Ветер перемен

      Ночь для Аббаккио была крайне скудной на сон, поэтому привычное хмурое выражение лица, так и говорящее: «Не подходи — убьёт» вернулось к нему, вызывая лишь нервные смешки. Миста был в курсе… «обсуждения отчёта» этих двоих, ибо ему не посчастливилось проснуться посреди ночи. Дурные шутки, ставшие чем-то абсолютно привычным в этом особняке, как всегда были пропущены мимо ушей бывшим полицейским — он предпочёл отгородиться от неугомонных Гирги и Гвидо наушниками, в которых играл очередной незатейливый мотив, который до дрожи в пальцах подходил для вечно хмурой Виттории Марино. Однако голубые глаза — точнее их недобрый блеск — ясно давали понять, что, несмотря на музыку, Леоне прекрасно понимал чего от него хотят эти два смуглых полудурка. А вот при синьоре Марино они были тише воды ниже травы, что до сих пор немного озадачивало. С другой стороны, всё было и без того ну слишком очевидно, и мрачное выражение лица Алессы, которая, по всей видимости, тоже застала не самые приличные звуки, было тому только подтверждением. Девушка смотрела на мафиози так, будто застукала его за изменой, сам же Аббаккио и бровью не повёл, будто взбалмошной брюнетки в зале и не было вовсе. А вот доселе безотрадное лицо Виттории приняло более живой вид. Знавшие девушку достаточно давно, могли поклясться, что видели тень победной улыбки на её лице. Нет, не в её это стиле проявлять черты собственника, а уж тем более ругаться с юной девушкой, которая и жизни-то толком не видела. Однако даже с такой позицией Марино, которая давала её потенциальному спутнику право самостоятельно выбирать с кем ему быть, поставить юную синьору Моретти на место всё же стоило. И здесь, как ни странно, была бы полезна помощь Триш, несмотря на то, что она и Тория не так уж тесно и хорошо общались.       Отчёты были предоставлены Буччеллати до общего сбора в большом зале за завтраком. Капореджиме внимательно слушал своих соратников, прикидывая общую картину того, что может поджидать дальше. Врагов станет больше, особенно после того, как была зачищена Флоренция от следов деятельности Синдиката, это факт. Однако…       На моменте описания человека со стандом, глаза Бруно сверкнули. По полученным данным он принялся тщательно копаться в своих воспоминаниях, поскольку описание было ужасно знакомым. И, если это был действительно тот, о ком капо думал, у банды Буччеллати могут быть большие неприятности. Светлые волосы, зачёсанные назад, раскосые зелёные глаза, острые скулы — всё это было похоже на… — Маркус Гато. Я виделся с ним всего несколько раз по просьбе Польпо когда-то давно, — нельзя было сказать, что Бруно был уж очень рад снова вспомнить это лицо с вечно нахальной ухмылкой. «Будто парализовало», — бросил как-то раз в мыслях капо, едва только увидел Маркуса впервые, — он был капореджиме во Флоренции. Под его «крыло» попали публичные дома и ночные клубы. Вот только девушки в заведениях как-то стремительно начинали пропадать. Были подозрения, что он двойной агент, но доказательств тому так и не нашлось.       Буччеллати устало потёр переносицу, понимая, что ситуация гаже не скажешь. Если в Синдикате прознают, что Маркуса устранили, — а эта весть точно не останется на территории одной только Флоренции, где этот подонок встретил свою безвременную кончину, — быть беде. Все враги будут вооружены до зубов, а, если у них ещё есть и стрела, проблем будет ещё больше. — Последний раз он хвалился, что у его головорезов был большой заказ на убийство человека. К нему обратилась женщина, ей нужно было устранить «тирана-мужа», ведь при разводе ничего ей не достанется — всё имущество его. Говорил, что головореза своего отправлял на Сицилию, — и руки Виттории задрожали. Всё это было похоже на историю с её погибшим отцом. Девушку охватила слепая злоба, ведь обе цели её мертвы, она собственноручно отправила и Кармину, и Маркуса на тот свет, а тут где-то глубоко внутри появилось яростное желание вернуть обоих, чтобы убить во второй раз. — Теперь у меня ещё больше причин выкосить к чёртовой матери весь этот грёбаный Синдикат, — голос Марино звучал низко, с призвуком звенящей ненависти, выжигающей на своём пути всё, что попадается. Женщина, которая под одной крышей жила с мужчиной, от которого у неё была единственная дочь, с такой лёгкостью заказала своего супруга, сломала жизнь чаду и не проронила ни слезы. Даже притворной. — Каково следующее задание?       Она была похожа на машину для убийства, ни капли жалости в серых глазах, ни капли волнения и страха. Лишь единственное желание: собственными руками отправить всех подонков, нарушающих покой Италии, на тот свет, прямо в котёл к самому Дьяволу. Заданий для дуэта не было на ближайшее время, поскольку группа Леоне и Виттории и без того хорошо постарались, если не считать перестрелки в кафе и погони во Флоренции. Они оба могли отдохнуть, сделать небольшую передышку, пока на зачистку отправляют основную огневую мощь в лице Гвидо Мисты и Наранчи Грирги. Оставались вопросы касаемо возможных точек в Тоскане, потому их двоих во главе с Фуго отправили всё внимательно осмотреть и устранить оставшихся бойцов Синдиката.       После завтрака, к которому Марино так и не притронулась, сославшись на отсутствие аппетита, она ушла в полупустую комнату, прихватив скрипку, которую ей вернул Буччеллати. Хоть Марино и сказала, что её не заботит, кто убил её отца, не волнует её прошлое, тот ад, через который она прошла… Тория соврала. Одно только упоминание истинного убийцы Данте хватило, чтобы вскипятить кровь в жилах, а старые раны — вновь вскрыть.       Мелодия, играемая Торией, не была по обыкновению печальной настолько, что хотелось утопиться в ближайшем канале. Это были довольно агрессивные, смелые мелодии, будто призыв сражаться, будто она играла не для себя, а для тех, кто сдался, для тех, кого, скорее всего, нет в живых уже. И это было непохоже на Марино, которую все знали. За эти месяцы, которые она провела под крышей с мафией, она запомнилась всем, как спокойная, если дело не касалось Аббаккио, и мрачная особа, которая принимала устранение неугодных Пассионе, как данность. Это её работа, и с этим она уже ничего не могла поделать. Её руки были по локоть в крови, но, несмотря на кошмары о покойных, которые, к слову, прекратили мучить её, как прекратила мучить и совесть, после очередной беседы с Буччеллати поздно ночью. Мир Италии нужен был, особенно после всей той грязи, в которую Дьяволо погрузил страну. Стране нужен был покой, и теперь всё было в руках нового босса Пассионе и его подчинённых.       И в дверном проёме вновь стоял Леоне, слушая музыку, которую играла его напарница. И он не особо был против того, чтобы такие небольшие концерты бывали с завидной периодичностью. Музыка, которую играла Виттория, ему начинала нравиться, она помогала мужчине узнавать эту «бестию» с другой стороны, открывая в ней всё новые и новые черты. Пускай она и не рассказывала о себе вслух, её поступки, её привычки говорили за неё куда громче. Мелодия остановилась резко, Тория беззлобно хмыкнула, чувствуя, что в комнате сейчас не только она. — Я начинаю подозревать, что ты совсем не против, если нас увидят, — возможно, прозвучало язвительно, что было вполне в её духе, на это Леоне привычно закатил глаза, выдавая однобокую усмешку. Вот же ведьма. — Пришёл послушать. На ходу мелодии сочиняешь? — ему хотелось знать о ней больше, чем она позволяла, к тому же оставался незакрытым тот вопрос в поезде, который он ей задал днём ранее, на который она дала скомканный ответ, отмахиваясь, мол, обо всём чуть позже. Она лишь рассказала о тётушке Клаудии, вскользь упомянули кузину Норму, которая погибла ещё ребёнком, но более ничего. — Можно и так сказать, — уклончиво ответила девушка, невольно тихо дёрнув струну на скрипке, — скорее вспоминаю куски того, что слышала когда-то, и компоную вместе. Но та мелодия, которую ты слышал в прошлый раз… Её написала я сама во времена, когда были не самые лучшие дни. Не умею я правильно выражать свои эмоции. Думаю, ты и сам это заметил.       И ведь верно: за всё это время невыносимую печаль на грани слёз — или с ними — он видел всего один раз, после миссии в Риме. Остальное же время его напарница была чрезмерно спокойна и хмура, как и он сам. Они оба были, словно отражением друг друга. И это его злило, Аббаккио злился на синьору Марино, ведь одним только своим мёртвым взглядом и отрешённостью, за которую он прицепился, решив найти единственную причину, по коей он мог бы ненавидеть девушку, она напоминала ему те самые мрачные дни, когда он пребывал в страшном запое, мысленно уничтожая себя раз за разом за собственную глупость. Вот только у синьоры Марино сил оказалось куда больше, чем у него, и самобичеванием она вряд ли занималась, хотя он едва ли мог судить об этом по одному взгляду на напарницу. — Сыграешь ещё что-нибудь? — его голос звучал менее уверенно, как в тот вечер в Риме, едва они оба заселились в номер отеля. Неуверенно, по-юношески скромно, но это вызвало куда более заметную улыбку на крашенных тёмно-вишнёвым цветом губах. И улыбка была очаровательна, она нравилась ему сильнее, чем вечно собранный и серьёзный вид.       Марино играла для Аббаккио, вновь и вновь собирая в голове куски мелодий, создавая что-то своё. Мягкое, трепетное, с лёгкой тенью волнения. И Леоне взгляда не отводил, внимательно наблюдая за каждым движением, за тем, как пальцы переходили со струны на струну. Казалось, он видел её руки без перчаток не так давно, но с недавних пор такое было чем-то необычным. Она почти не снимала их с тех самых пор, как дуэт вернулся из Рима. Бывшему полицейскому было невыносимо осознавать, что гибель Кармины так сильно повлияла на Витторию, ему было тошно даже представить, что она чувствовала, когда всё это кончилось. Однако мафиози лишь отделалась перчатками, хотя на её плечах груз куда более тяжкий, чем его, хотя Леоне был уверен, что в ту злосчастную ночь сам почти что выстрелил в своего напарника. Глядя на Витторию, на её виртуозную игру на инструменте, мужчина и сам был бы не прочь вспомнить свои юные годы, садясь за рояль. Подыграть ей, уловить ту тонкую нить, которая связала бы их без единого слова. Только музыка, только настоящие эмоции, которые всегда остаются за дверьми в их комнаты. Возможно, когда-нибудь он всё же аккомпанирует ей, создавая их дуэт уже не мафиози, а людей, движимых музыкой. Но пока что Леоне Аббаккио — лишь слушатель, которому нравится мелодия, которая доносилась до его ушей.       Спокойствие приходило в её душу. Марино чувствовала, как вновь возвращает себе привычное равновесие, возвращает себе способность трезво и здраво мыслить, взвешивая все «за» и «против». Теперь казалось, что уже ничто не сможет выбить её из колеи, и, если это действительно так, её рука не дрогнет отправить на тот свет ещё с десяток неугодных. Однако за всей этой спокойностью прослеживалось ещё что-то, едва уловимое, как призрак, но светлое, приносящее успокоение и в душу Аббаккио. Виттория сложила скрипку обратно в кейс, чтобы никому более не довелось увидеть её, будто бы в прошлый раз не все успели разглядеть. — Что думаешь насчёт всей этой ситуации? — и девушка имела в виду Синдикат, поскольку для неё сейчас этот вопрос стоял в приоритете куда больше, чем всё остальное. — Если этот Гато и правда был кем-то из Пассионе в прошлом, дело плохо. Я сомневаюсь, что он один ушёл из организации.       И Тория едва не проговорилась, пряча свои истинные эмоции где-то глубоко. Даже в этом они оба были похожи, за редким исключением гордость Виттории давала трещину, в остальном же — просто беглый взгляд, дабы убедиться, что напарник ещё жив.       Леоне хорошенько всё обдумал. В чём-то синьора Марино была права, даже у него возникало подозрение, что история с прошлыми капореджиме так легко и просто кончиться не могла, и в будущем это ещё проявится. Что, в общем-то, и случилось, потому с проблемой, без должной подготовки, пришлось сталкиваться лицом к лицу. Такое положение дел нравилось день ото дня всё меньше, однако дара ясновидения ни у кого не было, потому знать наверняка что будет дальше не представлялось возможным. Оставалось лишь гадать в каком из городов ещё раз так несказанно «повезёт».       Маркус был серьёзным противником, хорошо зная на что могут быть способны его оппоненты, вот только он не учитывал эту бестию Витторию Марино, поскольку узнал о ней только при личной встрече. И это было на руку, вот только не было гарантий, что никто более не прознает о её способностях. Контроль сознания, хорошие физические показатели. Это было чем-то совершенно новым для мафии, и это явно было тем, что было необходимо. Свежий взгляд на ситуацию, свежие решения. Аббаккио вновь и вновь приходил к выводу, что она вполне могла бы стать ощутимой проблемой, если бы попала в плохие руки. Однако мафии посчастливилось встретить её раньше, ему повезло встретить её раньше. — Не думаю, что произошедшее во Флоренции и Риме обошло стороной остальные конторы Синдиката, — звучало не очень-то обнадёживающе, но факт — есть факт, — как сказал Буччеллати, теперь все явно будут вооружены до зубов. Более я не позволю тебе выйти из отеля без оружия.       Хоть и прозвучало сухо, на деле бывший полицейский меньше всего хотел бы, чтобы его напарница пострадала, ведь он бессловесно дал обещание её тётушке, что сможет защитить её, дабы передать фамильное кольцо. Теперь он отчётливо понимал, что «то самое время» настанет только тогда, когда Синдикат окончательно сложит свои головы. Марино была девушкой с не самым сладким характером, напоминая мафиози его самого, только немного мягче. Ей были свойственны минуты маленькой слабости, после которых она вновь была тверда, как сталь. Он был слабее её морально, иначе не было бы того затяжного алкоголизма и деструктивных мыслей. — Ты хотел знать, что творится в моей семье? — внезапно напомнила девушка тот вопрос в поезде. Ничего не утаить от этой ведьмы, и он только лишний раз в этом убедился, не говоря уже о хорошей памяти. Конечно, это было не совсем правильно лезть в чужую жизнь, а уж тем более в секреты чужой семьи, однако за эти дни Леоне и без того увидел немного больше, чем стоило. Убийство Кармины, уничтожение Маркуса, который таскался за женщиной, как потерянный щенок, и его причастность к смерти отца Виттории, Данте Чезаре Марино. Слишком много, чтобы теперь не задаваться вопросом. — О судьбе тётушки Клаудии я не знаю настолько хорошо, потому что мать запрещала видеться с ней после того, как мы переехали в Неаполь с её вторым супругом. Я краем уха только слышала, что у неё произошло горе настолько тяжкое, что подкосилось здоровье. Но тебе ведь не это интересно. Что ж…       Надев перчатки на руки, Виттория с тоской посмотрела в окно. Она начала свой длинный рассказ о судьбе своей семьи, начиная с Сицилии, с убийства отца. С того, как ещё маленькая Ви увидела своего отца мёртвым с простреленной головой. Это была серьёзная травма для психики ещё девятилетней Виттории, которая любила своего отца, несмотря на какой-то его страшный секрет, от которого он так яростно старался оградить свою дочь, вот только она всё равно узнала. — После переезда в Неаполь, мне было запрещено даже упоминать обо отце, — руки девушки сжались в кулаки, дышать из-за подкатывающего к горлу кома становилось тяжелее, однако Марино собрала всю волю в кулак, чтобы не выглядеть жалкой. — Друзей у меня за всё это время так и не появилось, мне было запрещено даже это. Так и проходила моя жизнь здесь: дом-школа-музыка-дом. Никаких особых развлечений, постоянные употребления снотворного, чтобы не просыпаться по ночам, терапию у психолога отменили, сославшись, что со мной всё и без того в порядке. Со мной ничего в порядке не было, Леоне. Сейчас я понимаю, что постепенно сходила с ума.       Ей было тяжело смотреть на своего собеседника, было даже страшно подумать, что творилось в его голове, пока Аббаккио слушал её рассказ. Мужчина видел насколько непросто давалось Марино открываться кому-то, но это было нужно ей, нужно было, чтобы выпустить пар, отпустить это, пускай окончательно события прошлого от неё не уйдут. По крайней мере, они были бы уже не такими болезненными. — Когда начались мои… кошмары, мне не к кому было убежать. Я осталась один на один с той грязью, не зная, что мне делать. Этот козёл, Бонмарито… Я не думала изначально, что он настоящее чудовище. Думала, что просто он не нравится мне из-за того, что искренне считает, мол, сможет заменить мне отца, которого не стало, — рассказ об отчиме был брезгливым, это отчётливо было видно по хмурому выражению лица, поджатым губам. «Будто шапку Мисты в руки взяла», — поймал себя на мысли бывший полицейский. — А, когда всё приобрело самые скверные обороты, тогда было уже поздно. Я не особо люблю вспоминать о том, что со мной было, однако мои ожоги с этим хорошо справляются и без меня.       Взгляд голубых глаз пал на следы от сигарет на бледной коже. Камзол Виттории оставался расстёгнутым, как и в прошлый раз. Аббаккио было отвратно думать даже о том, насколько нужно быть не в себе, чтобы додуматься до подобного. Ожогов было много, со слов Виттории, Бонмарито оставлял их каждый раз после того, как топил её в ледяной воде. «Предлагал так согреться», — то, что засело в памяти, и вызывало тошноту. Теперь стало понятно почему был лёгкий испуг и отвращение в моменты, когда Леоне закуривал. Раньше он думал, что синьоре просто не нравятся курящие люди, теперь же картина была ясна. — И ты неосознанно замочила ублюдка, — подытожил монолог Аббаккио, чувствуя, как после такого откровения ему нужен свежий воздух. Это было тошно слушать, тошно только лишь от понимания, что кому-то вообще может взбрести в голову такая мысль. — Эту часть я слышал, — звучало, скорее, как извинение за подслушивание. Марино кивнула, но на это мафиози ничего не ответил — ушёл из полупустой комнаты, оставив Витторию одну. На воздух, нужно как можно скорее глотнуть свежего воздуха, пока не подкосились ноги, пока не стало тошно окончательно.       Ви понимала, что такая история никому бы по душе не пришлась, однако, в отличие от того же Мисты, Аббаккио не думал жалеть её, не думал выставлять её слабой. Ей не нужно было ничьё сочувствие, это было понятно по одному только взгляду. Она примирилась со своими демонами, принимая тот факт, что ничего уже не исправить, что это навсегда останется с ней: та грязь, кровь отчима на руках, кровь матери. Это никуда не денется, оставаясь упоминанием в виде чёрных перчаток. Возможно, она снимет их когда-нибудь, а пока…