Юбилей

      2 мая. Большой банкетный зал в Министерстве магии. Уже никто и не вспомнит, что именно подавали на десерт, но запомнится он всем надолго…       Кивок вправо, кивок влево. Руки прошлись по голым бёдрам, ощупав мешочки на жёсткой резинке трусов, набитые галлеонами до отказа, скользнули по упругому, мускулистому животу, и старые ведьмы за барной стойкой завыли в экстазе, вновь загремев монетами в такт музыке. Рон был счастлив. Ещё никогда в жизни он не чувствовал себя таким удовлетворённым. Женщины, деньги, слава — всё, о чём ему так мечталось — осуществилось этим прекрасным вечером. И плевать на должность капитана сборной Англии. Вот его истинное призвание — ублажать состоятельных дам в летах, опустошая их тугие, набитые монетами кошельки. Уизли крутанулся и активно завилял задом. Поклонницы завопили, протягивая к нему руки и пытаясь потрогать аппетитного, невесть откуда взявшегося на банкете рыжего стриптизёра.       Не выдержав такого накала страстей, какая-то особенно активная дамочка с кошачьими чертами в лице залезла на стойку и, уверенно прильнув к Рону, впилась в него жадным поцелуем.       «Щёлк-щёлк», — звонко возвестила о себе колдокамера, и поплыла дальше по залу.       На её пути в этот вечер встречались весьма странные пары, в её присутствии творились странные дела. Теперь её память хранила множество доказательств подлых манипуляций над разумом при помощи зелий и колдовства, неверности, зарождающейся любви, веселья и грязных танцев, как у Рональда Уизли, к примеру. Но камере было плевать на эти низменные, человеческие чувства. Она здесь была лишь для одного — запечатлеть всё и всех. Так ей было велено главредом, а такие приказы, сами понимаете, не оспоришь, когда ты простая, среднестатистическая колдокамера.       «Щёлк-щёлк», — опять сказала камера, наведя объектив на пару в дальнем углу зала. Надо признать, пара эта была весьма странная. Красивая молодая ведьма в летнем платье кормила клубникой со сливками сидящего на её коленях маленького колдуна с хитрым прищуром и заливисто хохотала.       «Щёлк-щёлк», — удивлённо повторила камера и поплыла дальше, дабы не мешать волнующей любовной прелюдии.       Последний щелчок и вспышка привели в чувства и вывели из транса Гермиону Грейнджер — высокопоставленного чиновника, мать её. Глава аврората ошалело глянула сначала на свою руку, измазанную взбитыми сливками, затем на довольного, обнимавшего её за шею Флитвика.       — Мордред, — испуганно прошептала она, сильно дёрнулась, скидывая несчастного Филиуса на пол, откинула полуоткушенную клубнику в сторону и, вскочив на ноги, не оборачиваясь на призывные вопли о помощи от её бывшего преподавателя, ринулась прочь из зала.       Это был какой-то кошмар. Что на неё нашло? Она не могла, не могла изменить Рону. Это было просто невозможно. На неё точно наложили какое-то одурманивающее проклятие. Империус, к примеру, объяснил бы всё, но кому могло такое понадобиться? Какой позор. Ужас и паника принялись крепко душить Гермиону в своих объятиях. Глаза застлала белая пелена. Она не видела, куда идёт, пробиралась почти на ощупь в полумраке зала. Когда это они успели приглушить свет? Должно быть уже за полночь.       Она случайно кого-то пихнула, протискиваясь сквозь толпу у бара.       — Герм, — она почувствовала крепкий захват на своём запястье и обернулась. На неё испытующе смотрел Джордж, — всё в порядке?       — Да-да, — неопределённо пробормотала она и кинула беглый взгляд на барную стойку. — Это что, Рон? Мой муж Рон?       — Ага, — утвердительно хохотнул Джордж, — они сейчас с Макгонагалл такое вытворяли, мама не горюй. Кстати, у него талант. Смотри, как пляшет.       Гермиона с отвращением поглядела на полуголого мужа, отчаянно вилявшего задом на радость толпе. Тяжело вздохнув, она прикрыла лицо свободной рукой.       — Мерлин всемогущий. Джордж, вытаскивай его — и дуйте на Площадь Гриммо. Нам всем нужно успокоиться и отдохнуть.       — Будет сделано, мэм! — Он галантно поцеловал руку Гермионе, прежде чем отпустить, и решительно двинулся к стойке, где купался в лучах славы и любви его младший брат.