Гориясно

Калеб и Люцифер подходили к главным воротам деревни, возле которых выстроилась очередь путников, пришедших на праздник по случаю изгнания сатаны со всей округи. Народ обсуждал события последних дней, делился впечатлениями от новых прочитанных коротких объявлений (кто-то шепотом рассказывал о недавно написанной богоотступнической книге, в которой разношерстная компания отправилась на край света по знакомым каждому жителю местам — писатель, отбывающий наказание, хорошо знал географию) и через слово проклинали сатану. Иными словами, в очереди царила приятная атмосфера, полная гармонии . — Что они делают? — спросил Люцифер, тыкнув пальцем на мужчин, стоящих возле деревьев с топорами. — К празднику дрова для костра колют, — ответила впереди стоящая женщина в желтом платке с подсолнухами, держащая корзину с ягодами. — Сатану будут сжигать на закате, пропади он пропадом. — А сжигать зачем? Он же… — Люцифер изобразил пальцами всполохи пламя, — вы поняли. Калеб никогда не понимал идеи своего давнего знакомого, учредившего праздник (вот же говнюк). Зачем нужно было сжигать того, кто с огнем был неразлучен? Это как в качестве наказания для рыбы, сожравшей червя, определить ее в прорубь без права на амнистию. — Так не в святой же воде его купать, будь он проклят, — донеслось с конца очереди. — Воды нет, дрова есть! — А лес, значит, можно рубить? — Люцифер нахмурил брови, всем видом показывая свое недовольство; губы надул, посмотрел на каждого в очереди так, будто те были идиотами-идиотами. — Вы совершенно не хотите думать об экологии. — Че, малец? Эко… чего? — переспросил мужчина, выпячивая подбородок и растопыривая ноздри. Калеб поспешно наклонился к Люциферу, пока не особо сведущие умы не накинулись на них с кулаками. Он был давним свидетелем того, как мужичка, пытающегося пролезть вперед, забили камнями до смерти; Калеб тогда сделал все, что мог, — отмолил его душу и прошел вперед, пока в очереди раздавались «охи» и «ахи». Калеб, чувствуя нервозность, начинающую появляться в очереди, тихо сказал: — Сдался тебе этот лес. Его и так везде полно. — Посмотрим, что ты скажешь через триста лет. — Он что… из этих? — мужчина, пригладив бороду, презрительно посмотрел Люцифера, кривя лицо так, что то стало похоже на жабье. — Из колдунов, мать их? — Калеб, ты ничего не понимаешь. Наши исследования показали, что если на данном… — Колдун, — послышался звук смачного плевка откуда-то справа. Очередь разразилась недовольством. Калеб знал, что народ раздражают два типа людей: умные и рыжие, о чем свидетельствовало существование инквизиции. Люцифер рыжим не был, но вот умным… умным его тоже назвать было нельзя… но… — Не слушайте его, добрые рабы божьи, — вступил Калеб, кладя на кучерявую макушку с венком руку и склоняя его голову. — Он юродивый. Рубите лес дальше. К юродивым относились с почтением, поэтому и шумиха в очереди утихла так же быстро, как и разгорелась. Да и то, что данная характеристика была произнесена самим преподобным, успокоило нервную публику. Люцифер же продолжал возмущенно взирать на вырубку деревьев и громко стучать ногой по дороге. Наконец они подошли к главным воротам и встали перед монашкой, отправленной из мужского монастыря на помощь в проведении мероприятия. — Добрый день, милые путники, — обратилась к ним блаженная, взирая пустыми глазами. С такими людьми его профессии Калеб предпочитал не сталкиваться, потому что уж слишком… слишком они во всем были. Жили по нормированному графику, постоянно сидели на диете, отдавались делу всем сердцем и особо ничего не хотели от жизни, потому что относились к ней, как к черновому варианту, чего сам Калеб категорично не понимал. — Ваши имена? — Мое имя Калеб Андертон, сестра. — Благодарю, преподобный Андертон, — как в замедленной съемке повторила она, чиркая в листке имя. — Ваше имя? — Люцифе… — Люций, — перебил его Калеб, пихая локтем в бок, отчего Люцифер подпрыгнул; венок упал с его макушки, пачкаясь в грязи. — Его зовут Люций. — А мне показалось, что я услышала окончание «фер», — монашка склонила голову на бок, все так же глядя на демона пустыми глазами. — «Фыр», — хихикнул Люцифер. — Люцифыр, — повторила монашка, склонив голову на другой бок и преподнеся к губам перо. — Чем-то на «Люцифера» похоже. — Побойтесь бога, сестра, ничего общего, — вступил Калеб и снова пихнул Люцифера, пока тот не сморозил очередную глупость — по глазам ведь видел, что хотел. — Калеб Андертон и Люцифыр. — Монашка написала имя второго на своем листке. — Добро пожаловать на наш праздник. Калеб и Люцифыр, тьфу, Люцифер прошли через ворота и оказались в деревне, в которой уже вовсю шло празднование. Несколько невысоких домов, украшенных перевернутыми крестами и капустами, из которых были вырезаны козьи головы, выстроились в неровный ряд поперек дороги. Деревянная высокая церковь с высоким сводом и вторым этажом, на котором находился колокол (Калеб стиснул зубы от досады), стояла в центре деревни, обнесенная невысоким забором; на нем были начерчены слова святого писания (Калеб сжал кулаки — это была его идея в качестве проекта еще в годы обучения, которой он по неосмотрительности поделился). Со всех уголков близлежащих деревень были привезены сладости и кондитерские изделия, продающиеся прямо на телегах, к которым были выстроены длинные очереди. Калеб догадался, что мертвый старик собирался занять одно из пустующих мест. Сбоку раздавались глухие звуки удара ножа о дерево — в тире нужно было метнуть нож прямиком в несколько маленьких деревянных фигурок дьявола. Громкая приписка на столе гласила: «Пять пападаний в сотану = карзина грыбов». Предложенные грибы, не вызывающие доверия, вполне могли привести победивших к дьяволу. Шумная толпа веселилась. Человек, выпускающий огонь ртом с помощью странных приспособлений, ходил вокруг рядов и мог в любой момент придать огню собравшихся. Громкие, радостные голоса доносились со всех сторон, в одной из которых водился хоровод. Среди суматошно мелькающих лиц Калеб заметил Люцифера, умудрившегося занять место среди деревенских, взявших его за руки. Они кружились вокруг мужчины, ряженого в козла, которого бил плетью другой, одетый в белые одежды и венец. Чего только на белом свете не увидишь. Люцифер, заметив Калеба, широко улыбнулся и предложил ему присоединиться кивком головы. Отказ прилетел ему в лицо. Калеб потер заболевшие виски — действие, которого он не совершал со времен учебы в... — Преподобный Андертон, — услышал он до трясучки знакомый голос. Калеб повернулся и увидел невысокого темноволосого парня с мелкими поросячьими глазами; он был одет в рясу из шелка, заказанную в дорогом ателье в столице. На груди зиял красный крест с рубинами и гранатами. «Чертов позер», — подумал Калеб. — Преподобный Фиргусон, — поздоровался он с давним приятелем, с которым проходил обучение в священники. Человек, выпускающий огонь, встал рядом с ними и дыхнул в пространство между, после чего удалился к другим. Почти что красочное обозначение напряжения между двумя божьими руками. Линус Фиргусон был тем человеком, которого Калеб предпочел бы никогда не встречать. Все начиналось нормально — они познакомились на курсах для получения сана в столице и сразу же невзлюбили друг друга. Людей по природе своей зачастую отталкивают те, кто похож на них самих. Так сказать тщательно игнорируемые недостатки предстают в полном свете и стремятся стать еще ярче. Линус стал его главной проблемой на пути к вечному блаженному существованию в греховной жизни. За их соперничеством следили всем курсом, периодически делая ставки и используя в качестве валюты просфоры. Все начиналось безобидно: сначала они соревновались в том, кто больше выучит молитв, затем в том, кто дольше простоит на коленях. Вскоре в ход пошли случайные души, за которые нужно было помолиться и отправить на небеса. Калеб тогда лидировал на одну проведенную панихиду, пока их учебу в преподобные не покинули два брата-близнеца, которых по удивительному стечению обстоятельств Линус первым обнаружил мертвыми. На последнем году обучения Линус с отличием сдал экзамены, тогда как Калеб и вовсе перепутал «Pater noster*» и «Gaudeamus*», что было на него совершенно не похоже. Линус получил отличные рекомендации, а его церковь, доставшаяся в наследство от скоропостижно умершего отца в тот же момент, в которой Линус вернулся в отчий дом, стала пользоваться популярностью в округе. Калеб слышал (и видел), что некоторые столичные жители отправлялись к нему в деревню на воскресную службу и игнорировали его, Калеба, церковь, которая располагалась ближе. Калебу не помогали даже визитки, которые он специально писал днями и ночами и раздавал каждый раз, когда покидал родную деревню, чтобы предаться балагурству и кутежу в столице. Его жизнь была беззаботной, но от понимания того, что она могла быть еще беззаботнее, становилось душно и приходилось вдыхать ладан, чтобы успокоиться (ладан вскоре помогать перестал и его место заняла чудо-трава). — Рад видеть тебя, брат мой, — произнес Линус и поклонился ему, отчего темные растрепанные волосы попали в такие же темные глаза. — Я рад видеть тебя больше, мой брат, — сказал Калеб и поклонился в ответ. Оба преподобных посмотрели по сторонам и убедились, что никто не обращает на них внимание. — Чего это ты решил пожаловать в мою скромную деревню? — Линус не улыбался; саркастичность плавилась в его душе, не находя запасного выхода. — Все-таки понял, что держать церковь тебе не по уму и пришел ко мне просить помощи? Могу предложить тебе выносить поднос с просфорами, ведь больше ты ни на что не годен. — Не меряй всех по себе и не унижайся. В чем дело, брат мой? — Калеб картинно прислонил руку к груди. — Так ведешь себя, словно боишься, будто я переманю твоих прихожан. — О тебе слухи ходят в столице, брат, — Линус подошел ближе, позволяя ухмылке появиться на тонких губах (очень уж Калебу захотелось окропить их кровью); темные брови, под цвет отросших волос, пакостно изогнулись. — Говорят, что с демонами хороводы водишь да с ведьмами спишь. Кто же к такому пойдет в паство? — Ну к тебе же пошли несмотря на то, что ты на зачет по ветхому завету насосал, — хмыкнул Калеб. Линус от обиды вспыхнул, не находя слов для ответа. — Калеб, вот мог бы перестать строить из себя недотрогу и пойти со мной в движущийся круг, — сказал подошедший Люцифер, вставший рядом с ним. — Здравствуйте! — поздоровался он. — Я Лю… Люций! Линус смерил демона пронзительным взглядом. — А ты, я смотрю, личным демоном обзавелся, — произнес Линус. — Да, — Калеб снял с плеча сумку и всучил ее в руки Люциферу. — Вещи мои таскает. — Заключил договор ради того, чтобы этот ничтожный приспешник таскал твои пожитки? Это слишком даже для тебя, — Линус картинно прикрыл глаза. — Меня пару лет назад повысили, вообще-то, — нахмурился Люцифер. — До кого? — иронично изогнул губы Линус. — До приспешника третьего уровня, — гордо произнес Люцифер, приподнимая нос. — Поэтому я не могу называться «ничтожным». Линус засмеялся. Калеба учили, что насилие — это плохо и вредно, но иногда… — Святой отец, не поможете? — обратилась к Линусу девушка. — Прошу прощения, преподобный Андертон, — он поклонился и развернулся, уходя вместе с девушкой. — Надеюсь, вы останетесь в нашей скромной деревне и посетите праздник. Калеб не ответил ничего. Он, забрав свою сумку и повесив ее на плечо, направился к выходу, желая как можно быстрее убраться отсюда. — Калеб, — Люцифер вцепился в его руку, заставляя остановиться, едва он сделал шаг. — Давай подождем конца праздника. — И сложил руки в молитвенном (это законно? демоны за это не получают удары плетью?) жесте. — Пожалуйста. — У нас нет времени. А еще Калеба тошнило от одной мысли провести здесь вечер и ночь. — Я никогда не был на таких мероприятиях. У нас, конечно, тоже есть праздники… всемирный потоп, поедание яблока в Эдеме или разрушение Содома и Гоморры, но здесь… — Люцифер посмотрел по сторонам и развел руки в стороны: — Такая атмосфера! Калеб мог покляться, что почувствовал, как его сердце кольнуло от появившихся около зеленых глаз лучиков и счастливой улыбки, ради которой наверняка когда-то кого-то прибили. Калеб выдохнул, судорожно читая «Pater noster». — Ты же понимаешь, что это праздник по случаю ненависти к сатане? К вашему главному. Что он скажет-то? — Поржет? Ну пошли, пожалуйста, ну месье преподобный. — Я же просил не называть меня так, — Калеб скривился. И, посмотрев в умоляющие глаза (одна ошибка и ты ошибся, Калеб), сдался. Люцифер в данный момент был воплощением своего имени — он так же ярко сиял. У Калеба от яркости заболели глаза и что-то явно ударило в голову; рассудок помутился — никак иначе объяснить то, что перед ним еще долгое время стояло улыбающееся лицо дьявольского отродья, было нельзя. Калеб не любил подобные мероприятия. Народу много, все лезут, просят благословить и взвалить на плечи свои проблемы, чтобы услышать в ответ ложь о том, что бог все простит (может быть и простил бы, если бы Калеб не забывал иногда — все мы люди — отправлять мысленные прошения в небесную канцелярию). Поэтому оказываться в таких местах он предпочитал, не нося сутану. Не бежать же переодеваться… да и не в чего было. Да и Линус, будь он проклят, прости господи, маячащий неподалеку, явно не оценит его преображения и наверняка донесет до столицы, что поведение преподобного Андертона не соответствует его сану (еще и рисунок в качестве доказательства прикрепит, с ублюдка божьего станется). Калеб и так подозревал, что слухи о нем не могли взяться из воздуха… Хороводы с демонами, что за глупости… Разве что с одним, который улыбался, носясь туда-сюда, и с любопытством глядел на устроенные деревенскими конкурсы. Люцифер старался поучаствовать в каждом, будто если он пройдет мимо одного, то праздник обязательно испортится (плюс в этом был — Люцифер выиграл ему новенькую флягу с изображением сатаны). Калеб мотался с ним (и присматривал — опять докатился), периодически благословляя людей на удачную охоту, рыбалку, убийство и поступление в столицу. — Калеб, — позвал его Люцифер, когда солнце готовилось зайти за горизонт, а на главной площади возле церкви собралась толпа в ожидании, когда же установят чучело сатаны. Демон держал в руке выигранную в армрестлинге деревянную фигурку козла, прислонялся спиной к стволу дерева и плечом к сидящему рядом преподобному. — Что? Демон, открыв рот, тут же его закрыл и смущенно отвернулся. — Хотел сказать «спасибо». Еще раз. …Калеб был тронут. Его неустанно благодарили прихожане, но отчего-то слышать это почти детское «спасибо» было немножко… тепло. Калеб поднял глаза к небу; не хватало еще ко всяким демонам, не похожим на демонов, привязываться. — Спасибо в карман не положишь, дурачина, — произнес он из чистой вредности. — А тебе по статусу нельзя обзываться. — Будет еще демон учить преподобного, как ему выражаться. — А вот следовало, вообще-то, — Люцифер, повернувшись к нему, высунул язык, за что получил подзатыльник. Если вы хотите посмотреть на то, как преподобный в шутку бьет веселящегося демона по затылку, вам следует прийти в деревню «Самодуровка», в которой с минуты на минуту будет сожжен сатана. — Смотри, — Калеб указал кивком головы вперед, на площадь возле церкви, на которой толпа мгновенно оживилась. Несколько человек выносили чучело дьявола с табличкой «Дьявол» и ставили его к сложенным дровам. Преподобный Линус вышел из церкви и встал перед козлом отпущения — искусно изготовленным чучелом. Он громко прочитал проповедь и пообещал: «Когда-нибудь зло из сердец людей, вызванное сатаной, канет в огненные лавы вместе с ними же». — Вы с ним не ладите, да? — поинтересовался Люцифер, глядя на то, как большая свеча подносилась к дровам. — Приятель со времен учебы. Редкостный ублюдок. — Он мне не понравился. Такой же лицемер, как и ты, только хуже. — Даже не знаю, принимать это за комплимент или снова ударить тебя. Чучело сатаны вспыхнуло, мгновенно обхватываемое ярким пламенем под возбужденные крики, хлопки и «сдохни, мразь!». Люцифер тоже закричал «ура» и захлопал громко в ладоши. Калеб, окончательно привыкший к его закидонам, лишь закатил глаза. Позднее толпа начала расходиться в поисках места на свежем воздухе под деревьями, чтобы переждать ночь и на утро отправиться в путь. Возле некоторых палаток еще толпился народ, но вскоре почти вся привезенная провизия закончилась. Палатки-телеги закрылись. На деревню «Самодуровка» опустилась ночь, прогоняя с неба отголоски закатного солнца и высыпая на него яркие звезды. — Я все понять не могу, — начал Калеб; Люцифер, закинувший руки за голову и любовавшийся звездами, которые отражались зелеными огоньками в его глазах (Калеб не смотрел, нет-нет), повернулся к нему, — откуда у тебя столько силы. Тебя в детстве уронили куда? — Соседи рассказывали, что мать меня часто в детстве роняла. — Да по тебе видно, что ты пришибленный. Я в целом имею в виду? В котел со светлой силой или еще куда? — Не. И почему это я пришибленный? — Люцифер надул губы. — В первый раз встречаю демона, который хочет попасть в рай. То есть… я не встречал демонов, кроме пьяного демона перекрестка, но… — Калеб взъерошил свою челку, пытаясь подобрать слова. — Я хочу сказать, что это странно. — А ты знаешь, какие в раю льготы? Оплачиваемый отпуск, — Люцифер принялся загибать пальцы, — каждому ангелу по облаку, трудовая книга и даже пенсия! У нас только котел на совершеннолетие! Наш главный… — Да тихо вы! — шикнула на него женщина в возрасте, лежащая у соседнего дерева и прижимающая к себе корзину с грибами. — Напьются в дрова, а потом уснуть не дают! Калеб лег чуть ближе, чтобы не мешать нервным особам отправляться в царство снов (и, судя по грибам, на тот свет). — Наш главный, — прошептал Люцифер, поворачиваясь к нему и сразу отводя глаза, — хочет все модернизировать, но совет приближенных демонов против. Они следуют традициям и не хотят равняться на рай… будто это что-то плохое — взять чужой опыт и переработать его. Калеб подложил под щеку руку, чувствуя, как начинает куда-то проваливаться. — Я просто хочу, чтобы всем было хорошо, — его слова прозвучали слишком наивно и, словно Люцифер сам это понял, оправдался: — Я понимаю, что такое невозможно, но вдруг. — Ты определенно самый странный демон. И среди людей он был бы тоже самым странным, потому что таких Калеб за всю свою недолгую жизнь никогда не встречал. Калеб привык к другому. Мало того, что в детстве папаня, по поведению больше похожий на хряка, убивал в нем маленькую верю в человечество вечными пьянствами и шедшими в копилку избиениями, так еще и учеба в столице на получение сана открыла перед ним глаза окончательно: все было, вообще-то, хреново, куда ни глянь. Став преподобным в родной церкви, он убедился, что в каждом мало-мальски претендующем на нейтральный статус человеке таилось то еще гнильцо. А тут этот Люцифер, вылезший из-под земли, с глазами светлыми-светлыми… — Нам, кстати, всегда говорили, что преподобные — это самые добрые люди, которым лучше не попадаться на глаза, если мы выберемся наверх. Типа что вы можете испортить наше демоническое начало, привнеся в него свет. — Ну, что я могу сказать… — серьезно произнес Калеб и выждал драматичную паузу для большего эффекта: — Наебали. Люцифер, прислонив кулак ко рту, глухо засмеялся. Калеб, смутившись, отвернулся. Проснулись они тогда, когда уже начало светать. Калеб потянулся, плеснул в лицо святой водой из новенькой фляги, на которой ему улыбался сатана, и убрал ее в сумку. Женщина с корзиной грибов, лежащая рядом, не проснулась. Калеб под пристальным взглядом Люцифера поднялся, чтобы прочитать молитву за упокой. — Я сбегаю за едой, пока еще не все разъехались, — предложил Люцифер, потягиваясь и широко зевая. — Только денег дай. — Ты же демон. Обмани и укради. — Калеб, это невежливо, — нахмурился Люцифер. Люцифер получил необходимую сумму и, сжимая монеты в одном кулаке, а фигурку с козлом в другой, побежал прямиком к лавкам. Уже приближаясь к одной из них, он заметил необычный фиолетовый цветок, растущий у входа в церковь. Люцифер, опасливо оглянувшись на Калеба, который давал совет и свою визитку подошедшему к нему старику, метнулся к цветку, чтобы сорвать его. В аду такое можно было увидеть в наполовину сожженных книжках (некоторые рассыпались в пепел сразу же, как только к ним прикасались). — …в кувшин. А нечего этому козлу появляться на пороге моей деревни, — донесся до Люцифера знакомый голос — голос преподобного Линуса. — Вы уверены, что это останется незамеченным? Все же, святой отец, это святой отец, а не просто ваш отец, — раздался второй, который Люцифер не знал. Он, пригибаясь, подошел поближе и выглянул из-за угла: за церковью стояли преподобный Линус и его помощник — диакон. — Не неси чушь, — отмахнулся Линус и пригладил волосы на затылке маленькой рукой; он был ниже самого Люцифера едва ли не на половину головы. — А если он заметит? Линус громко рассмеялся, а потом, будто вспомнив, прислонил ладонь ко рту, заглушая рвущийся наружу смех. — Когда этот олух видит вино, у него отключается мозг. Если представить, что он у него есть. Он что на выпускном экзамене не заметил, — Линус начал поворачиваться в сторону Люцифера; тот быстро спрятался, — что я в его кувшин отвар подмешал, что сейчас. Люцифер, услышав приближающиеся шаги, побежал к Калебу, исходя праведным (насколько это было возможно, исходя из его сущности) гневом. Преподобный разговаривал с молодой девушкой, которая держала… кувшин, из которого наливала в небольшую кружку что-то красное и любезно предлагала испить вкуснейшее вино поздних сортов винограда. Люцифер метил фигуркой козла в кувшин. Но попал в лоб Калеба. С кем не бывает. Калеб, мягко сказать, оказался в шоке. Он, повернувшись к Люциферу, увидел, как тот изображает руками крест и одними губами шепчет: «не пей». — Святой отец! — девушка в страхе прикрыла рот рукой. — Вам бы научить его правильно креститься. Калеб, не поворачиваясь к ней, театрально взмахнул рукой, и кувшин с вином выпал. Вино пролилось, орошая землю ядовитыми каплями. Калеб понятия не имел, что происходит, но все же решил, что лучше он доверится демону (дубль три — докатился), чем своему желанию напиться с утра пораньше. — Ох, святой отец, что же вы… — Дочь моя, прости меня за неосторожность. — Калеб наклонился, поднимая кувшин. — Всю ночь молился за вас, чтобы гнев сожженного сатаны не настиг вас. — Батюшка, такое возможно? — Нет ничего невозможного, дочь моя. Когда он повернулся к Люциферу, то на прежнем месте его не обнаружил. Зато, глянув чуть вправо, к воротам церкви, заметил, как тот уверенно направлялся в храм божий. — Что за… случай, — исправил он готовые вырваться нецензурные слова прежде, чем девушка, склонившаяся над кувшином, потеряет веру в святость языка. Калеб направился за Люцифером, но не успел его догнать — тот вошел в церковь, в которой только началась утренняя служба. Преподобный остался стоять у порога, в непонимании смотря на то, как Люцифер продвигался вперед, разводил руки в стороны и вставал перед читающим проповедь Линусом. Церковь вспыхнула в ту же секунду. Народ повалил из нее, напоминая стадо испуганных овец, убегающих от голодного огненного волка. Прихожане протискивались в полуоткрытые двери, которые не могли справиться с толпой, и вскоре одна часть, самая хлипкая, сломалась под их натиском. Несколько человек упало, и по ним, не разбирая дороги, побежали другие, втаптывая их в святую землю. Из-за мелькающих голов Калеб видел, как Люцифер, преградив путь побелевшему от страха Линусу, ударил того выломанным распятьем по затылку, после чего, окруженный настигающим дымом, пропал в нем. Калеб волновался о демоне. Демоны же не горят? Они огнеустойчивы? А если это не распространяется на святые места? Забавно, что еще четыре дня назад он лично пытался спалить демона, а тут не находил себе места в ожидании, когда же тот выберется из горящей церкви. Он, так и не дождавшись Люцифера, сделал шаг вперед, чтобы лично достать идиота из пожарища, как тот вышел среди последних — он помог одному из прихожан, которому сломали ногу, подняться. Опустив беднягу на траву, он подошел к заметно расслабившемся Калебу. — Это… — неловко начал Люцифер, соединяя указательные пальцы, — в меня бес не вселялся, если ты подумал об этом. — Сомневаюсь, что в демона может вселиться бес. — Может, если прививки вовремя не делать. Калеб хмыкнул посмотрел на горящую церковь. — Горит так же, как и сатана вчера. — Красиво. — Да. — Господи, что же это за напасть-то! — запричитала старушка, падая на колени перед воротами в божью обитель. Рядом с ней повалилось еще несколько прихожан, упираясь руками в землю и проливая на нее горькие слезы. — Преподобный наш в церкви остался! — Горит заживо! — За что же нам это?! — Божья кара, — четко и уверенно произнес Калеб, привлекая внимание деревенских. — Так это я же ее... — произнес Люцифер, смотря на то, как прихожане, внявшие словам преподобного, поднимают головы. — Божья кара!! — громче повторил Калеб, взметая руки к небу и начиная молиться за раба божьего Линуса, прелюбодея и мужеложца, обманщика и слабоумного, потерянной душе, не устоявшей перед соблазном и присягнувшей на верность сатане. Короче говоря, Калеб нес все, что приходило ему на ум (половина, надо признать, была правдой), пока Линус, придя в себя после удара, истошно вопил, сгорая заживо. Прихожане, внявшие словам преподобного Калеба, молились за черствую душу преподобного Линуса, позволяя ей очиститься через огонь. Люцифер был единственным, кто на самом деле сопереживал Линусу, хоть и лично обрек его на смерть. Когда пожар, поглотивший церковь, был потушен, Калеб принялся расхаживать по всей деревне. — Вот моя визитка, пожалуйста, и вам визитка, заблудшая душа, и вам, — Калеб всучивал потерянным людям свои визитки — шанс пропиарить себя и свое дело выпадал не каждый день. — Да, церковь преподобного Андертона, помоги вам господи, возьмите визитку, церковь снова откроется через две недели, спаси вас бог. Калеб не обращал внимание на то, как по деревне от мужиков с вилами бегал человек, выпускающий на прошедшем празднике огонь. Он истошно вопил, что никого и ничего не поджигал, умолял добрых людей, картинно отвернувшихся от него, помочь ему и, отчаявшись, воззвал о помощи к сатане, раз бог не внимал его мольбам. Закончив с раздачей визиток, Калеб подошел к ждущему его у ворот Люциферу, который вдыхал аромат сорванного фиолетового цветка. — Даже не спросишь, почему я его прикончил? — И почему же? Люцифер рассказал. — Когда я молился за него, я держал пальцы скрещенными, — мстительно произнес Калеб и окинул разрушенную церковь взглядом. Посмотрел на потерянных людей, прижимавших к груди визитки, оглядел сгоревшее чучело сатаны, к которому привязывали огненного артиста, собираясь отправить его на тот свет, и вышел из деревни. Люцифер, поправив мешок на спине, последовал за ним. Праздник «Проклинания сатаны» удался на славу.