Квест «Выбери-Лучший-Орден» для Вэй Усяня

Вэй Усянь никогда не был хорош в каллиграфии и охотно это признавал, поэтому первый день соревнований не принес ему особого удовольствия. Но когда Вэнь Шань сказал, что готовится далее, тот воспрял духом и, несмотря на некоторую усталость после долгого дня, до часа сна заперся в комнате и принялся репетировать. Музыка была с Вэй Усянем, кажется, с первого дня его рождения – ее он любил больше, чем что-либо другое из изящных искусств, как минимум, потому, что в ней он мог делать какие-то успехи. Чуть позже, когда он слегка подрос и решился выбрать себе инструмент, выбор пал на дицзы, и позже Вэй Усянь ничуть не пожалел об этом: играть на поперечной флейте было приятно, к тому же у него уже была одна, а значит и тратиться не пришлось. От нее исходил чистый и красивый звук, при этом, чтобы искуссно играть на ней, не нужно было долго учиться, а также она не занимала много места среди вещей. Свою первую флейту он вырезал из бамбука сам, ту, что была у него сейчас, он все боялся испортить неумелой игрой и доставал только в самых исключительных случаях. Сколько Вэй Усянь помнил себя, эта красивая флейта была с ним, и сейчас лежала где-то на дне мешочка Цянькунь, аккуратно завернутая в платок и в таком виде положенная в футляр. Как бы Вэй Усянь не разбрасывался своими вещами, флейтой он особенно дорожил – ему все казалось, что она хранит какой-то старый секрет. За завтраком Вэнь Шань пояснил, что можно выбрать любое музыкальное произведение из уже существующих, либо сочиненное самостоятельно, что это одно из тех состязаний, где, страшась опозориться, принимать участие будут не все, рассказал о самых главных конкурентах, но они ничуть не испугали Вэй Усяня. — Пусть все и говорят, что мастерство этих Нефритов велико, и мое может быть несколько хуже, никто и ни за что не исполнит то, что собираюсь я. Вэнь Шань возразил: «Разумеется, все, кто не обладает достаточной фантазией, чтобы написать музыку самостоятельно, сейчас пойдут подавать заявки – по правилам состязания нельзя двум людям играть одну и ту же мелодию. Советую поторопиться, если вы хотите взять что-то из уже сочиненной.» Вэй Усянь рассмеялся: «Я не гениальный композитор, да и мастерство мое не на пике, но разве нечто сухое и бесчувственное из старой книжки может сравниться с тем, что преисполнено эмоциями и светом? Я еще не слышал, как играют другие, но никто не вкладывает в музыку больше души, чем я, будь уверен! К тому же, сейчас я собираюсь пойти и выяснить, насколько мне следует стараться, чтобы несомненно обойти всех.» Вэнь Шань отрицательно покачал головой: «Молодой господин Вэй, это уже без меня. Если заблудитесь в Безночном Городе, попросите кого-нибудь подсказать вам дорогу, уверен, вам не откажут.» Вэй Усянь улыбнулся и пожал плечами: «Как скажешь. Но ты многое теряешь, поверь.» Вэнь Шань незаметно, как ему казалось, закатил глаза и ответил : «Даже не сомневаюсь...» Подсказки других адептов Цишань Вэнь почти не помогли, и Вэй Усянь с горем пополам добрался до ближайшей беседки, для себя решив, что будь она занята хоть самим небожителем, он не уйдет из нее. Беседка и впрямь оказалась занята, но Вэй Усянь только ухмыльнулся и двинулся вперед – он считал, что после вчерашнего договориться с тем человеком будет легче легкого. — Не против, если я составлю тебе компанию? Лань Ванцзи не успел и рта раскрыть, как Вэй Усянь проворно перемахнул через ограждение беседки и развалился рядом. Из-за пазухи он достал флейту и немного повертел в руках. Сперва Лань Ванцзи старался не замечать его вовсе, но потом взгляд его прикипел к флейте, и некоторое время он разглядывал ее так внимательно, что позабыл о своем желании отсесть от незванного гостя подальше. А Вэй Усянь не переставал крутить ее и играться с ней, хотя прежде не позволял себе подобного обращения с ценным инструментом. — Лань Чжань, тебе нравится моя флейта? Лань Ванцзи нахмурился и быстро кивнул, а затем, будто бы придя в себя, отодвинулся подальше. — Я репетирую, – сказал он медленно. – Пожалуйста, не мешайте мне. Вэй Усянь нахмурился: «Кому это ты сказал, «не мешайте»? Мы же друзья, какие могут быть между нами формальности?» — Мы не друзья. — Отчего же, Лань Чжань? Мне показалось, после вчерашнего мы могли бы хорошо поладить. Я, как бы там ни было, уверен, однажды ты передумаешь и оценишь меня по достоинству… Но Лань Ванцзи уже не обращал на него внимания и, прикрыв глаза, медленно перебирал струны гуциня. Вэй Усянь, заметив, что его не слушают, тихо обошел Лань Ванцзи со спины и закричал тому почти в самое ухо: — Ого, Лань Чжань! Ты будешь играть на цине? Лань Ванцзи чуть дернулся, и мелодия оказалась нарушена неверным звуком. Он бросил на Вэй Усяня красноречивый взгляд, как бы говоря: «Разумеется, буду играть на гуцине, неужели это непонятно даже после того, как ты увидел этот инструмент у меня на коленях?», и вместе с тем понимая, что Вэй Усянь задал вопрос в шутку. Его брови сошлись на переносице, и он наконец ответил Вэй Усяню: «Я попросил вас не мешать мне.» — Да ладно тебе, Лань Чжань. До вечера еще времени много, сотню раз успеешь повторить. Но если ты так хочешь именно сейчас, я не буду тебя отвлекать и с удовольствием сам послушаю. Вэй Усянь снова сел напротив Лань Ванцзи, чтобы тому не пришлось неудобно изгибаться и поворачивать голову. Он не особенно надеялся на то, что ему ответят согласием, прикрыл глаза и, довольно улыбаясь, размышлял, как сейчас от его наглости хоть чуточку перекашивается лицо Лань Ванцзи, но тут он услышал мелодичный трепет струны, а потом ещё одной, и ещё. Лань Ванцзи действительно играл для него. Вернее, Вэй Усяню так казалось первые несколько секунд, позже он понял, что тот просто продолжал репетировать, несмотря на присутствие постороннего. И все же Вэй Усяню изо всех сил хотелось думать, что Лань Ванцзи репетирует на этот раз с большим усердием, нежели обычно, только для того, чтобы произвести на него впечатление, а раз ему хотелось так думать, кто мог запретить? Некоторое время Вэй Усянь сидел тихо, стараясь пропустить мелодию через сердце. Перед глазами проплывали и пейзажи Пристани Лотоса, и бескрайних рек, и рисовых полей. Мелодия была несложной, состоящей из одного повторяющегося мотива, и вдруг Вэй Усяню показалось, что если он решится подыграть, не ошибется. Он, не открывая глаз, нащупал флейту, лежащую на коленях, и поднес к губам; у музыки словно открылось второе дыхание, что-то так правильно и так хорошо стало дополнять ее, и Вэй Усянь понял – играй эту мелодию любой из них в одиночестве, никогда не добился бы того, что было сейчас, до того сильно этой музыке нужны сразу два исполнителя. Вэй Усянь понимал, нигде раньше он не мог услышать подобное, никогда раньше он не играл с кем-то дуэтом, но при этом ясно осознавал, что его руки и тело двигаются сами по себе, словно давно знают ее, словно с этой мелодией он шел бок-о-бок всю свою жизнь и даже до нее. Мелодия ничуть не казалась тоскливой, скорее даже наоборот, она словно описывала лучшие деньки своего сочинителя. Вот только в груди у Вэй Усяня как-то неприятно кололо, а в ушах шумело, словно били в большой гонг. Под конец что-то особенно сильно поразило его, у Вэй Усяня защипало в глазах. Он потянулся, чтобы протереть их кулаками. Послышался глухой стук, и мелодия прервалсь. Вэй Усянь выронил флейту из рук. Лань Ванцзи сейчас выглядел обеспокоенней обычного, он отложил гуцинь в сторону и теперь что-то искал у себя в рукаве. Наконец, найдя аккуратно сложенный вчетверо белоснежный платок, он, не раздумывая, протянул его Вэй Усяню, а тот, еще не отойдя от шока, еще сильнее опешил от такого внезапного проявления доброты и благодушия. В ответ на его полный недоумения взгляд Лань Ванцзи, опустив глаза в пол, сказал: «Утри слезы.» Руки Вэй Усяня все еще дрожали, когда он принимал платок. Сделав несколько глубоких вдохов, он убедился, что успокоился и голос его не будет звучать слишком прерывисто, и зашептал: «Лань Чжань, Лань Чжань, какую тайную струну моей души ты тронул? Я никогда не слышал ничего подобного. Ты ведь сочинил это сам, да? Я не верю, что кто-то другой мог написать подобное.» Лань Ванцзи, все еще находя реакцию Вэй Усяня странной, ответил: «Не совсем.» — Не совсем? Как это понимать? — Авторов двое. Один из них – я. Вэй Усянь оживился: «Вот как! Два автора! Я ведь нутром чувствовал, что это мелодия не для одного. Все же ты будешь играть ее один?» Лань Ванцзи снова положил гуцинь на колени и, задумчиво перебирая струны, ответил: «Я буду играть перед судьями другую. Дядя находит эту слишком простой.» Вэй Усянь возмутился: «Но в ней столько…столько всего! Это же просто неописуемо, поверь, Лань Чжань, я врать не стану. Зачем слушать этого старика? Или может быть твой соавтор уже занял ее? Ее играет твой брат?» — Нет. — Тогда, если твой соавтор не возражает, ты бы мог исполнить эту музыку, — а затем Вэй Усянь осторожно добавил. – Он ведь не возражает? Лань Ванцзи нахмурился: «Он не возражает... не может возражать.» Кажется, этой темы он касаться не хотел. Только что в смятении пребывал Вэй Усянь, стараясь отойти от внезапно нахлынувших чувств, но, стоило только перевести разговор в другое русло, как они с Лань Ванцзи поменялись ролями, и теперь уже Вэй Усянь не знал, что сказать и как утешить: «С ним что-то случилось?» Про себя Вэй Усянь все время повторял: «Только не говори, что он умер, только не говори, что он умер.» И Лань Ванцзи, будто бы прочитав его мысли, ответил: «Он не умер. Просто исчез.» — Как человек может просто так исчезнуть? – недоумевал Вэй Усянь. – Не может же он, как дым, растаять в воздухе, верно, Лань Чжань? Лань Чжань? Лань Ванцзи больше не слушал его – снова погрузился в музицирование и теперь затянул что-то сухое и непонятно-сложное, вероятно то, что планировал вечером демонстрировать судьям. Разговоры, как Вэй Усянь уже понял, не были коньком Лань Ванцзи, и он даже удивлялся, как тот выдержал столь долгую по своим меркам беседу. С особенным трудом ему дались последние минуты, и хоть Вэй Усянь горел желанием разузнать побольше, не хотел мучать Лань Ванцзи только из-за своего любопытства. Все же будет лучше, если Вэй Усянь подыщет себе для репетиции другое место. На выходе он задержался и, обернувшись в сторону Лань Ванцзи, который до последнего не поднимал головы, напоследок сказал: «Дай обещание, что однажды снова сыграешь эту мелодию со мной. Она очень мне понравилась.» Лань Ванцзи на миг призадумался и быстро кивнул, возвращаясь к гуциню.

***

А дальше Вэй Усяня захватил азарт соревнований: как дикий зверь, бросающийся на добычу, он рвался вперёд и ни разу не покинул пятерки победителей, каждый раз купаясь в лучах славы. Вечерами, скрепляя дружбу день за днём, он прогуливался с Цзян Ваньинем и Не Хуайсаном, несколько раз их сопровождал Фэн Жэнь, однажды – Вэнь Нин, которого, упорно тренирующегося, Вэй Усянь увел со стрельбища. Тот недолго сопротивлялся, но, даже следуя за ними, не говорил ни слова, пока его не спрашивал о чем-то Вэй Усянь, а, когда все же отвечал, опускал голову, словно стыдясь. Позже Цзян Чэн в шутку сказал, что тот похож на застенчивую молодую госпожу. Днём же, во время соревнований и во время отдыха, всегда перед ним мелькал Лань Ванцзи, и он невольно наблюдал. Цзян Чэн же по секрету рассказал, что Лань Ванцзи неустанно и сам следит за ним, и кажется, он делал это затем, чтобы больше Вэй Усяню не помогали судьи. Вэй Усянь же сам иногда ощущал на себе его взгляд, оборачивался, чтобы уличить, но Лань Ванцзи тотчас же отворачивался и уходил прочь, словно думал, что Вэй Усянь или не заметит его среди толпы, или не обратит должного внимания. И ни разу Вэй Усяню не удалось поймать его взгляд. Когда Лань Ванцзи видел издалека человека в черно-красный одеждах – разворачивался и убегал прочь, когда Вэй Усянь пытался заговорить с ним – молчал. Вэй Усянь вглядывался в одинокий силуэт, идущий далеко перед ними, и воскликнул: «О! Да это же Ванцзи-сюн!» С этими словами он умчался вперед, Цзян Чэн, закатив глаза, побежал следом, не забывая останавливаться и ждать довольно медлительного по его меркам Не Хуайсана. Подумать только, Вэй Усянь оставил в стороне друзей, ради того, кто намеренно его избегал, это ли не неблагодарность? Вэй Усянь с толикой издёвки улыбнулся: «Наконец-то мне удалось тебя найти, Лань Чжань! Столько дней я пытался поймать тебя и поговорить, а ты все убегаешь.» Лань Ванцзи, словно нехотя, ответил: «У тебя есть друзья.» Он повернул голову в сторону Цзян Чэна и Не Хуайсана и в ответ на недоумевающий взгляд Вэй Усяня пояснил: «У тебя есть друзья. Разговаривай с ними.» Вэй Усянь улыбнулся ещё шире, словно подловил его на чем-то: «Ты до невозможности смешной. Ещё недавно твердил, что на «ты» не перейдешь, а сейчас сам нарушаешь свое слово. Ай-ай-ай, второй молодой господин Лань, нехорошо так обманывать честных людей.» Лань Ванцзи поджал губы, вспыхнул, развернулся и пошел прочь. Вэй Усянь положил руку ему на плечо, надавил, останавливая, и, словно извиняясь, заглянул ему в глаза: «Ну же, не злись на меня, Лань Чжань, я ведь всего лишь хотел… Ай, неважно, лучше вот что послушай. Я бы хотел попросить тебя об одолжении." Лань Ванцзи перестал сопротивляться и вопросительно приподнял бровь. К тому времени к ним уже шагом подошли Цзян Ваньинь и Не Хуайсан, и пока Лань Ванцзи обменивался приветствиями, Вэй Усянь говорил: «Так вот, твоя работа по каллиграфии ещё у тебя осталась? Она ведь тебе не нужна, подари ее мне!» — Зачем? — Как зачем? Буду смотреть и вспоминать тебя, ха-ха, нет, дело не совсем в этом. Когда я женюсь, и у меня будет много прекрасных и милых детишек, если те будут писать так же плохо, как и я, буду показывать им твою работу и говорить: «Вот, учитесь, это писал гений каллиграфии, мой хороший друг, молодой господин Лань!» А они такие: «Ух ты, наш папа дружит с самим молодым господином Лань!» А я такой: «Да, мы с ним очень-очень хорошие друзья! Поэтому пишите так же, как он, а иначе я попрошу его забрать вас в Облачные Глубины, где вы будете переписывать правила или трактаты раз за разом.» Тогда они испугаются и будут писать хорошо, ну согласись, отлично же придумано? Сказав это, Вэй Усянь повернулся к Лань Ванцзи, чтобы наблюдать его реакцию. Но вместо того, чтобы посмеяться или хотя бы улыбнуться, тот смерил Вэй Усяня недовольным взглядом и отвернулся. Вэй Усянь подумал, что это его поддразнивание не достигло ещё апогея, и продолжил: «Ну не хочешь, я могу не говорить про тебя ни слова! Скажу, что это я так писал в юности и заберу твою славу. Ну что, Лань Чжань, такой расклад тебе нравится больше?» Лань Ванцзи сказал, как отрезал: «Нет.» Цзян Чэн вклинился в разговор и обратился к Вэй Ину: «Идем, молодому господину Лань нет дела до нас.» Вэй Усянь отмахнулся от него: «Подожди, дай закончить! Так вот, Лань Чжань, тебе не нравится такой исход? Тогда ты согласен на первый?» — Нет. — Все нет да нет, неужели тебе жалко для меня? Ты себе таких можешь сотню написать, ну же, Лань Чжань, в знак нашей дружбы, пожалуйста! — Мы не друзья. Вэй Усянь казался обиженным, но это не мешало продолжать смеяться: «На любое мое слово у тебя найдется пять этих «нет». И ладно, раз уж ты такой упрямый, пойду, попрошу твоего брата. Пишет Лань Хуань почти что так же, но, в отличие от тебя, он доброй души человек, не откажет. Может быть мне больше никогда не обращать внимания на тебя и подружиться вместо этого с ним? Уверен, он не так бессердечен. Что если ты разбил мое хрупкое сердце своим отказом, и теперь я никогда не смогу довериться никому из людей?» С этими словами он развернулся и, увлекая за собой Цзян Ваньиня и Не Хуайсана, убежал вперёд, позабыв обо всем. — Смирись, тебе его не переделать, – сказал Цзян Чэн. – Он столько о себе возомнил, что знать тебя не хочет. — Так значит ты считаешь его верхом напыщенности? Лань Чжаня? О, я уверен, дело в том, что он просто зануда, каких мало. Вырос на своих правилах, которыми наверняка запрещено все мое поведение, а потому так смешно смотреть на него, когда он теряется. Было бы здорово, если бы его удалось перевоспитать – тогда у меня были бы друзья из почти всех великих орденов. — И все же, не понимаю, зачем стучаться в закрытую дверь? – недоумевал Цзян Чэн. – Смирись, он тебя не оценил и не оценит никогда, так оставь его в покое и сам успокойся. Вэй Усянь, не привыкший сдаваться так скоро, весело ответил: «О, но ведь прогресс несомненно есть. Я почти уверен, что смогу!»