Диалоги

-…и я обожаю твои руки, когда сжимаешь мои запястья, знаешь, аж до боли – просто отвал башки. - Хидан, тебя все равно почти не слышно, прекращай пиздеть, - Какузу поправил наушник в левом ухе и снова уставился в прицел, пытаясь не спускать глаз с определенной местности. Каждая операция с этим придурком просто пытка, так и тянет пристрелить приманку и сказать, что промахнулся. Но все прекрасно знают, что он никогда не промахивается. Поржут только, что старый не выдержал болтовни напарничка и прострелил ему башку, дадут нового, не факт, что лучше, и забудут. Так что лучше терпеть этого, понятного и изученного. Хидан же любил почесать языком в ожидании появления нужной им цели. Ловил с этого какой-то особый кайф, бесить и раздражать, возбуждать и плавить, ну знает же, нельзя отвлекать снайпера на их-то работе. Но как тут можно отказаться от такого веселья. - Я, когда о тебе думаю, у меня аж ноги сводит, - Хидан отворачивается от людей, чтобы никто не заметил его разговоров, и шепчет тихо, едва слышно. Шуршащий сигнал добавляет шумов, делая его голос еще приглушеннее. Между ними не такое уж большое расстояние, передатчик ловит хорошо, но помехи и треск все равно появляются время от времени, только добавляя интриги. Какузу, как бы ни старался это не слушать и не вникать, все равно додумывал пропущенные из-за помех слова. - Готовность пять минут, заткнись. - За эти пять минут ты бы мог успеть меня отодрать, ты в курсе? Я же тебе предлагал… - У нас нет на это времени. - Конечно, есть, - Хидан улыбается, и Какузу это слышит, - Ты никогда не можешь устоять, я же знаю. Я просто не очень-то и настаивал. Какузу наводит прицел на седой затылок, щурится, рассматривая знакомый силуэт. Хидан будто чувствует, поворачивается и смотрит прямо на него – знает ведь, где снайперская точка – и облизывает губы. - Опять хочешь меня застрелить? Или может, просто хочешь? Он облизывает средний палец, показывая жест Какузу, и проводит рукой по бедру, так одновременно ненавязчиво и до крайности по-блядски. Хидан старается делать это незаметно, даром что место занял отдаленное и никто особенно не обращает на него внимание. Кроме одного главного и желанного зрителя. - Ты доиграешься, придурок, - шипит Какузу, бросая взгляд на часы. Три минуты. - Я только за. Укусишь меня? – Хидан качает бедром, цепляет пальцами джинсы, слегка задирая черный балахон. - Голову отгрызу. Три минуты, Хидан. - Каждый раз, когда ты отстреливаешь башку очередному мудаку, его бесполезные мозги растекаются по стене, я чувствую, что ты во мне не только когда мы трахаемся, а всегда, знаешь… Это какая-то астральная хуйня, я не разбираюсь, но ты всегда рядом, я всегда тебя чувствую. И сейчас я чувствую, что тебе не очень удобно лежать за винтовкой со стояком, но ты уж извини, - седой поворачивается спиной и медленно нагибается, чтобы поправить шнурки на кедах, - Обожаю тебя дразнить, ничего не могу с собой поделать. - Я ведь однажды реально тебя застрелю. Случайно, - ворчит Какузу в ответ, разумеется, не собираясь признавать, что Хидан безоговорочно прав. Неудобно до абсурда. - И будешь проклинать себя до конца своих дней, потому что больше не найдешь такого, как я. - Да уж, второй такой бестолочи в этом мире не найдется. Минута. - Ты ведь любишь, когда я кусаю тебя за шею, мм? – Хидан опять завел свою шарманку, - Ты всегда сжимаешь пальцы на моих ногах сильнее в такие моменты, значит, любишь. А я люблю, когда ты тянешь меня за волосы, это так… дико. - Тридцать секунд. - Я его вижу. Буду ждать тебя дома, дорогуша, не задерживайся. В их поле зрения попадает человек, на которого объявлена охота, и Хидан шагает вперед, мельком взглянув на Какузу. Тот готов его на кусочки порвать за это – ну нельзя так делать, однажды ведь он рискует спалиться, спалить снайпера и пойдет крахом вся операция. И повезет еще, если живыми уйдут. Хидану нужно отвести человека в определенную точку, заранее обговоренную, чтобы никто не заметил, не заподозрил неладного. И он всегда прекрасно справлялся со своими обязанностями – его развязность и напускная тупость не внушали опасений. На углу здания, окрашенного в белый, Хидан останавливается и поворачивается к шедшему за ним человеку. Улыбается, тянет к нему руки, но дотянуться не успевает – пуля бесшумно пробивает висок насквозь и застревает в стене. Белая краска покрывается алыми брызгами и подтеками и Хидан не удерживает восхищенного выдоха – Какузу настоящий художник, такая красота на белом полотне. Ему хочется дотронуться рукой, но он знает, что Какузу не терпит чужой крови на бледных руках. - Как всегда, выше всяких похвал, я чуть не кончил, - шепотом смеется Хидан, быстро скрываясь за другим углом и уходя заранее подготовленным путем. - Отложи все свои дела, с кровати ты не завтра поднимешься, - ворчливо отвечает Какузу, разбирая винтовку и аккуратно складывая по частям в сумку. Но он доволен, конечно. Доволен высококлассно выполненной работой, восторженным отзывом и количеству нулей в поступившей оплате. - Я знал! Как же я тебя люблю, Кузу, вредный ты мудак. Но я всегда прав. - Все, отбой. Скоро буду. Не сдохни по пути, кретин. Хидан пробирается через кустарник, дыру в заборе, выходит на оживленную улицу и отключает наушник, пряча его в карман. До дома не так уж далеко идти, но он не спешит, стараясь идти обходными путями. Предвкушение скребется в животе, под ребрами, и он знает, что Какузу любит их разговоры. Но никогда в этом не признается.