Квест «Выбери-Лучший-Орден» для Вэй Усяня

Вэй Усянь специально стал заказывать на завтрак побольше еды: Вэнь Шань, попривыкнув, но всё ещё обращаясь к нему с почтением, взял за привычку делить с ним утреннюю трапезу. Конечно, его можно было понять, никто за просто так не стал бы кормить его тем, чем он захотел, а Вэй Усянь вовсе не был вредным и жадным. Поэтому такая простая вещь значительно улучшила между ними отношения: фальшивость, которую Вэй Ин сперва увидел в нем, оказалась всего лишь внушенной манерой поведения. Узнав о том, что Вэй Усянь отправился в путь, старейшины принялись готовиться к приходу дорогого гостя: выставили более надёжную охрану у ворот, подготовили комнату, в общем, заранее сделали все в лучшем виде. И, конечно, компаньон Вэй Усяня должен быть идеальных манер, внешности и репутации, этот человек собою должен был производить впечатление на весь клан Вэнь, и именно от него во многом зависело будущее решение Вэй Усяня. После долгих споров и жёсткого отбора остался Вэнь Шань, юноша, принадлежащий второй ветви клана Вэнь. На плечи этого прилежного, но почти безынициативного адепта вдруг свалилась непосильная задача: по сути, ему нужно было быть личным слугой, временным товарищем или ещё кем-нибудь, кого Вэй Усянь захотел бы увидеть в его лице. От рядовых обязанностей его освободили, как только приняли это решение – зато заставляли вызубрить наизусть несколько книг по этикету, на всякий случай учили готовить, даже стирать и мыть полы. К приходу Вэй Усяня Вэнь Шань был совершенно вымотан тем распорядком дня и успел заранее чуть ли возненавидеть его: что это за важная персона такая, приезд которой так омрачил его жизнь, и без того не изобилующую радостями? — Так значит, сегодня каллиграфия? – переспросил Вэй Усянь, неторопливо жуя рис. — Я говорил вам это уже давно, неужели забыли? Да, спортивные состязания будут позже и не будут проходить каждый день. — Я почти разочарован, – пробурчал Вэй Усянь и нахмурился. – Придется сегодня побыть простым наблюдателем. — Отчего же простым наблюдателем? – удивился Вэнь Шань. – Настоятельно рекомендую принять участие. — О, каллиграфия – это совсем не мое. Всем будет лучше, если я не пойду туда: по крайней мере, ни у кого из судей не случится сердечного приступа. Вэнь Шань покрутил между пальцами маленький кусочек острой курицы и, подкинув вверх, поймал его ртом. Вэй Усянь не остался в стороне, но с первого раза ему это не удалось. Пока он пытался повторить трюк, Вэнь Шань принялся объяснять, на свой взгляд, очевидные вещи. — Будет несколько состязаний. В каждом из них будут выделять пятерку лучших, остальные, вне зависимости от результата, разделят шестое место. Насколько мне известно… осторожнее, молодой господин Вэй, не подавитесь… за первое место в состязании дадут шесть очков, за второе – пять, вы сами дальше сможете продолжить. Те, кто окажутся на шестом месте, получат по одному очку, поэтому-то вы в любом случае что-то приобретёте, если примете участие. Однако, я уверен, вам не составит труда войти… молодой господин Вэй, вы, уже не знаю, какой раз поднимаете этот кусочек с пола и пытаетесь закинуть его в рот, оставьте, он уже грязный. Возьмите другой, если хотите… вам не составит труда войти в пятерку лидеров. Вэй Усянь таки закинул кусочек курицы в рот, как хотел, и теперь довольно улыбался. Он проглотил его и сказал: «И все же я бы не был так уверен.» Вэнь Шань подмигнул ему и загадочно произнес: «Кто знает, быть может удача будет благоволить вам сегодня.» Казалось бы, что может быть проще: приложить немного усилий и ровно и красиво переписать предложенное стихотворение, однако для Вэй Усяня каллиграфия была непостижимым искусством. Вероятно, потому что он провел все детство свое в забавах и играх, с отцом и матушкой скитаясь по Поднебесной, не имел собственного постоянного угла, и кисть впервые в руки взял, когда многие сверстники уже овладели азами письма. Что говорить о ровных и изящных, как лёгкая бабочка, иероглифах, когда даже с рисованием знаков орденов он не справился. Уже была переведена зазря стопка бумаги, толщиной в палец, руки уже занемели и отказывались сгибаться и разгибаться, и весь стол, руки, одежда были заляпаны чернилами, даже на щеке, которую он подпирал рукой, остался темный смазанный след. Вэй Ин принимал то одну, то другую позу, никак не мог устроиться на месте и с тоской поглядывая на стену и ширму, которой был огорожен он от соседей. Прежде всего, задача ширмы состояла в том, чтобы никто не мешал своим соседям и не отвлекался сам, и это прекрасно работало – даже Вэй Усянь, который сначала принялся рисовать на выданной бумаге какие-то картинки, вскоре заскучал и принялся за работу. И все же, как особому гостю, Вэй Усяню было сделано уступление, и один человек мог заходить к нему. Вэнь Шаню с трудом удалось пронести на место небольшой сосуд вина, чтобы Вэй Усянь мог запивать свое горе. На этот раз выглядел он сосредоточенным, от усердия даже высунул кончик языка и, исписав почти целый лист, откинулся назад, словно он тяжело трудился несколько дней и ночей напролет. — Молодой господин Вэй, и вы не покажете мне? Вэй Усянь кашлянул и накрыл для верности лист локтем, чуть не столкнув со стола почти пустую чернильницу: «Поверь мне, как только ты увидишь, пожалеешь, что попросил об этом». Вэнь Шань, кажется, не собирался отступать, и Вэй Усянь вздохнул и протянул ему листок: «В конце концов, я старался, и это главное. Пока что это мой лучший результат.» Глаза Вэнь Шаня неестественно округлились, точно сейчас он наткнулся на десяток лютых мертвецов. Лист медленно выпал из его рук и легко спланировал на пол; только тогда Вэнь Шань очнулся, поднял лист, стараясь не смотреть больше на иероглифы, и передал усмехающемуся Вэй Усяня. — Это было… ну это было… — Ужасно, не так ли? — Почти что сносно, – отрезал Вэнь Шань и собирался кивнуть в подтверждение своих слов, но вместо этого замотал головой, выдавая абсолютно противоположное. Вэй Усянь прищурился: «А если честно?» Вэнь Шань долго собирался с духом и наконец выдал: «Вы не подумайте, но этому можно найти применение… вашим почерком можно писать талисманы, отгоняющие нечисть. И если честно, не только нечисть». Вэй Усянь рассмеялся: «По крайней мере, ты не закричал и не рассмеялся, а значит эта работа вполне достойна!» — Молодой господин Вэй, может мне лучше вам помочь с этим? Боюсь, старейшины, которые будут судить, вашу работу невысоко оценят. Вэй Усянь отмахнулся: «Невысоко, ну и что с того? Мне и не нужно первое место в этом состязании, иначе, – продолжил он шепотом, – это не очень хорошо скажется на моей репутации.» — Как победа в состязании по каллиграфии может испортить репутацию? — Уж не знаю, как вам, но мне это занятие кажется скучным и нудным. Если моя работа не будет уродливой, все подумают, что и в каллиграфии я хорош, и будут звать меня образцовым и примерным молодым господином, вроде тех нефритов Гусу Лань. А оно мне надо? Вэнь Шань не нашел, что ответить, только пожал плечами, и Вэй Усянь, свернув бумагу в трубочку встал с пола: «Эту штуку ведь можно заранее сдать? Не хочу, чтобы она мозолила мне глаза.» В итоге Вэй Усянь сдал свою работу одним из последних, и принимающий ещё долго нахваливал то старание, с которым он выполнял ее, к счастью, не развернув бумагу. Видимо, потраченное время для него было ещё одним критерием качества, но Вэй Усянь понимал, что ни по каким другим его работа не пройдет. В то время Вэнь Шань уносил прочь испорченную бумагу, твердо намереваясь сжечь, чтобы никто не увидел позора молодого господина Вэя. Нести нетонкую стопку было приметно, потому ему приходилось отмахиваться от любыпытных адептов, так и норовящих сунуть в бумаги носы. А раз до кухни, где он и намеревался все уничтожить, путь лежал неблизкий, то в конце пути он был изрядно раздражен и шел быстрее, чем в начале. — Смотри, куда прешь! – раздался надменный голос, и Вэнь Шань стыдливо поднял голову: прямо перед ним стоял второй молодой господин Вэнь, рядом с ним – ярко накрашенная дева, видимо, с рождения лишённая естественной красоты и вынужденная прятать лицо под толстым слоем краски. Вэнь Шань быстро поклонился в знак почтения и извинения, прижав бумаги покрепче к груди, и уже хотел обойти их стороной, как Вэнь Чао снова встал у него на пути. — Куда это ты несёшь такую стопку? На кухне нет ни одного старейшины, который мог бы взять их! Неужели нарочно переводишь бумагу? Кто тебе это приказал? Он схватил Вэнь Шаня за руку и дёрнул на себя, тот отшатнулся, не выронив ни листа. Вэнь Чао, увидев малейшее сопротивление, завопил, брызжа слюной: «Как ты посмел?! Десять, нет, двадцать, пятьдесят ударов плетью за неповиновение! Как твое имя?!» Когда Вэнь Чао дёрнул руку оробевшего Вэнь Шаня уже во второй раз, тот уже не смог удержать листы, и они спланировали на землю, разлетевшись в разные стороны. Вэнь Шань упал на колени и судорожно принялся их собирать, однако Вэнь Чао выхватил один листок прямо из-под его носа: это была всего лишь чуть менее удачная попытка Вэй Усяня. Мгновение спустя Вэнь Чао согнулся пополам от хохота. — Кто писал так уродливо, даже я, ха-ха-ха, когда мне было два месяца отроду, сделал бы лучше. Ха-ха, только взгляни, – держась одной рукой за живот, Вэнь Чао другой, трясущейся от его истерического смеха, протягивал лист своей спутнице, и как только она сама протягивала руку, чтобы взять, он отдергивал лист, поднося его к своим глазам, чтобы снова взглянуть и породить новый приступ безудержного хохота. – Только взгляни, ха-ха, это убожество. Не могу-у живот теперь боли-ит. От смеха живот Вэнь Чао скрутило, и тот схватился за него уже двумя руками, отбросив лист в сторону. К тому времени Вэнь Шань уже успел подобрать все остальное и, поймав на лету последний листок, обогнул не способного двигаться и связно говорить Вэнь Чао и убежал прочь. Вэй Усянь и подумать не мог, что ему будут так интересны результаты состязания. Прежде Цзян Чэн поделился своими соображениями насчёт победителя: первое и второе места, по его словам, наверняка должны были занять нефриты ордена Лань, Не Хуайсан, называвший себя неплохим художником, тоже не должен был плестись в хвосте. Сам Цзян Ваньинь не говорил ни слова о себе и своей работе, Вэй Усяню даже показалось, что он нарочно избегает этой темы. Как бы там ни было, ожидания Цзян Чэна оправдались, правда не полностью. Весьма довольный собой Не Хуайсан, занявший пятое место, сейчас стоял подле старейшины, прикрыв веером нижнюю часть лица. Четвертое место, на изумление Вэй Усяня и Цзян Ваньиня, который был готов ставить деньги на то, что тот человек выиграет, занял Лань Ванцзи. Это было неожиданно и для него самого, видимо, сам Лань Ванцзи рассчитывал на более высокое место, а теперь этим четвертым оказался почти унижен. Нефриты ордена Лань стояли от них недалеко, и Вэй Усянь видел, что сначала тот и вовсе хотел отказаться, не идти к старейшине, при этом, вероятно, испытывая чувство стыда, неловкости и обиды за поруганную гордость, но все же Лань Хуань подтолкнул его в нужную сторону. И вмиг лицо Лань Ванцзи снова сделалось нечитаемым, словно происходящее его никак не касалось, и он не испытывал ни разочарования, ни радости. — Подумать только, – шепнул Вэй Усянь Цзян Ваньиню. – Если бы я согласился спорить с тобой, выиграл бы сейчас кучу денег. А ведь если бы не Не Хуайсан, я бы поставил на проигрыш Лань Ванцзи. Цзян Ваньинь также шепотом ответил: «Ты не понимаешь. Я обучался в Облачных Глубинах и знаю его почерк. Должно быть, те, кто заняли места выше – величайшие мастера каллиграфии, ибо из нашего поколения он считался лучшим в этом деле. — Да уж, неслабо результаты задели его самолюбие. Признаться, даже жалко. Третье место занял Лань Сичэнь, что Цзян Чэн прокомментировал: «Хорошо, предположим. Почерк первого молодого господина Лань также вне всяких похвал» Но вот когда второе место занял второй молодой господин Вэнь, Цзян Ваньинь возмущённо зашипел, не в силах держать эмоции в себе: «Подсудили! Ему подсудили, я знаю! Что эти Вэни о себе возомнили; неужели то, что на их землях проходит это состязание, непременно означает, что кто-то из их ордена непременно должен победить?» Тут-то они оба задумались: все претенденты из списка Цзян Чэна уже заняли свои места, а второе место занял Вэнь Чао, кому же достанется первое? Старейшина откашлялся и вновь торжественно заговорил: «Первое место…» Вэй Усянь и Цзян Ваньинь переглянулись, все внимательно уставились на объявляющего результаты, который решил создать загадочную ауру вокруг себя, а Лань Ванцзи все так же молчал, погрузившись в собственные мысли. — Вэй Усянь! Площадь наполнилась удивлёнными вздохами, соседи зашептались. Цзян Чэн слегка недоумевал: прежде Вэй Усянь говорил, что в каллиграфии плох донельзя, и вот теперь он становится победителем. Однако то и было странным, что скромностью тот никогда не отличался, да и сам казался таким изумленным, что приоткрыл рот и бездумно смотрел на землю не в силах шевелиться. Лань Ванцзи бросил на него косой взгляд и тут же встал, как раньше, словно устыдившись любопытства. — Молодой господин Вэй, я понимаю ваше душевное ликование, но, прошу, подойдите к нам всем, чтобы победителя могли видеть все, – прервал молчание старейшина. — Постойте, это же все неправильно, – сказал Вэй Усянь, подходя к старейшине. Вместо того, чтобы встать на то место, где следовало стоять победителю, он подошёл к столику, миновав колонну четырех других учеников. Из пяти лежавших на дальнем его углу листов он выцепил свою работу, мельком проглядел остальные четыре. Изящность и при этом четкость линий, чистота исполнения в одной из них привлекла внимание, он взял ее, даже не глядя на имя автора, и развернулся к умолкнувшей толпе. — Я думаю, произошла чудовищная ошибка. Даже тот, кто хоть раз видел одну мою работу, не глядя на все остальные, может сказать, что они все сплошь… не очень хороши. Взглядом чуть поодаль от молодых господ он выцепил Вэнь Шаня, который прикрывал лицо рукой, кажется, не одобряя этой его инициативы. Вэй Усянь сглотнул ком в горле и обратился к главам кланов, сидевшим чуть поодаль: «Взгляните, я говорю правду.» Глава клана Цзян был ему знакомым, и не казался столь пугающим, потому бумаги Вэй Усянь передал именно ему. Он сохранял улыбку, пока просматривал верхний лист, но когда дошел до второго, глаза его расширились, и он невольно закашлялся, передавая сидящему рядом Лань Цижэню. Теперь работа Вэй Усяня лежала сверху – исполняющий обязанности главы ордена Лань поджал губы и схватился за сердце. Дрожащими руками он переставил листы местами, облегчённо выдохнул и убрал руку от груди. — Это, действительно, худший почерк на свете, если это убожество можно почерком назвать – однорукая обезьяна и то оказалась бы способнее. Текст Ванцзи был, как бальзам на душу, не посмотри я на него сразу же после, получил бы какую-нибудь сердечную болезнь или же ослеп. Лань Ванцзи, заслышав свое имя, поднял голову, посмотрел сначала на брата, потом перевел взгляд на Вэй Усяня и застыл снова, глядя на него. Заметив это, тот хитро улыбнулся и подошёл ближе, пока работы ходили по рукам глав орденов: «Не хмурься, второй молодой господин Лань, я вершу справедливость.» Старейшина, наконец вернув работы на прежнее место, выжидающе посмотрел на Вэй Усяня, наблюдая за следующим его шагом. Тогда Вэй Усянь, набрав в лёгкие побольше воздуха, развеял остатки прежнего удивления и выпалил: «Я хочу, чтобы первое место занял тот, кто этого по-настоящему заслужил.» Глаза его сияли искренностью, когда он снова развернулся к Лань Ванцзи. Вэй Усянь взял его за край рукава, и незаметно подмигнул. Лань Ванцзи, прежде кажущийся недвижимым, словно гора Тайшань, вдруг легко сошел с места под вздохи удивления толпы, и пошел за ним, и остановился, только когда оказался с другой стороны колонны, на месте победителя состязания. Вэнь Чао, потрясенный таким исходом больше всего, подошел к отцу, в этот момент сравнивающему две работы, и выхватил листок. Когда он оценил их лично, у него задергался глаз. Он поочередно смотрел на Вэй Усяня и Вэнь Шаня, который один стоял, приложив руку ко лбу, когда остальные ахали и перешептывались, и вдруг снова разразился совершенно диким непонятным хохотом, повалившись на пол. В этот миг наверняка все подумали, что тот тронулся умом. Вэй Усянь же сказал: «Вот теперь все правильно» и уже собирался раствориться в толпе, как его окликнул старейшина: «Молодой господин Вэй, теперь у нас нет того, кто бы занял четвертое место.» Вэй Усянь хмыкнул и, развернувшись, снова подошёл к колонне: «Как это нет?» С этими словами он легко передвинул недоумевающего Не Хуайсана с пятого места на четвертое. — Это, конечно, хорошо, но кто тогда займет пятое место? Вэй Усянь рассмеялся: «А на пятое уже можно и мне встать, все таки, я потратил немало времени на эту штуку. Она – мое новое достижение.» Теперь он и сам встал в колонну, широко улыбнувшись всем. Кажется, исполняющий обязанности главы ордена Лань хотел возразить, но промолчал.