Ветер перемен

      Была передана информация от местного подразделения мафии о подозрительных перемещениях к Югу от отеля, где остановилась группа Леоне. На подобное заявление что Марино, что сам Леоне заметно напряглись. Только оба думали, что хоть этот вечер они проведут вдвоём, как не самые приятные и радужные вести портят атмосферу.       На предложение проверить дуэт кивает согласно и синхронно. Фуго на это лишь криво усмехается, бросает короткий взгляд на сидящую на кровати Витторию и уходит в номер. — Отдых позже. У нас есть работа, — со стальными нотками в голосе проговорила темноволосая «бестия», шустро переодеваясь. Брюки, топ, укороченный камзол, высокие сапоги и, чёрт бы их побрал, перчатки. Последние скрывали большую часть ладоней и были уже чем-то привычным. Их Тория снимала только в крайнем случае и когда ложилась спать. В остальное время они прятали мнимую не смывшуюся с рук кровь матери. У Аббаккио сердце кровью обливалось каждый раз, когда он видел эту треклятую чёрную ткань на нежных руках, но ничего не мог с этим поделать.       Группа покинула отель, окольными путями направляясь к указанному подозрительному месту. Револьвер приятно грел бок, как и всегда. Эта миссия тоже не обошлась без дополнительного оружия, от которого в этот раз синьора Марино отказалась, ссылаясь на то, что сможет справиться сама, а, если нет, то её напарник её прикроет. На это Леоне лишь закатил глаза и цокнул языком — уж слишком она полагается на того, кто собственными руками и по собственной глупости загубил чужую жизнь. Но Виттория верит в него и доверяет ему, потому у него нет права и в этот раз всё испортить (и с каких это пор он стал так думать? Вот же ведьма).       Указанные координаты привели мини-группу к переулку, где не было толком ничего, кроме мусорных баков, пустых коробок разных размеров и из разных материалов, и очередной лестницы в подвал. И ни души на горизонте. В голове, как и тогда, гудела шальная мысль: ворваться в подвал, перестрелять всех к чертям, но это было очень опрометчиво. Не было известно сколько людей внутри, есть ли среди них обладатели станда, имеются ли заложники и взрывчатые вещества. Не было известно ровным счётом ничего. Потому, даже имея в арсенале достаточное количество боеприпасов для обоих револьверов, способности станда Фуго, что упрощали бы задачу (и, вместе с тем, делали её сложнее), заходить внутри было опасно.       И именно в этот момент вступила в «игру» совсем новенькая Шейла. Наблюдать за ней и её Woodoo Child было занимательно. Больше вопросов вызывало то, каким образом станд вообще может определить кого-то конкретного — Тория была свято уверена, что Е нужно знать в лицо того, кто подвергся бы слежке — однако всё оказалось куда прозаичнее, хоть и значительно облегчало задачу. Станд Виттории была призвана на случай непредвиденных обстоятельств, которые, увы и ах, стали извечными спутниками в нелёгкой и, порой, опасной жизни самой Марино. Deadly Love вышла из-за угла с тихим смешком, и были в голосе странные стальные нотки, будто скрежет железа. Станд внимательно осмотрела присутствующих синими глазами, приветливо улыбнулась всем, чем вызвала у обладательницы немного недовольный взгляд. Марино совсем не желала показывать кому-либо своих эмоций, они ни к чему в её жизни, которая может оборваться в любой момент, если не будешь достаточно внимательным. Хотя и отрицать, что девушка была не особо-то против, чтобы только один видел обратную сторону её невыносимого характера, за который её и придушить мало будет. И мысли об этом одном-единственном никогда не покидали несчастный разум. С другой стороны, это было всяко лучше, чем видеть постоянные кошмары, погружаться в них с головой, чем глотать таблетки, от которых побочные эффекты были куда хуже, чем хроническая бессонница.       Woodoo Child проецировала на стене рот человека, который был ближе всех к стене. Мужчина говорил с кем-то, это было понятно из того, как он говорил. Слова, которые он произносил, не были похожи ни на внутренний диалог с самим собой, ни на монолог в принципе. И было уловимо сознанием темноволосой «Кармина не выходит на связь», «Что будем делать?», «Девчонка должна быть продана завтра вечером». Это настораживало. Человек определённо знал про покойную мать Марино, про человека, который с полным осознанием происходящего позволила второму супругу надругаться над единственным ребёнком, человека, которого она своими руками почти убила, не имея во взгляде на дне холодных глаз хоть каплю вины за содеянное. Тория чуть мотнула головой, отбрасывая эти мысли, оставляя их в Риме. — Я что-то заметила, — произнесла Deadly Love, уставившись в сторону ближайшего угла, где до этого была странная тень. Леоне бросил короткое «пойду проверю», передал револьвер своей угрюмой напарнице, синьоре Марино, и скрылся за углом. И девушку не покидало странное чувство, будто случится что-то страшное, но предупредить мафиози она не успела, как и не успела сделать это и сам станд.       Мужчина внимательно следил за окружением, вглядываясь в каждую тень, которая могла бы показаться странной, неестественной. И одна такая привлекла внимание. Осторожно приближаясь, Леоне призвал станд, готовясь атаковать неприятеля, однако тень перемещалась дальше, то появляясь в тенях, то исчезая, пока не скрылась за очередным углом, откуда вышел знакомый до боли силуэт. И бывший полицейский застыл, едва веря своим глазам: пред ним стоял некогда его напарник ещё со времён работы в полиции. Взгляд у него был печальный, даже немного осуждающий, будто он винил в чём-то своего бывшего товарища. — Здравствуй, Аббаккио. Не ожидал? — и голос был тот же. Мафиози не верил, не мог поверить. Его товарищ, тот, кто погиб давно тем злосчастным вечером, подставившись под пулю, тот, кого сам Леоне видел в своём предсмертном видении на том злополучном пляже, где он едва не попрощался со своей ничтожной жизнью в попытках выяснить личность бывшего босса мафии. — Ты забыл обо мне, Аббаккио. Я лежу в сырой земле, в то время пока ты продолжаешь жить, будто ничего не случилось. Знаешь, это ведь ты должен был получить ту чёртову пулю, а не я.       Слова били по больному. Леоне и сам прекрасно знал, что в прошлом он сильно облажался, сам был в этом свято уверен без слов окружающих. Он и правда почти не посещал могилу своего покойного товарища. На то были веские причины: кошмарный запой в попытках забыть самого себя, забыть, что произошло в том самом злополучном магазине тем вечером, и заявление семьи погибшего, что Леоне не имеет никакого морального права тревожить их уже мёртвого члена семьи. Чувство вины, горечь за содеянное охватили и без того чернильное сердце. Мафиози стоял, как вкопанный, сжимая руки в кулаки, сцепив зубы; его отчитывали, как провинившегося мальчишку, который дёрнул кошку за хвост, а та разбила вазу, в страхе потянув когтями за скатерть. А тем временем «призрак» боевого товарища приближался, гуляя по теням. Мужчина не сразу понял, что произошло, но, когда, как ему показалось, окружение стало заметно темнее, он осознал, что попался, как неопытный юнец. — Добро пожаловать в мир теней, mio amico, — и голос звучал подозрительно близко, будто бы за левым плечом. Злорадно, торжественно, будто бы победа однозначно за противником. И лишь обернувшись, Леоне смог в полной мере оценить ситуацию. Пред ним стояло существо, и было оно уже не таким уж и бесформенным, как минутами ранее.       И имело это существо вполне себе человеческие очертания, если не обращать внимание на две пары глаз, разорванный до скул рот и две пары острых клыков. «Вражеский станд!» — до бывшего полицейского быстро дошло с кем конкретно он имеет дело, вот только была одна проблема: он не мог понять, не имел представления, что делать теперь. А станд по-хищнически злобно скалился, сияя двумя парами глаз, от которых шли линии: вверх-вниз и слева направо, образуя вокруг глаз ромб. Металлические наплечники защищали плечи, от правого плеча до левого бока был перекинут ремень, сверкая пряжкой на свету уличного фонаря. За широкой спиной виднелись отростки, напоминающие пальцы с когтями; по пять с каждой стороны. Макушка и затылок были увенчаны шипами, деля, условно, голову на две части. — Кто бы мог подумать, что ты попадёшься первым, — усмехнулся станд, осматривая своего пленника. — Я-то надеялся на ту темноволосую барышню. Ты так за неё печёшься. Было бы забавно понаблюдать за твоими страданиями, когда я бы медленно убивал её. Не беда, я доберусь до неё. Я доберусь до всех вас.       Леоне ещё раз осмотрелся. Улица и правда была мрачнее, чем раньше — ему не показалось. «Мир теней? Интересно, что случится, если тени исчезнут в полдень? И доживает ли попавший в них до следующего дня? Дерьмо», — не самые радужные мысли, но раз враг перемещается только в тенях, стало быть за их пределами существовать не может. Мафиози прикинул, что, раз его затянули в тени, не существует никакого другого способа вернуться обратно, кроме как убить владельца станда, которого, к слову, не было нигде видно. «Что-то его долго нет», — мелькнула мысль в голове Виттории, и она судорожно оглянулась, чтобы убедиться в отсутствии напарника поблизости. И под ребро кольнула неприятная мысль, гадкое чувство, будто из-за невнимательности девушки с соратником случилась беда. И не помогало даже типичное «выкарабкается сам — не маленький»; от этого становилось только паршивее. Всё внутри так и зазывало идти искать его. — Марино, что не так? — раздался голос Фуго, который заметил метания соратницы. Тория не знала, как преподнести то, что она почувствовала и что было у неё в голове. Хоть многие и были в курсе, сам же Паннакотта не имел ни малейшего понятия о химии, которая творилась между Леоном и Торией. К тому же, самой мафиози не шибко-то хотелось выказывать чрезмерную заботу и волнение о мужчине — обойдётся. — Пойду поищу Аббаккио, — коротко ответила Марино и покинула переулок. Чем дальше она была от треклятого подвала, тем явственнее было чувство беспокойства. Оно роилось где-то внутри, ехидно посмеиваясь над девушкой, ясно давая понять, что отмахнуться от него не получится.       Осматривая внимательно и напряжённо улицу, на глаза попала уж очень неестественная тень, что разительно отличалась от тени человека своей бесформенностью и положением в пространстве. Едва Тория сделала шаг, как тень резко растворилась, что заставило чуть попятиться назад. «Что за чертовщина?» — нет, Марино была уверена, что выспалась, и это не галлюцинации. За спиной раздался голос: — Стой, — и голос этот был уж больно похожим на голос Леоне, но только, как говорится: «Слышу звон — не пойму где он». Обернувшись, девушка не обнаружила за собой никого. «Да что тут творится?» — Марино начинала злиться на всю ситуацию, на саму себя, и её взор приковал выходящий из-за ближайшего угла силуэт. — Виттория, милая, это ты? — и темноволосая застыла, не веря своим ушам. Её холодные серые глаза внимательно и всё так же напряжённо наблюдали за выходящим силуэтом, который постепенно освещался уличными фонарями. И образ был до боли знаком, будто Виттории снова семь, будто она снова в коммуне, прибежала домой с ящиком жуков. Черты были знакомы из детства: тёмные волосы, широкие крепкие плечи, добродушная улыбка, серые глаза, как у самой девушки. Пред мафиози предстал никто иной, как отец. Данте Чезаре Марино.