч-что… ты сделал? — одними губами шепчет она. Потом садится обратно и тихо говорит: — Да ну и ладно, я совсем не расстроилась. Кацуки чувствует, что она врет. Она расстроилась и очень сильно. Ему становится даже стыдно, когда он замечает в ее глазах слезы. Моясу трет глаза и наигранно смеется, что ей в глаз ресничка попала. — Ладно, Бакуго-кун, поможешь мне с этими тупыми уроками? Я вообще ничегошеньки не понимаю… Моясу попросила его сегодня помочь ей с уроками, и Кацуки не нашел причин отказать ей. Ему нравится чувствовать свое превосходство над ней. Приятно думать, что ты в чем-то лучше. Моясу показывает задания из учебника, которые у нее не получаются. Но он не смотрит в учебник. Он ее как будто вообще не слышит. Кацуки, закусив губу, смотрит на ее лицо. Моясу нельзя назвать красивой, но есть в ней что-то такое, что делает ее привлекательной. У нее тонкое бледное лицо, если она не смущается и не краснеет. И острый маленький нос, на кончике которого Кацуки замечает крохотную точку родинки. «Никогда не обращал внимания, » — думает он, скользя по ее лицу взглядом. Кацуки смотрит на нее, и у него создается такое ощущение, будто он видит ее впервые. Хотя, он и вправду видит ее впервые. До этого Кацуки толком на нее и не смотрел, тем более на ее лицо. И только теперь он, встретившись с Моясу взглядом, понимает, какие красивые у нее глаза. Очень-очень темные, почти черные — даже зрачок не видно. — Как думаешь, как… Бакуго-кун? «Какой же я все-таки мудак…» Кацуки сглатывает и отводит взгляд. Моясу ничего про свою книгу не говорит, но он как будто чувствует ее немой упрек. Он резко встает и, не говоря ни слова, выбегает из квартиры. — Ты… ты куда? «Моясу меня, конечно, не убьет, » — думает Кацуки, останавливаясь перед витриной книжного магазина. — «Но может рассказать своей маме, а та моей старухе. А старуха меня убьет. Черт, точно убьет». Он как будто оправдывает свои поступки, думая об этом. Кацуки заходит в книжный магазин и сразу же направляется к полкам с мангой. От разноцветных обложек у него рябит в глазах. Наконец, Кацуки находит нужную. Обложку той, которую он взорвал своей причудой, он хорошо запомнил. Кацуки смотрит на ценник и недовольно цыкает. У этой Моясу родители что, миллионеры? Иначе как объяснить то, что у нее столько манги, а эти чертовы книги стоят так дорого? «Ладно, Кацуки, сам виноват, » — фыркает он и на кассе, когда продавец пробивала ему мангу, просит: — Можете завернуть ее в эту… короче, в подарочную упаковку? И Кацуки, следя за тем, как продавец по диагонали перевязывает книгу лентой, с раздражением думает: «Зачем я это, черт возьми, вообще делаю?»***
Изуку локтем ударяется об асфальт, падая и сжимая руками живот. В глазах темнеет от прошивающей насквозь боли. — Не ожидал, что ты настолько слаб, — слышит он как в тумане голос Чизоме. — Ты хоть раз в жизни спортом занимался? — Нет… — честно признается Изуку, стискивая зубы от боли, чтобы не расплакаться. Не думал он, что Чизоме будет в первый же день их тренировок бить со всей силы. Чизоме сегодня начал учить его боевым приемам. Но пока у Изуку ничего не получается. К концу тренировки он чувствует себя выжатым до последней капли лимоном. Изуку честно старался, но, по словам Чизоме, дрался он хуже девчонки. Изуку где-то в глубине души обижается, когда он про него так говорит. Однако вида не показывает, а просит продолжать и мысленно обещает себе стать намного сильнее. — Оно и видно. А в школе? В школе ты физру прогуливал, что ли? — Иногда. Это правда, что Изуку иногда прогуливал уроки физкультуры. Он или уходил с нее домой, если урок был последним, или отсиживался в медпункте, придумывая себе какую-нибудь болячку. Изуку было стыдно — он ничего толком не умел, был хуже всех, и его выставляли посмешищем Кацуки и его компания. Изуку кое-как встает, держась за живот. Каждый вздох отдается болью по всему телу. Чизоме ему там что, ребра все переломал? Если да, то это хреново, очень хреново. — Очень больно? — с нотками беспокойства в голосе спрашивает Чизоме, подходя к нему. — Раз двигаться можешь, значит, ничего не сломал. Изуку молча качает головой, не желая казаться слабаком в его глазах. — Давайте… продолжим. — Нет. На сегодня хватит. Иначе действительно сломаешь себе что-нибудь. Изуку вздыхает и садится, поджав под себя ноги, на асфальт рядом с Чизоме. Чизоме прав — если он продолжит, то наверняка свалится от усталости к концу тренировки и потеряет сознание. — Ты голоден, пацан? — Нет… После этой тренировки Изуку кусок в горло не лезет. Изуку вздрагивает, когда чувствует, как его приобнимает за плечи Чизоме. Он косится на мужчину, но Чизоме даже и не смотрит на него. После вчерашнего — Изуку это заметил — Чизоме позволяет себе слишком много. То ерошит рукой его волосы, то по носу щелкает как ребенка малого. Или как сейчас приобнимает за плечи. Это не то что бы не нравится Изуку — его это немного напрягает. Изуку в этом сильно отличается от Кацуки. Тот терпеть не может, когда нарушают его личное пространство. Он готов любого на мелкие клочки разорвать, кто посмеет дотронуться до него или просто подойти слишком близко. Изуку знает это слишком хорошо. — Точно? — щурится Чизоме. — Кстати, Эбису как-то раз обмолвился, что будет кормить тебя бесплатно. Точно не голоден? Готовит он, конечно, не очень, но есть можно… — Нет, я правда не голоден, — уголком рта улыбается Изуку. Одна идея, внезапно пришедшая ему в голову с самого утра, как только он открыл глаза, не дает ему покоя. Как будто пульсирует в его мозгу и разгоняет все прочие мысли. «Спросить Чизоме? А если он будет против?» — думает Изуку, ковыряя ногти. Нехорошая детская привычка, и вернулась она к нему недавно, когда он начал жить с Чизоме. Интересно, почему? «Если я не спрошу, то никогда не узнаю, против будет Чизоме или нет!» Ладно, была ни была. Изуку поднимает голову и на одном дыхании спрашивает: — Чизоме-сан, я тут хотел съездить кое-куда. Вы меня отпустите? — Зачем спрашиваешь? — хмыкает Чизоме, изображая равнодушие. — Езжай куда хочешь, мне без разницы. — Но, помолчав, быстро спрашивает: — А куда ты хочешь? — На кладбище. Хочу… навестить маму. При этих словах что-то начинает больно колоть в самой глубине сердца. Изуку очень скучает по маме, ему ее так не хватает!.. — Это далеко? Изуку принимается объяснять, где примерно это находится. Он наизусть выучил тот адрес, который дала ему Кантоку-сан. Он с того самого дня вынашивал в себе желание навестить ее. Изуку мысленно умоляет Чизоме разрешить ему. Он готов напялить на себя что угодно, хоть чем закрыть лицо, чтобы полиция не засекла его — лишь бы разрешил! — Опасно ездить одному, — говорит Чизоме, дослушав Изуку до конца. — Отсюда туда можно добраться только на электричке, я так понимаю? А там всегда есть полицейские посты. Тебя же копы ищут, верно? Верно-то это верно, но Изуку чувствует разочарование и досаду, решив, что Чизоме ему не разрешает. — Я поеду с тобой. Мало ли… «Значит… он разрешил! Значит, можно!» Чизоме не договаривает. Изуку, совершенно не контролируя себя, взвизгивает как ребенок и бросается ему на шею, крепко обняв. — Спасибо вам большое!.. Спасибо, Чизоме-сан!.. Чизоме недовольно шипит, отстраняясь от Изуку: — Отпусти ты меня, придурошный… Задушишь же!..