Ветер перемен

      Аббаккио внимательно осматривал ранения Виттории, пока её протесты являть свои кошмары прошлого всё слабели под его безмолвным требованием снять подранный камзол. Она не хотела травмировать никого из присутствующих, оставляя то, что пряталось под одеждой, только для троих: для неё самой, для Аббаккио и для Буччеллати. Более никто не знал об этих следах; следах позора, следах её боли. Девушку опозорили, заклеймили сигаретными ожогами и мелкими шрамами почти по всему телу, но Марино нашла в себе силы не закончить свою жизнь так же позорно, утопившись в море или вскрыв себе вены. Хотя так хотелось от этого сбежать, сбежать от кошмара, завершить эту бесконечную череду издевательств над ней как физически, так и морально, окончить свои мучения, о которых знала мать, но ничего не сделала, изредка наблюдая через щель в дверном проёме за тем, как страдает её единственное дитя в руках психа. — Ты безумна, — вздохнул мафиози, сводя крашенные брови к переносице пуще прежнего. Ему было больно видеть свою напарницу в таком состоянии, больно было видеть свою женщину в таком состоянии, но максимум, который он мог сделать — отвести её в номер отеля, найти аптечку и обработать её ранения, как бы сильно синьора Марино не храбрилась.       Он хотел сказать ей «спасибо» за спасение жизней — хотя свою он всё ещё не так сильно ценил, чтобы и за неё тоже благодарить — и проявление отваги, но его гордость заглушила слова где-то в глотке, пресекая какие-либо любезности на корню. Тория же едва заметно улыбнулась, понимая, что за его сведёнными к переносице бровями и мрачно брошенном «Ты безумна» была забота. Он не привык проявлять свои эмоции, она успела это заметить. Точнее, он проявлял их, но только так, как он это сам понимал, и это однозначно шло вразрез с тем, что было принято негласным правилом в обществе. Марино прекрасно понимала насколько суицидальной была её выходка, и если бы не её мобильность даже в экстренной ситуации, она бы могла запросто попрощаться со своей жизнью, утянув за собой в ад всех, кто был с ней в этом «путешествии». Если бы что-то пошло не так, девушка не простила бы себя даже после смерти, ведь не смогла бы спасти своих товарищей и того, кто так безжалостно завоевал её сердце. Но она смогла, она справилась, хоть и правда очень сильно рисковала. Виттория даже не думала возражать или оспаривать слова своего бессменного напарника — он был прав. Она хотела обнять его, сказать простое человеческое «спасибо» за его своеобразную заботу, но решила придержать эти слова до того, как они останутся наедине.       Но вот чего во всей этой ситуации Аббаккио не мог ожидать так это то, что кому-то хватит смелости и ума броситься ему на шею со спины. Это была девушка с длинными чёрными волосами и голубыми глазами. Аккуратные черты и оливковая кожа могли бы запросто натолкнуть на мысль, что она является, если не прямой родственницей капо, то дальней уж точно. Внешне девушка была примерной ровесницей нынешнему дону. Леоне видел её в переулке, когда был заперт в тенях, но она даже не удосужилась подойти поближе и представиться, раз уж все они оказались в одной лодке. Тогда он решил, что девушка уж очень напугана сложившейся ситуацией, чтобы с кем-то вообще контактировать, но сейчас, узнав синеватые шифоновые рукава — неизвестная была одета в подранное лёгкое летнее платье — возникло двоякое чувство. С одной стороны казалось, что это было остаточным эффектом шока и пережитого потрясения, но, когда оная начала благодарить Леоне за её спасение и гениальный план использовать синьору Марино для её вызволения, недоумение сменилось раздражением.       Такие девицы ему не симпатизировали, особенно в такие опасные моменты, подобные тому, что произошло, когда ставки были на жизни. Леоне, как бы сильно ни не хотел этого делать, сбросил с себя нахальную девицу, что с тихим писком повалилась на асфальт. И была она от такого жеста явно не в восторге. — Ты либо слишком самонадеянная, либо слишком глупая кидаться на незнакомого тебе человека, — свои «пять копеек» в сложившуюся ситуацию решила вставить и сама Ви, отойдя от минутного замешательства. То, что донеслось до её ушей было не то, что отвратительно — оскорбительно по отношению к ней самой. Наглости этой девушке не занимать, в этом мафиози убедилась в первую же минуту, особенно после того, как незнакомка что-то невнятное — среди потока слов разобрать можно было «лучше б сдохла потом» — пробормотала себе под нос. Устраивать разбор полётов не было в духе Марино, потому она лишь промолчала, хотя и с радостью бы предложила оставить нахалку там, где её нашли. Вот только была одна проблема: брюнетка могла быть ценным свидетелем о делах Синдиката. — Ты своё имя назвать не хочешь? — обратился Аббаккио к сидящей на земле. И оная проста «расцвела» на глазах, резко подскочила, будто ничего не случилось, отряхнулась, поправила платье и назвалась. Девушку звали Алесса Моретти, ей было семнадцать лет, и её похитили из собственного дома в Неаполе. Моретти стала свидетелем жестокого убийства всей её семьи, вместе с матерью и отцом погибли её два младших брата и старшая сестра, что, по словам самой Алессы, должна была на следующей неделе выйти замуж. — И что делать с ней будем? — решила поднять насущный вопрос Шейла, которой тоже не пришлось по душе поведение юной синьоры, но ничего более она говорить не стала. Можно сказать, что и Е, и сама Марино были одного мнения по поводу Моретти.       Звонок Бруно не был уж такой неожиданностью. Леоне доложил о ситуации, о пострадавшей Марино и найденном свидетеле деяний Синдиката. Последнее было очень кстати, капо был уверен, что Алесса и её участие может быть полезно в раскрытии дела с целой бандитской группировкой. Он отдал распоряжение группе вернуться в отель вместе с ней, а там уже решать всем вместе как правильнее поступить. Со слов Алессы, дом её был разрушен, и возвращаться девушке было некуда, что только добавляло хлопот. По информации Фуго, что присоединился к группе чуть позже, подвал был пуст. Кроме убитого мужчины его больше никто не охранял, а в самом помещении было довольно много производственного холодильного оборудования. Часть из них была складом для оружия, а часть служила хранилищем для органов и частей тела. И сказанное заставило Алессу рыдать, вот только было непонятно: давила ли она на жалость, стараясь сыскать таковую у своего «спасителя» в лице Леоне, или она и правда была свидетелем ужасных вещей, что творились в подвале. В любом случае, мужчина на провокацию не повёлся, а лишь едва заметно закатил глаза. Он мог понять её чувства, хотя его прогнившая смольная душа уже давно позабыла о подобных вещах, но слезами горю не поможешь. К тому же не был пепельноволосый мастером психологии, и успокаивать людей он не умел. По крайней мере, он не умел делать это правильно — не приходилось.       Всю дорогу до отеля Марино игнорировала брюнетку, которой уж больно было интересно узнать какие отношения связывают двух мафиози. Тория не считала правильным и нужным афишировать то, что и так лежит на поверхности. Даже самый недогадливый мог запросто понять, что между Аббаккио и Торией явно есть какая-то своя химия. И химия эта куда сильнее, чем могло бы показаться на первый взгляд, но оба предпочитают молчать, оставляя чувства где-то за запертыми дверьми. Для нежностей и прочих подобных глупостей у них обоих ещё будет время. Хотя то, что случилось с его напарницей, всколыхнуло в смольном сердце бывшего полицейского самые тёмные мысли. Он вновь корил себя за слабость, за бесполезность за невнимательность, чёрт подери! Он жаден, раз решил присвоить девушку себе, он слаб, раз вновь вложил ей в руки не только пистолет, но вместе с ним и ответственность за жизни. А она… она вновь помогла ему, хоть и рисковала в этот раз куда больше, чем раньше. Не то, чтобы та перестрелка в ресторане не была опасной — она была, да ещё и очень.       Фуго интересовался у Марино о навыках стрельбы, на что та с лёгким смешком ответила, что у неё был хороший учитель, пускай и придурковатый слегка. В голове не было такого уж огромного перечня поистине хороших стрелков в организации, потому юноша усмехнулся на слова Виттории, бросая в ответ что-то в духе: «Значит, не такой уж и придурковатый».       Весь путь Алесса старательно пыталась привлечь внимание пепельноволосого, что так же старательно её игнорировал, внимательно следя за дорогой перед собой. Но поведение брюнетки и правда действовало на нервы, потому даже самый спокойный Аббаккио призвал взбалмошную и бесстыжую девушку к порядку. Да только это ничуть легче ситуацию не сделало — Моретти принялась рассыпаться в приторно-сладких признаниях в глубоких чувствах, от которых воротило всех вокруг. Даже Тория себе такого не позволяла, хоть её слова в ту ночь и были похожи на нечто подобное. Он не принимал слова, как и не бросался ими сам. Для бывшего полицейского действия были куда весомее. Мужчина посматривал в зеркало заднего вида, убеждая себя, что ему интересна обстановка позади, что его не гложет состояние Виттории, которая, хоть и выглядела скверно, но была живой. Неприятности в лице ох какого неожиданного неприятеля на хвосте было куда хуже, чем, как сказала сама Марино, пара царапин на ней. — Сколько патронов, Марино? — сухо спросил Леоне, чтобы оценить обстановку и шансы на успешное обезвреживание возможного противника. Каждая пуля была на счету, это вам не шапка Мисты, и следить за количеством боеприпасов крайне важно, пускай в этот раз они были. — Всего три, — слаженности этих двоих можно было позавидовать, потому Паннакотта понимал почему Ви работает только с Аббаккио и ни с кем больше. У них обоих просто неподъёмный сучий характер, но даже это не мешает им обоим работать так, что складывалось впечатление, будто у них один разум на два тела, хоть между ними и возникали некоторые недопонимания. Леоне без лишних слов передаёт горсть патроном девушке, и та заряжает револьвер, оставляя оставшиеся во внутреннем кармане своего уже расстёгнутого укороченного камзола.       Ей не нужны были какие-либо объяснения, когда она работала с ним, как и ему самому, хотя иногда он не мог уловить ход её мыслей, что только подстёгивало его, казалось бы, умершее во тумане алкоголизма и самоненависти юношеское любопытство. Она была для него загадкой, разгадать которую так чесались руки. Мужчина хотел понимать её, хотел ей доверять, и это желание было взаимным. Опустив стекло на двери, ведущей на задние сидения, Виттория высунулась, чтобы иметь полный обзор. Использование станда Фуго, Purple Haze, было чревато последствиями. Конечно, вирус мог бы запросто уничтожить противника, вот только он так же запросто мог уничтожить и всех, кто находился в машине.       Проехав ещё немного, группа Аббаккио столкнулась с тем, чего сам мужчина опасался больше всего — погоня. Из ближайшего переулка вырулила чёрная машина, и сидящие бандиты внутри, открыли огонь на поражение. Виттория не потеряла боевой дух, открывая ответную стрельбу, решая не палить по всему, что видит, а чётко просчитывать траекторию полёта пуль. «Миста был бы сейчас очень кстати», — допустила она мысль, и трижды выстрелила в лобовое стекло, что посыпалось в салон преследовавшей машины. Водителя лишь немного задело, потому отставать от группы Леоне никто не спешил.       Но вот чего точно никто не ожидал после призыва Deadly Love, так это то, что вытворит Алесса. Доселе напуганная до чёртиков девушка, вжимавшаяся в кресло, решила потянуть Витторию за пояс, и потому пуля, что должна была пролететь мимо, пришлась аккурат мафиози в руку. Брюнетка недовольно цокнула языком и надула щёки. — Ты нормальная?! — вскипел Аббаккио, резко сворачивая на другую улицу. Фуго, понимая, что силы неравны, набрал номер капореджиме, запросив у того помощь людей Пассионе из Флоренции.       Марино шипела от боли, не сдерживая себя в нецензурных выражениях в адрес Алессы, что всячески теперь старалась строить из себя невиновную. Однако свидетелей сомнительного поведения спасённой было слишком много, чтобы этот фокус сработал. — Лучше б мы её оставили там, — сквозь боль и нецензурные слова прошипела Ви, зажимая рану. Девушка дышала часто и неглубоко, зло скалясь на явно недовольную результатом Алессу, что старалась сыскать защиты у Леоне, но получила такой взгляд в ответ, после которого любой нормальный человек ещё с неделю был бы тише воды, ниже травы. Но, кажется, Моретти даже такое внимание было по душе, заставляя думать, что её чувства взаимны.       Подмога пришла вовремя — рискнувшая с ранением высунуться из окна Виттория едва из-за второй попытки Алессы «помочь» не получила пулю в голову. Негодницу пришлось держать до конца операции Шейле и Фуго. Погоню ликвидировала группа мафиози из Флоренции, и им же передали Моретти — таково было распоряжение от босса Пассионе, которое передал Бруно в телефонном звонке. Мафиози доставят девушку в Неаполь, чтобы она более не доставляла неприятностей группе Аббаккио. Также сам Джорно отправился из Рима во Флоренцию, чтобы помочь Виттории восстановить свою руку после ранения. Марино от всей души поблагодарила капо, и группа в своём прежнем составе вернулась обратно в отель.       Состояние Марино для мужчины было ужасным. Он злился, злился на себя, на то, что не усмирил бесноватую брюнетку, которая творила всё, что ей вздумалось, но Ви лишь покачала головой. Она стойко и мужественно переносила процедуру обработки ран. Даже их молчание было ценным для неё, ценнее даже их горячих ночей с накалом страстей. — Сделай лицо попроще, я же жива всё-таки, — теперь уже она стала тем, кто напоминает ему о мрачности. До того сам мужчина намекал ей про безотрадное выражение лица, от вида которого хотелось только утопиться.       Он сохранял мрачное, почти траурное молчание, которое не разряжало обстановку совсем, пока его руки ловко, едва касаясь шелковистой женской кожи, обрабатывали раны, закрывая их бинтом или пластырями. Аббаккио боялся за её жизнь больше, чем за собственную. Он не желал повтора тех событий, что терзают его короткими ночами в кошмарах. Мужчина всё ещё не видел пользы в самом себе, хоть от него пользы было куда больше, чем он думал — она ему это говорила, она его в этом убеждала. Эта женщина околдовала его разум, околдовала его смольное сердце, но он и не был особо против, пускай и было понимание, что для таких вещей было далеко не самое подходящее время.       Её рука в чёрной перчатке — это тоже ранило его — взяла его, и на худых длинных грубоватых пальцах остался след вишнёвой помады. Так она говорила ему спасибо, по крайней мере, он так считал. Ему вновь на глаза попались её кошмарные ожоги, и Леоне готов был плеваться ядом, проклиная судьбу за то, что она была так жестока, раз эта женщина нашла своё спасание именно в мафии.       Джованна прибыл так скоро, как только смог. Хоть его способностью и не было лечение, он смог воссоздать из пули повреждённые ткани, однако процесс был далеко не из приятных.       Предстояла ещё одна ночь во Флоренции.