Неприятность
5 сентября 2021 г. в 20:37
Дорога обратно до Неаполя обошлась без приключений. По большей степени из-за того, что группа Аббаккио и Марино возвращались прежним составом, без Алессы Моретти, из-за которой у группы было столько проблем во время миссии. Леоне до сих пор предвзято относился к этой бесноватой брюнетке, в основном из-за риска потери своей напарницы по её вине. Виттория старалась не упоминать спасённую брюнетку, будто этого «инцидента» не было, потому её диалог с Шейлой не был достаточно продолжительным и информативным. Тут ещё свою роль сыграло и то, что сама Марино то и дело обращала свой взор на Аббаккио, пока на них никто не смотрел, конечно же. Её настораживала его излишняя молчаливость, будто что-то за время её отсутствия в гостиной в квартире тётушки всё же случилось. Не то, чтобы мафиози и раньше мог похвастаться страстью к разговорам, но в этот раз его немногословность была иной. Она ощущалась иначе, будто между этим сомнительным дуэтом вклинилась неловкость, которая была и раньше, когда Буччеллати только-только поставил их в пару на совместную работу. Но даже это не особо-то мешало им работать сообща. Так что же случилось теперь? Сейчас же Тория даже не знала, как начать простой разговор о работе, чего уж говорить об обыденных, отвлечённых вещах.
Аббаккио думал, перебирая все «за» и «против». Клаудия Марино на редкость мудрая женщина, которая поняла всё без лишних слов, без глупых вопросов. Ей и правда хорошо был известен неподъёмный временами характер её племянницы, раз она смекнула, что кого-то ещё эта бестия вряд ли потерпит рядом с собой. И всё же… В опасной работе мафии, когда не знаешь наверняка сколько тебе осталось, вот так запросто связывать свои судьбы… Клаудия и это поняла тоже? Если да, то как? Оставалось только самому найти ответ на этот вопрос, докопаться до истины. Ну что за удивительная женщина! И у неё не менее удивительная племянница.
— Тётушка Клаудия видит людей насквозь. Так даже мой отец говорил, — и будто невзначай нашлась тема для разговора. Бывший полицейский вновь в мыслях назвал Витторию ведьмой. Или он рассуждал вслух?
— Она куда мудрее, чем кажется, — согласился с напарницей Леоне, даже не думая поворачивать голову в её сторону — он видел её в отражении стекла. Он ни разу не соврал, когда соглашался с синьорой касаемо её высказывания о родственнике. Он был не уверен, что сама Марино захотела бы разделить участь быть с ним пока их не разлучит костлявая рука. Ведь такой посыл Клаудия Марино вкладывала, когда отдавала кольцо? Возможно. Иных вариантов просто нет, иначе бы она отдала его племяннице, не став рассказывать о важности вещи внутри свёртка.
Шейла и Фуго покинули вагон, оставляя своих напарников наедине. И это был замечательный шанс, чтобы выяснить хотя бы мизерную часть того, что так был интересно. Аббаккио хотел знать о Виттории немного больше, чем она дозволяла. И теперь, когда он познакомился с её единственным родственником, он имел право знать о ней больше, он хотел впервые в жизни знать о ком-то больше, чем «Я родился, значит, жив». Ему хотелось узнать не мафиози Витторию Марино, ему хотелось узнать обычную Витторию, ту самую девушку, которой она могла быть, если бы не что-то тяжкое в её прошлом. И часть из этого он видел своими глазами.
— Не поделишься, что происходит у тебя в семье? — возможно, это был грубый вопрос, мужчине стоило перефразировать его, но, казалось, это ничуть не обидело Марино. Наоборот, в серых глазах, ему показалось, загорелся тот самый огонь, который он видел по ночам, когда они оставались одни, тот самый огонь, который загорелся, когда она дала ему обещание быть навсегда его. Огонь жизни, который приносил больше эмоций в её мрачную жизнь, меняя безотрадное выражение лица на более приятное, то, какое ему хотелось бы видеть всегда. Без застывшего страха в глазах, без потаённой ненависти и желания защищаться от мнимой угрозы. Ему нужна была она.
— Неприлично спрашивать девушку о её прошлом, — решила в шутку отмахнуться Тория, делая оскорблённое выражение лица всего на минуту, а то и меньше. Её черты лица смягчились, и Леоне почти явственно видел, как падает её баррикада, которую она держала всё это время. — Моего отца убили, когда я была ребёнком. Мы жили на Сицилии, там у отца был свой дом, там он родился и вырос. Кармина и моя тётя не ладили всё время, сколько их помню. Бывали случаи, когда она тётушку не пускала на порог, и потому мне приходилось убегать, чтобы встретиться с ней. Не знаю почему отец не хотел развестись с ней, и никогда уже не узнаю. Не знаю по какой причине Кармина не нравилась всей семье моего отца, но я это принимаю как факт.
Меня уже не волнует, кто убил моего отца, почему кто-то вообще решил пойти на это, меня уже перестало заботить то, через что меня заставили пройти. Сейчас всё это не так важно. Я слышала краем уха про свою кузину Норму. Не знаю, как тётя пережила её смерть, это ведь так ужасно… потерять единственного ребёнка из-за какого-то пьяного козла, который решил сесть за руль.
Марино сочувствовала Клаудии, это было видно по ней. За это время Аббаккио, хотя мало-мальски, но научился её читать, он видел её эмоции, даже если они не были такими же яркими, как у полудурков Наранчи и Мисты. Для них она была сродни спокойной реке, они бы и не заметили разницы между ней спокойной и переживающей очередную непростую ситуацию в жизни. И всё же. Бывшему полицейскому была до омерзения противна одна только мысль, что мафия кому-то могла бы дать покой, которого так искали.
— А твои ожоги? — он лишь взглядом голубых глаз указал на розоватые следы, что так мастерски прятались под укороченным камзолом, и это вызвало на бледном поцарапанном лице девушки едва заметную улыбку.
— Я не думаю, что ты настолько глуп, каким себя пытаешься выставить. Ты слышал наш с Мистой разговор, когда я переполошила всех вас, — пожала плечами Марино, понимая, что такой ответ его не устроит, но на другое он мог не рассчитывать. Пока что. Возможно, она расскажет ему о том, через что пришлось пройти, что мафия кажется девушке райским местечком, — я расскажу тебе, но когда доберёмся обратно. Я хочу быть уверена, что лишних ушей не будет. В обмен, пообещай мне кое-что. Пообещай начать хоть немного себя любить.
«Как наивно, Марино», — мелькнуло в голове. Она всё такая же наивная, но эта наивность перекликалась и с огромной болью, которую она несла и по сей день. Виттория была сильной, он это понимал и замечал. Ей хватило сил и мужества в тот день протянуть ему руку, как это сделал Буччеллати, когда Аббаккио находился в глубочайшем запое и депрессии, она протянула ему руку, принеся в их войну мир. Это не был белый флаг, она не думала сдаваться, иначе просто не разговаривала с ним и вообще избегала его как только могла, оставляя один на один с его мыслями. Она пришла заключать с ним мир в ту ночь, показав то, что его мнимая гордость и эгоизм могут вот так запросто за пару глотков чая разлететься в прах. Пусть это было и неприятно признавать, но Виттория Марино, его невыносимая ведьма, темноволосая бестия, — да кто угодно — сильнее его, и её гордость вполне могла позволить ей заключить мир. Конечно, на её условиях, но он не был особо против. К тому же, сам бывший полицейский находил эти условия приемлемыми для себя же. У них обоих был шанс разобраться в эмоциях друг к другу, понять их глубину, а работа в команде только подбавляла масло в огонь. Если раньше ему казалось, что он был бы рад видеть её побеждённое лицо, то теперь он был бы рад видеть улыбку на её лице. Ей она шла больше. Он даже боялся представить, допустить хотя бы малейшую мысль о том, что было бы с ним, если бы тот вечер в перестрелке она погибла у него на глазах, или что было бы, если бы она погибла в прошлую ночь.
Но её слова согрели его душу. Приятно согрели. Пепельновласый до сих пор не мог взять в толк как ей удаётся так просто и без каких-либо проблем, будто это обычное дело, говорить такие умилительные вещи. Для неё это не было чем-то сложным, в то время, как он сам не может сказать даже банальное «Я рад, что ты цела». Вместо этого он только может сжать её в своих крепких руках и не отпускать, будто страшась, что это его очередная больная фантазия воспалённого воображения. А ей не нужны слова от него. Она была рада тому, что он вообще может держать её в своих руках. И Марино большего было не нужно.
— Я поговорю с Буччеллати насчёт этого, — она кивком указала на бинты, которые закрывали кошмарного размера шрам на его груди. Виттория понимала, что таким образом вскроет старую рану, которая у всех ещё не зажила. Она даже подумать не могла насколько глубокую рану нанёс враг всей банде, когда совершил сокрушительный удар, прошедший насквозь. — Я знаю, что вам всем тяжело вспоминать об этом. Только, прошу, Аббаккио, сколько ты ещё будешь убегать от самого себя?
Она расстегнула свой укороченный камзол, являя полную картину того ужаса, который прятался по тканью. Мелкие шрамы, ожоги от сигарет, теперь их казалось ещё больше, чем обычно, чем он видел ранее, ведь никогда не заострял на них внимание. А теперь холодным голубым глазам при дневном свете предстало то, что пряталось всё это время. Тория этим жестом показывала, что готова открываться миру, готова открыться окружающим, не пряча свои страхи и боль прошлого. Конечно, раны, которые она получила, будучи подростком, не шли ни в какое сравнение с тем, что случилось в прошлом Леоне, однако оба прошли через Ад, и у каждого он был свой.
— Я поддержу тебя, если боишься, — она говорила серьёзно, не думая даже застёгивать камзол обратно, в очередной раз доказывая свою наивность мужчине и свою силу. Её шрамы он видел неоднократно, однако такое резкое решение не прятаться… У него нет столько же смелости, сколько есть в ней. Он трусливее, чем она, однако её решительность его впечатлили. Бывший полицейский уклончиво бросил, что это дело не одного дня. Но он определённо подумает над этим.
И всю поездку обратно Марино так и не застегнула свою форму, только подтверждая свои слова. И даже внимательный взгляд Е никак не повлиял на её решение. Девушка явно была заинтересована в том, что это за травмы, когда Виттория их успела получить, но в ответ было лишь: «Потом. Всё потом».
Неаполь встретил своим привычным солёным воздухом, к которому волей-неволей, привыкаешь. Три часа, и вновь показывается привычный перрон, в этот раз обратный путь был не авиарейсом, что вызывало кособокую ухмылку и с едва приподнятой бровью. Видимо, Аббаккио пришлось несладко даже в поезде, раз у него была такая реакция, но спрашивать об этом Марино не стала — не сейчас. Добравшись до штаба, все разбрелись по своим комнатам. Точнее, должны были, если бы не Алесса. Даже в Неаполе от неё не было проходу, и это уже начинало раздражать. Бесноватую брюнетку пришлось отпихивать от себя любыми возможными способами, пока Наранча, пришедший на шум, заливался хохотом во всю глотку, пытаясь выговорить «А ты популярен, Аббаккио», но получалось только нечленораздельное гоготание. Тория бросила короткое «Увидимся» и поспешила уйти, чтобы не сталкиваться взглядом с Моретти, которую откровенно хотелось придушить за попытку убить мафиози. Виттория ей это не простила.
И едва только темноволосая добралась до своей комнаты, как была перехвачена Буччеллати. Пройдя с ним в кабинет, девушка расположилась в кресле возле огромного арочного окна, скрещивая руки на груди. Она примерно понимала зачем тот позвал её, но ей хотелось услышать это лично. Капо начал говорить, что Алесса побудет в особняке какое-то время, пока дон не будет уверен, что её можно будет портировать в небольшой домик, который принадлежал Бруно, дабы девушка была, хоть и под присмотром, но подальше от мафии.
— Не расскажешь, что у вас случилось там, во Флоренции, когда за вами погнались? — он устало потёр переносицу, видимо, устал от постоянного нытья Алессы касаемо того, что Аббаккио нет поблизости.
— Я думала, ты и сам в курсе, Бруно, — уклончиво ответила Виттория, чуть склонив голову, как делал это обычно Леоне, что вызвало едва заметную беззлобную усмешку на лице капореджиме. Как же они оба похожи. — Ладно уж, внесу немного конкретики. Когда за нами погнались, нам не оставалось больше ничего, кроме как отстреливаться. Оружие было только у меня, поэтому я прикрывала всем спины. Моретти… Она зачем-то попыталась меня схватить и дёрнуть обратно в салон машины, из-за чего… Ну, думаю, ты и сам в курсе. Пулевое ранение в руку. Вторая попытка её была выпихнуть меня из окна, ибо она сказала, что так хотела мне помочь получить больший охват. Спасибо Фуго и Шейле, иначе я бы точно получила пулю в лоб. Она опасна для банды, Буччеллати.
По фамилии Марино звала капо в редких случаях, и он сам это прекрасно понимал. Он уже успел привыкнуть к этому, для него Тория была более раскрытой книгой, чем для Аббаккио. В частности из-за того, что он был первым, кому девушка вообще доверилась. Повисла тишина, в которой и так было понятно, что вопрос крайне серьёзный. Если свидетель пытался покончить с кем-то из организации, Алессу Моретти и правда стоило бы держать подальше от банды и наблюдать за ней внимательнее, чтобы убедиться, что она жертва, а не шпион. Марино была важна мафии, её способности были важны, и потому нельзя было допустить того, чтобы она погибла, хоть сама девушка была готова распрощаться с жизнью в любой момент. Она знала на что шла, когда доверилась Бруно, знала, что так проста жизнь мафиози не будет. Марино поднялась со своего места, едва услышала, что отчёт капо будет ждать утром. Больше никакой информации Виттории нужно не было.
— И ещё кое-что, — остановил её Бруно, Марино обернулась, вопросительно вскидывая бровь. — Я знаю твою страсть держать всех от себя подальше, но теперь тебе придётся делить одну комнату с Аббаккио. Это будет лучше, чем если ты будешь делить её с Моретти, особенно после этих событий. Возражения?
Всё это казалось какой-то странной шуткой. Марино уже готова была в голос рассмеяться, ставя под сомнение распоряжение своего непосредственного начальства, но понимала, что Буччеллати никогда так шутить бы не стал. Он серьёзно подходит ко многим вещам, это она уже успела оценить за это время. И потому на его вопрос девушка лишь покачала головой и покинула кабинет. «Буду надеться, что скрипку она не трогала», — вот за что точно бы Виттория не простила Алессу и, что хуже, причинила бы ей физический вред — если бы с её скрипкой что-то случилось. Это был подарок её дорогих друзей на Рождество, и потому музыкальный инструмент был для девушки очень дорог. Зайдя в комнату, что не была уже её, Ви осмотрелась. Ничего не изменилось за это время, разве что небольшой бардак в её вещах. Бардак.
Марино, словно одержимая, стала искать свою скрипку. Её руки дрожали. Ни в одном отделении шкафа кейса не было, и это только сильнее нагнетало атмосферу. «Клянусь Девой Марией, если эта паскуда посмела взять мою скрипку…» — Марино, словно молния, вылетела из комнаты, уверенной и тяжёлой поступью, контролируя зарождающийся гнев, шла в большой зал, где собрались ребята. Ей нужно было убедиться, что инструмент в порядке, что Моретти не пришла мысль в голову взять кейс в руки.
— Никто не видел скрипку? — она старалась сделать всё возможное, чтобы её голос звучал ровно и спокойно, но для Наранчи или Мисты, что провели с мафиози не один день под одной крышей, было более, чем очевидно: будет буря. — Клянусь Девой Марией, если ты притронулась к ней…
Виттория угрожающе подошла к Алессе, сжимая ощутимо её плечо. Плевать было на тактилофобию, плевать было на личное пространство. Серые глаза горели огнями негодования, по одному только мрачному выражению лица можно было понять, что ничего хорошего не будет, и Ви сделает всё, чтобы в этом убедиться. Столько ярости и желания убивать в мёртвых серых глазах ещё никто не видел, потому бедолага Гирга даже икнул.
— Я сделаю всё, чтобы превратить твою жизнь в грёбанный Ад, — прошипела Виттория, игнорируя барахтанье Алессы, которая просила отпустить её плечо. Самому Аббаккио, который видел Витторию всякой, стало не по себе от того выражения лица, которое пред ним предстало. Настолько озлобленной, настолько ненавидящей всё живое он её ещё не видел. Моретти испуганно пищала, готовая разрыдаться в любой момент. Ви можно было понять, эта девушка её чуть дважды не убила, а теперь есть подозрения, что дорогая и важная вещь была повреждена её же руками.
И всю эту картину лицезрел Бруно, который подоспел как раз вовремя. Его грозный вид Марино озадачил — ему тоже не приходилось ранее видеть её такой, однако про часть со скрипкой он слышал. И капо поспешил вразумить свою соратницу, заверив, что инструмент у него и с ним всё в порядке. И гнев в серых глазах сменился на милость, серые глаза вновь казались такими же безжизненными, как и всегда. Резкая перемена в лице тоже ошарашила не меньше: вот Марино готова была на ленточки пустить Моретти, а вот прошла всего секунда, и Виттория снова, как в воду опущенная. Жуть.
— Спасибо, Бруно, — едва заметно улыбнулась она, садясь подальше от Алессы и Аббаккио, ибо разбираться с ребёнком по таким мелочам, как дела сердечные… Увольте. Леоне не маленький мальчик, и сам будет за себя решать, что ему делать и с кем ему быть.
План банде был ясен. Их задача не изменилась: выяснить кто стоит за работой Синдиката, найти и уничтожить. Приоритет не изменился и не изменится, единственное, ко всему этому добавилось и то, что теперь под защиту Пассионе, в частности приближённых самого дона, попала свидетель дел Синдиката. Наранча, который, по всей видимости, и сам был уже не в восторге от этой идеи, молчал, хотя по его виду было понятно всё без слов. Она за эти полтора дня успела и его доконать. И срок, на который Алесса попала под «крыло» Пассионе, был пока неясен. Но по настроению окружения было ясно, что все уже мечтали о скорейшем её портировании в тот дом. Вопросов больше ни у кого не возникало, и потому все разошлись по своим делам. Виттория ретировалась на свою новую территорию быстрее, чем полноправный владелец кабинета, что вызвало у мужчины беззлобную усмешку. Теперь его кабинет не будет иметь запах одного лишь вина, как это было раньше. Теперь к нему добавится ещё едва уловимый вальс из рома и черники. Почему ром он так и не мог понять, но она была пряной, как этот алкоголь. И этот запах невероятно шёл ей, напоминая о стервозности характера. И мужчина не был особо против того, что он вот так с бухты-барахты вновь делит с этой ведьмой одну постель. Ему тут уже некуда деваться, хотя опыт прошлых совместных ночей показывал, что и сама девушка не особо против.
Но ничто так не веселит, как раздосадованное выражение лица бесноватой брюнетки, перед которой грубо закрыли дверь. Эта комната теперь для двоих, и сам Аббаккио был… вполне доволен? Возможно. Но скажет ли он это вслух? Отнюдь. Но теперь он уж точно будет держать её крепко, оберегая от кошмаров, как хотел сделать это тогда. Хотел ведь, но гордость не позволила ему это сказать, не позволила удержать её, и Марино ушла. Ушла во тьму своих страхов, переполошив всех вокруг.
— Вечером он кажется иным, — бросила девушка, оставив свою спортивную сумку возле небольшого комода рядом с платяным шкафом. Ей предстояло забрать оставшиеся вещи, чтобы у Алессы не было соблазна покопаться в них. Не то, чтобы Тория уж слишком переживала за их сохранность, да и на комплекцию брюнетки они будут великоваты — у девушек довольно большая разница в росте — просто не было желания, чтобы у кого-то ещё были на виду некоторые детали одежды. — Твой кабинет такой же обманчивый внешне, как и ты сам.
И это однозначно был камень в его виноградник, но Аббаккио чуть дёрнул плечами, мол, «как знаешь». И ведь в чём-то она была права: в разное время суток его кабинет был разным. В ночное время его вечно заселяли призраки прошлого и её образы в каждом чёртовом углу. Леоне был однажды почти уверен, что вновь начнёт пить, лишь бы заглушить бурю чувств, однако с каждым глотком даже самого паршивого вина, она была только сильнее. И теперь эта бестия перед ним, спокойная, будто для неё это обычное дело, бросающая в его сторону короткие взгляды — сейчас ведь можно — и, кажется, снявшая свою маску стервы. По крайней мере, это было видно по глазам, как оно на самом деле обстояло бывший полицейский мог только догадываться.
Даже несмотря на ту черноволосую неприятность в лице Алессы Моретти, были и свои плюсы. Они оба могли помочь друг другу перешагнуть ту тонкую черту, оставляя позади своё тёмное прошлое. Он мог спокойно смотреть ей в серые глаза, не боясь, что увидит в них ту же застывшую картину ужаса, от которой уже начинало тошнить. И в кармане всё ещё лежал тот свёрток, который Клаудия отдала ему. Он однозначно ждал своего часа, и сейчас явно был не лучший момент.
Ночь подкралась незаметно для всех. Но для Марино и Леоне всё только начиналось. Им предстояло составить отчёт по прошедшей миссии. Заставлять Буччеллати ждать никто не хотел, потому эта ночь будет короткой в плане сна. Сначала бумагами занималась Виттория, пока бывший полицейский то и дело бросал в её сторону быстрые взгляды. Собранные волосы в хвост, очки на носу, она выглядела довольно строго, несмотря на то, что на ней, по сути, были только топ и шорты, что явно рушили атмосферу строгости и серьёзности. Мужчина не думал её осуждать за это, ведь сам грешил прятать свой верх под рубашками — шрам не даст ему сделать обратного, как это было раньше.
— Кстати, — оставляя ручку на столе, проговорила Виттория, привлекая внимание своего напарника. Она сняла очки и распустила хвост, приближаясь к нему. — Я не собираюсь брать слова обратно.
Он почти забыл, что они днём говорили о бинтах, и синьора Марино так любезно о них напомнила, чёрт бы её побрал. Она была так близко к нему, что одного вдоха хватало, чтобы нос забил запах черники и рома. Сумасбродное сочетание, но оно ему уже начинало нравиться. Пепельновласый бросил недовольное «Неугомонная», но убирать её руки не стал. Нежные женские руки ловко расстёгивали рубашку, под которой прятались эластичные бинты.
— Хотя бы, когда мы здесь, — Марино была непреклонна, ясно давая понять, что поможет Аббаккио принять самого себя. Это дело не пяти минут, и это она тоже понимала, однако она больше не могла смотреть на то, как яростно, словно загнанный зверь, Леоне старается бежать от того, что уже случилось.
Грубоватая ладонь коснулась ожогов на нежной коже, пока девушка снимала «броню» из эластичного материала. Шрам показывался миллиметр за миллиметром, и серые глаза внимательно за этим наблюдали, но без страха, как тогда. Теперь в глазах было обожание. Она хотела, чтобы он это понял, хотела, чтобы он это видел. И Леоне не сопротивлялся, чувствуя, что вполне может свободно вздохнуть. Ви осторожно соприкоснулась своим лбом с его в немом жесте успокоения, заглядывая глубоко в леденящую синеву. Его руки несмело гладили её тело, будто на каждый жест он спрашивал разрешения. Его губы соприкоснулись с её, но этого всё равно не хватало, чтобы поцеловать её. Считанные сантиметры были невыносимы, они мучили его, подбрасывая в угрюмое сознание воспоминание о том чаепитие, о том, как он держал её так же близко к себе, как сейчас. Он вежливый любовник, не позволяющий себе лишнего, и потому Марино дала ему согласие кивком, ощущая горячие широкие ладони на своих щеках.
Поцелуй был трепетным, немного жадным и требовательным. В нём прослеживались нотки настойчивости, но не было тёмного желания, которое Виттория пробудила в нём, как зажжённая спичка в стоге сена. Она сидела на его коленях, зарываясь пальцами в мягкие пепельные пряди. Его тело чувствовалось ненормально горячим, но они оба не думали спешить в эту ночь. Да, остался его отчёт, Леоне за него не брался ещё, но он сделает это. Потом. Не сейчас. Эта бестия, его невыносимая ведьма явно изнывала без ласк на его коленях, и потому оставлять её в таком состоянии ему не позволил даже порядком развившийся эгоизм.
Мягким жестом мужчина уложил девушку на кровать, покрывая её поцарапанное лицо поцелуями, опускаясь ниже, к изящной шее, к соблазнительно выпирающей ключице. Её сердце билось быстрее, щёки горели и покалывали, в то время пока её руки перебирали пепельные мягкие пряди, гладили сильную спину. В его руках она растворялась, почти буквально сходя с ума от его поцелуев и ласк.
Его руки прикасались к ней, не задевая ожоги, чуть сжимали бёдра, пока поцелуи опускались ниже. Леоне ловко, будто играючи, избавлял Витторию от одежды (с её немого разрешения!), массируя упругую грудь пальцами осторожно под сладкие шумные выдохи девушки под ним. Его поцелуи, осторожные поглаживая ощущались везде. Остановившись на внутренней стороне бедра, его голубые глаза поднялись к серым, вновь задавая тот самый, успевший стать обычным, вопрос: «Могу я?» Ему казалось неправильным оставаться должным ей, и потому его рука осторожно огладила половые губы, будто нечаянно задевая грубоватой подушечкой пальца клитор. Марино чувствительная, и её отдача была просто невероятной. Он и раньше этому немного удивлялся, но сейчас это было для него самым приятным. Слышать её голос в сладком стоне было лучше любой любовной утехи, он стал зависим от неё. Ему нужно было слышать её голос.
— Некрасиво с моей стороны оставлять тебя без внимания, — говорил он это низко, хрипло, чувствуя, как в пижамных штанах образуется тяжесть, а голова начинает мутнеть. Не получив отказа на свой жест, его язык выводит замысловатые фигуры вокруг клитора, немного надавливая на него, а меж тем его руки держат девушку в одном положении.
— Решил отдать должок? — тихо посмеялась темноволосая, приподнимаясь на локтях. Как же горячо выглядел Аббаккио на коленях между её ног, Виттория даже ощутила, как низ живота сводит сладостная истома.
— Какая проницательная, — хмыкнул беззлобно мужчина, прикоснвшись к половым губам подушечками пальцев. Его взгляд был внимательным, пронзительным, словно у хищника, и это нашло свой отклик во взгляде Виты. Не все девушки, с которыми он был в постели, любили языкастых мужчин, и потому шумные вздохи, лёгкое подрагивание тела в его руках было для него лучше похвалой, заставляющей продолжать.
Это было чем-то новым для неё. Виттория, никогда не получавшая внимания в таком ключе, не сдержала страстный протяжный стон, который наполовину был заглушён рукой. Леоне явно знал, что делает, и Марино оставалось только расслабиться и дать ему сделать то, на что он не решился в прошлый раз. Она чувствовала его горячий язык, крепкие руки, которые крепко держали бёдра, поглаживая их, горячее дыхание на нежной коже. Кружилась голова от частого дыхания, Тория была почти уверена, что задыхается от нескончаемого потока эмоций. Она металась, мяукая его имя.
Его язык периодически заменялся губами. Аббаккио присасывался к клитору, лаская горячей мышцей чувствительный пучок нервов внутри, наслаждаясь стонами Марино. Что же она делает с ним! Он уже готов был принять тот факт, что ему и правда не хватало все эти годы женской ласки, любви и банального человеческого отношения. Что он не машина, у него есть чувства, пускай они и были закопаны живьём под толщей итальянской земли вместе с гробом его товарища. Мужчине нужна была эта синьора, она была его спасением после Буччеллати. Если он показал ему дорогу из тьмы в свет, то она вела его за руку, хотя сама пострадала ничуть не меньше.
Ритм был отточен, он ориентировался на стоны и звуки, которые издавала девушка, осторожно вводя в нежное лоно пальцы. Сначала один, затем второй, и теперь уже его язык и его пальцы работали в тандеме, лишь бы доставить этой бестии в его руках как можно больше удовольствия. И, судя по тому, как сжимались стенки, она была близко. Леоне не был против, доводя Марино до исступления, слушая её сладкие стоны.
Витторию подбросило над кроватью. Пришлось зажать рот рукой сильнее, чтобы заглушить стон на грани крика. Хорошо. Слишком хорошо. Волна оргазма накрыла девушку с головой, перед глазами была белая пелена, кончики пальцев покалывало, но это ничто по сравнению с ощущением лёгкости, которое Аббаккио подарил ей. Потребовалось какое-то время, чтобы вернуть зрению резкость, только ради того, чтобы увидеть жадно облизывающегося мужчину. Горячо. Очередной глубокий поцелуй в губы, и привычное чувство заполненности.
Темп был медленным, Аббаккио медленно раскачивал их обоих, не в силах уже терпеть. Он отдавал всего себя процессу, получая не меньшую отдачу, которая заставляла его смольное сердце биться чаще и сильнее. Он смотрел в невероятно красивые яркие серые глаза, двигаясь внутри, срываясь на низкие хриплые стоны, закусывая губу. Движения были глубокими, набирали темп, становясь более грубыми, порывистыми, но это нравилось обоим. Бывший полицейский покрывал поцелуями шею и ключицы Марино, хрипло постанывая ей на ухо, словно довольный лев.
Ещё пара сильных движений, вжимающих девушку в простыни, и Леоне замер. Вместе с пришедшей судорогой, он обильно излился внутрь, зажмурив глаза. Им обоим потребовалось время, чтобы отдышаться. Мафиози заметил, какой нежной казалась Марино после действа, едва его грубая широкая ладонь проходилась осторожно по её щеке, мимолётно задевая приоткрытые мягкие губы. Он смотрел на неё, не отрываясь, не хотелось двигаться, но им обоим нужно привести себя в порядок, а ему самому — закончить отчёт, за который он даже ещё не брался.