Ветер перемен

      Леоне смог сомкнуть глаза только под утро — виделась ему все остатки ночи та, что заставила его каменное сердце не просто биться, а по-настоящему биться, будто то живое, будто Леоне, как и любой другой человек, достоин обычного людского тепла и любви. Не то чтобы Аббаккио грезил, скорее, по глупейшей привычке своей, просто прокручивал в голове воспоминания, связанные с далеко не самой обычной синьорой Марино. Каждый её взгляд, каждое слово — Леоне всё помнит, и всё это непривычно-приятно греет ему душу где-то в области груди. Однако в голове всплывают и воспоминания о шрамах на бледной коже Виттории, от этого фантомной болью тянет у Леоне ранение. Многочисленные следы от сигарет, в светлое время суток спрятанные от чужих взглядов под одеждой, — дело крайне неприятное. Мужчина догадывался, какие ужасы Виттории пришлось претерпеть, и от этих мыслей где-то в сердце становилось больно.       Стук в дверь пробуждает от дрёмы. Леоне вмиг поднимается с кровати, бросает сонный взгляд на часы на стене и готовится послать пришедшего в столь ранний час в пешее эротическое… Но не может — тем пришедшим является Буччеллати, голосом серьёзным пригласивший в свой кабинет, как только Леоне соберётся. Протерев зудящие от конкретного недосыпа глаза, Аббаккио начинает свою ежедневную рутину, отличающуюся от любых других, разве что, более тёмными тенями на глазах — таким нехитрым образом его глаза выглядят не сколько заспанными, сколько очень и очень недовольными. — Какого чёрта ты творишь, Аббаккио? — встречает его Буччеллати, как только дверь кабинета тихо закрывается за спиной. Леоне недоумённо вскидывает бровь, к которой поспешно присоединяется и другая — Бруно его отчитывает. Причём, крайне недовольно и громко, как, по его словам, кричала и болезненно стонала ночью — ближе к утру — никто иная как синьора Марино. Сказать, что Леоне был ошеломлен — ничего не сказать, но вид его был хмурым, очень. Вероятно, каждый был бы таким недовольным, косвенно обвини его в изнасиловании жертву, страдавшую в прошлом от домогательств.       Голова начинает побаливать от навалившихся проблем, но Аббаккио на угрозу отстегнуть сами-знаете-что ловко и без промедлений парирует правдивыми объяснениями со своей стороны и даже затрагивает тему событий своих настоящих любовных похождений этой ночью, на что Буччеллати хмуро, буквально без слов говорит ему покинуть кабинет. Леоне беспрекословно выполняет, потирая виски. Отвратительное утро после столь чудесной ночи, не иначе.       Утром Виттория выглядела так, будто её убили, даже не помогло холодное умывание. Она была бледнее обычного, с довольно заметными кругами под глазами, тело всё ещё подрагивало из-за того кошмара; теперь Марино было банально страшно засыпать, она ловила себя на мысли, что лучше бы осталась с Леоне на остаток ночи.       Тория сидела в кухне в своём привычном образе, подпирая голову руками и пялясь в холодную поверхность крышки стола для поваров. Девушка даже не сразу заметила немного странный взгляд Мисты, он-то и всколыхнул неприятную и болезненную тему, задавая прямой вопрос: «Не сделал ли тебе больно Аббаккио?». Марино дёрнулась, переводя взгляд холодных глаз за соратника, что был довольно озадачен странным поведением Виты. На какой-то момент даже могло показаться, что Гвидо готов был стать рыцарем в сияющих доспехах для неё, но та любезно отказалась. — Он бы никогда не сделал мне больно! — взвилась темноволосая, в чьих глазах горел едва уловимый огонёк возмущения. Её уже не волновало кто что может подумать. Мало кто знал о прошлом Виты, да и она особо не распространялась на эту тему, но сейчас… Сейчас просто стоило хоть кому-то рассказать об истинной причине крика и стонов боли. Собрать мысли было нелегко, как и нелегко было вновь погружать себя в омут неприятных воспоминаний. — Просто… Просто снова кошмары. Полагаю, пришло время поведать историю о девушке, чья нормальная жизнь была оборвана руками её же матери.       Голос девушки подрагивал, но ведение рассказа от третьего лица ей было куда проще, чем если бы она рассказывала свою историю так, как помнила она. Стрелок был озадачен ещё больше, когда понял, что уж очень странно ведётся повествование, но перебивать Витторию не стал, слушая внимательно и хмуря брови. Глубокий вдох — погружение в воспоминания начинается прямо сейчас. Необычайно бледное лицо девушки принимало крайне мрачное выражение, холодные глаза постепенно темнели. Сейчас Марино сделает всё, чтобы вернуть честное имя Леоне, чтобы никто не вздумал коситься на его. — Отец был страшным наркоманом, который задолжал кому-то огромную сумму, и его убили за жадность, мать недолго горевала, и вскоре вышла замуж второй раз за прилежного и честного офисного сотрудника. Казалось бы, в семье снова счастье. Муж в супруге души не чает, но… И падчерицу свою он тоже любил, — Марино горько усмехается, именно в этот момент её руки сжались в кулаки настолько, что было видно, как белеют костяшки, — отчим оказался тем ещё больным подонком. Сначала в ход шли сигареты, все ожоги были оставлены настолько грамотно, что под одеждой их было не видно. А потом почти каждый вечер во время вечерних дежурств супруги в морге, он вытворял крайне грязные вещи, заставляя падчерицу называть его «папочкой», топил её в ледяной воде, чтобы утром не было видно синяков.       Миста слушал внимательно, затаив дыхание. Его глаза невольно прошлись по открытым участкам тела его соратницы, на которых, так или иначе, были видны ожоги и некоторые шрамы. Чёрные брови сведены к переносице, слышать этот рассказ было больно, больно осознавать, что такие люди, как второй супруг сеньориты Марино, вообще существуют на этой грешной земле. Гвидо выглядел так, будто его голой задницей в снег посадили, но на все его невербальные попытки пожалеть свою подругу он получал такой же невербальный отказ. Марино не нужна ничья жалость. — Я не хотела убивать его, я всего лишь желала защищаться, но не могла остановиться. Я била его тяжёлой настольной лампой по лицу снова и снова, пока не поняла, что он больше не шевелится. Я бросила взгляд на мать, когда услышала, как что-то падает на пол. Тогда-то я и осознала: всё кончено, — Вита закрыла лицо руками, повторяя, словно мантру, одно и то же: «В тех криках не было вины Аббаккио. Он ни в чём не виноват». Девушке было паршиво от понимания того, что сейчас на него явно будут коситься, что неприятных слухов не избежать, и теперь Тория снова чувствует свою вину перед ним за то, что ей не помогают снотворные, что она снова видит кошмары. Она снова чувствует себя виноватой за всё.       Леоне глупо простоял в коридоре около пары минут, только и делая, что собирая все свои хаотичные мысли и желание со всех сил пнуть что-нибудь или кого-нибудь. Но Леоне предпочёл сохранять самообладание: он сделал глубокий вдох и не менее глубокий выдох, вновь потёр виски, чтобы угомонить нарастающую головную боль. В каком месте Аббаккио успел так проебаться (буквально)? Но больше всего его волновало другое: что, чёрт возьми, могло произойти с Марино за этот небольшой промежуток времени, что аж сам Буччеллати был готов принять не самые сладкие меры? На неё напали? Вряд ли, резиденция, спрятанная от чужих глаз, находится под серьёзной защитой — случись нападение среди ночи, вся банда, включая дона, стояла бы на ушах. Но что тогда? Неужели кто-то из соратников не постеснялся грязно воспользоваться одиночеством девушки и спихнуть вину на Леоне, как прошлого виновника в недосыпе команды? Тоже вряд ли. Парни, вроде, и ведут себя, как полные придурки, но задатки ума — да ого-го какие — у них определённо есть… Хотя не стоит исключать и подобный расклад событий.       Ему нужно было поговорить с Витторией. И как можно скорее, чтобы разъяснить ситуацию, чтобы потушить в груди этот чёртов пожар, состоящий больше из вины, чем из злости. Ему следовало настоять на том, чтобы Марино осталась у него ночью. Кто знает, быть может, не случилось бы этого переполоха? Хотел же Леоне, хотел так сделать!.. Но не смог пересилить себя и свою жалкую гордость. Вот и расхлёбывает теперь, ловя на себе неоднозначные взгляды.       Нужен кофе. И пара сигарет. Поэтому Аббаккио отправился на кухню, но запнулся на секунду — в столь ранний час там уже были люди (а так как Леоне никогда настолько рано не встаёт, увидеть кого-либо сейчас для него было большим удивлением). Да не абы кто, а сама синьора Марино, не очень мирно беседующая с Мистой и подводящая свой монолог к концу. Леоне не вслушивается — это тормозит его, он, подобно тени, даже не бросая на соратников и взгляда холодных глаз, принимается за готовку кофе, быстро, резко, будто не желая здесь находиться и банально злясь. Присутствие Мисты и его сомнительные взгляды с немым вопросом бесят. Леоне бесится и на себя — не может поднять такую тему в присутствии кого-то лишнего. — Буду снаружи, — сухо выдал Аббаккио, бросив взгляд холодных, как кусочки льда, глаз прямо на темноволосую макушку и поспешно покинув помещение. Леоне не сомневался, Виттория поймет, что сказанные столь резко слова обращены именно к ней. Леоне надеялся, что она придёт… Либо же разбор полётов придётся взять в свои руки.       Делая очередной глубокий вдох, девушка старается отвлекаться от воспоминаний, что заставляют мир вокруг с треском рушиться. Она даже не сразу заметила, как Гвидо слинял, поняв, что дело пахнет палёным. Снова в гордом одиночестве, снова один на один со своими мыслями. Голос Аббаккио раздаётся эхом в голове, возвращая Витторию в реальность. На шатких ногах, потупив взор пустых холодных глаз, она идёт к нему, зная прекрасно, что очередных разговоров не избежать. Ну почему она не осталась с ним?.. Уже поздно пытаться скрывать то, что и без того у всех на слуху, впору просто прекратить таить в себе очевидное, но продолжать вести себя, будто ничего не случилось. Девушка чувствует себя поистине паршиво, понимая, что нагрузила Мисту своими воспоминаниями, что переполошила всю резиденцию. — Звал? — прозвучало больше, как констатация факта, чем вопрос, едва Виттория встала напротив мужчины. Она осторожно подняла на него свой взор, демонстрируя не самое лучшее своё состояние. Даже не помогла кривая ухмылка — только ухудшила положение дел. Марино прикусила губу, готовясь морально к не самому приятному разговору за всё утро, судя по не самому радушному выражению лица Леоне. Она постепенно училась и до сих пор учится читать его, улавливая едва заметные изменения в его извечно хмуром выражении лица. Этот раз не стал исключением, к тому же его довольно тёмные тени ясно давали понять, что соратник более, чем не в духе.       Тело всё ещё подрагивало, хоть и не так уже заметно. Так с ней было почти всегда, но она забыла о кошмарах на какое-то время, когда во снах являлись пепельные пряди волос. Что же в эти остатки ночи пошло не так, что в этот раз хмурый и мрачный образ грубого и стервозного Леоне Аббаккио не спас её сон? Вина горела огнём в районе сердца, но слова извинения застряли комом в горле. За что ей извиняться, за свои кошмары, которые она не может контролировать? Если уж и извиняться перед кем-то, то перед всей остальной бандой, они все с утра на ушах из-за ночного крика их камрада. «Стоит поговорить с Буччеллати», — поймала себя на мысли темноволосая, вновь пряча глаза и судорожно поправляя край короткой куртки, замок которой вечно застревал только под грудью, упорно не желая застёгиваться дальше.       Голова немного болела, но Вита ссылалась на то, что в это утро она ничего так и не съела — кусок в горло не лез, не говоря уже о чае, который так любит девушка. Необычайная бледность Тории всё ещё была при ней, и потому сейчас она больше походила на призрака, нежели на нормального человека. Больше всего во всей этой ситуации девушке было жаль Наранчу, ведь его комнаты была следующей после неё, ему довелось слышать намного больше, чем просто болезненные стоны и крик, но именно этот мальчишка сейчас мог стать спасением для обоих любовников-неудачников. Ему и раньше доводилось слышать бормотания соратницы во сне, когда тот вставал, чтобы попить воды, потому от Гирги сейчас зависело многое.       Светило солнце, весело отражаясь в лужах на влажном асфальте. После проливного дождя было свежо — дул ветер. Тепло, влажно и свежо. Но вперемешку с горечью кофе и смолью сигареты на душе, испытывающей море не самых положительных эмоций, становилось гадко, тошно. Тем не менее, снаружи, в неком единении с утренней тишиной улицы, было в сотню раз спокойнее, чем в стенах резиденции. Даже головная боль ощущалась не так ярко, и Леоне позволил себе прикрыть глаза на мгновение, отвлечься.       Столь жданный, но внезапный женский голос выводит Аббаккио из задумчивости. Он, вскинув тёмную бровь, окинул взглядом подошедшую Витторию, удивляясь где-то в глубине души её приходу — Леоне пусть и надеялся, но не особо на это рассчитывал. Вид у Марино, однако, был скверным. В её крайне тоскливом лице не было ни единого намёка на то, что ночью для неё было что-то хорошее… Если нездоровый вид Леоне скрывал плотный слой макияжа, то состояние Виттории можно было прочитать, как открытую книгу. Где-то глубоко внутри его сердце ёкнуло, глухо стукнувшись об грудную клетку. Леоне, отворачивая голову от девушки, выпустил клуб едкого дыма изо рта. — Что произошло ночью, после того как ты ушла к себе в комнату? — голос спокоен, в нём нет резкости, привычной грубости. Леоне сейчас — тот самый хороший коп, который желает мирно разобраться в ситуации, без криков и даже без сучьих надменных взглядов. Ему важно знать события не только для собственной сохранности, для сохранности своей и без того шаткой репутации и своего полового органа, ему важно знать, что произошло ночью, и ради состояния Виттории. Леоне откровенно тяжело видеть её в таком состоянии… особенно, после недавних столь сладких событий, тешащих его унылую память. В голубых, терпеливо выжидающих ответа глазах, мелькает едва уловимый, но тёплый, волнующийся огонёк. — Тебя кто-то потревожил?       Марино, словно открытая книга. Она не желает поднимать глаза на Аббаккио, боясь селить в его душу ещё большее беспокойство, и пускай он и не покажет его так ярко, как это делает тот же Миста. Так даже лучше, так Вита не чувствует себя жалкой, слабой. Бесспорно, забота окружающих о ней греет ей душу, но это не совсем то, что ей нужно так часто. Устало потирая переносицу, девушка собирается с мыслями. — Я просто ушла спать, — качнула головой Виттория. Второй человек за утро, спрашивающий её о случившемся, но она готова повторять снова и снова то, что действительно происходит с ней. — Снова чёртовы кошмары, не бери в голову. Когда-нибудь это закончится, я объясню Буччеллати всё.       Ответственность за то, что произошло, целиком и полностью лежала на плечах девушки, она это прекрасно понимала, и ей же теперь разгребать всё то, что произошло. Леоне не был виновен — это знали трое, осталось лишь убедить самого капореджиме в том, что это действительно так. Лучше бы она осталась, лучше бы наплевала на возможные смешки, на косые взгляды. Так хотя бы был шанс нормальной ночи в руках того, кто раздул в груди настоящий пожар несвойственных мафиози чувств и эмоций. Но она боялась, не сколь за свою репутацию, сколь за самого Аббаккио. Ей было важно знать, что никому не придёт в голову думать о нём плохо, на себя Тория уже давно наплевала.       Свежесть привносила немного спокойствия, даже расслабляла, но прогнать из головы образы, что вновь явились ей, было крайне тяжело. Они с силой давили на грудь, вытесняя из лёгких весь воздух, делать вдохи было болезненно и трудно, но это было необходимо, дабы не усугублять своё и без того шаткое положение. И всё же серые глаза повстречали мужскую фигуру, курящую и попивающую кофе. Стало даже легче, настолько, что Марино готова была броситься в крепкие объятия соратника и разрыдаться, как ребёнок, упавший с велосипеда. Видеть Леоне, чувствовать его рядом было лучшим лекарством для уничтоженной души, для измученного разума, но темноволосая держала себя в руках.       Бычок докуренной сигареты преспокойно тушится о стену здания, а после оказывается в кармане брюк. Леоне хотелось успокоить своё волнение, переспросить, а точно ли её до такого кошмары довели? Уж очень плохо Марино выглядит для такого. Но в голосе её, кроме ужасной усталости, Леоне не уловил никаких едких ноток лжи. В некотором мрачном спокойствии он шумно выдохнул, качнул головой да допил остывший, черный, как его одеяния, и безумно горький кофе, оставив на дне лишь толстый слой гущи. — Не хочу на тебя давить, но в объяснении ты уж постарайся. Не знаю, что насчёт тебя, но мне будет порядком одиноко без твоей компании на миссиях, — с чёрных губ слетел тихий смешок — Леоне никогда бы не подумал, что может выдавать подобную сопливую ваниль. Но, так или иначе, его слова были чистой правдой, пусть и не скажешь сначала, зная его мерзко-саркастичную натуру. Бруно грозился ограничить контакты этого сомнительного дуэта по максимуму, вплоть до отправления кого-то одного из них на ночные задания, любимые и ненавистные Леоне одновременно. И, Аббаккио всегда знал: Бруно человек слова, поэтому никогда не стоит пренебрегать его угрозами. — Если тебе будет плохо так же, как и этой ночью, мой кабинет всегда открыт. И я говорю это не только из-за сегодняшнего переполоха.       Теперь, в какой-то степени, душа Леоне была спокойна, но огоньки вины вперемешку с волнением никуда не пропали — ситуация стала той, в которой голос Аббаккио ничего не решит. Это угнетает, поэтому Леоне ничего не остаётся сделать, кроме как начать ждать улучшения и приступить к рутинной работе. Но перед уходом ему хотелось обнять девушку перед собой, дать понять, что ему не безразлично её состояние. Рука только-только потянулась, чтобы опуститься на женское плечо, чтобы подбадривающе похлопать по нему, а после притянуть к себе, но Леоне быстро одёрнул себя от этой затеи. Рука не менее быстро опустилась обратно, вниз, а сам Аббаккио поспешил развернуться на каблуках и отправиться восвояси. Днём нельзя показывать свои чувства. Днём нельзя показывать свою слабину.       На слова поддержки Марино лишь кивнула, не говоря ни слова — тут и так всё понятно. Подкрепиться девушка ещё успеет, сейчас для неё важнее расставить по полочкам всё, что произошло. Одиноко… Слова, сказанные мужчиной, раздаются эхом и заставляют сердце с силой удариться о рёбра. Всё зашло настолько далеко, что теперь эти двое вполне могут стать очень странной пародией на Ромео и Джульетту в реалиях мафии. Марино была немного озадачена, но от этого не менее приятно удивлена — Леоне умеет удивлять.       Вита вернулась обратно, прошла до кабинета Буччеллати. Она знала: несмотря на то, что он не звал её в свой кабинет для объяснений, капо её будет ждать, а испытывать его терпение не хотелось совсем. И потому на тихий стук в дверь последовало чёткое: «Войди». Сделав глубокий вдох, Виттория зашла в кабинет, закрывая дверь. Вид Бруно красноречиво говорил о том, насколько раздражён он был всей этой ситуацией. И снова девушка стоит перед своим начальником, как провинившаяся школьница. Капореджиме терпеливо ждёт разъяснений и ответов на свои немые вопросы. Прочистив горло, Тория подняла взор на мужчину. Она звучала достаточно убедительно, объясняя Буччеллати всю ситуацию, что произошла под утро. Второй человек за это утро слышит рассказ о прошлом девушки, хмурит брови, но не смеет перебивать. Поверить в то, что ночные кошмары могут запросто довести до такого состояния человека, которому убить кого-то — обычное дело, было непросто, но Бруно краем уха слышал поверхностно о случившемся, а более детальный рассказ и вовсе расставил все точки над «i». — Аббаккио ни в чём не виноват, я постараюсь в будущем сделать всё, чтобы подобного больше не повторилось, — спокойно проговорила Виттория, надеясь на благоразумие капореджиме. Тот устало потёр переносицу, откидываясь на спинку стула. Всё оказалось настолько прозаично, что теперь Бруно было даже неловко перед Леоне за то, что он так набросился на своего товарища, но говорить ничего не стал. Брюнет лишь бросил, что ждёт от них обоих отчёты по прошлой миссии и для Аббаккио и Марино есть работа в Риме.       Подробности, как сказал Буччеллати, будут тогда, когда на его столе будут заполненные бумаги, а до того момента девушка может быть свободна. Самое время, наконец, унять головную боль, чем Вита и занялась, готовя завтрак на всех, как и всегда, однако из головы не лезли размышления на тему предстоящего задания. Любопытно. Марино едва ли не сгорала от любопытства, желая узнать, что же такого может быть в этом задании, что для этого необходимо ехать аж в Рим.