***
Изуку не откладывает принятое решение в долгий ящик. И через день садится на поезд. Спрятав половину лица за тканью красного шарфа, дремлет. Из-за волнения, охватившего его, он не мог и глаз сомкнуть. А теперь под монотонный звук движения поезда, гул и болтовню пассажиров Изуку проваливается в короткий, неглубокий, но беспокойный сон. Картинки, разноцветные, дрожащие, размытые и четкие до сюрреализма, быстро сменяют друг друга, словно это фильм в ускоренной до максимума съемке. Вдруг все замирает, и перед глазами застывает чернильная темнота, обволакивающая, как густой дым. Изуку с удивлением видит Эбису, похожего на мокрого, забитого котенка. Освещенный невидимым источником света, он сидит на корточках, повернувшись спиной, и кутается в белоснежное кимоно, расшитое черными иероглифами. «Почему оно белое? — не понимает Изуку, чувствуя закрадывающийся в душу страх. — Эбису обычно носил цветные кимоно, когда работал…» И тут же в мыслях мелькает осознание того, что в такую одежду традиционно облачают лишь покойников. — Эбису, — зовет он фигуру, осторожно подходя ближе. Эбису не двигается. — Эбису! Изуку подходит совсем близко к нему, трогает его за плечо. И рука не ощущает ничего, пальцы хватают воздух, сжимают его. Изуку, нервно выдохнув, видит, как его ладонь проходит сквозь тело Эбису, словно это призрак. Он вздрагивает и отскакивает назад, когда тот вдруг резко поднимается. Кошачьи уши по краям оборваны, на ранах чернеет запекшаяся кровь. Изуку смотрит на застывшую в этом положении фигуру, боясь сделать хоть единый вдох — вдруг Эбису сейчас растворится, как туман в солнечный день. Эбису поворачивается лицом к Изуку, его глаза, стеклянные, с расширившимся зрачком, смотрят в пустоту. Он делает шаг назад. Еще один. Изуку с замиранием сердца видит, что кимоно завязано неправильно, словно отражено зеркально — справа налево. Эбису никогда бы так не ошибся, он, как никто другой, разбирался в том, как правильно носить одежду. Ведь так носят кимоно только покойники. С каждой секундой Эбису все дальше и дальше отходит. Свет, идущий откуда-то сверху, словно преследует его, скользит вслед за Эбису. Изуку срывается с места, бежит за Эбису, но как он ни старается, не может ни на дюйм приблизиться к нему. — Эбису, подожди! — кричит Изуку, но тот никак не реагирует, как будто не слышит. — Эбису, не уходи… ты куда? Изуку моргает, и в то же короткое мгновение Эбису исчезает, пылью рассеивается в черной дымке. Он не верит своим глазам. Трет их с силой, но ничего не меняется. Сердце беспокойной птицей дрожит в груди, нехорошее предчувствие сдавливает грудь, затрудняя дыхание. — Эбису! — выкрикивает хриплым голосом Изуку. С губ срывается вздох удивления, когда словно из-под ног уходит земля, и он чувствует, что падает. Изуку сжимается, но не ощущает страха, который должен появиться. В ушах свистит ветер, волосы поднимаются вверх резким порывом, закрывая лицо, залезая в рот и щекоча ноздри. Изуку нелепо взмахивает руками, падает на спину, но и боли не чувствует. Удивление смешивается с накатившим страхом. Он поднимается, но его тотчас же толкают обратно, опрокидывают. Изуку мычит, пытается вырваться, но его словно держат невидимые руки, не дают пошевелиться. — И-зу-ку-кун… Этот голос заставляет мурашки пробежать по всему телу, ледяная дрожь пробирает насквозь. Изуку широко распахивает глаза, шарит взглядом вокруг себя, пытаясь увидеть того, кому принадлежит этот голос. Это возбужденное придыхание он узнал бы из тысячи. — Тога Химико?.. — Изуку с головой накрывает паника, в голове всплывают события, которые он так пытался забыть. И в ноздри ударяет непонятно откуда взявшийся запах крови. «Я же убил ее, нет?» — судорожно соображает Изуку, пытаясь нащупать в карманах хоть какое-нибудь оружие, хоть что-нибудь, чем можно было бы защититься. Но его пальцы путаются в широкой одежде, мягкой на ощупь. Изуку приподнимает голову, и в горле застывает истошный вопль. В такую же блузку, юбку была одета мама в тот роковой день. Изуку пытается сорвать с себя эту одежду, она обжигает его тело, словно это огонь. Но кажется, что ткань прилипает к коже, срастается с ней, становится единым целым с ним. По щекам текут слезы, Изуку пытается ногтями отодрать мягкий шелк от груди, царапает себя, но ничего не выходит. Как в тумане слышит голос, который словно звучит отовсюду и ниоткуда, вибрацией забирается в самое нутро: — Оглядывайся почаще, я приду еще за тобой… И-зу-ку-кун… Изуку издает отчаянный вопль, жмурясь и прогибаясь в спине. Широко распахивает глаза, жадно ловит ртом воздух. Он оглядывается по сторонам и понимает, что находится в вагоне поезда. Это был всего лишь сон. Изуку вздыхает и ловит на себе взволнованные взгляды нескольких людей, занимающих сидения рядом с ним. — Сумасшедший что ли… — бормочет мужчина в темном пиджаке и с удавкой галстука на шее. «Я кричал во сне?..» Некоторые женщины неодобрительно качают головой. Изуку не обращает на перешептывания, поднимает голову и смотрит на мигающие над автоматическими дверьми лампочки, отмеряющие пройденные станции. Он еще не приехал. Изуку упирается локтями в колени и закрывает руками лицо, чувствуя под подушечками пальцев липкие капли холодного пота. «Ч-что это было?» — Успокойся, это всего лишь сон… — шепчет он еле слышно. Язык с трудом слушается его, а от разыгравшихся нервов зуб на зуб не попадает. Изуку успокаивает сам себя тем, что сны и реальность — это разные вещи, никак не связанные между собой. Он закрывает глаза, и вновь мелькает образ белоснежного кимоно. Шея покрывается гусиной кожей, Изуку опускает ладонь и проводит по шероховатым неровностям. Ощущение ткани было до безумия реалистичным. Даже сейчас кажется, что одежда тонкой пленкой липнет к телу. Изуку ежится, массирует виски, пытаясь отогнать все мысли. Нет-нет, у него просто разыгралось воображение. Еще свежо в памяти нападение Химико на него, вот его воспаленный мозг и рисует такие пугающие образы. Собирает воедино все потаенные страхи, смешивает их и предлагает залпом проглотить. Да, Изуку боится этого всего. Призрак Химико, живой или мертвой, всколыхнул в нем детские страхи перед всем, что скрывается за непроглядной тьмой. И мамина одежда — страх потерять тех, кого он слишком хорошо знает, кого любит и ценит. Изуку не так сильно привязан к Эбису, как к Чизоме, но все равно тот стал для него близким человеком. Не хочется думать о том, что однажды может не стать кого-то из них. Изуку боится потерять дорогих сердцу людей, боится до такой степени, что не способен здраво мыслить от страха.***
Когда поезд подходит к нужной станции, Изуку пулей выбегает из вагона и останавливается на улице. Дрожащие пальцы кое-как достают из пачки сигарету, не сразу вспыхивает огонек зажигалки. Но стоит едкому дыму попасть в легкие, как Изуку чувствует облегчение. Он прикрывает глаза, поднимает голову и выдыхает сизую струйку дыма вверх. Сон медленно растворяется так же, как и этот дым в воздухе — для невооруженного глаза исчезает навсегда, но на деле остается. Пеплом оседает на периферии сознания. Изуку кусает губы и чувствует на языке металлический привкус крови. Оглядывается по сторонам, с усилием вспоминая дорогу, которую когда-то знал как свои пять пальцев. Теперь он с интересом разглядывает каждый дом, каждую узкую улочку, где проезжает одинокий автомобиль, останавливается у каждого светофора и смотрит на мигающего, идущего человечка. Губы Изуку озаряются улыбкой. В этом районе все такое родное, знакомое, но в то же время невероятно далекое и непривычное. Изуку отмечает, что одни маленькие магазинчики закрылись, их заменили большие супермаркеты, а другие — остались. Все это успокаивает его, заставляет забыть кошмар. Изуку потуже затягивает на шее шарф и ускоряет шаг. Если он правильно рассчитал, то Кацуки должен возвращаться после занятий в академии. Знакомая детская площадка вызывает приятное чувство ностальгии, светлой грусти. Изуку подходит к качелям, петли которых проржавели, и теперь они противно скрипят, стоит к ним прикоснуться. А вот скамейки, на деревянном сидении блестит новый слой яркой краски. Изуку садится на скамейку так, чтобы видеть проход во внутренний двор. В этом прямоугольном кусочке мелькают снующие туда-сюда машины, редкие прохожие. Он смутно помнит, как они с Кацуки играли здесь. В догонялках Изуку всегда проигрывал ему, но никогда не расстраивался. Не было ничего приятнее видеть довольное лицо друга. Или как они ходили ловить бабочек около забора детского сада. Там их было много — голубых, желтых, рыжеватых, розовых и белых. Кацуки порвал тогда сачок о металлическую ограду и получил нагоняй от матери — Изуку слышал, как та кричала на него. Теперь он лишь усмехается, вспоминая все эти далекие события. Все это прошлом, которое не вернуть. Изуку резко хлопает себя по щекам, мотает головой, прогоняя мысли, пропитанные светлой грустью, прочь. «Глупости! — мысленно хмыкает он. — Глупости! Будь серьезнее». Ежится, чувствуя неприятный, пронизывающий насквозь холод. Тонкое пальто почти не греет, Изуку прячет нос под шарфом, нахохлившись. Бросает взгляд на проход и видит темное очертание человеческой фигуры. Сердце пропускает радостный удар, когда он узнает в человеке Кацуки. Поверх школьного пиджака надета темная куртка с лохматой опушкой меха на капюшоне. Она расстегнута, и кое-как повязанный внутри шарф болтается серым куском ткани. Изуку хочет подбежать к Кацуки и сжать в своих объятиях, но тотчас же впивается ногтями в плечо, сдерживая себя. Он здесь только лишь за тем, чтобы поблагодарить его, больше ничего. Изуку покусывает губы, взглядом следя за Кацуки. Надо вести себя как обычно, скрыть все эмоции, что могут выдать его чувства. Внутренний голос нашептывает ему, что нельзя сближаться с ним, стоит повременить с этим. И Изуку скрепя сердце соглашается. Он встает со скамейки и ровным шагом направляется к Кацуки. Тот идет, шаркая ногами и пряча руки в карманах. Смотрит вниз, опустив голову. И лишь когда его отделяет от Изуку пара шагов, он поднимает взгляд и изумленно таращится на него словно увидел привидение, а не человека. Опомнившись, Кацуки отшатывается, и Изуку с замиранием сердца замечает вспыхнувший на щеках румянец. — Опять ты… — бормочет Кацуки. — Здесь-то что ты забыл? «Как недружелюбно!» Изуку улыбается одним уголком рта. Он совсем не изменился — каким был грубым, прямолинейным ребенком, таким и остался. Хоть бы поздоровался для приличия. Но Изуку решает также опустить эту формальность. — Хотел поблагодарить тебя. — За что? — брови Кацуки поднимаются вверх. — М-м, за то, что объяснил, как пользуешься причудой. Ты мне очень помог, — при этих словах Кацуки делает неопределенное движение плечом, мол, ерунда. — Спасибо тебе большое. Кацуки отводит взгляд и хмурится. Молчит, продолжая держать руки в карманах. Его щеки медленно краснеют, и Изуку с трудом сдерживает довольную улыбку. Каким бы серьезным и грозным Кацуки не хотел казаться окружающим, в душе он остается человеком, способным так же, как и все, смущаться. — Да не за что… Может тогда объяснишь, зачем это тебе надо было, придурочный? «Как будто без этого нельзя было обойтись!» — цокает языком Изуку, когда слышит неприятное «придурочный». Но внешне никак не показывает своего недовольства. — Прости, но я не смогу объяснить. Изуку не уверен, стоит ли доверять Кацуки. Хотя в глубине души очень хочет поделиться с ним всеми планами, в красках описать все, что он будет делать. Даже если тот не поймет его или осудит — а именно это, скорее всего, и произойдет. Их прошлый разговор еще раз убедил Изуку в том, что они принадлежат противоположным мирам. Его задели за живое слова Кацуки, что мировоззрение Чизоме — бред. Но злиться на него Изуку не может, лишь снисходительно вздыхает. Каждый должен понять эту очевидную вещь тогда, когда придет время. Только если оно придет. — С хрена ли? — Кацуки вынимает руки из карманов, скрестив их на груди. — Может, все-таки будешь играть по-честному, а не так, что я сказал тебе правду, а ты постоянно увиливаешь, а? — А ты хочешь услышать правду? Кацуки удивленно смотрит на Изуку, переваривая в мозгу эти слова. — Хочу. Изуку облизывает пересохшие губы. «Раз хочешь, то хорошо. Расскажу». Хотя он пришел сюда просто поблагодарить его. — Давай присядем, а то чего… стоим. Кацуки кивает. Изуку сутулится, садясь на скамейку, закидывает за спину конец постоянно развязывающегося шарфа. Кацуки закидывает ногу на ногу, вперив в него испытующий взгляд. — Ты же знаешь, что я был одним из якудза? — начинает Изуку. Кацуки молчит, выпятив нижнюю губу. — Там была одна девочка… с необычной причудой. Но она не умела ей пользоваться. Вот я и хотел ее научить. Кацуки издает короткое «угу», но его явно не устраивает подобный ответ. — Что за причуда такая? — Она может «отмотать» время любого предмета. Изменить его форму… то есть, вернуть первоначальную. Однажды она спасла меня от смерти своей силой. Нет, не однажды, — поправляет себя Изуку, вспомнив про недавний случай. — Она что, может прям мертвых воскрешать? — хмыкает Кацуки. — Возможно, — он пожимает плечами. — Но ее причуда нужна мне для другого. Я хочу забирать причуды у героев. Кацуки удивленно морщится и издает короткий смешок, явно не веря Изуку: — И как ты это хочешь сделать, идиот? Ты хоть соображаешь, что говоришь? Ты хочешь героев превратить в трехлетних детей, у которых еще не проявилась причуда? Бред же. Изуку отрицательно мотает головой. — Нет-нет, они просто лишаются причуд. Сами не меняются. Я уже проверял. — Подожди-подожди… Проверял, говоришь? То есть, все те случаи, когда герои какого-то черта теряли причуды, это твоих рук дело? — Кацуки широко распахивает глаза и с горечью во взгляде смотрит на Изуку. Изуку коротко кивает. — Да, но тогда был другой способ, только он не гуманный по отношению к ней… — А это, значит, гуманно? — взрывается Кацуки, пытаясь встать. Изуку сжимает его плечи, останавливая. — Сколько героев лишились их, и круглолицая тоже… Лишать причуд — это гуманно, по-твоему? — Нет, — соглашается Изуку, не убирая руки с плеч Кацуки. — Но если не будет причуд, не будет и героев, понимаешь? — Глупость, — хмыкает Кацуки. Потом закатывает глаза и недовольно цыкает. — Ну, допустим, эта девка будет забирать причуды у героев. И как ты себе это вообще это представляешь? Будет к каждому подходить и использовать свою причуду? Деку, это же бред! Изуку кусает внутреннюю сторону щеки, хмурясь. Кацуки прав — его план не идеален, не продуман. Ему обидно, что его, словно он глупый щенок, тычут носом в грязь. Кацуки же продолжает: — И захочет ли она участвовать во всем этом? Ты ее мнение хотя бы спросил? Изуку опускает взгляд, ощущает болезненный укол совести. Он никогда не думал о желаниях Эри, не спрашивал, захочет ли она лишать героев причуд. Ему было плевать, он считал, что она, несомненно, согласится и лишь обрадуется, что сможет внести свою лепту в изменение мира. Пальцы, сжимавшие плечи, расслабляются, Изуку опускает руки. Он считал себя чуть ли не гением, который придумал такой идеальный способ в корне изменить геройское общество. Но его мечты разбиваются о реальность и жестокие слова Кацуки. Неприятно осознавать, что тот прав, хочется отрицать все, сказанное им. Здравый рассудок же соглашается с тем, что Изуку ошибся. Обида заполняет собой всю душу, заставляет испытать жгучую злость. — Молчишь? — хмыкает Кацуки, как будто понимая, что сейчас чувствует Изуку. Словно насквозь его видит. — Каким был идиотом, таким и остался. Последние слова выводят Изуку из себя. Он рассказал Кацуки то, что знает один лишь Чизоме, открыл секрет, и тот так говорит про него. Горло словно сдавливает чья-то невидимая рука. Изуку вскакивает и, ощетинившись, хватает Кацуки за воротник куртки. — Может прекратишь вечно называть меня идиотом и придурком? — шипит Изуку, сузив глаза. — Надоело! Думаешь, мне так приятно постоянно слышать оскорбления? Кацуки на секунду сжимает запястья Изуку, заставляя того отпустить ткань. Продолжает сидеть и смотреть на него испепеляющим взглядом снизу вверх. — А может это ты прекратишь вести себя, как реальный идиот? — Как это я себя веду?.. — не понимает Изуку, не решаясь сесть обратно на скамейку. — Я же сказал — как идиот! Или ты оглох? Почему ты то ведешь себя так, словно мы друг друга и знать не знаем, то вдруг… приходишь благодарить? Изуку закусывает нижнюю губу, вглядываясь в лицо Кацуки, на котором, как в зеркале, отражаются все эмоции. К злости и раздражению примешивается грусть, что удивляет Изуку. — Ты так быстро перевел тему… — бормочет он, но его резко перебивают. — Потому что мне на хрен не сдался твой «план по уничтожению героев»! — писклявым голосом передразнивает его Кацуки. «Тогда зачем ты вообще меня спросил об этом?» — с отчаянием и обидой думает Изуку, и в голове мелькает мысль, что кто-то из них двоих не в своем уме. Он вздрагивает, когда ладонь ощущает грубое порывистое прикосновение. — Ты же знаешь, как я отношусь к тебе? — К-как? — запинается Изуку, отлично понимая, что Кацуки имеет в виду. — Я тебе говорил, что ты мне нравишься! Говорил? — Изуку сглатывает, прочитав в глазах Кацуки обжигающее пламя ярости. — Или… ты забыл? — чуть дрогнувшим голосом продолжает тот. Изуку мотает головой. — А ты тогда сказал, что терпеть меня не можешь. Но это же пиздеж чистой воды, я прав? Изуку не отвечает, сердце так громко стучит в груди, что он готов биться об заклад, что Кацуки отчетливо слышит его учащенный пульс. — Молчание — знак согласия? — ядовито усмехается Кацуки. — Почему ты просто не можешь признаться в своих чувствах? Это что, так сложно? «Очень сложно, Каччан!» — чуть не выкрикивает Изуку, но сдерживает себя усилием воли. — Или ты… — пальцы крепче сжимают ладонь Изуку, — просто играешься со мной? Нравится издеваться? Мстишь мне? Холодок пробегает по спине от этого голоса, насквозь пропитанного горечью и с трудом скрываемой обидой. Изуку резко высвобождает руку. Кто тут издевался с самого начала — так это Кацуки. — Тогда у меня к тебе такой же вопрос. Почему ты признаешься мне в любви, когда… когда ты… ты встречаешься с девушкой? Кацуки недоуменно поднимает брови. Одной рукой зарывается в волосы, а другая сжимает колено. — Ты… ты про что? — неуверенно протягивает он. Потом до него, видимо, доходит, про кого говорит Изуку. — Х-ха… откуда ты знаешь про Моясу? — Кацуки криво усмехается и встает, скрестив руки на груди. — Ловко же ты уходишь от вопроса… — Три года назад я видел вас вместе, — холодно произносит Изуку, пропуская мимо ушей последние слова. А внутри все сжимается от неприятного чувства, потому что сейчас Кацуки ничего не отрицает, даже не пытается оправдаться. «Значит, все-таки встречаются…» — Это было три года назад, идиот. Между нами давно ничего нет. «А что-то было между вами?..» — с дрожью думает Изуку. — И что ты, кстати, видел? — спрашивает Кацуки. — Как вы целовались. Кацуки цокает языком и отворачивается, приподнимая голову. С секунду смотрит куда-то вдаль. Потом тяжело вздыхает. — Ты… Черт, слушай, это реально было пиздец как давно, и я жалею, что вообще с этой конченой связался. Знал бы ты, как я ее ненавижу… Минимум за то, что она соврала про твою смерть. «Правда?..» Почему же слова Кацуки звучат именно так, как он и хотел? Он чувствует облегчение, радость и растерянность. Эта Моясу ничего не значит для Кацуки, для него важен лишь Изуку — верно же? Изуку с трудом сдерживает сильную дрожь, кусает губы, не давая им растянуться в счастливой улыбке. От одной только мысли, что он действительно нравится Кацуки, приятное тепло расползается по всему телу. Но это все кажется слишком хорошим и поэтому не настоящим. — Ты веришь мне? — Кацуки чуть наклоняется, заглядывая ему в глаза. Изуку кивает, все же засомневавшись на мгновение. — Тогда… тогда вернемся к моему вопросу. Что ты чувствуешь ко мне? Изуку опускает голову, носом касаясь ткани шарфа. В голове крутятся тысячи мыслей, и ни одну он не может произнести вслух. Изуку и сам не раз задумывался над тем, что именно он чувствует к Кацуки. Он точно не ненавидит его, хотя забыть всю причиненную боль невозможно. Изуку думает, что, быть может, это дружеские чувства — нет, их было трудно назвать друзьями, да и сейчас он не видит в нем друга. А может, это любовь? Изуку ощущает покалывание в области груди, щекочущее чувство в животе при этих мыслях. Да, он любит Кацуки. Наконец-то Изуку находит силы признаться хотя бы самому себе, мысленно. Но произнести то же самое вслух он не может. Словно его удерживает от признания мысль, что лучше сохранить эти чувства в себе. Изуку испытывает панику, необъяснимый страх, стоит ему задуматься над тем, чтобы сблизиться с Кацуки. — Деку, скажи, — Изуку поднимает взгляд на Кацуки, когда чувствует, как тот осторожно, нежно сжимает его плечи. — Плевать, что… — Да… Но я не могу… — шепчет Изуку, видит в расширившихся зрачках Кацуки свое искаженное отражение. — Я не знаю… Кацуки кривит губы с горькой усмешке, его пальцы перебирают ткань шарфа, как будто ненароком касаются голой шеи. Изуку нервно сглатывает, чувствуя, как все пересохло во рту. Он замирает, боясь сделать малейшее движение или даже вдох, когда Кацуки лбом прижимается к его лбу и, обжигая дыханием губы произносит: — Хорошо, я подожду, когда ты сможешь сказать… И приму любые твои чувства. Изуку отстраняется от Кацуки, густо покраснев и задрожав всем телом. «Наверное, сейчас смеется надо мной, как всегда, считает идиотом», — с возмущением думает он, но видит грустный взгляд, словно проникающий внутрь. — Деку, я знаю, что я не самый лучший человек. Я очень хреновый человек. Но ты… ты мне правда очень дорог. Изуку видит, с каким трудом Кацуки произносит эти слова, и они с нежностью, мягко касаются души. Эхом повторяются в ушах: «Дорог… дорог…». Но он не может найти в себе силы, подобрать правильные для ответа слова. Изуку вздрагивает, когда его носа касается что-то крохотное, мокрое и обжигающе холодное. Он одновременно с Кацуки поднимает голову вверх. И глаза радостно и удивленно округляются. — Ого… С неба медленно, кружась в незамысловатом танце, падают снежинки. Легкий ветер подхватывает их, играется с ними, а потом отпускает продолжать свой полет. Серое небо становится светлее, а воздух словно пропитывается снегом, становится влажным и холодным, приятно обжигает легкие. «Это же… первый снег в этом году!» — С-снег? — бормочет Кацуки. — Но сегодня не обещали снег… Изуку поднимает руку и ловит крохотную снежинку. Та сохраняет свой искусный узор, переплетения из замерзшей воды, лишь на короткое мгновение. Она исчезает, оставив на ладони лишь крохотную капельку. Изуку краем глаза смотрит на Кацуки. Тот смотрит лишь на него. Изуку медленно поворачивается к нему, и все внутри сжимается от ужаса. Снежинки запутываются в волосах Кацуки, и из-за этого белоснежного пепла перед глазами вновь возникает образ Эбису в траурном кимоно. Становится трудно дышать, а на лбу выступают бусины ледяного пота. А если Кацуки умрет? Он же герой, будет сталкиваться со злодеями, которые без зазрения совести убьют его, и рука их не дрогнет. «Нет, нет!» — Изуку бессознательно делает шаг назад, не дает Кацуки вновь схватить его за руку и удержать. Он не хочет терять дорогих сердцу людей, не хочет, не хочет! Если Изуку не сблизится с Кацуки, не привяжется к нему, то не столкнется вновь с той же душераздирающей болью, которую испытал, когда умерла мама. — Деку, ты чего?.. — не понимает Кацуки. Изуку отрицательно мотает головой, издав нечленораздельное мычание. Потом коротко кашляет и хрипло проговаривает: — Мне… надо идти, Каччан. Мне… Он не договаривает и быстрыми шагами проходит мимо Кацуки. Старается не смотреть на него, прячет выступившие в уголках глаз слезы. Его мир, преступный мир, очень опасен. И если Кацуки погибнет по его вине, Изуку не простит себя за это. На ходу он вытирает тыльной стороной ладони щеки, влажные то ли от дорожки слез, то ли от растаявших снежинок. Возможно, лучше больше им никогда не видеться. Кацуки провожает Изуку долгим взглядом. Не двигается, и снег тонким слоем покрывает одежду, волосы. В душе пусто, а на сердце неспокойно. Он догадывается, что того что-то тревожит, и это заставляет заволноваться. Мурашки пробегают по всему телу, когда в голове Кацуки мелькает мысль: «Что-то здесь явно не так…» Стараясь не упустить Изуку из виду, Кацуки следует за ним.***
Эбису бросает взгляд на настенные часы. До закрытия остается час, но внутри кафе все еще многолюдно. Он с подозрением косится на странного посетителя. Грязные, слипшиеся волосы пепельного цвета почти достают до плеч. Уши Эбису непроизвольно дергаются, когда его тонкого слуха достигает скрежещущий звук — мужчина неаккуратными ногтями с остервенением чешет шею, оставляя на исцарапанной коже красноватые полосы. Посетитель взглядом находит Эбису, и тот сглатывает, крепче прижимая к груди блокнот с ручкой. «Он хочет, чтобы Эбису приняла заказ?» — мелькает в мыслях. Он неуверенно подходит к столу, натягивая на лицо дружелюбную улыбку. Посетитель сидит не один — рядом с ним мужчина со светлыми волосами и странным шрамом по середине лба. Блондин смотрит в одну точку, опустив голову. На другой стороне стола, закинув ногу на ногу, с внимательным видом изучает меню нечто, больше похожее на ящерицу, чем на человека. Эбису всего передергивает от нехорошего предчувствия, но ни одна эмоция не отражается на его лице. — Чем Эбису может помочь? — А что сможешь нам посоветовать… парнишка? — ухмыляется человек с грязными волосами. Из пальцев чуть не выскальзывает ручка, а с лица исчезают все краски. — Эбису не парнишка, Эбису девушка, — возражает он. — А посоветовать она может… — Эбису, превозмогая страх, делает шаг к столу, раскрывая тонкий буклет меню. — Вот эти сэндвичи очень вкусные, Эбису сама их любит… а если хотите десерт, то можете взять… — Плевать, давай этот сэндвич. Эбису быстро записывает это в блокноте и, поклонившись, отходит. Не сводит взгляда с этих странных людей. Руки непроизвольно дрожат, и ничто не помогает успокоиться. «С чего он взял, что Эбису парень?.. Откуда он…» Эбису вновь ловит взгляд человека с грязными волосами и тут же скрывается за дверью, ведущей на кухню. Сердце скатывается вниз, задевая все внутренности, когда он видит обгоревшее тело повара, лежащее рядом с плитой. В ноздри ударяет резкий, тошнотворный запах горелой плоти. Эбису прижимает к лицу руку и отступает назад, дрожа всем телом. «Мертв… мертв?..» — судорожно дышит он, в то же время задыхаясь от запаха. Поднимает взгляд, и зрачки расширяются, когда Эбису слышит медленные шаги, видит высокого человека с угольно-черными волосами. Его пальцы облизывает голубой огонь, губы словно застывают в вечной широкой улыбке из-за металлических скоб, держащих кожу щек. Пламя вспыхивает ярче, отражается в заблестевших глазах, в крохотных капельках испарины на лбу, щеках, шее. «Он сейчас убьет и Эбису?.. Эбису не хочет умирать, нет-нет-нет!» Из горла вырывается хриплый, отчаянный вопль. Эбису срывается с места, толкает всем телом дверь. Выбегает в зал кафе, но его нога задевает что-то твердое, он спотыкается и падает, грудью ударяясь о пол, выложенный цветной плиткой. Эбису со сдавленным стоном пытается приподняться, но его оглушает омерзительный запах крови, им словно весь воздух насквозь пропитался. Почувствовав на руке теплую влагу, он смотрит на свою ладонь. Пальцы дрожат, и с них падает на пол, который Эбису так старательно вымыл, каплями кровь. Чужая кровь. Все плывет перед глазами, Эбису в панике оборачивается и видит рядом с собой тело одного из официантов. И из его груди торчит рукоять ножа. Эбису на коленях, дрожа от подступающих рыданий, отползает к стене, задевает плечом стул. И на него падает тело посетителя, тоже мертвого. Из раны на лицо брызжет кровь, Эбису вскрикивает, закрываясь руками. Он не понимает, что произошло. Не может оглядеться по сторонам, потому что дикий, животный ужас заставляет его забиться в угол, скрестить руки перед собой, словно это его спасет. Эбису еще ни разу в жизни не было так страшно. — Не надо… не убивайте Эбису… — рыдает он, а тело пробивает насквозь, как электрический ток, истерика. — Не убивайте… Он не слышит приближающихся к нему шагов. Но чувствует, как его хватают за воротник, как котенка хватает за шкирку кошка-мать. Эбису издает судорожный всхлип и видит перед собой мужчину с грязными волосами. Жестокий взгляд кроваво-алых глаз заставляет зажмурится, а рот кривится в гримасе отчаяния. — Тебя никто не убьет, если скажешь, где живет Изуку Мидория. — Эбису не знает никакого Изуку Мидорию! Отпустите Эбису! Эбису в этот момент не врет. Его разум отключается, не давая здраво мыслить и осознавать, что происходит, из-за безумного ужаса. Он действительно не понимает, о чем его спрашивают. Эбису в истерике воет и слабо вырывается, скулит и визжит. Но звонкая и болезненная пощечина заставляет его мигом замолчать. Лишь губы мелко дрожат от сдерживаемых слез и страха. — Повторяю вопрос, — чеканит человек. — Где живет Изуку Мидория? Эбису судорожно дышит, в висках болезненно пульсирует кровь. Мысли постепенно собираются, разбросанные в разные стороны ужасом. Он вглядывается в лицо человека. У Эбису хорошая память на лица, но его он никогда не видел. И не понимает, откуда этот человек знает его, знает, что он на самом деле никакая не девушка, и знает про Изуку. Но нутром чувствует, что это враг Изуку, и того нельзя ни в коем случае выдавать. — Эбису н-не знает… — одними губами произносит он. — Впервые слышит это имя… — А может… ты слышал имя Убийцы Героев? Все внутри Эбису холодеет. Каждый волосок на его теле встает дыбом, а горло болезненно сжимается. «Сэмпай… — мелькает в мыслях. — Эбису нельзя его выдавать… нельзя!» Человек словно догадывается, о чем тот думает. Гадко усмехается и вкрадчиво спрашивает: — Значит, слышал?.. Отвечай, где он и его щенок, и тогда останешься в жи… — Не скажу! — визгливо выкрикивает Эбису и, извернувшись, кусает человека за руку. Тот отпускает его, коротко ойкнув от неожиданности. Адреналин электрическим разрядом ударяет в голову, и все тело словно наполняет дикая сила. С шипением Эбису бросается на растерявшегося на долю секунды человека, короткие ногти со злостью впиваются в кожу лица. Он не выдаст Чизоме, даже ценой жизни защитит сэмпая, потому что он искренне восхищается его силой, бесстрашием перед лицом опасности. И в эти короткие мгновения своего триумфа Эбису чувствует себя равным ему, достойным находится рядом. Но длится это недолго. Человек бьет Эбису в живот кулаком, и тот, закашлявшись, сгибается по полам от боли. В уголках глаз выступают слезы, рот обжигает металлический привкус собственной крови, а в глазах на секунду темнеет. «Нет, Эбису должна…» — пульсирует в голове, и руки сами сжимаются в кулаки. Тяжело дыша, он видит, что смог до крови расцарапать лицо человека, это только сильнее распаляет его. — Терпеть не могу кошек. Спиннер, давай сюда эту дрянь… как ее?.. Если не хочет по-хорошему, будем по-плохому. Человек ловит брошенный ему темный пузырек с жидкостью. С характерным стуком падает на пол открученная пластмассовая крышка. Эбису отползает назад, ощетинившись, когда чувствует приторный запах, от которого начинает кружиться голова. «Что это? Они хотят отравить Эбису?..» — он поднимает голову и смотрит, как человек держит пузырек на вытянутой руке перед собой, отворачивается. Он резко садится на корточки перед Эбису, хватает его за волосы на затылке и подносит к его лицу этот пузырек. В ноздри с новой силой ударяет сладкий запах, Эбису приоткрывает рот, делая судорожный вдох. Голова становится тяжелой, тело немеет, веки становятся тяжелыми и медленно опускаются. — Готов, — человек отпускает Эбису, и тот безвольно падает. Поднимает с пола крышку и закрывает пузырек. Он бросает взгляд на этикетку, местами ободранную. Но название вещества все еще можно прочитать. — Хм, хорошая вещь же, хлороформ… Надо будет поблагодарить Даруму. Щелкает изнутри замок на двери кафе. Гаснет в зале свет. Табличка, гласившая, что кафе открыто, сменяется на другую. «Закрыто».