Ветер перемен

      Выйдя из душа, Леоне выглядел по-домашнему уютно — от его ежедневного пафоса и эпатажа остался лишь сучий, надменный взгляд вечно недовольных голубых глаз. Брови, как и ресницы, были светлыми, в цвет пепельных волос, и пушистыми; на щеках и носу при детальном рассмотрении можно было заметить веснушки; под глазами яркие синяки то ли из-за тонкой кожи вокруг глаз, то ли из-за вечного недосыпа — и таким он предстал перед Витторией, без своего боевого раскраса, в пижамных штанах да неподходящей к ним ночной рубашке (вынужденная мера, чтобы посреди ночи, когда ужасно захочется пить, не напугать шрамом соратников). — Я тебя внимательно слушаю, — кивнул он, как бы приглашая внутрь комнаты. Как джентльмен, он отодвинул от письменного стола стул, дабы «гостья» могла присесть, а не стоять на проходе. В своем привычном жесте Леоне сложил руки на груди.       Сердце пропустило удар, едва только девушка прошлась по чертам лица Аббаккио. Очарователен. Почти не отрывая глаз от лица мужчины, Тория прошлась до стула и села. В глазах помимо лёгкого удивления было едва скрываемое восхищение. Конечно, и с макияжем он выглядел просто невероятно, а сейчас… Сейчас в сердце было желание просто болтать с ним о всякой ерунде всю ночь напролёт, осторожно обнимая. Но, чуть мотнув головой, Марино прокашлялась и сделала глубокий вдох. Взгляд Виттории был ох как непривычен Аббаккио. Он старался не выходить в люди с «голым» лицом, дабы не вызывать у товарищей удивление, смешанное с испугом, а после и вовсе нервные смешки. Леоне скромно считал, что без косметики его лицо не выразительно, что лица, по сути, и нет — лишь голубоглазая бледность. В любом случае, этот восхищенный взгляд Леоне поприветствовал неловким отводом глаз в сторону. — Перво-наперво я пришла извиниться, — принято было решение импровизировать, раз нужные слова, которые она прокручивала в голове, так и не желали быть сказанными. Теперь за всей этой серьёзностью была едва уловимая вина. — Прости, что наговорила всякой сопливой мути прошлой ночью, даже не подумав нужно ли оно тебе. Мне ужасно стыдно за эти чувства, ровно так же, как и за моё поведение сегодня днём. Мне стоило лучше контролировать свои эмоции.       Виттория говорила вполголоса, виновато опустив голову и сминая край рубашки руками. Она чувствовала себя ужасно виноватой в этой сложившейся непростой ситуации. Грызться, потом поговорить по душам, а затем переспать. Очень странная схема развития взаимоотношений. Марино понимала задней мыслью, что секс был без любви (по крайней мере так ей казалось), просто порыв страсти, а она сдуру напридумывала себе всякое. Возможно даже сейчас Вита находит тысячу и одно оправдание тому, что они оба получили то, чего желали. — Та ночь была потрясающей, честно. Возможно прозвучит эгоистично, но мне бы не хотелось, чтобы она была последней. Я бы с удовольствием, если этого хочешь ты сам, отдавала себя тебе, — руки слегка подрагивали, а к горлу подкатил ком, который Вита почти без проблем смогла проигнорировать. — К тому же я здесь ещё для того, чтобы вернуть тебе должок за твои… Умелые руки.       Последнее было явно лишним, но сказанного уже не воротишь. Тория была искренне уверена, что Аббаккио и сам был бы не против получить «скромный» презент в качестве признательности. И пусть, скорее всего, за его душой у него к ней нет никаких чувств, Марино предпочла бы не оставаться в долгу перед мужчиной за те невероятно приятные поцелуй, прикосновения к её телу. Она тоже хотела, чтобы Леоне был удовлетворён.       Живой блеск в серых глазах снова появился, едва только Виттория медленно подняла голову, дабы видеть реакцию соратника на её слова. Она нуждалась в этом, она нуждалась в том, чтобы видеть его лицо, знать примерную реакцию.       Он мягко сел на кровать, прямо напротив Марино, и, медленно, постепенно сводя брови к переносице, внимательно слушал девушку, не смея прерывать её слов. С каждой её фразой. Нет, с каждым её словом в груди Аббаккио что-то щемило, сжималось и неприятно давило. Виттория извинялась за своё поведение. Она извинялась за то, за что вообще извиняться не следует. Ком вины в груди Леоне возрос в несколько раз. — Понятия не имею, почему тебе взбрело в голову извиняться за это, но я прощаю тебя, если, гм, тебе будет от этого легче, — он выдохнул, делая небольшую паузу, дабы подобрать верные слова. Но все они, как будто мановением руки, улетучились. Аббаккио откровенно растерялся — уж не думал, что разговор зайдет в такое русло, но виду он не подал. Ему даже на секунду показалось, что сказанное девушкой — игра его перевозбуждённого за день разума. За окном комнаты прозвучал гром. Леоне прищурился, — Ты за кого меня принимаешь, Марино?       В голубых глазах мелькали недобрые огоньки возмущения. Аббаккио, безусловно, было лестно слышать о том, что Виттории действительно понравилась прошлая ночь (он старался, правда), но нашлись и слова, что готовы были вскипятить бывшему полицейскому кровь. Леоне поднялся, в несколько широких шагов сократил расстояние между кроватью и стулом. Рукой он резко, но достаточно аккуратно, чтобы не навредить, приподнял голову девушки за подбородок. — За кого ТЫ себя принимаешь? — он смотрел ей прямо в глаза, серые и удивительно блестящие (ах, как бы не от слёз). Леоне злился. Действительно злился, хмурясь и невольно сжимая пальцами нежные щеки Виттории. — Что за мазохистские наклонности, Марино? Глянь, отдавала бы себя мне! — он красноречиво всплеснул рукой, отпуская миловидное личико. — Ты не предмет, чтобы себя отдавать. А я не из тех, кому нравится трахать безропотный кусок мяса, готовый прийти по первому зову своего избранника. Где твоя гордость, Марино?       Он был груб, как и всегда. Но в данный момент желание оскорбить девушку перед собой, унизить её было последним, о чем только мог подумать Леоне. Его оскорбляло подобное отношение девушки к себе и своему телу. Такое было больно слышать — слишком сильно напоминало о жертвенности, смертельной жертвенности, в случае Аббаккио. — Уж не знаю, из-за каких обстоятельств ты так к себе относишься, но это ненормально. Если тебе так хочется перепихнуться, то пожалуйста, милости просим. Но, Бога ради, Марино, как-нибудь постарайся, вбей себе в голову то, что мне важно твое состояние, что ты мне не безразлична, в конце концов! — и вновь он всплеснул руками, отходя на пару шагов назад. — Я вижу, ты хочешь большего, но, скажи мне на милость, как я могу полюбить тебя, если я, блять, не могу полюбить даже себя?       Чувство вины, исчезнувшее всего на мгновение, вновь вернулось, заставив сердце биться с неимоверной силой. Тория готова была поклясться, что чувствует его у себя в горле. Девушка сцепила зубы, вжимаясь в стул и пряча глаза. Она сейчас боролась с тем, чтобы просто встать и убежать, пока Аббаккио не увидел то, насколько нежна та самая «стервозная» душонка Марино. Виттория и убежала бы, если бы ноги её слушались, потому ей только и оставалось, что сидеть и не рыпаться. И только лёгкая дрожь выдавала темноволосую. Она была в растерянности. Он злился на неё за то, что она так относится к себе? Ох, если бы он только знал через что пришлось пройти его соратнице в прошлом, но она никогда никому не расскажет об этом — горькие воспоминания. Сердце билось в бешеном ритме от лёгкого испуга, вины и от тех слов, что были сказаны ей. — Прости, — хрипло выдаёт Марино, чувствуя саднящую боль в левой щеке. Неприятно, но девушка умело это скрывает. Она медленно поднимается с места, руки всё ещё дрожат, но Виттория не собирается уходить. Она сокращает расстояние с Леоне, осторожно кладёт руки на его щёки и так же осторожно притягивает его к себе, нежно целуя. Поцелуй был горьким, но Вита честно хотела передать через него всё то тепло, что у неё было. Он ценит её, по-своему, конечно, но и этого ей хватало, чтобы вновь чувствовать себя нужной. Одинокая слеза прокатилась по щеке, обжигая царапину. Одна рука плавно спускается с щеки на шею, обвивая её осторожно пальцами.       Прошлая Виттория Марино, что первоначально бесила до скрипа в зубах почти всех в Сквадре, постепенно стиралась, открывая миру ту самую нежную и трепетную Марино, которой она могла быть, если бы не прошлое. Мрачное, порочное, грязное, убившее всю ту нежность и ту искренность, коя проявилась только прошлой ночью. Нехотя оторвавшись от таких приятных губ, Тория как-то виновато и немного глупо улыбается Леоне, перемещая свои руки ему на спину, крепко обнимая и утыкаясь носом ему в грудь. — Леоне, пожалуйста, позволь мне любить тебя, — шепнула Вита, осторожно водя руками по широкой спине. — Ты такой же человек, как и все, ты тоже заслуживаешь любви, как и все.       Она знала, что это дело не одного дня, и, скорее всего, Аббаккио, как всегда отмахнётся, сказав с издёвкой что-то вроде: «Ещё чего хочешь, Марино?», как это было прошлой ночью, но пусть так, он не безразличен ей, ей не всё равно что с ним происходит. Марино хотела, чтобы он это понял, но она не знала, как сказать об этом. А, может, не нужны слова, может, действия скажут всё громче слов? Руки сминали ткань ночной рубашки напарника, а сама темноволосая так и не решалась выпускать его из своих объятий.       Видя это испуганное лицо, видя виноватый взгляд серых глаз, Леоне хотел отстраниться. Его импульсивность, его резкие — но столь правдивые — слова практически довели девушку до слёз. Он сказал то, что думает. Он до последнего верил, что с виду стервозная девушка, чьи объятия были в сотню раз теплее солнечных итальянских лучей, не сломана настолько. Аббаккио крепко сжимает кулаки, злясь на себя, злясь на драматичность ситуации в принципе. — Ещё одно твоё неуместное извинение, и я прекращаю наши ночные рандеву, — хмуря светлые брови, недовольно говорит Аббаккио. Большим пальцем руки, некогда схватившей на эмоциях Марино за лицо, он проводит по щеке, аккуратно, с некоторой осторожностью, заглядывая прямо в серые глаза и обращаясь именно к той Виттории, настоящей, чьи огоньки блестели в глазах. — Ты не виновата ни в чём, понятно?       Леоне отвечает на поцелуй чересчур мягко для себя — нет той вчерашней резкости, нет той потаённой похоти, что Марино пробудила в нём, как пожар спичкой на стог сена. Его рука осторожно ложится на тёмные, мягкие и чуть влажные волосы, зарывается в них пальцами, пропуская шелковистые пряди. В объятиях девушки тепло, на её касания Леоне инстинктивно готов ластиться, подобно коту к руке любимой хозяйки — он накрывает ладошку девушки своей, как бы намекая, что не хочет лишаться этого приятнейшего к чувствительной шее тепла.       Леоне хотел было сказать, что он не из тех, кто нуждается в любви, что он не из тех, кого могут полюбить в принципе — его характер изменился далеко не в лучшую сторону после переломного момента в жизни, что сделало из Аббаккио закрытого, угрюмого и, пожалуй, наистервозного человека, принимающего в свой круг общения лишь пару лиц. Леоне прекрасно понимает, что его горделивый характер не сахар, оттого и удивляется столь сладким словам Виттории. — Ещё чего хочешь? — говорит он ожидаемое Витторией с усмешкой, проводит ладонью по шее, спине, гладит мягко, другой рукой убирая её темные упавшие на поцарапанное лицо волосы.       Она хотела ещё раз принести извинения, но желание дарить ему своё тепло по ночам вовремя остановило те самые слова, которые так и рвались наружу. Марино тихо вздыхает, чуть хмурясь и поджимая тонкие губы — так и знала. Но сейчас она не думает сердиться на мужчину за эти слова, сейчас ей это кажется даже забавным. На вопрос девушка лишь кивает, не смея разрывать зрительный контакт с полюбившимися голубыми глазами.       Тепло его рук хотелось ощущать всегда, но на глазах у всех они всё ещё должны вести себя так, будто вот-вот устроят кровавую бойню насмерть, Виттория готова звать его к себе по ночам или приходить к нему сама, пить с ним чай, пока никто не видит, возможно, всё-таки, расскажет о своей нелёгкой судьбе. Она не жалеет себя, ведь знает, что в мире есть люди, которым было или приходится ещё тяжелее, чем ей, потому её случай — капля в огромном океане. Тория достаточно сильна, чтобы справляться со своей болью в одиночку, не прося помощи. — Чтобы ты выспался, — на губах появляется широкая улыбка. Она, хоть и хотела вновь подарить ему хорошую ночь, но сейчас предпочла бы, чтобы её соратник, в кой-то веки, видел сны, а не совершал лишние телодвижения, из-за коих придётся выслушивать недовольного невыспавшегося капо. Марино даже была бы не против составить компанию Леоне, если он попросил бы её об этом.       Девушка легонько касается губами бледной щеки Аббаккио, подмечая насколько приятная и мягкая у него кожа. Не сдерживается — один поцелуй перерастает в ещё пару, опускающихся к нижней челюсти, но Тория останавливает себя, напоминая, что она бы хотела дать мужчине поспать. Однако другая часть Виты наотрез отказывается выпускать из тёплых объятий крепкое мужское тело. На сердце становится горячо, на щёках цвёл лёгкий румянец.       Он отводит взгляд голубых глаз, закатывает их многозначительно, искривив бледные губы в беззлобной — и даже не стервозной, как это обычно бывает — ухмылке. «Как наивно, Марино», — со смешком думает Аббаккио. Кто бы мог подумать, что эта вечно хмурая особа сможет говорить такие уморительно-умилительные вещи? Леоне смешно, но в то же время и приятно, ибо ещё никто, кроме в меру заботливого к своим подчиненным Бруно, мрачному Аббаккио не говорил такие… приятные вещи. Вот только он не может выразить свою благодарность словами, Леоне во всех смыслах человек дела. В кратком поцелуе он касается губами брови Марино. — Я ещё ни разу не высыпался со времён обучения в полицейской академии, — с усмешкой хмыкает он. — Так что хороший сон мне будет сниться только в другой жизни.       Фантомной болью отдаётся в груди и спине огромный шрам, скрытый одной лишь ночной рубашкой, как бы напоминая о том, что Леоне был на волоске от этой самой «другой жизни». Но боль постепенно исчезает, стоит девушке коснуться губ мужчины своими, мягкими. В её руках вообще исчезают все нехорошие мысли, забываются проблемы и заботы, касаемые тяжёлой работы мафии. Невольно Аббаккио чуть откидывает голову, предоставляя Виттории чуть больше места для нежных поцелуев. Сердце в груди бьется сильнее, трепетно, подобно крыльям бабочки. Хорошо. Леоне просто хорошо. — Давай другое.       И Вита улавливает скрытый смысл, по-лисьи ухмыляется и покрывает невесомыми поцелуями шею, начиная под ухом. Втягивая носом воздух, девушка блаженно прикрывает глаза — Аббаккио очень хорошо пахнет, а тонкая нотка вина в воздухе только улучшает эту незамысловатую композицию. — Если ты так просишь, Леоне, грех будет тебе отказать, — промурлыкала темноволосая, опаляя горячим дыханием кожу возле ключицы. Касаться его снова и снова, слушать его томные тихие выдохи — то, что скоро войдёт в привычку, Марино это понимала, но эта привычка была лучшей за всю её жизнь.       Виттория отстранилась, но ненадолго. Конечно, она предпочла бы, чтобы Аббакио сам расстегнул её рубашку, но немного помучить его томительным ожиданием было куда интереснее. Пуговица за пуговицей, казалось, что и сама Марино потихоньку теряет терпение, но она держится стойко. Последняя в самом низу, и голубым глазам предстаёт кружевное чёрное бельё, делающее максимальный акцент на бледности кожи и, кажется, делающее едва заметными ожоги. Темноволосая прижимается всем телом к мужчине, осторожно берёт его за подбородок и притягивает к себе, останавливаясь в ничтожных миллиметрах. — И в этот раз я постараюсь быть тише, не хотелось бы, чтобы нам рты застегнули… Буквально, — шепчет в губы Тория, наслаждаясь теплом тела Леоне. Свободная рука зарывается в пепельные волосы, пальцы играют с прядями, вырывая из груди удовлетворённый вздох, — но ничего не обещаю.       И Марино накрывает любимые губы своими, даря глубокий и нежный поцелуй. В груди становится настолько горячо, что кажется, будто внутри разгорелся пожар. Страсть берёт верх, рука, державшая мужчину за подбородок, осторожно опускается вниз, проходит невесомо кончиками пальцев по шее и цепляется за плечо. — О чём ты только думаешь, Марино? — с лёгким ехидством в усмешке спрашивает Аббаккио, чуть щуря голубые глаза, в которых блестел яркий огонёк. Леоне шумно дышит через нос, кусая изнутри губы, когда чувствует, что в животе вновь образуется ком, а телом овладевает сладкая истома. От чужого горячего дыхания по бледной коже бегут мурашки. Рукой он невесомо пробегает от обожжённых рёбер до бёдер, задевая кончиками пальцев бельё. — Я-то думал, ты пришла мирно поговорить, но твоё бельё говорит об обратном… Могу я?       Чёрный цвет действительно идёт Виттории, её бледной коже, к которой прикованы спокойные глаза Леоне. Он осторожно проводит по ней кончиками грубоватых пальцев, по плечам, чуть приспуская рубашку. Горячо. Девушка пред ним выглядит ужасно горячо — Леоне пришлось сильнее прикусить губу, чтобы не дать сознанию поплыть в другое, нехорошее русло, чтобы банально держать себя в руках. Но Аббаккио не в силах позволять себе трогать девушку без её согласия — таковы взгляды в постели (сто раз спроси, чем один раз посчитают насильником).       В голове всплывают образы прошлой ночи, что сливаются с мягкими, как лепестки роз, поцелуями в реальности и такими же нежными касаниями в какой-то неповторимый коктейль, вызывающий тянущее чувство внизу живота, спирающий воздух в лёгких. Леоне никогда не признавал себя тактильным человеком, но рядом с Витторией, в её хрупких объятиях, принимая её головокружительные поцелуи, бывший офицер наконец был готов признаться самому себе в том, что ему приятны касания, порой, говорящие больше, чем слова. Ему практически впервые приятно касаться кого-либо, ему приятно слышать ответную реакцию на свои действия — вчерашняя ночь была тому живым подтверждением. — Ну, технически, то, о чём я хотела поговорить с тобой, мы обсудили, — вкрадчиво произнесла темноволосая, прикусывая губу. Серые глаза сияли, придавая унылому доселе лицу более живой вид.       Тихий смех срывался с губ, едва до ушей донёсся вопрос — Леоне такой милый, с другой стороны Вита ничуть не осуждала мужчину за такие вопросы. Ей приятно знать, что он не желает причинять ей вреда. Невесомые прикосновения вызывают томные вздохи, которые так и говорят, что всё просто прекрасно, и касание его рук хочется ощущать снова и снова. Ткань приспущенной рубашки щекочет, однако от этого было легко отвлечься. — Боже правый, Леоне, конечно можешь, — мягко улыбается девушка и покрывает поцелуями скулы, губы, линию подбородка. Осторожно убирая рукой пряди пепельных волос, Марино слегка кусает мочку уха и опускается вниз, вновь уделяя внимание чувствительной шее. — И зови меня просто Тория.       Виттории, конечно, лестно слышать свою фамилию, ведь по тем «законам», которыми она жила долгие шесть лет, обращение по фамилии означало проявление уважения к человеку. К ней немногие так обращались, в основном те, кто признавал её физические качества (за это стоило сказать «спасибо» тактилофобии, ведь именно она пробуждала недюжинную силу в хрупком теле), однако сейчас… Сейчас она на свободе, в руках того, кто ей небезразличен, и услышать от него своё имя ей уж очень хотелось. Он уже называл её Витторией прошлой ночью, она не обернулась, однако на сердце становилось теплее.       Марино не была уверена стоит ли снимать с Леоне его рубашку, ведь что-то подсказывало ей: под ней есть нечто, что соратник не хочет показывать. Это она поняла ещё тогда, когда заметила бинты. «Что же случилось с тобой, Леоне?», — в груди неприятно кольнуло — под тканью могло быть что угодно, однако донимать Аббаккио расспросами Тория упорно не желала, хотя руки так и требовали больше обнажённой кожи для прикосновений.       Довольно резким движением руки Леоне расстегивает первые две пуговицы рубашки, предоставляя девушке больше пространства для касаний и поцелуев. Конечно, хотелось бы больше — сердце приятно трепетало от этого, но шрам, который Леоне наотрез отказывался показывать, не позволял. Уродливый шрам, «украсивший» бренное тело Аббаккио, вызывает у оного не более чем отвращение. Шрам является горьким показателем его слабости, его невнимательности к ситуации, но в то же время он успел стать своего рода напоминанием о предсмертном видении товарища, о его словах, вдохновивших Аббаккио, о его словах, не давших ему окончательно потерять сознание и умереть. В любом случае, именно сейчас, когда дуэт разгорячен и желает ласк, Леоне уж точно не намерен портить атмосферу некоторыми особенностями своего тела. Возможно, когда-нибудь потом…       А пока Леоне припадает губами к шее девушки, к её бархатистым ключицам. Целует. Медленно и нежно, опускаясь ниже, к груди. Он целует грудную клетку, кончиками пальцев касается через чёрное бельё самой груди, сосков. Леоне не снимает с Виттории бюстгальтер — видит шрамы и, ориентируясь на себя и своё нежелание показывать травмы прошлого, не решается того снять (да и ласкать Марино через кружевную ткань ему, по каким-то сомнительным причинам, нравится больше). — Надеюсь, ты не забыла, что по понятным причинам по имени я НЕ буду обращаться к тебе вне наших комнат, Виттория, — имя девушки Аббаккио протянул, ставя особенный акцент, подобно змееусту — так же тихо, почти шепотом, и так же по-шипяще хитро. Он глянул на девушку с красноречивым прищуром. Лукавый огонёк игриво блестит в глазах, в то время как Леоне опускается на одно колено, оставляет дорожку невесомых поцелуев от солнечного сплетения вплоть до живота.       Тория запрокидывала рефлекторно голову и прикусывала губу, тая от поцелуев. Девушка старается быть как можно тише, прерывисто и шумно выдыхая, когда пальцы касаются её груди. Ещё с той ночи она желала больше его прикосновений к себе, желала теряться в его глазах, утопать в удовольствии, раз за разом повторяя его имя. Подрагивающие пальцы касались открытых участков, Марино тихо ликовала от ощущения такой приятной кожи под подушечками своих пальцев. Виттория каждой клеточкой тела ощущала нарастающее возбуждение. — Конечно помню и понимаю, — мягко и тепло улыбнулась девушка. Протяжное произношение её имени вызывает по телу приятную дрожь и мурашки, серые глаза внимательно наблюдали за Леоне. Здравомыслие теряется, едва Виттория вновь ощущает поцелуи на своём теле. Тепло рук, чувствуемое на уровне пояса, будоражит сознание, ладони девушки ложатся на сильные мужские руки, заставляя те ухватиться за край белья, и осторожно ведут вниз, приспуская приятную к телу кружевную ткань ниже. Тория даёт немое согласие на то, что собирался сделать Леоне, ведь знала, что он ни за что не причинит ей вред и в его руках она в безопасности.       И вот она опять будет у него в долгу, девушке даже как-то стыдно за себя: пришла поговорить, вернуть «долг» за ту прекрасную ночь полную ласк и поцелуев, а в итоге снова становится той, кто принимает ласки. Несправедливо. Марино человек справедливый, даже когда дело не касается устранения негодяев. Она привыкла отдавать, получая что-то, и потому темноволосая мысленно ругала себя за то, что её своеобразная наглость и смелость вновь улетучились, едва только прильнула к любимым губам и ощутила тепло крепкого тела. — Следующим на получение должного внимания будешь ты, — тихо и хрипло произносит Марино, зарываясь рукой в пепельные волосы. Ну не может она оставить всё, как есть. — Я могу и перебиться, — Леоне на секунду замолкает, ибо по привычке едва не назвал девушку по фамилии. Леоне в принципе непривычно обращаться к кому-либо из команды по имени (конечно, кроме пары лиц в виде Наранчи с Бруно по каким-то загадочным причинам) — даже в бытовой обстановке Аббаккио старается держаться формальным. Таковы его привычки. — Тебе не обязательно напрягать себя, Виттория. Просто… расслабься и отдохни. Ты же за этим сюда пришла, не так ли?       Вскинув светлую бровь, с едва заметной улыбкой Аббаккио шепчет ей прямо в губы, которые после вновь накрывает своими в немного резком, грубоватом по своим движениям, но от этого не менее тягучем, приятном поцелуе. Одной рукой Леоне придерживает синьору Марино за подбородок, осторожно притягивая к себе, другой рукой опускается к бедру. Кончиками пальцев он проводит по нежной коже, игриво проводит вверх-вниз, щекоча и попутно улавливая каждое лёгкое подрагивание женского тела, до тех пор, пока он не дотрагивается до резинки нижнего белья. Кружевную ткань, к телу приятную, Леоне оттягивает ещё ниже, предоставляя себе немного больше места для ласк.       Леоне не спешит переходить к чему-то посерьёзнее — дразнится. Пальцы его двигаются осторожно, непроизвольно распределяя влагу по нежному лону Виттории, как бы ненароком задевают чувствительную головку клитора, касаются половых губ, но не проникают внутрь — рано ещё. Аббаккио, слыша эти тихие, возбужденные вздохи Виттории, возбуждается и сам. Он прикусывает нижнюю губу, чувствуя тяжесть в пижамных штанах. — Будь громче, — негромко говорит Аббаккио, усмехаясь невольно — понимает Леоне, насколько ему не хватает теперь стонов и просто чужого голоса, заставляющего его сердце трепетать от столь тщательно скрываемого восторга. — Моя комната находится дальше всех от кабинета Бруно. Но не перестарайся.       Чувствуя грубоватые подушечки пальцев, умело ласкающие лоно, Марино не сдерживается. Сладкий протяжный стон срывается со слегка покрасневших от поцелуев губ, дыхание сбивается. Руки Виттории цепляются за плечи Леоне, колени постепенно слабеют, но она всё ещё старается твёрдо стоять на ногах. — Но… Боже, Леоне… Нечестно с моей стороны оставлять тебя без внимания, — хрипло и сбивчиво произнесла Тория, её рука, что вцепилась в мужское плечо, скользит до крепкой груди, аккуратно проходит по приятной ткани рубашки вниз до пижамных штанов. Дыхание перехватывает на долю секунд, едва кончики пальцев ощутили твёрдость налившегося кровью члена, румянец на щеках становится только гуще.       С каждым движением пальцев стоны становились только бесстыднее, однако Виттория всё ещё старалась держать себя в руках, дабы не улавливать ехидные взгляды камрадов её Сквадры. Ей не будет стыдно за это, она и Аббаккио всего лишь удовлетворяют свои потребности в ласках и своеобразной любви. Девушка боялась, что в какой-то момент не выдержит, и какой-нибудь Миста может получить оплеуху за попытки пошутить или подтрунить — в некоторых других ситуациях, помимо выполнения заданий, терпением Витторию природа, увы, обделила.       Кончики пальцев Марино осторожно водят вдоль длины, слегка надавливая и ощущая пульсацию — Леоне тоже в нетерпении, это было понятно ещё из того поцелуя, что только сильнее распалил и без того взбудораженное женское тело. Однако просить о большем Вита не спешит, хотя сознание уже мутнеет и желание ощущать Аббаккио всем телом только усиливается. Низ живота снова ноет, однако до пика ещё далеко — это больше всего в себе не любит Тория, пускай и ссылается замутнённым разумом на то, что в этом всём есть и доля вины самого мужчины — он хочет поиграть с ней. В этот раз девушка сдерживается, кусая губы, дабы с её губ не сорвалась вся та розово-сопливая муть, которую она так бесстыдно стонала ему прошлой ночью.       Эти сладкие стоны стали усладой для ушей Леоне — Аббаккио сделает все, чтобы они слетали с зацелованных, мягких губ Марино. Её бесстыдные стоны, подобно сильному наркотику, подобно героину, скоро станут для бывшего полицейского необходимостью для собственного удовлетворения. Ах, что же Виттория делает с ним, с утопающим в пучине горя и собственных переживаний из прошлого Леоне… Она буквально пробуждает в нём все те чувства, что спали в его душе крепким сном не один год. Она буквально напомнила ему, как он в глубине души истосковался по этим чувствам.       Когда нежные руки касаются порядком вставшего, выпирающего из штанов члена, та самая «правильная» часть Леоне чуть не заставила его взбунтоваться и отказаться от ласк в свою сторону, но желание большего взяло свое. Аббаккио кусает губы, чтобы не дать себе позволить и звука лишнего издать — гордость не позволяет уподобиться Виттории в её открытости. Но как только её рука сжимает горячую плоть, водит по ней вверх-вниз, Леоне чуть толкается вперёд, откровенно желая большего, но он не в праве настаивать — он будет верно ждать, когда его столь страстная синьора Марино сделает первый шаг, даст знать, что готова к продолжению этого пикантного банкета.       Тем временем его пальцы проникают внутрь девушки. Та «разработана» ещё со вчерашнего дня, что в ближайшем будущем только бы облегчило задачу. В любом случае, Леоне разводит пальцы, подобно ножницам, и раздвигает мягкие стенки, осторожно, чтобы не навредить. Но, заметив только, что ноги Виттории начали подкашиваться (Леоне очень хотелось бы верить, что от удовольствия, а не от усталости или чего другого), Аббаккио приостанавливает свои ласки, нехотя отстраняется и сам. Взяв девушку за руку, он тянет её на кровать, куда после садится и сам, широко раздвигая ноги по привычке.       Теряя себя в откровенном блаженстве, сладко, но всё так же сдержанно, протягивая имя своего камрада, Марино не сразу заметила, как передислоцировалась на кровать. Дыхание сбивчивое и горячее, руки, как и колени, немного дрожат. Когда же в голову ударила шальная мысль, что сейчас самое время вернуть «долг», Виттория сползает с кровати и садится на колени между ног Леоне, одаряя его слегка хитрой улыбкой. — Кажется, моя очередь, — промурлыкала девушка, заглядывая в голубые глаза. Рука скользит по внутренней стороне бедра Аббаккио, успешно добирается до заметной выпуклости и вновь обхватывает возбуждённую плоть. Тория не спешит со следующим этапом, водит рукой вдоль длины, чуть сильнее сжимая, наблюдая за реакцией. Самообладание сгорает с бешеной скоростью, но Марино одёргивает себя, не желая спешить, хотя бушующий внутри пожар из желания и страсти так и подгонял.       Серые глаза, что сияют неподдельным обожанием, которое девушка в этот раз предпочтёт оставить где-то глубоко внутри себя, поглядывают за Леоне, на лице Виты появляется едва уловимая удовлетворённая улыбка. И всё же самообладание потухло окончательно, темноволосая помогла мужчине избавиться от пижамных штанов, что теперь преспокойно лежали на углу кровати, и от трусов. Дыхание вновь на мгновение перехватило, однако Марино взяла себя в руки. Нежная ладонь обхватила горячую плоть и провела вниз, ощущая пульсацию, отчего Тория прикусывает губу. — С твоего позволения, — вкрадчиво проговорила девушка и приблизилась. Она одарила головку осторожным поцелуем, чуть опустилась вниз и прошлась кончиком языка, возвращаясь обратно. Чуть приоткрыв рот, Марино медленно опустила голову, вбирая в себя нескромные размеры Леоне. Спешить уже не хотелось — только вслушиваться в звуки, что мог издавать её любовник. Жар распространялся по всему телу, но пока Виттория не будет уверена полностью, что мужчина получает максимальное удовольствие от минета, её душа не успокоится. Чем дольше Марино качала головой вниз-вверх, почти полностью вытаскивая изо рта член, уделяя внимание головке, тем глубже девушка брала, дыша через нос размеренно и глубоко — не хватало ещё подавиться.       Леоне не ожидал таких ласк от слова «совсем». Настолько не ожидал, что был готов отстранить от себя девушку, сидящую пред ним на коленях, но стоило ей вновь взять в нежную — удивительно нежную для мафиози — руку, чуть сжать его и провести по длине, как с губ Леоне слетает тихий стон, несколько хриплый и низкий. Леоне приятно. Очень. Он, не без помощи подрагивающих, но таких умелых рук синьоры Марино, снимает штаны да кладёт широкую ладонь на тёмные, густые волосы Виттории в неком поощряющем жесте, зарывается пальцами в шелковистых и влажных прядях.       Стоило Виттории коснуться мягкими губами чувствительной головки органа, провести по нему горячим языком, вобрать его весь в рот, как Леоне невольно сжал короткие волосы в напряжении, приятном напряжении от столь неожиданных ласк. Аббаккио закрывает голубые глаза. Так все ощущается несколько иначе: Леоне буквально чувствует, как жар рта Марино расходится по всему телу в возбуждении. Мужчина дышит тяжело, и вздохи его меняются то на тихие, едва уловимые стоны (стонать в полный голос не позволяет гордость), порой, приправленные парой плохих словечек в откровенном наслаждении, то на утробный, такой же тихий рык. Воздуха в лёгких не хватает. Рукой он старается направлять голову Виттории, но не наглеет, поэтому его движения плавные, осторожные. И даже привычной резкости здесь нет.       В один момент ему приходится отстранить от себя девушку, дабы на её чистом лице не оказалось ни капли грязи. Леоне кончает, чуть ли не срываясь на порядком громкий стон — вовремя прикушенная губа не дала ему этого сделать. Тем не менее член ещё стоит, пусть и не так, налитый кровью, как ранее, но пара движений руки это исправит. Аббаккио обращает на девушку взгляд, несколько мутный, но мягкий. Губы его кривятся в усмешке. — Виттория, ты даже и в этом хороша… — он многозначительно вскидывает бровь. Приопуская корпус и опираясь локтями в колени, Леоне большим пальцем руки проводит по пухлым губам Марино. — Но сегодня я бы хотел видеть тебя сверху.       Виттория тяжело дышит довольная собой. Горячее дыхание опаляет грубоватую кожу на пальце мужчины. Его стоны были своеобразной наградой Марино за её «труд», их хотелось слышать снова и снова, отчего уголки губ приподнялись, а серые глаза сверкнули, замутнённый взор Леоне вызывает тихое ликование. — Я рада, что тебе понравилось, — тихо пропела темноволосая, посылая в мыслях куда подальше не самые приятные воспоминания, ссылаясь на то, что сейчас всё иначе: сейчас она делает это по своей воле, по своему желанию… И желание было в передаче Аббаккио всей своей своеобразной любви. — Тогда продвинься чуть дальше, чтобы мне было удобнее. Не запрещаю тебе касаться меня где захочется.       Тория хитро подмигивает, шустро скидывает с себя рубашку, кладя её почти в тот же угол кровати, где были вещи мужчины, оставляя себя только в белье, но и от него Марино тоже спешит избавиться. Вставая прямо перед Леоне, немного качая бёдрами, будто танцуя, Виттория снимает с себя нижнюю деталь кружевного комплекта — дразнится.       А Леоне глаз с неё не сводит: то ли как влюбленный, то ли как зачарованный её плавными, будто в неком танце, действиями.       Чуть пригнувшись, Марино кончиком пальца проводит вдоль линии челюсти Аббаккио, останавливается на подбородке и, прикусив губу, сощурив хитро глаза, кладёт обе руки на мужские плечи, осторожно толкая оного на кровать.       От бюстгальтера Тория тоже беззастенчиво избавляется, едва только оседлала бёдра Леоне. Нависнув сверху над ним, темноволосая глубоко посмотрела в голубые глаза, одарила бывшего полицейского лёгкой улыбкой и припала губами к его шее, прокладывая влажную дорожку из поцелуев. — От тебя просто невозможно оторваться, — тихо и немного хрипло проговаривает Виттория, опаляя кожу в основании шеи горячим дыханием.       Прикусывая губу Аббаккио, по просьбе девушки, отодвигается, подкладывает под спину подушку, на которую после и падает, прижатый к матрасу. И не то, чтобы Леоне был против. Наоборот, ему только сильнее хочется ощущать касания Виттории, ему хочется, чтобы её руки, её нежные губы трогали его везде. Ах это жадное чувство предвкушения! Оно вызывает у Аббаккио приятную тяжесть внизу живота.       Нет, Вита ещё не наигралась, но самообладание, которое было возвращено с таким трудом, снова сгорает, и потому, одарив Аббаккио быстрым поцелуем в висок, Марино выпрямляется, проводит рукой по члену, слегка сжимает его и, приподнявшись, неспешно насаживает себя с тихим стоном. Темноволосая снова прикусывает губу, запрокидывая голову и выгибаясь в спине, руки девушки ложатся на крепкую грудь Леоне и осторожно гладят. — Так и не отрывайся. У тебя ещё целая ночь впереди, — с ухмылкой лукаво произносит он да опускает руки, чуть проводя по атласной коже, на бедра Марино, едва касаясь их внутренней стороны и ухватываясь за них поудобнее. В этот раз ощущения Леоне внутри Виттории были несколько… иными, вероятно, из-за позы, от которой он так давно отвык, но хуже их это не сделало. — Не торопись. Выдыхай, когда опускаешься.       Скромный совет, но для Аббаккио он многое значит — как минимум, показатель того, что не один он хочет получить удовольствие. Он хочет, чтобы Виттория тоже наслаждалась процессом, поэтому Леоне не спешит и не давит на девушку, давая ей волю и возможность контролировать свои движения. Где-то на подсознательном уровне он понимает, что Марино может чувствовать дискомфорт, но его лежачая позиция мало чем может помочь, поэтому прямо за спиной девушки Леоне проявляет Moody Blues в собственном же повседневном обличье. Станда выдаёт лишь полоска плеера на лбу (и чересчур нежные, несвойственные обладателю действия), в то время как все остальное у него, как у настоящего человека: тёплые руки, ласкающие грудь Виттории со спины, такие же тёплые губы, мягко целующие её шею.       Жар по телу расходится с бешеной скоростью, девушка начинает медленно двигаться, поднимая себя над мужчиной и опуская, ощущая его всего внутри себя. С губ то и дело слетают тихие стоны, едва только тёплые губы касаются шеи и руки, прикасающиеся к груди. Полностью обнажённое тело Виттории перед Аббаккио для неё означало проявление доверия к нему. Она готова доверить ему свои тайны, готова раскрыть свои секреты.       Периодически тонкие пальцы девушки зарывались в волосы ласкающего её со спины станда. Она подозревала, что способности Леоне не ограничиваются только ближним боем и обезоруживанием, но от этого было не менее приятно. Темп постепенно нарастал, стоны становились лишь бесстыднее, но Марино держала себя в руках, дабы не перебудить всю резиденцию, но такое пристальное внимание… Девушке казалось, что она в раю. Узел внизу живота вновь начал образовываться, стенки невольно сжимали горячую плоть внутри, только сильнее приближая девушку к пику. — Леоне, боже… Ты прекрасен, — сладко тянет темноволосая, выгибаясь в спине. Её руки гладят его крепкую грудь, спиной девушка прижимается к мужчине, ласкающему её. Никакого дискомфорта не было, были приятные прикосновения, тяжёлое дыхание и нескрываемое обожание в серых глазах. Марино нависла сверху над Леоне, лихорадочно покрывала его лицо и шею поцелуями, одёргивая себя, дабы не ляпнуть то, что было сказано прошлой ночью — она всё покажет на деле, её ласки скажут за неё больше, чем она сможет словами.       Волна оргазма накрыла девушку, пришлось прильнуть к губам Аббаккио, одарив того пылким поцелуем, дабы в очередной раз не ловить хитрые взгляды остальных соратников из Сквадры, не сцеплять зубы, а находиться среди всех, общаться со всеми, как ни в чём не бывало. Всё тело било крупной дрожью, но Виттория продолжала двигаться в своём немного странном ритме, непроизвольно сжимаясь вокруг члена соратника.       С бледных губ слетают тихие вздохи, плавно перетекающие в хриплые, такие же тихие стоны. Леоне старается не откидывать голову в наслаждении, не закрывать голубые глаза, а смотреть прямо на Витторию, чтобы удержать ту тонкую связь с реальностью, чтобы не потеряться в блаженстве. Руки Аббаккио водят по женскому телу, с бедер поднимаются на талию, за неё после Леоне и держится, кусает губы, помогая Марино опускаться, насаживаться на член чуть ниже. Сердце Аббаккио колотится, как бешеное, воздух спирает в груди.       Руки станда также вольничают: одной грудью ласки не оканчиваются, и кончики пальцев, полностью идентичные пальцам Леоне, пробегаются вниз по бархатистому животу, напрягающемуся при каждом движении, прямо к тазу. Moody Blues, целуя основание шеи Виттории, её вздымающиеся плечи, нежно касается крохотной головки клитора, массирует сверхчувствительную область, лишь бы доставить девушке ещё больше удовольствия, ибо Леоне было мало. Было мало её сладких стонов, молебен, вызывающих в его некогда пробитой насквозь груди настоящий пожар. Он хотел чувстовать её ещё больше, откровенно дать ей большего.       Ласки станда были невероятны, Марино откровенно теряла себя в истинном наслаждении, стараясь заглушать протяжные стоны и всхлипы. В какой-то момент девушке даже показалось, что губы самого Леоне, его руки и его хриплый голос скоро будут самым желанным для ушей и тела, слышать, ощущать его скоро войдёт в привычку, и от этой привычки Тория вряд ли захочет избавиться. — Спасибо, я знаю, — хрипло выдаёт Аббаккио, несколько резко — и, больше, невольно — опустив девушку на себя. Леоне близок, поэтому его движения становятся более грубыми, резкими, но их вполне компенсируют умелые руки станда, горячим языком проводящего аж до самой нижней челюсти девушки. Но стоило Марино кончить первой в очередной раз, как нежные стенки её влагалища с силой сжали плоть Леоне, вызвав у того прямо в губы Виттории протяжный стон, смешавшийся с капелькой нецензурщины в виде тихого «блять» в удовольствии.       И оргазм следом накрывает Леоне с головой: непроизвольно он вновь, с силой, опускает бедра девушки на свои, изливаясь обильно внутрь да кусая губы. Было жарко, и ему безумно хотелось, наконец, расстегнуть свою злосчастную рубашку, прилипающую к взмокшему телу. Он отзывает станд, зарывается рукой в тёмные волосы и смотрит прямо в серые глаза. — Но прекраснее здесь только ты, Виттория.       Тепло, разлившееся внутри, вновь, как и тогда заставило открыть рот в немом крике. Хорошо. Виттории невероятно хорошо в его руках. Дыхание тяжёлое, горячее, жар тела мужчины расслабляет, и девушка счастливо улыбается её соратнику. Серые глаза полны живого блеска, ослабевшая рука осторожно касается бледной щеки Аббаккио, зацелованные женские губы дарят лёгкий поцелуй в нос. — Ох, Леоне, — тихо и мягко смеётся Тория, не желая разрывать зрительного контакта с мужчиной под ней. На её щеках заметен румянец, но нельзя было точно сказать: от того, что её тело разгорячено или из-за сказанных слов. Марино пыталась привести дыхание в норму, что было крайне тяжело. Одарив Леоне ещё парой лёгких поцелуев, она предпочла слезть, повалившись рядом. Лицо озаряет довольная улыбка, Тория расслабленно смотрит на полюбившиеся черты, которые, как оказалось, в пределах этих четырёх стен, ещё привлекательнее.       Марино прежде не раз задумывалась над тем, каков Аббаккио тогда, когда его никто не видит. И вот он, прямо перед ней каков есть, и это вызывает неподдельное восхищение, но девушка понимает, что таковым она вряд ли будет видеть его каждый раз, и ей этого достаточно, чтобы ещё раз убедиться в том, что её ненужные чувства куда более глубоки к нему, чем она сама себя убеждала.