***
Когда послышался стук в дверь, Рон с Гермионой уже почти час как ужинали, наслаждаясь компанией друг друга и неторопливо рассказывая друг другу о происшествиях за день. Их дочь сейчас была у бабушки с дедушкой, так что они не ждали гостей, понемногу распивая бутылочку вина, некогда подаренную Флёр. За годы супружеской жизни, миссис Грейнджер-Уизли всё же смогла привить своему мужу культуру поведения за столом, а привычку к смакованию различных алкогольных и не слишком напитков, Рон сам бессознательно перенял у супруги. Гермиона улыбалась, глядя на супруга из-под прикрытых век: малыш Ронни, неуклюжий и напрочь лишенный чувства такта, её усилиями канул в Лету и теперь Рон, пускай и продолжал шутить и подтрунивать по любому поводу, но в остальное время выглядел и вёл себя как взрослый и ответственный мужчина. Она увидела в нём потенциал и смогла его раскрыть, что неизменно радовало её. «А уж отдаваться такому мужчине… Не получится в этот вечер! Мерлин и Моргана, как не вовремя в двери ломятся!» — пронеслось в её голове. — И кого принесло на ночь глядя?! — сказал Рон, вставая из-за стола и подкрепляя риторический вопрос крепким словцом. Он открыл дверь и уставился на гостя. За порогом стоял Гарри. В довольно обычной одежде, с привычным кожаным портфелем у бока, но от него так сильно разило алкоголем, что Гермионе подумалось «можно дезинфицировать медицинские инструменты». — Привет, Ронни… — промычал Гарри, держась за косяк двери. В голове у пришедшего крутились мысли о том, что всё же не стоило допивать бутылку до конца — тогда бы сейчас вестибулярный аппарат не пытался бы спародировать вертолёт и поменять землю и небеса местами. Или в этом была виновата аппарация, то и дело вращавшая волшебников вокруг своей оси при каждом перемещении? — Проходи, — Рон подвинулся, недовольно косясь на своего пьяного друга, — Гермиона, к нам Гарри. — Не держи на пороге, пусть заходит! — воскликнула она, поднимаясь со стульчика. Девушка выбежала в прихожую как раз в тот момент, когда Рон поймал падающего Гарри. Они вдвоём оттащили его на диван в гостиную и положили отсыпаться. Гарри был ещё в сознании, однако уже не мог держаться на ногах — так сильно перебрал. До его слуха доносились голоса его друзей, но ему было всё равно. Сознание пропускало чужие слова насквозь, даже не пытаясь удержать их или вникнуть в смысл. Да и зачем, если внутри сознания уже всё было заполнено? Неусвоенная информация, непринятая правда, будто вспухший гниющий труп заполняла собой всё и не приносила ничего приятного. Он помнил о том периоде, когда внутри была одна лишь боль, но теперь у него была пустота. Пустота… Казалось бы это та же душевная боль, но нет. Эта другая — куда более длительная и оставляющая рубцы на душе, которые, подобно следам от самых глубоких ран, навсегда останутся запечатлёнными частичками пустоты, глубокими бороздами, которые могут залатать лишь лучшие из целителей души — самые близкие люди. Все говорят, что время лечит, но оно же и калечит. Неумолимый бег стрелок хронографов оставляет глубокие царапины на циферблате. То же самое происходит и с душой, когда в сердце пустота. Когда там незаживающая рана — дыра, от выдранного с бахромой куска жизни, составлявшего одну из немногих оставшихся положительных эмоций. Слишком важную для поддержания нормального существования. Слишком дорого стоившую и оказавшуюся центральной во всей истории Темного Лорда. Любовь, которой было так много и осталось так мало… Гарри и сам не понял, когда именно нить мысли прервалась, и он, будто оступившийся на мосту над Бездной путник, снова не сумел перейти на другую сторону и провалился в объятия Морфея.***
— Рон, ты посмотри на него, он опять напился, — сказала Гермиона сочувственно, однако по ней было заметно, что она не слишком-то довольна таким поворотом событий. — Дорогая, ну что я могу с этим поделать? Ты же сама помнишь, что он её отпустил. — Ну, может она передумает? Да, он её отпустил, но это сделало его несчастным! — Не думаю, Миона, что она решит возвратиться. Она сейчас счастлива и носит ребенка. — Ему одиноко, и он подавлен, он уже сам не свой. Только удивляюсь, как он всё ещё работать может. — Тоже не знаю, если честно. В этой войне все получили травмы, но он — пожалуй самые страшные. Он терял важных для него людей одного за другим, а в конце… Сама помнишь, ему готовили роль разменной монеты, чтобы Сама-Знаешь-Кто наконец был убит. Правда, я так и не понял, почему Гарри тогда выжил во второй раз… — Я и сама ломаю голову над этим, — сказала Гермиона, — но почти уверена, что дело в том, что Сам-Знаешь-Кто лично направил палочку на Гарри. Из-за этого та часть Темного Лорда, что была в шраме, умерла, а наш друг остался. Миссис Грейнджер-Уизли терпеть не могла врать своему мужу, но этот случай был исключением. Вряд ли он бы поверил в силу Даров Смерти. Не поверил ведь, когда Гарри рассказал о них после Битвы! Вот и сейчас не стоило ему сообщать об этом. Тем более, что обе версии того, как Поттер выжил были равноценны. Однако её интуиция, пускай и была чувством, не подкреплённым никакими здравыми доводами или объективными доказательствами, просто-таки вопила о правильности варианта с Дарами. «Так что не стоит будоражить разум Рона. Особенно если всё ещё рассчитываешь на горизонтальное завершение вечера…» Они вошли в зал и посмотрели на своего друга, который что-то бормотал сквозь сон. Если вслушаться, то можно было услышать: «Джинни, дорогая, не уходи… Прошу тебя… Не надо…» Они переглянулись и вышли из комнаты, закрыв дверь.***
Я не хотел ничего слышать и никого видеть сейчас — совсем не то настроение. И это ещё мягко сказано. В моей голове Она с моими друзьями прямо сейчас была в гостиной моего дома и при них же отчитывала меня за то… да за то, чего я, собственно, не делал. Будь на её месте кто-нибудь другой, я бы вспылил, но увы! Плевать, что в реальности тело лежало на диване дома Рона и Гермионы. Этот фрагмент памяти был для моего мозга не менее реален, чем мучившееся от похмелья тело… — Да как ты вообще смеешь мне указывать, что делать?! — кричала Джинни, — Ты не появляешься дома по трое суток, а я должна тебя ждать?! Люди уже поговаривают, что ты ходишь в бордели, а некая Мадам Кюри сделала тебе скидку за то, что ты постоянный клиент её дома удовольствий! — Замолчи, Джинни! Гарри не ходил к ним да и не изменял тебе вообще. Ты его первая и единственная, мне ли не знать? — Не защищай его грешную душонку, Гермиона. Я знаю, что он мне изменял! Дыма без огня не бывает! Все эти его ужимки и недосказанности! «Ах, тяжелые дни на работе, длинные заседания Визенгамота! Ах старикашки, которых не убедишь в отсталости и ложности их убеждений!» Никакой конкретики, никакой правды, а лишь обобщенные фразы о политике разной степени запутанности и загрязнённости! Вот только из грязного у него «на работе» только шлюхи из Лютного, которых он приводит в свой кабинет и раскладывает прямо на диванчике!.. Примерно в этот момент я и перестал слушать оскорбления, что потоками изливались на мою голову, а также тщетные попытки Гермионы меня защитить. Остался лишь вопрос: за что? Ведь я не изменял ей… Наоборот, это я застукал её с другим. Застукал и… Ничего не сделал. Мир не обрушился вокруг меня. Просто внутри что-то дёрнулось и оборвалось. Ревность, боль и отчаяние… Несколькими неделями спустя Джинни устроила эту сцену в моей гостиной, а я стоял, втянув голову в плечи, и смотрел в одну точку, даже не пытаясь как-либо оправдаться. Как тогда, так и сейчас, я уже совсем ничего не хочу… Я все ещё люблю её, и желаю ей счастья, но её личного. Такого, в котором мне нет места. — Я подпишу документы, если ты так хочешь, — сказал я. Да, мне больно говорить это и хочется просить и умолять её остаться, но я понимаю, что так будет лучше для неё. Она… Она была светом для меня. Тем самым, который директор Дамблдор завещал искать даже в самые тёмные времена. Тем самым, который спас меня от самого страшного в тот момент, когда послевоенная депрессия прижала особенно сильно. И если ей будет лучше с другим, то пусть идёт. …Моя рука дрожит и перо оставляет небольшие кляксы, но подпись на пергаменте практически такая же, как и всегда, а значит, мы больше не вместе. Я падаю в кресло, после того, как положил только что подписанные документы на столик. Не хочу никого видеть. — И ты меня прости, — говорит она. — За что? Я и так не зол на тебя. Ты теперь свободна… Только не мучай меня больше… — Мучить? Ни разу в жизни. Это ты превращал мою жизнь в пытку. Ты не появлялся дома, я всегда одна и … — Джинни, — Рон вмешался, явно взбешенный оправданиями своей сестры в той же степени, что и моим равнодушием. Мне всё равно. Было тогда и сейчас есть точно так же. Боль, что некогда разрывала сердце на части отступила какое-то время назад, и лишь сейчас вернулась вновь. Голос… Запах… Как же глубоко иногда заседает в памяти то, что всеми силами пытаешься оттуда извлечь и стереть. От яркого света болели глаза, улавливая его даже сквозь плотно сомкнутые и будто бы свинцовые веки. Ну и где я? Что я тут делаю? Я вчера пошёл в бар и… А! Опять напился. И ввалился к Рону. Снова. Моргану тебе в жёны! Даже не представляю, как Рон и Гермиона меня терпят. И снова я видел этот проклятый сон. Почему я её всё ещё люблю? Почему это для меня наказание: видеть её в Косом Переулке вместе с ним или слышать в офисе, как их обсуждают… Хоть и пусто в душе моей, но боль ещё осталась в ней. Тягучая, точно патока и солёная, будто кровь. Я чувствую боль ещё сильнее, когда Она рядом. Особенно тяжко приходится, когда приглашает Молли, ведь там всегда Она и её новый… Вот всё у меня всегда так, всё шиворот-навыворот. Всё словно… Дементор побери. Нужно спешить на работу, да и поблагодарить нужно. — Гарри, ты уже проснулся, — услышал я голос Гермионы, — Заклятие оповестило, что ты не спишь. Да и на работу тебе пора. Ты ведь сегодня работаешь? — Да, Мион. Спасибо, что приютили. Снова… — мне было стыдно даже поднять голову и посмотреть на неё. — Не стыдись. У всех бывают тяжёлые времена. Уж лучше ты к нам, чем сам где-то… — она поёжилась, видимо представив что-то особо жуткое, что может произойти с моей пьяной тушкой, и поспешила сменить тему, — Рон не дождался тебя и ушёл на работу. Завтрак на кухне. — Спасибо, Мион, но я, наверное, на работе перекушу. И ещё раз спасибо за гостеприимство, — сказал я, спешно поправляя свою одежду и смотря в зеркало в прихожей. Она улыбалась и смотрела на то, как я закутываюсь в плащ. Когда я взял в руки сумку, Гермиона протянула мне пару сэндвичей, замотанных в фольгу. Пришлось принять угощение, как, впрочем, и всегда. — Гарри, ты найдёшь свою половинку, я знаю это. Иначе просто быть не может, понимаешь? Как бы эта стрекоза Трелони не распиналась, что я «лишена всякой искры дара видеть будущее», но… Уж твоё-то будущее, мистер Поттер, я вижу столь же ясно, как солнце, что сейчас вышло из-за туч. Я хмыкнул, и взмахнув палочкой, засыпал Гермиону цветами, а пока она, хихикая, пыталась прекратить цветочный дождь, я быстро покинул её дом, и, едва перейдя границу защитных чар, аппарировал. Думаю, она поймёт, что сейчас мне, как и в ТОТ раз, не хочется ни с кем говорить. Первые месяцы после разрыва, я отчаянно флиртовал со всеми мало-мальски приятными на вид женщинами подряд, и особенно часто это происходило в баре. Но теперь я один. Я снова один. Как и всегда, и, похоже, навсегда. Впрочем, как любит говорить Гермиона, чем Судьба не шутит? Вот ведь только что и была одна из таких шуток: предсказаниям Трелони я не верил, хоть и были доказательства, а вот подруге, которая терпеть не может «это шарлатанство», верю. Она умная. Уж точно была умнее меня и гораздо лучше могла вникнуть в суть чего бы то ни было. Так, быть может, она всё знает и на этот раз? Главное, не надеяться на это. Предположить возможность, но не возлагать надежд. От них дыра, что в груди, лишь больнее пульсирует и непроглядный мрак пустоты наливается красным туманом боли. Не важно, права Гермиона, или нет. Важно, что отпустив физически, у меня не выходит отпустить бывшую жену разумом и сердцем… Директор Дамблдор в ночь после битвы за Министерство сказал мне: «В том, что ты чувствуешь такую нестерпимую боль, Гарри, и заключается твоя величайшая сила.» Вот только что толку от этой силы, если она будто якорь тянет меня на дно? — Интересно, а что сказала бы Луна, если бы была сейчас рядом? У неё всегда находилась фраза или две, которые делали сложное простым, и ставили весь мир вокруг с ног на голову, — вырвалось непроизвольно у меня, когда я закончил ежедневную регистрацию у поста дежурного и шагнул в сторону лифта. — Я бы сказала то же самое, что и в прошлый раз, Гарри. «Всё, что было однажды потеряно, обязательно возвращается. Правда, иногда совсем не так, как мы этого ждем» — раздался знакомый голос справа от меня, и я почти что подпрыгнул от удивления. — Луна?! Это и впрямь ты? — Я? — она хихикнула и чмокнула меня в щечку. Едва ощутимо так, по-дружески, — Не-ет это мозгошмыги. И вообще тебе стоит меньше пить, — с этими словами она ткнула в сторону моего рта волшебной палочкой. Не успел я что-либо возразить, как по ротовой полости и горлу будто бы прокатилась волна мятного сиропа. Разум моментально просветлел, от таких резких ощущений, а дышать стало гораздо легче. — Терпеть не могу перегар. Один раз Рольф напился по случаю смерти отца… Вот тогда я и поняла, что в одном помещении мои мозгошмыги и перегар собеседника не уживаются. Совсем. — Зайдёшь ко мне в кабинет? — спросил Гарри, чтобы не заострять внимание на своём пьянстве. — Мне кажется, это хорошая идея. Особенно если там есть что-нибудь выпить помимо алкоголя. Похоже, смена темы не удалась и мне об этом тонко намекнули. — Луна, а Рольф?.. — Да, это мой муж, — пожала плечами она, после чего продемонстрировала левую руку со старомодным обручальным браслетом, — Мы поженились не так давно. Свадьбу сыграли в Рио-де-Жанейро. Я отправляла тебе приглашение, но была практически уверена, что ты не приедешь — манрические квилики попросту спрячут приглашение между других бумаг бракоразводного процесса, а мозгошмыги будут покрывать проступок своих младших братьев. Так что ничего страшного… Мы подошли к лифту и Луна умолкла. Да, раньше, во времена нашей учёбы в Хогвартсе ей было бы ни по чём местное столпотворение, однако теперь, похоже, она предпочитала не общаться в слишком людных местах. Я же улучил момент, чтобы получше рассмотреть свою боевую подругу времён ОД. Бежевое платье, довольно просторное, с высоким воротником, и, одновременно, практически неприличным вырезом на груди. Длина самого платья — по щиколотку, а пышные буфы играют роль эдаких рукавов и прикрывают руку полпути до локтя. Видно, что это если и не дизайнерская модель, то явно нечто недешёвое: создатель этого элемента гардероба сильно заморочился с двойным, а иногда и тройным слоем ткани, чтобы в результате по всем краям получались будто бы вырезанные растительные мотивы. Прическа Луны, держащаяся на паре едва заметных заколок довольно незамысловата: волосы спадают ровно назад привычной бело-серебристой волной и удерживаются теми самыми заколками от сползания в стороны, или и вовсе на глаза. На шее ожерелье, составленное из костяных пластинок, игольчатых зубов каких-то хищных тварей и металлических цилиндров. Впрочем, выполнено это изделие с таким изяществом, что напрочь забываешь о происхождении материалов, если не всматриваться.***
— В общем ты знаешь, что мы… — начал я, закрывая дверь за спиной моей очаровательной спутницы. — О разводе я знаю. Пара писем от Гермионы, одно от Джин и несколько статеек в «Пророке» — слишком много слов с разных сторон, чтобы мозгошмыги увели это от моих ушей, — перебила меня Луна, — А ещё знаю, что ты стал Лордом пару-тройку раз. — Откуда? — вырвался у меня удивлённый возглас. В своё время я сделал всё, чтобы о становлении Лордом Певереллом узнало как можно меньше народу, так что оговорка Луны про «тройку» меня очень настораживала. Да, я заявлял перед малым собранием Визенгамота (всего-то пять человек, обязанных хранить мою тайну), о том, что меняю девиз объединенного под моей рукой Рода. Да, я заявлял, что нашел ритуал за авторством Певереллов в своём наследии перед большим собранием Визенгамота, но ни то, ни другое не указывают прямо на моё Лордство. Так ведь? — Притащила мальчикам из Отдела Тайн детёныша перуанского Шэк-хатса, а они едва ли не до потолка от счастья прыгали и дрались за возможность воспитывать малыша. Выспросить у них о самом известном «Мальчике» столетия было так просто, будто я всё подслушивала у их мозгошмыгов напрямую. — Ты применила легиллименцию на ком-то из Невыразимцев? — ошарашено прошептал я. — Ну зачем так грубо? — она картинно сморщила носик, — Я же не новичок какой. На шерсть малыша зелье Эйфории, а в бутылке со сливочным пивом, которую я предложила парнишке — небольшая доза Сыворотки правды. — Но это ведь… — Твои мозгошмыги такие смешные, когда так быстро бегают! — вдруг выпалила девушка и расхохоталась, — Я всего лишь пошутила! Мне всё рассказали и так. Твоё Лордство над Певереллами — тайна Полишинеля для тех, у кого есть нужные артефакты и умение их читать.***
Мы говорили долго. Почти четыре часа, за время которых я едва ли уделил бумагам хотя бы сорок-пятьдесят минут. Под конец разговора очень хотелось поскорее отправиться в бар и там напиться снова. Всегда догадывался, что из Луны выйдет первоклассный психолог, очень тонко понимающий все душевные подоплёки, но вот то, как она действовала… Ей хватало пары намёков и словесных толчков, чтобы вскрыть очередную больную для меня тему и заставить говорить. Мерлинова борода, как же это было неприятно. И в то же время, порой она была столь прямолинейной в некоторых своих выражениях, что это становилось уже неприличным. — Знаешь, Гарри, я рада понимать, что не ошиблась ни в тебе, ни в своих выводах. Алкоголь это самое ленивое решение проблемы из всех. — Не вижу никаких других, — измождённо буркнул я, не в состоянии оспорить её высказывание. — Ты пытаешься вернуться назад в Хогвартс, Гарри, во времена, когда ты был другим. Тем, кто не вытаскивал тело Седрика с кладбища; тем, чей крёстный не падал в Объятия Смерти; тем, чьи друзья и знакомые не падали под авадами. Увы, но это так не работает. У каждого из тех, кто оборонял школу были свои потери и приобретения, а ты… Когда все праздновали победу, прыгали и кричали, ты едва стоял на ногах, а вокруг головы, вот чудо, не вилось ни одного мозгошмыга, даже самого захудалого. Ты ведь помнишь? И я вспомнил. Раньше это казалось несусветной нелепицей, но теперь, когда Луна разложила всё именно в таком порядке, я понял, что Пустота, та самая, которую я в последнее время заливал алкоголем, дала свой первый росток где-то там, в переполненном людьми, и в то же время, таком пустом Большом Зале. Тонкс сидящая у бездыханного тела Люпина… Фред и Джордж в бессознательном состоянии и с крайне тяжелыми ранами, хотя и оба живы… Мёртвый, немигающий взгляд Чо Чанг, направленный куда-то в потолок… Парвати Патил, рыдающая над телом сестры… Денис и Коллин Криви, вносящие в зал Майкла Корнера… Пятерка едва живых авроров у тел своих коллег, что сражались до последнего издыхания… И на фоне всего этого, яркий майский рассвет, вопли радости выживших, слёзы, крики, истерический смех, а затем, хлопки крыльев сов, разносящих срочные донесения о падении режима Волдеморта, хлопки аппарации домовиков, которые, даже имея своих раненых и убитых, не забывали помогать всем тем в школе, кому только могли. Бормотание и фыркание кентавров, не уходивших, пока с ними не переговорила Минерва Макгоннагал. Едва слышимое, на краю восприятия, пение русалок в Черном Озере. Хлопки крыльев фестралов, тут и там гулявших перед выходом из Хогвартса: теперь многие могли их видеть, слишком многие… И острое, саднящее ощущение от Бузинной палочки, спрятанной в рукав, которую я так и не посмел выбросить. Слишком много смертей было вокруг неё и не хотелось, чтобы её остатки начали искать, или тем более нашли разные властолюбцы. А камень? Воскрешающий камень, будто настоящим огнём жег прямо сквозь ткань кармана штанов. Да, я не солгал директору Дамблдору, и кольцо действительно осталось в Запретном Лесу, но камень, что выпал из его оправы и чудесным образом снова стал целым после возрождения, остался в руке, а оттуда перекочевал в мой карман. Так, даже если друзья или портреты проболтаются о предположительном местонахождении камня, никто не сможет его найти. Однако самым горячим пламенем опалялось сердце. Я солгал. Солгал всем. И некоторые из лежащих в Зале погибли из-за моей лжи… — …иум Сперартомус! В голове резко посветлело и я увидел острый кончик светлой палочки Луны, направленной мне между глаз. — Слишком много мозгошмыгов, — объявила она, пряча волшебное орудие, таким тоном, будто поделилась со мной информацией о погоде за окном. — Ээээ… — «блеснул интеллектом» я. — Это вроде бы невежливо, так глубоко уходить в себя при посторонних, — выдала подруга и её лицо вновь приобрело привычный мечтательный вид. Лет пять-шесть назад, я бы точно покраснел от двусмысленности фразы, но точно не теперь. Молчание затягивалось и Луна всё же решила заговорить: — Я понимаю, что всем нужно время, чтобы заживить раны, как и то, что твои — самые глубокие. Не так давно я читала о крестражах и осознала что именно вы трое уничтожали тогда весь год, но вот что скажу. Ты не создавал этой мерзости, но твоя душа куда более изранена, чем может быть у обычного человека. Джиневра, — меня передёрнуло, но не так сильно, как могло бы, — да-да, именно Джиневра, Гарри. Используй это имя, раз уж от обычного твои лим-ласы рвут мозгошмыгов. Так вот, именно она была обыкновенной перевязкой для ран, но вовсе не лекарством. Луна сфокусировала взгляд на мне, давая понять всю серьёзность своего заявления. — И теперь, когда повязку с тела сорвали, вскрыв рану весьма болезненным образом, у тебя есть только два выхода: истечь кровью, или получить новую перевязку, плотнее и надёжнее. А уж затем озаботиться лекарством столь сильным, чтобы на душе не осталось ни шрамика. — КАК?! КАК МНЕ ЭТО СДЕЛАТЬ?! — возопил я, — ВЕДЬ Я НИ-ЧЕ-ГО… — Не ощущаешь. Именно, — кивнула Луна. — Ну и на что ты намекаешь? — вырвался из моего сорванного горла едва слышный хрип, всё же не стоило так орать парой секунд перед этим. — Ответ я дала в самом начале беседы. «Всё, что было однажды потеряно, обязательно возвращается. Правда, иногда совсем не так, как мы этого ждем». Присмотрись к тем кто вокруг тебя. Только не ко мне, — вдруг хихикнула она, — а то Рольф спустит на тебя какого-нибудь Зуву и у тебя станет на пару межушных пискляков меньше. — Серьёзно? — выдал я разочарованно — Мне уже советовали найти себе новую подругу, и в тот раз советчика я отправил так далеко и неприлично, что только это тебя и спасает как девушку. — Можно подумать я там не была, — снова выдала «задумчивая» Луна. Я решил не обращать внимания на скоростные перепады её настроения, но зато почувствовал как кровь приливает к кончикам ушей, а в сознании вертится мысль: «Не представлять Луну обнаженной». — Да и к тому же, я советую тебе не тащить под венец первую встречную, а поискать кого-то необычного. Мне не оставалось ничего, кроме как раздраженно закатить глаза. — Ну в конце-то концов! — фыркнула Луна, заметив мой жест, — Если не знаешь что делать, то «Шерше ля фам»! Это помогает всегда! Луна, такая Луна. Мне оставалось лишь выдохнуть, и приподнять ладони в примирительном жесте, признавая свою неправоту. — Я попробую. Честно. — Знаю, — дёрнула плечиком она, и широко улыбнулась. Порой она меня пугала. Ещё когда мы виделись на занятиях ОД, Луна реагировала на некоторые мои заявления так, будто это уже свершившийся факт. А сейчас её лицо лучилось такой радостью, будто бы бывшая мисс Лавгуд уже знала, что всё у меня в этом плане получится. Она была уверена в этом и от её уверенности, я и сам, впервые за многие месяцы почувствовал, что гора, давившая на плечи — не такая уж тяжелая.***
Ушла она от меня десятком минут позже, лишь бросив напоследок: — И не смей пить, даже если окажешься дома. Даже если будет очень тяжело. Сам ведь знаешь, что лучше тебе не становится, так что заканчивай с этим баловством. Сделай это, если не ради меня, то ради профессора Люпина. Я взглянул на неё вновь, столь же удивлённо, как и когда мы встретились сегодня в холле Министерства. Всё же она — невероятная девушка во всех отношениях. До меня лишь спустя час дошло, какую работу она проделала своей беседой: она вытащила несколько разрозненных частей моей памяти, перебрала их, и, преподнеся их с нужной стороны, заставила меня самого прийти к нужным ей выводам, а в самом конце просто закрепила эффект от беседы довольно простыми изречениями. Ведь я, слушая её, сам как-то незаметно задумался о том, что было бы неплохо общаться с кем-то также, как сейчас с Луной. Да и алкоголь… Нет у меня сил его пить, но я продолжаю это занятие. Когда у тебя выбор между кошмарами и кошмарами, которых не можешь вспомнить из-за алкогольной отключки… Нет никакого выбора в общем. Ещё бы она что-то в этом понимала, прежде чем ТАКИЕ советы давать!***
*Утро того самого дня, когда Гарри Поттер проснулся на диване в гостиной четы Уизли-Грейнджер* Уже третий день я просыпаюсь с чувством того, что прямо из моего сердца кто-то тянет какую-то струну. Сопротивляться бесполезно — в определённый момент тяга становится настолько сильной, что грудная клетка подаётся навстречу потолку, оставляя меня опираться на кровать лишь плечами и стопами. Спать в такой позе это удовольствие ниже среднего, мягко говоря. «Никаких ругательств в сторону Поттера!» — мысленно напоминаю я сама себе. Магический будильник Блэков — та ещё радость мазохиста, и добавлять к нему боль от нарушения договора по статье «агрессия в сторону Хозяина» мне не хочется. — Ладно, Панси, — говорю я себе, — в бой! Два предыдущих дня моей работы в этом особняке и впрямь похожи на бой или какое-нибудь сражение из тех, что максимально бессмысленны и заведомо проигрышны. Я сражаюсь с Кричером и его: «Старшая, эта вещь стояла в совершенно ином месте! Старшая, это кресло нельзя сдвигать — это место Лорда в этой гостиной! Старшая, это не уродливые сабли, а трофейные клинки Эрприста Блэка, добытые во время первого гоблинского восстания! Старшая, это! Старшая, то!». Ещё это сражение за то, чтобы узнать, куда запропастился Поттер и почему он не появился дома ни к раннему, ни к позднему, ни вообще к какому-либо ужину. О, а ещё это великий бой за то, чтобы узнать у проклятого эльфа, где мне взять мою копию договора с чёртовым Поттером! Эта древняя тушка только то и может, что твердить «Магия Лорда и есть ваш договор». И ведь он говорит это с таким видом, будто не он талдычит мне одну и ту же чертовщину, а я такая тупая и не понимаю очевидных вещей! Едва тёплые струи душа легко смывают с меня и яростные мысли, и сонливость, и весь пот, что выступил на теле за ночь. Ведь в этом доме я сражаюсь даже ночью! Начинаю с вечера и уборки очередной комнаты, или же протирки очередного участка пола каким-то зельем. Наглый эльф даже не сообщает мне о том, что это за настой, а от запаха болотной тины, которой сопровождается эта синеватая жидкость меня скоро начнет тошнить! Однако, когда вечер заканчивается, я освобождаюсь от работы и начинаю новое сражение. Когда разум и тело ничем не отвлечены, а дневная усталость уже даёт о себе знать, на меня наваливается энергетика Блэк-Хауса. Тяжелая, тягучая, обволакивающая разум тёмной смолянистой пеленой, она проникает в каждый, даже самый потаённый уголок тела и мышцы начинают медленно, но верно отказывать. Мне едва-едва хватает энергии, чтобы дотащиться до кровати. Я не понимаю почему Поттер так живёт. Почему он не проводит ритуалов очищения дома? С такой энергией на постоянной основе кто-угодно начнёт бухать, если у него будет такая возможность. Вот у меня такой возможности нет, и слава Мерлину. Не хватало ещё, чтобы кто-то типа шрамоголового увидел меня пьяной. Но честное слово, я бы не отказалась от пары рюмок огневиски на ночь! Нет, кошмары мне не снятся, но та тьма, что клубится вокруг — не даёт мне спать нормально. Если бы не этот магический кардиобудильник — не встала бы я так рано, даже если бы захотела. Хорошо хоть не приходится сразу по пробуждению никуда мчаться стремглав, а есть время порефлексировать в душе — вот как сейчас. Пожалуй, это один из плюсов, которые я могу найти в своём нынешнем положении. После выхода из душа покрутилась перед зеркалом. Похоже, я всё ещё худею. Ирония… Злая ты су… Вначале четвёртого курса родители вывалили кучу денег на длительный курс эликсиров, которые существенно исправили бы недостатки моего тела, вроде лишнего веса и не самой красивой формы лица. Наверное, только немой в Хогвартсе не называл меня хоть раз мопсом, и, глядя на свои фотографии, сделанные на первом курсе, я и сама скорее всего дала бы себе именно такую краткую характеристику. Но это сейчас! Лишь на седьмом курсе я по достоинству оценила такой подарок от родителей, ведь, пускай лицом я и не тянула на первую красавицу школы, то вот фигурой была где-то близко. Этому поспособствовали как мои естественные широкие бёдра и грудь третьего размера, так и зелья, помогшие сбросить ненужный жировой балласт, и сделавшие талию осиной, а попу действительно объемной. Вот Дафне зелья помогали слабо — слишком худая от природы, так что едва-едва удалось подтянуть её дыньки ко второму размеру, а зад сделать чуть более мясистым и менее костлявым… Впрочем, я отвлеклась. О чём это я? Ах да, ирония! Когда-то мои родители вывалили несусветную (естественно по нашим, а не малфоевским меркам) сумму галлеонов на эти эликсиры похудения, а теперь я сама, благодаря не слишком обильному питанию на протяжении всего срока жизни в переулке Зелёной Шляпы, похудела так сильно, что ещё немного и начала бы напоминать Гринграсс. Шутка судьбы в том, что я-то худела бесплатно! Из глаз брызнули слёзы, а из горла вырвался нервный смешок. Как стояла перед зеркалом в ванной, так и села на сползшее с моего тела полотенце. — А вот, *всхлип*, и истерика *всхлип*. Не потяну я, *всхлип*, работёнку, — глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, но едва не вскрикнула, так как в воздухе беззвучно проявилась фигурка Кричера. — Успокаивающий Настой, Старшая, — проскрипел он, протягивая мне стакан, наполовину наполненный водой и небольшой флакон бежево-розового зелья. Я молча кивнула и выпила предложенное. Моментального эффекта я не ощутила, но эльф исчез, видимо, уверенный в действенности зелья. — Дура ты, Панси! — прошептала сама себе, — Неужели нельзя было сначала хоть попытаться узнать о том, к кому нанимаешься?! Ведь он… Он… Если бы не его закон об обезмаживании, отец бы взял наши с матерью наказания на себя и попал бы в тюрьму, передав матери Регентство. А зная о том, что нас, по факту, обратят в сквибов, он дрался до последнего… Глубоко вдохнула, пытаясь оценить, действует ли зелье. Похоже, что ещё нет. — Как же просто всякому отребью, полукровкам и детям магглов! Выпил отравы и прощай жизнь! Вот только аристократа-самоубийцу, не оставившего после себя наследника или преемника Рода и Крови, по головке в посмертии не погладят! Могут, наверное, и вовсе не пустить в Колесо Перерождений. Не хочу… Мда… Зелье однозначно подействовало, иначе я бы уже точно зарыдала заново, а так… Лишь едва ощутимая боль у сердца, да дыхание стало более глубоким. Столько поколений! Столько войн! Вассальных и сюзеренных договоров! А махинаций с деньгами и ценным имуществом! А уж сколько интриг, обмана, боли, лишений, голода и ненависти! И ради чего? Ради чего все предыдущие Паркинсоны всё это терпели? Ради того, чтобы последняя прямая наследница Рода стала сквибом и шла готовить завтрак для того, кто вряд ли придёт его отведать! Это полный мрак…***