Гориясно

— Возвращайся в ад! — произнес шедший навстречу мужчина. — Возвращайся в ад! — вторила ему женщина. — Возвращайся в ад, — прокряхтел старый дед. — Возфрасяся в йад! — сказала трехлетняя девочка. — И долго это будет продолжаться? — У Калеба болела голова от преследующего их второй день речитатива. Поначалу он пытался избавляться от них с помощью крестов, но те, не выдерживающие наплыва нечисти, быстро изнашивались и ломались. Своего любимца, светящего неоновыми огнями, он носил на шее, но вскоре снял и положил в сумку — от светопреставления резало глаза. — Пока моя мама не успокоится, — Люцифер шаркал по грунтовой земле и поднимал пыль, которая только чудом не попадала на его штаны. Калеб и Люцифер проводили в пути восьмой день, за который не происходило ничего необычного. …Кроме ожившего мертвеца, когда они проходили мимо кладбища. Он, выбравшись из могилы, за неимением возможности произнести хоть слово из-за отсутствия гортани, изображал пантомиму попадания в преисподнюю. «Он показывает что-то неприличное?» — спросил Люцифер. «Да, закрой глаза». Мертвец, у которого не существующие нервы сдали раньше, чем плохо держащиеся кости, кинул в них свою левую конечность. Когда он бросал правую, хлипкие кости не выдержали и рассыпались, осчастливив пробегающую мимо собаку. …Кроме преградившего путь соловья, истошно вопящего нечто нечленораздельное на своем соловьином, пока от перенапряжения того не разорвало в клочья. Люцифер сказал тогда, что ему очень жаль птицу. Калеб же сварил из птицы суп. …Кроме нескольких кровавых надписей на дороге, на которых были выведены требования: «Люцифер, вернись в ад!». Шедшая рядом с ними женщина, прочитав надпись, там и померла — Калеб помолился за нее под строгим взглядом Люцифера. «Вот если бы неграмотная была, — сказал тогда Калеб, — осталась бы жива. А ты все "образование, образование"». Люцифер надулся и какое-то время оскорбленно молчал. А еще. По секрету сказать, Калеб чувствовал себя странно в обществе Люцифера. Но и без его общества тоже. То и дело возникающие мысли: «понравился ли ему соловьиный суп?», «не холодно ли ему в одной рубашке?» и «какая же у него ненормальная мать» не давали дурной голове Калеба покоя. Он чаще засматривался на вихрастую макушку, до которой то и дело намеревался дотронуться (и дотрагивался, потому что не всегда успевал себя одернуть). Смотрел на расслабленное лицо, когда тот спал, обнимая мешок с пожитками (что у него там вообще валяется? Калеб видел только фигурку сатаны в обличье козла и гусиные перья — его, между прочим, перья, взятые без спроса с рабочего стола). Даже почти не раздражался, когда тот пытался помочь встречным людям — то яблоки с деревьев достанет, то кошку с крыши… Калеб начал подозревать, что он встрял во что-то серьезное. Добираться до водопада предстояло еще неделю, за которую Калеба ждала незавидная участь с двумя возможными вариантами исхода: или его доконают прохожие, поддавшиеся демоническому колдовству не находящей себе место матери, или он доконает себя сам. Калеб и Люцифер увидели вдалеке очередную деревушку, от которой за версту веяло смертью и горечью. — Там что-то происходит, — Люцифер прислонил палец к подбородку. — Хорошо, мы сходим и проверим, — произнес Калеб, уже привыкший к тому, что его периодически (всегда) затаскивают в малоприятные авантюры. Если уж его собираются затащить в очередное сомнительное мероприятие, то он сделает первый шаг лично. Калеб сильный и независимый и никакие симпатичные демоны ему не указ. «Симпатичные?»… Калеб ужаснулся. Люцифер, поддавшись эмоциям, крепко обнял его, отчего они оба — и демон, и преподобный — впали в ступор. Постояли, обнявшись. Продолжили путь. — Знаешь, — произнес Калеб, смотря на поле, на землю, на небо, облака, птиц, траву, людей, деревья, камни, еще раз на облака, траву, людей (куда угодно, лишь бы не на Люцифера), но так и не придумал, что сказать. Да и не пришлось, потому что: — А вот и мать моя, — сказал Люцифер; в его голосе было больше траура, чем на похоронах. Калеб посмотрел вперед и увидел, как женщина преклонного возраста в темных одеяниях крепко держала за плечи испуганного мальчишку не больше пятнадцати лет, который не мог вырваться из хватки и чуть ли не ревел от накатившей безысходности. — Хватит уже! Побывал в мире людей, посмотрел, как они живут, все, достаточно! Сердце материнское совсем не жалеешь. И как только я тебя воспитала! — Она что… — произнес Калеб, — перепутала тебя с… — Слепая же, — вздохнул Люцифер, пытаясь собраться с силами. — Тебя перекрестить? — Ха. Ха. Ха, Калеб, — мрачно произнес он, отчего Калеб криво усмехнулся. Собравшись с силами, демон зашагал вперед. — Мам, я здесь! Демонесса отпустила парнишку. Тот, повалившись на дорогу и подняв пыль, отполз от нее, вытирая рукавом дырявой кофты все-таки выступившие на глазах слезы. Демонесса и по совместительству мать повернулась к Калебу и Люциферу, взирая на них белыми глазами с отсутствующими зрачками. — Люцифер, — глухо произнесла она и побрела к сыну, представляющего из себя каменное изваяние. Калеб отказывался участвовать в семейной драме, потому что у него было полно своих. Калебу нужна была святая вода. Или вино. Уже в голос рыдающему парнишке тоже. Калеб тактично оставил родственников в покое (мать не пыталась убить сына или затолкать его ногой под землю, что можно было считать за добрый знак) и подошел к нему, чтобы успокоить и поделиться своей болью. — У меня была церковь, уважение паства, запасы вина и трава во дворе, — произнес Калеб, сидя на траве спустя пару минут. — И где я, как думаешь, оказался, сын мой? — В жопе, преподобный? — предположил парнишка, которого, как выяснилось, звали Йован. Он сжимал флягу с водой, будто только та могла спасти его от желания броситься в канаву. — Прямо там, сын мой, прямо там. — Моя деревня тоже там. — Йован передал ему пустую флягу и подтянул колени, чтобы обхватить их руками. — Река вышла из берегов и затопила единственный колодец. А в реке нашей рыба брюхом кверху всплывает. Так что многие деревенские слегли в горячке. Что делать, понятия не имеем. — Так богу бы помолились и все бы прошло, — дал умный совет Калеб, смотря на то, как мать Люцифера отчитывала сына за побег из дома. — Наш преподобный Августин сбежал, — Йован поджал губы. — Заявил, что силы зла сильнее. — У рая больше прав, чем у ада, — поделился сокровенной тайной Калеб и поднялся с земли, помогая встать и Йовану. — У ада народ более… хваткий. — Преподобный Андертон, они что, правда демоны? — прошептал Йован, смотря на идущих к ним навстречу демонам. — Нет, актеры. — Слава богу, — перекрестился Йован. — Нам еще демонов не хватало для полного счастья. Так счастливая четверка и вошла в деревню, в которой царила атмосфера смерти, летающая от дома к дому черным облаком воронья. — Красота, — произнесла демонесса, жадно вдыхая запах тления и болезни. — Кошмар, — сказал Люцифер, обхватывая себя руками и делая шаг к Калебу, который едва не притянул его к себе, чтобы обнять волнующегося идиота, но вовремя ударил себя по лбу (не физически). В поникших крышами домах не горел свет. Одинокие люди, опустив головы, шли по главной, пустой дороге, на которой валялись трупы овец; они, как сказал Йован, сначала озверели, потом сломали ограду загона, а после и вовсе умерли в центре деревни. Стайка прожорливых мух, летающая над ними, была едва ли не единственным признаком жизни на празднике смерти. — Ну? Где ваш колодец? — спросил Калеб у Йована, который был настроен скептично для человека, нуждающегося в помощи; будто с побегом преподобного Августина у него пропала всякая вера в благополучное разрешение царящего мрака. Он направился вперед и махнул компании рукой, чтобы те следовали за ним. Они прошли мимо деревянной церкви, возле которой на грязных тряпках лежали умирающие жители, испускали громкие стоны и обреченно смотрели на отвернувшийся от них крест на куполе. Колодец, расположенный на опушке возле леса, еще на подходе к нему перестал вызывать доверие из-за доносящегося кислотно-зловонного запаха. — Зачем они пили эту воду, если понятно, что с ней что-то не так? — спросил наклонившийся к колодцу Люцифер, стараясь дышать ртом. Он секундой позже отошел от него на несколько шагов, потому что запах не шел ни в какое сравнение с тем, к которому привыкли демоны. — У нас даже с плохо работающей вентиляцией такого смрада нет. Калеб безрадостно смотрел на бурлящую воду в колодце. Казалось, будто та хотела что-то сказать, но не могла издать ни единого звука, кроме странного чавканья. — Массовое самоубийство, — произнесла мать Люцифера — демонесса Шарлота, как Калеб узнал минутой ранее. — Массовое отсутствие мозгов, — пробормотал Калеб и быстро (чтобы не ослепнуть от обилия ярко-розового) достал из сумки несколько крестов, кадило и свечи. — Наверняка здесь побывал твой дядя, Люцифер. — Дядя Саймон уже семь лет вилы натирает за то, что преступил клятву и заигрывал с серафимом, — сомнительно покосился на мать сын. — Какой интересный сюжет, — пробормотал Йован, любопытно глядя на демона и демонессу, которые, к его счастью, не обратили на парнишку внимания. — Еще интереснее, чем у Эммануила. — Что за Эммануил? — повернулся к нему Люцифер. — Сказочник. Пишет про путешествия. У меня даже копия его книги есть, — объяснил Йован и уставился на священника. — Очень увлекательно. Про странников, которые… — Замолчи и не отвлекай слугу бога, — прервал его Калеб, сложивший руки в молитве. Шарлота демонстративно плюнула в его сторону, но попала в Йована. Калеб, прочитав молитву, обошел вокруг колодца тридцать три раза, поболтал кадилом направо-налево, после чего кинул в воду святой крест. Постоял, подумал и кинул еще один. Какое-то время ничего не происходило, но потом, как только Йован был готов разреветься снова, из колодца полился яркий белый свет. — Все, — подвел итог Калеб, когда свет потух. Он сложил преподобные пожитки в сумку под молчаливое хлопанье двух пар видящих глаз и одной невидящей. — Передай всем из деревни, чтобы больше не пили воду, если у той зеленый цвет. — Калеб, так ты что… — Люцифер подошел к нему, бессознательно дергая за рукав сутаны, — реально можешь вот так? Калеб был оскорблен. Конечно, те, кто знали его ближе — демон Люцифер и сожженный Линус — наверняка были не лучшего о нем мнения. И если Линус вел себя, как последний говнюк, то Люцифер принимал его сложный (и временами ублюдский) характер. Но это ведь не означало, что он может только слова на ветер бросать да отлынивать от своих обязанностей… Он все-таки был лучшим на курсе (отсоси, Линус). — Конечно я так могу, дурачина, — сказал Калеб, застегивая сумку на пуговицу чуть резче, чем хотел, потому что, да, все еще обидно. — Ты стал еще круче в моих глазах, — восхищенно сказал Люцифер; в его глазах, кажется, мерцали зеленые созвездия. Сраженный наповал Калеб чуть не вырвал пуговицу. — В моих как был пустым местом, так в них и остался, — сплюнула на землю Шарлота еще раз. — Мама, ты слепая, — Люцифер потер загудевшие виски — голова болела не только у преподобного. Йован, пришедший в себя после божественного потрясения, упал на колени перед Калебом, принимаясь целовать его руку. — Обслюнявил всю, — презрительно пробормотал он, вытирая руку о сутану. — Калеб, теперь ты можешь вылечить всех деревенских! Калеб к такому повороту не был готов. Он пропустил момент, в который оказался перед воротами церкви; к воротам его подвел (притащил) демон за руку, что привносило в происходящее еще больше фантасмагоричности. Калеб читал молитвы за здравие, крестя каждую жертву собственной глупости, и обливал ее святой водой. В ответ получал тихие слова благодарности и едва заметные улыбки, от которых становилось не по себе. Подобным Калеб не занимался с того момента, как в столице на его бескорыстную помощь умирающему мужчине его прозвали дьяволом и обещали повесить (столичный пьяница перепутал божью милость с дьявольскими кознями); все обошлось благодаря заступившемуся за своего ученика ректору преподобнического факультета, проклявшего пьяницу в назидание. Деревенские выздоравливали один за другим, но все еще были слишком слабы, чтобы встать на ноги и поковылять к своим брошенным домам. Люцифер, поняв, что им нужна чистая вода и еда, принялся таскать ведра из колодца и поить ею деревенских. — Убери! Убери!! — орал мужчина, для которого вода из колодца приравнивалась к маленькой версии чумы. — Успокойся, сын мой, и не повышай голос на того, кто желает оказать тебе помощь, — сказал подошедший Калеб, увидев испуг на лице Люцифера. Он наклонился к мужчине: — Если еще раз наорешь на него, я тебя, мразь, ночью порешу, а после смерти запихну в ад, где в твой зад будут запихивать копья и вилы. Должный эффект на мужчину был произведен — он смиренно лежал, смотрел на небо безумными глазами и думал об ошибках молодости — нужно было принимать буддизм. Калеб, порядком устав от выполнения своих обязанностей, сел на скамейку, на которой восседала Шарлота. В начинающей оживать деревне возникала привычная суматоха: те, кто не валялся при смерти еще часом ранее, без боязни подходили к своим родственникам, помогая им тем, чем могли. Дети резвились вокруг церкви, бегали друг за другом и радовались, что их родные приходили в себя. Стая ворон, грустно взирающая на деревенских с высоких деревьев, дружно каркнула и унеслись на запад кривым клином, роняя слезы по неудавшимся смертям. — И вот что с ним делать? Совсем испорченный мальчик, — сетовала Шарлота, смотря пустыми глазами куда-то вперед. — Сплошное разочарование. Калеб мало понимал в демоническом воспитании (да и в человеческом, признаться, тоже — отец оказался антипримером), однако сразу же почувствовал, как в его душе поднялась волна раздражения. Конечно, Люцифер, придерживающий женщине голову, чтобы та могла выпить воды, мало был похож на того, кто будет коллекционировать человеческие души и обрекать их на вечные страдания. Но, в конце-то концов, что это за стереотипы такие? Человечество должно было через два десятка лет уверенно шагнуть в восемнадцатый век (о нем Калеб знал только то, что экология там была хуже), поэтому стереотипы о демонах давно следовало оставить за плечами. Короче, преподобного прорвало. — Ваш сын взрослый и самостоятельный, — твердо сказал Калеб. — Он сам в праве решать, что ему делать со своей жизнью. Смертью. Существованием. Вы не имеете права навязывать ему свое мнение. Захочет в рай — пусть идет в рай, захочет в ад — пожалуйста. Шарлота молчала. — Трахнуть сына моего хочешь? — спросила они минутой позже. Калеб подавился. Девочка с мальчиком, резвящиеся вокруг них, шокировано уставились на женщину и преподобного. — Хочешь, — уверенно сказала она. Калеб, вообще-то, о таком не думал… А теперь подумал, потому что не подумать было нельзя, ведь Шарлота уже произнесла, а значит, о том, что она произнесла, в любом случае нужно было подумать, чтобы ответить, а ответить, не подумав, нельзя, вот и он подумал. Калеб закрыл лицо руками. Провал. Посмотрел сквозь щелки на Люцифера, дающего радостному ребенку притащенные черт знает откуда фрукты. Тот, заметив, что за ним наблюдают, повернулся к Калебу. Улыбнулся солнечно — даже теплым ветерком повеяло — и помахал преподобному рукой. Определенно провал. — Как он у вас таким… — Уродился? — спросила она, недовольно кривя носом — дети, пережившие шок, вновь начали носиться вокруг них. — Да. — В семье не без урода. Шарлота, не выдержав непоседства вокруг своей скромной персоны, щелкнула пальцами. Девочка, мгновенно прекратив бег, подняла тяжелый камень и ударила себя по голове, после чего мгновенно потеряла сознание. Мальчик взял камень, выпавший из ее рук, и заехал по своей макушке. Калеб вытер со щеки попавшую на нее кровь. — Если так подумать… в этом есть часть моей вины. — Плохо воспитали? — усмехнулся Калеб и на всякий случай засунул руку в сумку, поближе к крестам. — Знала бы от кого воспитываю, все было бы проще. — От Люцифера, что ли? — пошутил Калеб. — Может, от Люцифера, — неопределенно ответила она, склоняя голову в одну сторону. — А может, от Михаила, — склонила ее в другую и пожала плечами. Калеб потрясенно уставился на Шарлоту, ловя маленький кризис веры. — Что? — кривовато усмехнулась демонесса. — Молодость бурная была. Повисло молчание. — Ты уж позаботься о нем, — сказала Шарлота и поднялась с лавки. — С тобой он точно в рай не попадет. — Это почему? — нахмурился Калеб. — Ты себя видел вообще? — А вы себя? Буквально. Глазами. — Тебе только в ад дорога, засранец, — произнесла Шарлота. Однако в ее речи не было ни ненависти, ни желания устроить ему экскурсию по аду в качестве главного мученика. Будто Калеб, который, вообще-то, должен был бесить ее своим преподобническим статусом, вызывал извращенное уважение… Стоило задуматься… — Я преподобный, — твердо произнес Калеб, крепче сжимая крест. — Тем более! — заявила она и, щелкнув пальцами, начала медленно опускаться под землю; зрелище было странным. — Следи за Люцифером и не смей давать моего сына в обиду, — ее слова отдались вибрацией в теле Калеба, который прочитал парочку молитв после исчезновения Шарлоты; лишним не будет. С информацией о том, что дорога в рай ему заказана, нужно было как-то жить. Калеб посмотрел на лежащих без сознания детей, только чудом оставшихся в живых. Действительно, на что он вообще рассчитывал? Без шансов. Ну ад так ад, подумал он. Там есть какой-то странный вай-фай. Наверняка все не так плохо. Калеб пытался храбриться. Относиться к этому философски. Бог дал, бог взял, как говорится… К вечеру, когда практически все жители деревни смогли подняться на ноги, диакон, отсидевшийся всю болезнь в стенах храма божьего, пригласил всех в церковь, чтобы помолиться о пережитом кошмаре и поблагодарить высшие силы. — Так ведь тебя нужно благодарить или я чего-то не понимаю в вашем мироустройстве? — поинтересовался Люцифер, косясь на крестящихся выздоровевших деревенских, приклоняющих колени перед церковью. Калеб и Люцифер сидели возле входа; день порядком измотал их обоих, напоминая проехавшуюся по ним телегу с кочанами капусты. — Помог руками божьими. — А, то есть ты помог, а лавры богу? У нас в аду справедливее. Калеб подумал, что фразу «у нас в аду» скоро можно будет отнести и к нему. Да, Калеб храбрился, но котлы, угли и вилы мало располагали к душевному спокойствию и поднятию настроения. Во всем этом был единственный плюс — с отцом, попавшим на небеса по блату, он все-таки не увидится. Маленькие кресты-плюсы в больших минусах. — Надеюсь, мама больше не появится здесь, — поделился своими переживаниями Люцифер, опирающийся о лавку руками и смотрящий на начинающее темнеть небо. — О чем вы с ней говорили? — И уже тише: — Обо мне? — Вот еще. Будто тем других интересных нет, — ответил Калеб и подумал, что да, действительно других тем в его голове больше нет. Кроме попадания в ад. Ад и демон поселились в его голове, просто божественно. — Преподобный Андертон и актер Люцифер, — Йован выглянул из церкви. — Давайте отметим наше выздоровление. — Он показал им бутылку еще не открытого вина. — Я не пил никогда, — сказал Люцифер, облизывая губы. — Вставай. — Сам Калеб поднялся. — Будешь первым демоном, которого я споил. — А что, ты хочешь, чтобы после меня у тебя еще были демоны? — прищурился Люцифер; на его лице, обычно по-детски непосредственном, заиграли лучи глумливого азарта. — Я-то думал, что я один единственный, — озорно подмигнув, он убрал руки за голову и припрыгивающей походкой направился в церковь. «Хочешь». Похоже, что правда хочет. Калеб, борясь с легким румянцем на щеках (ого, они так умеют…), направился следом за ним. Только они вдвоем пересекли порог церкви и вдохнули запах ладана и горящих свечей, как осознали: — О, господи, — произнес Калеб. — О, сатана, — вторил ему Люцифер. Церковь, полная народа, загорелась. Калебу и Люциферу повезло — они находились ближе всех к выходу, поэтому и выбежали в числе первых из храма божьего, в котором огонь бежал по деревянным стенам и уверенно поднимался на крышу. Люцифер попытался вытащить орущих в панике людей, но Калеб, схватив его за предплечье, ясно дал понять: не стоит лезть в пекло, которому ты сам и был причиной. В конце концов, им уже не привыкать — всего-то третья церковь и четвертое строение в частности. Гори ясно, все такое. Пожар — в этот раз обошлось двумя трупами (воронье явно поторопилось, улетев из деревни) — был потушен все из того же пресловутого колодца. Как быстро меняется мнение людей в зависимости от обстоятельств: сначала ты что-то ненавидишь и презираешь (колодец), а после молишься на него (колодец). Люцифер сидел на лавке возле сгоревшей церкви и пил из бутылки вино, пока Калеб, достав из сумки визитки со своей церковью, расхаживал по округе, раздавая их каждому убитому горем деревенскому. — Умерло два человека, — произнес Люцифер, не убирая от губ бутылку вина. — Можешь считать, что мы ушли в плюс, — пожал плечами Калеб и объяснил: — Без нас было бы на тридцать трупов больше. А это… так. Погрешность. — Это злой рок, наверно, — предположил Люцифер. Калеб, закатив глаза, взял у него бутылку, отчего они соприкоснулись пальцами (бутылка чуть не выпала и не разбилась; по чьей вине — непонятно). — Это усталость и желание наебениться, — Калеб сделал несколько больших глотков, не замечая, как Люцифер жадно смотрел на его дергающийся кадык. — Сегодня переночуем у Йована, а завтра отправимся дальше. — Калеб, вытерев губы рукавом, отдал бутылку в руки быстро опустившего глаза Люцифера. — Люц? — А? Да. Пошли.