По дороге к беседке Вэй Усянь причитал: «И опять они устраивают не спортивное состязание! Конечно, так я никогда не смогу выиграть этих холеных молодых господ, которые с детства были обучены изящным искусствам.»
Позади его шли двое: Вэнь Шань закинул на спину тяжёлую сумку и теперь еле переставлял ноги, при этом пытаясь уверить себя, что ему совсем не тяжело, и Фэн Жэнь, в руках которого было три пустых свитка.
Вэй Усянь же, идущий налегке, продолжал жаловаться: «Пусть ещё спасибо скажут, что рисовать я люблю. Пусть иероглифы получаются у меня не очень, зато живопись – это мое. Если бы вы увидели тот силуэт горы, что я в детстве нарисовал углем, от восхищения бы попадали. Я и сейчас могу!»
Он взял у Фэн Жэня один свиток и расстелил его прямо на земле, Вэнь Шань, который еле держался на ногах от тяжести, скинул сумку и с облегчением выдохнул, в то время, как Вэй Усянь достал кусочек древесного угля, припасенный на всякий случай, и изобразил на свитке две прямые жирные линии. Он поднял свиток с земли: из-за того, что он надавливал на бумагу, с обратной стороны она в некоторых местах пропиталась зелёным соком травы, и выставил перед собой.
Вэнь Шань вздрогнул: «Молодой господин Вэй, зачем вы испортили целый свиток? У вас теперь осталось всего два чистых.»
Вэй Усянь нахмурился: «Как это – испортил? Очень даже похоже на гору. Может быть мне сдать судьям это произведение искусства? Они наверняка поразятся моим способностям и отдадут мне первое место. На этот раз совершенно заслуженно.»
Его спутники поджали губы и опустили головы, не зная, как мягче вразумить того, и Вэй Усянь расхохотался: «Перестаньте делать такие уморительные лица, иначе помру со смеху, так и не сдав работу! Я всего лишь шучу. На самом деле я умею намного лучше.»
Он поднял с земли сумку, всучил ее Вэнь Шаню и зашагал к беседке. Тот вздохнул, закатив глаза, и Фэн Жэнь, ухмыльнувшись, в знак поддержки похлопал его по плечу: «Учись терпению.»
Устроившись поудобнее в беседке, Вэй Усянь разложил новый свиток и принялся аккуратно делать набросок все тем же углем. От усердия он даже высунул кончик языка, и в итоге через час тонкие очертания реки, бурно бьющейся о скалы, были готовы. Это было даже меньше, чем полдела – теперь это все следовало аккуратно обвести тушью, а энтузиазм в Вэй Усяне поиссяк. Он отложил в сторону уголь и сполз на пол: «Сегодня мне совсем не спалось, а дело это весьма утомительное. Я пока буду совмещать приятное с полезным, а вы, будьте так любезны, разбудите меня к обеду».
И с этими словами он подложил локоть под голову, свернулся калачиком и закрыл глаза. Спустя время, за которое сгорает одна палочка благовоний, Вэнь Шань аккуратно ткнул его кистью для туши в бок: в ответ раздалось лишь тихое сопение.
— Как безответственно ложиться отдыхать, когда ещё не закончена работа.
— Он и вправду уснул? Забавно…
— А ведь мог бы, как все, остаться в покоях. Если уж молодой господин Вэй и собирался спать, удобнее это было бы делать в постели. У меня чуть руки не отвалились, пока я нес эту сумку, – пожаловаться Вэнь Шань. – А ее мог бы взять ты. Во-первых, ты старше меня, во-вторых – сильнее. Хоть раз пожалел бы!
Фэн Жэнь состроил предельно честное лицо: «Вэй Ин сам сказал, что один из нас берет сумку, другой – свитки. Я первый успел схватить свитки, значит, их должен был нести я.»
Вэнь Шань заговорил громче: «Значит я, почти чистокровный Вэнь, целыми днями прислугой за спасибо работаю, в то время, как другие занимаются обычными своими делами. И ещё мне такие тяжести таскать? Молодой господин Вэй сложил в этот мешок все, что имеет отношение к живописи, пусть самое малое. Ты сам бы сейчас попробовал его приподнять!»
Фэн Жэнь хмыкнул, подразумевая, что это ему не составит труда, встал с места и подошёл к мешку: одной рукой взял его и приподнял над землёй. Однако опустил он его не так плавно: когда до земли оставалось чуть меньше трёх цуней, Фэн Жэнь выпустил его из рук и мешок с громким звуком рухнул на пол беседки. Вэй Усянь поморщился и отвернулся от них в сторону, Вэнь Шань с облегчением выдохнул. Однако он считал, что все обошлось, недолго, ровно до тех пор, пока к беседке не вышел один из молодых господ, он смерил адептов суровым взглядом и спросил, совсем не сомневаясь в правдивости своей догадки: «Надеюсь, вы не пытаетесь украсть материалы для работы молодого господина Вэя?»
Вэнь Шань понял, даже если бы они сейчас начали отпираться, это действие не возымело бы успеха, поэтому он отвернулся, стараясь не смотреть на хмурящегося молодого господина. Фэн Жэнь неловко улыбнулся и тоже мелкими шажками приблизился к Вэнь Шаню, принял ту же позу и тихо прошептал: «Что здесь забыл второй молодой господин Лань?»
Вэнь Шань незаметно, как ему казалось, пожал плечами, но сказать что-то большее не решился. Тем временем Лань Ванцзи уже вошёл в беседку и опустился рядом с Вэй Усянем, долго изучал его взглядом, а потом развернулся и строгим шепотом спросил: «Что с ним?»
Вэнь Шань сбивчиво зашептал: «Молодой господин Лань, я могу все объяснить, как сопровождающий молодого господина Вэя. Сегодня ночью ему дурно спалось, поэтому сейчас дневное солнце и сморило его.»
Лань Ванцзи уже не слушал – теперь он перешёл к разложенному свитку и рассматривал набросок. Вэнь Шань снова с облегчением выдохнул и не успел принять более удобную позу, как вдруг Лань Ванцзи тихо, но твердо прошептал: «Вынужден попросить вас удалиться.»
Фэн Жэнь бойко ответил: «С чего бы это? По крайней мере сейчас мы, как сопровождающие Вэй Ина, имеем больше прав находиться подле него. Кто знает, может быть вы захотите причинить ему вред?»
Если Вэнь Шань не допускал мысли назвать Вэй Ина как-то иначе, чем молодым господином Вэем, то Фэн Жэнь уже давно не соблюдал правил обращения, тем более, что сам Вэй Усянь против не был. Лань Ванцзи такая развязность не нравилась от слова совсем.
Он промолчал, словно не найдя, что ответить; действительно, просьба его была странной и, в здравом уме находясь, никто из сопровождающих не исполнил бы ее. Вэнь Шань тогда спросил: «Разве второму молодому господину Лань не нужно закончить свою работу?»
Лань Ванцзи холодно ответил: «Уже», и чуть позже он снова сказал: «Вынужден попросить вас удалиться.»
Он повторил бы эту фразу и в третий раз, и в четвертый, и в пятый, но, увидев решимость в его глазах, Вэнь Шань сдался раньше и легонько потянул Фэн Жэня, который сдаваться не собирался, за рукав: «Идем же, раз молодой господин Лань так нас просит. Когда молодой господин Вэй проснется, наверняка захочет чашечку чая, мы принесем ее, – и затем более строго добавил Фэн Жэню на ухо тоном, не терпящим возражений, раскладывая слово на слоги и выделяя каждый из них – Идём.»
— Ну неужели тебе не интересно, что будет делать Лань Ванцзи? – прошептал Фэн Жэнь. – Мы никак не можем оставлять их наедине.
Но Вэнь Шань был непреклонен.
Надежда не застать по возвращении Лань Ванцзи на месте оправдалась – того уже и след простыл, словно и не было здесь вовсе никого постороннего. Две чашки они принесли, согласно правилам этикета, но, увидев лишь одного Вэй Усяня, который склонился над листом бумаги, Вэнь Шань махом осушил половину первой чашки и передал остатки Фэн Жэню. Со второй он подошёл к Вэй Усяню и едва не выплеснул от удивления чай на бумагу, все же найдя в себе силы поставить чашку рядом.
Прежний, не совсем аккуратный набросок был слегка переделан и уже обведен тушью. Аккуратные линии словно скользили по местам, где были едва заметные угольно-черные, там, где были изображены скалы, они твердели, становились четкими и ровными, там, где была вода – струящимися и плавными, словно шелковые ленты. Поистине, чувствовалась рука мастера, необыкновенного, гениального мастера.
Вэй Усянь развернулся к нему и восторженно заявил: «Правда же, я настоящий творец! Жаль только, не помню, как это сделал. Чарка вина с утра творит настоящие чудеса!»
В голове Вэнь Шаня все тут же прояснилось: Лань Ванцзи, отослав их прочь, завершил картину, сделав все на высшем уровне. Весьма достойная отплата за благородно отданное первое место в каллиграфии. Вэй Усянь же, налюбовавшись «собственным» творением сполна, потянулся к третьему, пока ещё пустующему свитку: «Раз уж время ещё есть, а работа окончена, можно нарисовать что-нибудь ещё. Или кого-нибудь.»
Вэй Усянь сосредоточенно нахмурился и развернулся в другую сторону, спиной закрывая своим сопровождающим обзор. Он снова что-то царапал на листе углем и через время, за которое сгорают четыре палочки благовоний, явил им портрет статного молодого мужчины с правильными чертами лица.
Вэнь Шань поинтересовался: «Молодой господин Вэй, позвольте спросить, вы изобразили кого-то конкретного или это – плод вашего воображения?»
Вэй Усянь задумался: «Не знаю. О каком-то определенном человеке я не думал, просто собрал все замечательное в едином лице. Правда ведь, получился красавчик? На меня чем-то похож...»
Вэй Усянь, увидев в прекрасном юноше себя, был настроен ни в коем не испортить рисунок. Аккуратно обведя его тушью, он вздохнул: «Ну вот, теперь он совсем перестал быть на меня похожим – посмотрите, вылитый Ванцзи-сюн. Только ленту бы пририсовать.»
На миг он показал рисунок и тут же вернул на прежнее место, как и планировал, пририсовал аккуратно ленту. Вэнь Шань и Фэн Жэнь были весьма удивлены: обе работы, и пейзаж, и портрет, будто бы были выполнены одной рукой, однако будто бы во время исполнения первой картины мастер был в лучшем своем состоянии, а во время исполнения второй – слегка пьян. Однако озвучить эту мысль он не решился: уж слишком Вэй Усянь был доволен сейчас собой.
И все прошло бы, как задумывалось, Вэй Усянь сдал бы первую работу, оставил бы на память вторую, если бы по пути к месту сдачи работ они не натолкнулись на братьев Лань. Любопытство не было главной чертой характера первого нефрита, однако он отчего-то пожелал взглянуть на работу Вэй Усяня, а тот, спокойно вверил в его руки свиток. Тут же подтянулись и молодые господа Вэнь, и работа пошла кочевать по рукам. Было ли это простой насмешкой судьбы, случайностью или же подлостью но, когда процессия проходила по мосту и свиток был в руках у Вэнь Чао, тот споткнулся. Выбросив руки вперёд, чтобы защититься от падения, он закричал так пронзительно, что у всех заложило уши, и выпустил свиток.
Вэй Усянь едва успел заметить и осмыслить происходящее, в то время, как Лань Ванцзи тут же бросился за свитком, словно мать, спасающая родное дитя, и, кажется, непременно он спрыгнул бы с моста вслед за работой, и, растеряв свой благочинный облик, поплыл за ней, и догнал ее в бурном потоке, если бы Лань Сичэнь не положил ему руку на плечо, ограждая от необдуманного поступка. Лань Ванцзи сохранял безэмоциональное выражение лица, однако отчего-то Вэй Усяню показалось, что тот, должно быть, расстроен из-за того, что его порыв пропал даром.
Вэй Усянь поспешил всех заверить: «Ничего страшного, все в порядке. У меня всё ещё есть работа, которую я могу показать.» С этими словами он взял у Вэнь Шаня свиток и развернул его, впрочем, теперь позволяя смотреть только из своих рук. Кто-то ахнул, кто-то удивился, а Вэй Усянь продолжал: «Я просто от скуки рисовал кого-то, а в итоге получился Лань Чжань. Как удивительно и странно, не правда ли?»
Затем он обратился к самому Лань Ванцзи, который, один раз увидев свой портрет, отвернулся: «Ну же, Лань Чжань, тебе нравится? На мой взгляд получилось отлично, а как думаешь ты? Что же, если ты слов не можешь подобрать от восхищения, ничего не говори, они излишни. Между прочим, я все ещё желаю заполучить твою работу по каллиграфии, поэтому предлагаю обмен: ты мне отдашь то, что хочу я, а я – что хочешь ты.»
Лань Ванцзи ответил: «Я не хочу.»
Однако голос его не был так тверд, как в обычное время, и чуть дрогнул, словно в словах своих он не был до конца уверен. Вэй Усянь подбадривающе похлопал его по плечу, широко улыбаясь: «Ну же, Ванцзи-сюн, соглашайся». Он обошел его с другой стороны, продолжая говорить напевно и тягуче: «Я вижу же, что ты поражен в самое сердце, не упрямься, возьми. И мы оба останемся довольны».
Не так давно Вэй Усянь осознал, что приятнее всего видеть Лань Чжаня, когда тот смущён, не знает, что сказать, или попросту растерян. Тогда он снимал маску благопристойного юноши и становился столь забавным, что Вэй Усянь не мог держать себя в руках. Каждый раз он придумывал одну шутку, смешнее другой, и какими бы нелепыми они ни казались после, на Лань Ванцзи все срабатывало безотказно. Цзян Чэн рассказывал как-то о своем обучении в Гусу, мельком он упомянул и о том, что именно Лань Ванцзи считался главной гордостью учителя Лань и примером для подражания; видел бы кто, как тот, не в силах подобрать слова или развернуться и уйти, стоит, едва не затыкает уши, чтобы больше не слышать игривого голоса с нотками лёгкой издёвки, опускает голову и закрывает глаза, чтобы не видеть человека, что кружится вокруг него, словно бабочка у цветка, и еле может совладать с собой.
Вэй Усянь смеялся, то приближая свиток к его лицу, то отводя его в сторону: «Ну что, возьмёшь или нет? Я спрашиваю последний раз, Лань Чжань, даже если ты потом передумаешь и сам попросишь, ни за что не отдам!»
Он смеялся, кривлялся, словно ребенок, совершенно позабыв про прежние горести, а Лань Ванцзи, поджав губы, молчал, и наконец, скрепя сердце, он ответил на удивление громче обычного: «Нет!»
Он рванул вперёд и в мгновение ока исчез из виду, потерявшись среди высоких кустарников. Вэй Усянь застыл на месте, все ещё улыбаясь и держа на весу свиток, только сейчас он задумался, что, вероятно, перестарался в своей шалости или как-то обидел. И сейчас ему, как никогда, хотелось не рассмеяться вслед, а хотя бы сделать менее беззаботный вид и показать хоть какое-то проявление раскаяния.
К нему подошёл Лань Сичэнь, уже до этого успевший уйти вперёд и специально вернувшийся сейчас: «Молодой господин Вэй, мы все же возьмём.» С этими словами он легко выхватил из рук Вэй Усяня свиток, который тот и не пытался удержать, и теперь наконец-то улыбка спала с его лица. Он уже побрел следом за Лань Сичэнем, как вдруг тот развернулся и всучил свиток ему обратно – Вэй Усянь только и успел, что подставить руки. Хмурое выражение лица Лань Сичэня наводило его на печальные мысли, как вдруг тот сказал, развеяв сомнения: «Я вспомнил, вы обещали отдать работу лишь после того, как закончится соревнование».
***
Первоначально Вэй Усянь прибыл в орден Цишань Вэнь, чтобы всем продемонстрировать свои умения в спортивных состязаниях, однако волей случая оказался вовлечен и в конкурсы изящных искусств. И хоть Вэй Усянь держал свои баллы на уровне и не позволял себе занимать место, ниже пятого, он ждал те дни, когда по-настоящему сможет показать свое преимущество над остальными. Когда спортивные состязания все-таки проходили, первенство непременно одерживал Вэй Усянь, во всех остальных случаях, когда тот не мог блистать столь же ярко, первое место занимал кто-то из братьев Лань. Так уж получилось, что первое место друг у друга каждый день с боем вырывали то Вэй Усянь, то Лань Ванцзи: ни один не хотел сдаться и уступить другому, но также ни один не хотел лишаться столь сильного соперника, который давал силы стремиться вперёд.
И все же, говоря начистоту, положение Лань Ванцзи было лучше; как никак, а он преуспевал и в искусстве, и в бою, в то время, как Вэй Усянь – только в последнем. Поэтому-то он и придумал стратегию на спортивных состязаниях помогать всем подняться выше Лань Ванцзи, чтобы опустить его вниз. Кажется, Лань Сичэнь увидел силу духа соперничества между своим братом и молодым господином Вэем, а потому он каждый раз способствовал тому, что счёт между соперниками уравнивался, и каждый снова получал шанс уйти вперед. Перед поединками на мечах, Вэй Усянь давал наставления Цзян Чэну, который единственный мог сделать что-то существенное, и если бы Вэй Усяня кто-нибудь спросил, боится ли он, что второй нефрит ордена Гусу Лань разобьёт его в пух и прах, он бы честно ответил согласием.
Инцидент с портретом забылся после того, как работу после оглашения результата забрал Лань Сичэнь, но Вэй Усянь не решился требовать что-то взамен, до сих пор ему было неловко за тот случай на мосту. И Вэй Усяню начало казаться, что все возвращается на круги своя. Участвовавший среди адептов ордена Цишань Вэнь Фэн Жэнь действительно рекомендовал Вэнь Нина в команду, и с горем пополам застенчивый мальчик все таки исполнил свое желание и был безразмерно рад и благодарен всем, кто хоть как-то поспособствовал его продвижению.
Наконец наступил тот день, который Вэй Усянь так долго ждал – последний день совета кланов, который был ознаменован состязанием лучников. Его правила были таковы: участники выходили на охотничьи угодья, на которых было расставлено множество подвижных мишеней размером с человека, но только сотня из них заключала в себе злых духов. Тот, кто поражал пустую мишень – выбывал, и единственным способом двигаться дальше было безошибочное и быстрое определение нужных мишеней и их поражение.
Так как Вэй Усянь не принадлежал ни к какому ордену, объединяться с кем-то было бессмысленно, однако несколько адептов ордена Вэнь во главе с Фэн Жэнем неустанно следовали за ним по пятам, впрочем, они не пытались отнять добычу у Вэй Усяня, зато, когда замечали, что кто-то другой пытался поразить нужную мишень на их пути, говорили об этом Вэй Усяню или же сами поражали цель. Нередко эта группа пыталась помешать другим, затаившись, пока кто-то другой целился рядом с ними, коварные адепты выскакивали, громко крича и размахивая руками, так что прицел у испуганных адептов сбивался, и они, поражая пустую мишень, выбывали. Сколько бы раз Вэй Усянь не пытался скрыться от этой группы, те находили его и опять играли роли личных сопровождающих, не позволяя никому подняться выше Вэй Усяня.
И Вэй Усянь, говоря начистоту, быстро смирился с таким положением дел и даже начал придумывать, как обернуть это в свою пользу. Ведь стоило только попасть какому-нибудь адепту в поле зрения, как он тем или иным способом покидал состязание.
Однако, завидев ещё издалека статного юношу с белой лентой, обвязанной вокруг головы, Вэй Усянь попытался увести свою навязанную компанию прочь, пока те не решили поспособствовать проигрышу и того. Однако уже было поздно: пока Вэй Усянь пытался усмирить разбушевавшуюся толпу и докричаться до каждого, Фэн Жэнь уже крался к Лань Ванцзи. Вот он уже оказался прямо у него за спиной, вот-вот Лань Чжань должен выпустить стрелу. Вэй Усянь изо всех сил закричал: «Лань Чжань!»
Лань Ванцзи вздрогнул и выпустил стрелу – Вэй Усянь сделал всю работу за Фэн Жэня, и теперь тот, довольно отряхивая руки, развернулся и пошел прочь. Стрела, выпущенная Лань Ванцзи, уже летела в пустую мишень, Вэй Усянь, не думая, выхватил стрелу, быстро прицелился и выстрелил следом: его стрела толкнула стрелу Лань Ванцзи к мишени со злым духом, а сама, отскочив от нее, полетела в ранее незамеченную адептами Вэнь и только что появившуюся такую же. Это произошло в мгновение и все, кто видел это, невольно восхитились Вэй Усянем, и только Лань Ванцзи, смерил его грозным взглядом и пошел прочь, бросив вслед: «Убожество».
Вэй Усянь оглядел удаляющуюся фигуру в красном и бросился за ней следом: «Лань Чжань! Неужели и это не поразило тебя? Почему ты сказал “убожество“?»
Прежде Лань Ванцзи старался игнорировать его речи, но чем чаще Вэй Усянь пытался заговорить с ним, тем большее количество слов за один раз выговаривал Лань Ванцзи. Несмотря на дурное настроение, кажется, сегодня он был разговорчивее обычного, а потому ответил: «Использование других ради своей выгоды – верх нахальства и ничтожности.»
Вэй Усянь развел руки в стороны и пожал плечами, заговорив так жалобно, словно он был главным пострадавшим: «Ну что я могу сделать, если за мной ходят по пятам? К тому же, я благородно поступил: помог тебе, рискуя собственным положением, разве я не заслуживаю похвалы или хотя бы одобрения?»
Красноречивый намек результата не дал, и Вэй Усянь сказал прямо: «Похвали меня, Лань Чжань, что тебе стоит?»
Лань Ванцзи упрямо молчал, уходя все дальше, но Вэй Усянь следовал за ним по пятам, точно адепты Цишань Вэнь за ним самим. Желание выкинуть какую-нибудь шутку вспыхнуло в Вэй Усяне с новой силой, и как раз, словно повинуясь его мыслям, Лань Ванцзи перестал ускоряться
Длинная белая лента с клановым узором ярко выделялась на черных волосах и алых одеяниях, так и притягивала взор. Отчего-то Вэй Усяня притягивало к ней с невероятной силой, и теперь, когда Лань Ванцзи стоял к нему спиной, он протянул к ней руку. Аккуратно, чтобы не коснуться спины Лань Ванцзи и не дать ему заподозрить что-то, он взял ленту за самый кончик и крепко сжал.
Когда Вэй Усянь с родителями гостили в Пристани Лотоса, Цзян Чэн показывал им отличительный знак своего ордена – серебряный колокольчик с фиолетовой кисточкой. Его обычно носили на поясе, и хоть он и выглядел простым украшением, являлся неизменным атрибутом тренировок; чтобы колокольчик не звенел, свою ходьбу и все движения надо было контролировать светлой Ци. Это не было секретом и другого тайного смысла этот колокольчик не нёс, в отличие от лобных лент ордена Гусу Лань. За все время наблюдения за адептами ордена Вэй Усянь ни разу не видел, чтобы кто-то относился к своей ленте небрежно, снимал ее или от скуки трогал. Он думал, что в ней хранится какой-нибудь страшный секретище, вроде сильного защитного заклинания, поражающего каждого постороннего, кто осмеливался прикоснуться к ленте, или чего-то другого в этом роде, поэтому прикасался он к ней на свой страх и риск. Но белая лента, как оказалось, представляла собой простую полоску мягкой ткани, сшитую вдвое, с бледно-голубыми узорами облаков посередине.
Вэй Усянь перекатывал между пальцев ленту, то крепко зажимал край в кулаке, то отпускал, всячески игрался с ней, как мог внимательно следя за каждым своим действием. Пусть эта лента была проста, она привела Вэй Усяня в неописуемый восторг. Он несколько раз порывался зажать ее покрепче и дернуть посильнее, но каждый раз другой свободной рукой он останавливал себя.
Вдруг Лань Ванцзи, видимо, услышав шевеление у себя за спиной, сделал более широкий шаг, чем прежде. Вэй Усянь, привыкший к размеренной ходьбе и в тот момент сжавший ленту, не успел или не захотел успеть выпустить ее из рук – лента натянулась, и через мгновение она соскользнула со лба Лань Ванцзи, оставшись у Вэй Усяня в руках. Тот совсем растерялся – как может отреагировать Лань Ванцзи на это?
Поборов оцепенение, Лань Ванцзи медленно развернулся: к тому времени лента белой змеёй аккуратно лежала на ближайшем кусте, а стоящий рядом Вэй Усянь казался крайне растерянным. Переводя взгляд с ленты на Лань Ванцзи, словно удивляясь, он сказал: «Лань Чжань, ты так резко пошел вперёд, что твоя лента зацепилась за куст и спала. Вот, возьми обратно.»
Он протянул ленту. Лань Ванцзи уже всего трясло, словно его лихорадило, он выхватил ее дрожащей рукой, ногтем по неосторожности оставив на руке Вэй Усяня едва заметную царапину, убежал прочь ещё быстрее, чем в прошлый раз, хотя казалось, быстрее исчезать из виду уже невозможно. Слева раздался шелест листвы, и Вэй Усянь смог разглядеть только край алых одежд и белую ленту Лань Сичэня, который бросился за Лань Ванцзи следом. Подбежали и адепты ордена Вэнь; все они хором возмущались, отчего молодой господин Вэй так быстро покинул их, и не случилось ли у него конфликта. Вэй Усянь развернулся и замахал руками: «Ничего не случилось, совершенно ничего. Давайте продолжим».
Но он прекрасно понимал, если бы совершенно ничего не произошло, Лань Ванцзи не был бы так зол и отреагировал бы куда мягче. Вэй Усянь не раз касался его рукава или другой части одеяний, быть может, лобная лента стала последней каплей?
В следующий раз он увидел Лань Ванцзи на объявлении результатов состязания. Лента снова была повязана на его лоб, а взгляд устремлён в землю. Вспомнив то его состояние, Вэй Усянь почувствовал укол совести.
Этим состязанием завершался длившийся неделю совет кланов. Вэй Усянь удивился, узнав, что после того инцидента Лань Ванцзи вышел из игры, но, даже несмотря на это, занял четвертое место. И хоть в этом состязании первое место досталось Вэй Усяню, победу в общем зачёте у Лань Сичэня, который, в то время, как он и Лань Ванцзи были заняты личным соперничеством, не обращал ни на кого внимания, вырвать он не смог. Конечно, если бы все состязания имели спортивный уклон, Вэй Усянь был бы недоволен собой, но при таком раскладе он и не особенно надеялся на победу.
В состязании лучников разница между Лань Ванцзи и Вэнь Нином, занявшем третье место, составляла всего одну мишень; разница в общем зачёте между Вэй Усянем и Лань Ванцзи также составляла одно очко, и Вэй Усяня не покидала мысль – возможно ли, что если бы он ненароком не сдёрнул ленту, и Лань Ванцзи не завершил свое выступление, он мог бы сравнять между ними счёт, а если бы обогнал ещё и Лань Сичэня – так вообще выиграть?
Что сделано, то сделано. Поздно о чем-то сожалеть, можно только радоваться за свой успех, за свое собственное второе место в общем зачёте и несколько первых в спортивных состязаниях.
***
— Молодой господин Вэй, просыпаетесь! Вы проспали завтрак и грозитесь проспать обед!
За плечо его настойчиво тряс Вэнь Шань, и когда Вэй Усянь лениво приоткрыл глаза, он с облегчением выдохнул и опустился на дальний край кровати. Вэй Ин присел и потёр глаза: вчера вечером он с Цзян Чэном и Не Хуайсаном после прощального ужина на троих приговорили несколько сосудов с вином, и он смутно помнил события после состязания.
Он, завидев рядом на столике давно остывшую еду, мигом опустошил миску с рисом и залпом осушил несколько сосудов с водой. Поев, собирался выйти, как вдруг Вэнь Шань остановил его: «Молодой господин Вэй, куда вы?»
Вэй Усянь удивленно приподнял бровь, словно услышал сейчас самый глупый вопрос: «Надо попрощаться.»
— С кем?
— С Цзян Чэном и Не Хуайсаном, конечно. Они вот-вот должны уехать. Не задерживай меня!
Вэй Усянь сломя голову бросился по уже заученному за неделю маршруту, однако главная площадь была безлюдна, только несколько адептов убирали уже отжившие свое украшения. Вэнь Шань вскоре догнал его и на бегу прокричал: «Молодой господин Вэй, но все уехали ещё вчера!»
Вэй Усянь распахнул глаза и невнятно пробормотал: «Вчера? Но ведь вчера был прощальный вечер, мы пили, веселились, разве не так?»
— Позавчера, – чуть позже он добавил. – Вы проспали больше суток. Молодой господин Вэй, пойдёмте к вам, вы выбежали в нижних одеяниях, а ветер – холодный.
Вэй Усянь послушно побрел рядом с Вэнь Шанем, пока тот рассказывал: «У нас подавали ягоды, которые при смешении с вином дают сильнейший снотворный эффект. Кажется, вы закусывали именно ими, не оставив ничего другим. Как я об этом узнал? Ваш рот был измазан соком ягод. Уже нет причин тереть лицо, я помог вам умыться.»
Вэй Усянь спросил: «Цзян Чэн… они просили что-нибудь передать мне?»
— Молодой господин Цзян советовал вам больше не увлекаться так вином, молодой господин Не – ягодами. Остальные прощались официально, и я от вашего лица так же с ними попрощался.
И только вернувшись обратно, Вэнь Шань вспомнил ещё кое о чем. Он хлопнул себя по лбу, подбежал к столу и из небольшого ящика достал свиток.
Сначала Вэй Усянь подумал, что доставлено это было ему по ошибке, долго вертел свиток в руках, и только когда дважды перечитал текст, написанный идеальным каллиграфическим почерком и увидел сбоку небольшой символ ордена Гусу Лань, обо всем догадался, сел на край кровати и тяжело вздохнул. Видя недоумение на лице Вэй Усяня и понимая, что того одолевают муки незнания, Вэнь Шань с улыбкой произнес:
— Я чуть не забыл, молодые господа Лань просили передать вам с пожеланиями скорейшего выздоровления
