Рассыпанное серебро

      Зима в городе выдалась на редкость снежной, хотя ещё недавно асфальтированную дорогу украшала грязь и слякоть от плюсовой температуры. Холодный ветер пронизывал до самых костей, а снежные хлопья нещадно били в лицо, не оставляя ни шанса на нормальный макияж. Она шла вдоль дороги, поднимая ворот пальто и ещё сильнее опуская голову, позволяя метели обрушиться на неё, хотя ей уже было всё равно.       Алина никак не могла простить себе свой ужасный поступок, хотя с того случая прошло уже около недели. Единственное, что до сих пор напоминало об этом — багровые пятна на шее и ключицах, оставленные Вероникой в порыве бешеного всплеска страсти. Ежедневно замечая их при взглядах в зеркало, Соколовская была готова прямо на месте растерзать себя. Она понимала, что совершила глупость, позволив себе неадекватное и развратное поведение, а расплата была слишком высока.       «Она всё видела» — то и дело проносилось в голове, не давая душе покоя. За всю эту неделю Соколовская пыталась дозвониться до Виктории больше сотни раз, но всё бесполезно, ведь она заблокировала её номер абсолютно везде, где только было можно. На занятия, как бы это странно ни звучало, она больше не ходила, а все попытки выловить её около дома оказывались безрезультатны. Порой Алине приходилось часами стоять во дворе и высматривать девушку из окна своей машины, но всё это оказывалось бессмысленно, и она уезжала ни с чем. Припоминая о курсах вокала, на которые она сама же её отправила, Соколовская приезжала по нужному адресу, но выяснила, что педагог Виктории теперь занимается частной практикой, и все её деньги переведены ему на личный счёт, а вот нынешнее местонахождение никто не знал. Лишь один раз ей удалось выловить девушку на улице. Виктория шла по направлению к местным магазинчикам, и Алина, выскочив из машины, побежала к ней. — Виктория подожди! Давай поговорим, — удивляясь скорости студентки, выдала Соколовская, чуть ли не задыхаясь на бегу. Отсутствие физры более двадцати лет сделало своё дело. — Говори со своей любовницей, наверняка за углом ждёт, — зло бросила брюнетка и свернула влево, однако сильная рука перехватила её и остановила. — Какого чёрта? — Виктория, ты всё не так поняла. Выслушай меня. — Не так?! — с ноткой истерики засмеялась та, вырываясь из крепкой хватки и получая взамен царапину от длинных ногтей. — То есть трахаться с этой шлюхой на моих глазах это не так понять?! Нихуя себе я отстала от жизни! — Виктория, выслушай меня, — настаивала Алина, не отступая от первоначальной цели. — Я доверяла тебе все свои секреты, — тихо говорила Виктория, смотря прямо ей в глаза, излучая всю свою боль и ненависть. — Ты говорила мне, что никогда не станешь изменять, потому что знаешь, как это больно. А в итоге… в итоге ебёшься с этой… шлюхой, для которой чувства — это пшик в воздух. — Виктория, я не специально, она… — не находя слов, пыталась объясниться та, но получалось плохо, ведь конструктивного монолога в своей голове так и не выстроила. — Она споила меня непонятно чем! Я бы в трезвом уме ни за что бы… — Оправдывайся, — опуская взгляд, ещё тише заговорила брюнетка, вложив в её руки золотой кулон, сорванный с собственной шеи. — Но не передо мной. — Виктория, прости меня! — срываясь на крик и не сдерживая слёз, произнесла Соколовская и, совершенно не думая о том, что мимо могут проходить люди, опустилась на колени и взяла её ладонь в свои, введя студентку в растерянность. — Ты что делаешь?! — опешила Виктория, оглядываясь по сторонам, чтобы рядом никто знакомый не прошёл. — Встань, на тебя же смотреть будут! — Мне всё равно, я готова унижаться сколько угодно. Прости меня, Виктория, прости, я буду повторять это слово вечно, пока ты не выслушаешь меня и не поймёшь. Только пожалуйста, не оставляй меня одну… — не в силах более говорить, она замолчала, опустив голову вниз, к ладоням брюнетки. — Ты не одна, — хмыкнула девушка, погладив её по волосам. — У тебя теперь есть Романова. Вот и отправляйся к ней, — высвободив свои руки, Виктория гордо направилась дальше, оставляя рыжую наедине с собой, своими слезами и зажатым в руках золотым кулоном. «Какая же ты дура, Алина», — думала Соколовская, подходя к воротам техникума и на ходу извлекая свой пропуск. Антона на входе уже не было, поскольку нашёлся преподаватель по дисциплинам электрификации и автоматизации, и теперь парень затерялся среди толпы студентов, похожих друг на друга, как капли воды, и сливающихся в единую серую массу. Расписавшись в журнале преподавателей, Алина направилась на очередное ежедневное собрание, даже не удосужившись счистить снег со своей одежды. В зале проведения планёрок собралась добрая половина преподавателей. В левом углу уже сидели Кристина Викторовна и Катерина Ивановна, что-то тихо обсуждающие. В правом углу спокойно переговаривались Татьяна Николаевна и Маргарита Сергеевна, что само по себе было странным, ведь эти двое, по словам большинства, терпеть друг друга не могли, а теперь во взглядах обеих виднелся задорный огонёк. Вероника одиноко стояла около окна, и подходить к ней у Соколовской не было никакого желания, особенно после того, что она натворила. Как она могла так нагло и бессовестно соблазнить её, собственную подругу, с которой делили площадь и еду — рыжая не понимала, но предпочитала держаться подальше и даже не смотреть в её сторону, чтобы ненароком не врезать ей очередную пощёчину, как сделала это ранее. Остальные же просто держались своими компаниями и что-то друг другу говорили. Одиночество обволакивало её, и она снова ощущала себя ненужной в этом мире, лишь старые раны, скрытые татуировкой, напоминали ей о том, что может произойти, если впасть в депрессию.       Получив очередные рекомендации на день, которые не менялись с сентября месяца, Алина на автомате направилась в свой кабинет, а после — к студентам на занятия. Сегодня у двести двенадцатой стояло аж три пары подряд, и осознание того, что там снова не будет её девочки, её чёрного ангела, пробивало до дрожи. — Анастасия, почему Виктория опять отсутствует? — спрашивала Алина, прекрасно зная ответ и готовая выслушать любую ложь, выдуманную студенткой для прикрытия подруги, и не ставить ей очередной пропуск, а выдумывать оценки. — Я понятия не имею, — пожимала плечами студентка. — Болеет, наверное. Погода посмотрите какая за окном. Тут простыть на раз плюнуть. — Смеёшься? Она сюда ходила даже с температурой и отсутствием голоса, — говорила Даша с задней парты, где уже обустраивала свой будущий ночлег на эти пары. — Ну значит решила наконец начать следить за состоянием, — возразила Лера. — И это правильно. Смотреть на неё было страшно, когда болеет. — Неважно, в общем, — закончила обсуждение Соколовская. — Сегодня у нас по плану решение задач по налогу на добавленную стоимость. Сфотографируйте учебник и молча решайте, у меня дел много. Будут какие вопросы — позовёте.       Оставив студентов на самих себя, Алина покинула аудиторию номер семнадцать и направилась наверх, не забыв прихватить собственный телефон. Сейчас она была готова на всё, и в первую очередь собиралась поговорить с Королёвой, ведь, по сути, это единственный человек, который может повлиять на нерадивую студентку и вернуть её на занятия, хуже только учебная часть и директор, доходить до которого стоило в крайнем случае.       Двадцать седьмая аудитория была наполнена спокойствием и непривычным холодом. Студенты смотрели фильм по мотивам произведения «Война и Мир», вернее смотрели только первые парты, остальные спали. Сама Королёва заполняла журнал, ведь наверняка видела происходящее на экране уже двести пятьдесят раз. Увидев движение в районе выхода, женщина тут же отвлеклась и заметила Соколовскую. — Алина Юрьевна? — удивилась та, отрываясь от своих дел. — Вот уж не ожидала Вас тут увидеть. Чем могу помочь? — Извините, Елена Николаевна, что отвлекаю, но мне нужно поговорить. Желательно один на один. — Одну секунду, — захлопнув журнал, она встала с места и прошла за рыжей в коридор. — Я слушаю. — Я хочу поговорить насчёт Вашей студентки Виктории, — спокойно начала Соколовская, сочиняя легенду прямо на ходу. — Она уже вторую неделю не считает нужным ходить на мои занятия. В коридорах её нет, на звонки она не отвечает, сдаётся мне, что заблокировала мой номер. Что вообще происходит? — Алина Юрьевна, я, если честно, шокирована Вашим заявлением, — снова удивлялась Королёва, смутно веря в слова коллеги. — Сказали бы Вы такое про ту же Катю или Виталину, я бы ещё поверила. Но Виктория? Она никого никогда не блокировала, а решала проблемы путём переговоров. Хотя знаете, с недавних пор девушка очень сильно изменилась. Вы наверняка слышали про моё творческое мероприятие, которое пройдёт накануне нового года. Виктория раньше шла туда с охотой и радостью, а сейчас совсем потухла. У неё нет ни желания, ничего. Она исполняет свои строчки так, что едва не переходит на истерику. С одной стороны, это, конечно, имеет место быть, может, она прониклась этими словами, но мне уже кажется, что это далеко не так. Если это будет продолжаться и дальше, мне придётся не допустить её до мероприятия, ибо мне её слёзы и истерики не нужны. Насчёт занятий… Я сама её освободила на день или два, чтобы она пришла в себя, ведь после последней репетиции у неё случился настоящий нервный срыв. Уж не знаю, что её довело до такой кондиции, что она отсутствует уже неделю. «Зато я знаю», — подумала Соколовская, сердце которой сжималось от боли за своего чёрного ангела. — Если хотите, я позвоню ей и вызову сюда. Меня она не имеет права игнорировать. — Не стоит, — тут же остановила её Алина, понимая, чем это может закончиться. — Пусть в себя придёт. А что, говорите, за мероприятие? — Мы устраиваем творческий вечер, где любой студент, который хоть как-то интересуется литературой, может продемонстрировать свой талант. Если есть желание — приходите. Хоть какое-то будет разнообразие. А то из присутствующих преподавателей только я, Маргарита Сергеевна и Людмила Анатольевна из сорок четвёртого. — А Тернову туда как занесло? — удивилась Соколовская, припоминая, что та ненавидела мероприятия и покрывала их различными ругательствами, абсолютно не стесняясь в выражениях. — Ну как же, это её стихия. Маргарита Сергеевна по первому образованию учительница русского языка и литературы. И потом, она даже не отказывалась. — Интересненько… Ладно… я приеду, — сказала Соколовская, слегка склонив голову набок, из-за чего всё её прикрытие в виде объёмной укладки тут же рухнуло. — Алина Юрьевна, — усмехнулась Королёва. — Я всё понимаю, бурная личная жизнь, все через это проходили, но будьте добры, шарфик свой затяните потуже, пока студенты не увидели. Кстати, — немного подумав, добавила она, наблюдая за тем, как смущённо педагог скрывает последствия той самой ужасной ночи. — Не знаю, что там на самом деле случилось у Виктории, но она заявила мне, что хочет участвовать в мероприятии на четырнадцатое февраля. — И что в этом плохого? — удивилась рыжая, думая о том, как брюнетка могла бы сейчас тихо напевать ей под аккомпанемент. — Там петь надо или танцевать. Скажу Вам по секрету, Виктория поёт просто отвратительно, и я бы на её месте не позорилась перед всем учебным заведением. — Не делайте поспешных выводов, — улыбнулась Соколовская. — Может, у девушки талант открылся. Ладно, я пойду. А то там студенты с задачами, сами понимаете, ничего без меня не могут. Возвращаясь на первый этаж, Алина немного повеселела и даже позволила себе улыбнуться. «Литература, значит? Ну всё, девочка моя, здесь ты от меня не сбежишь и не спрячешься».

***

      Мероприятие, устраиваемое Королёвой, располагалось в местном здании культуры, в самом центре города. Парковать свою машину прямо посреди проспекта, естественно, было негде, а потому Алине пришлось оставить её на платной стоянке возле торгового центра и идти пешком, ведь бросать своё авто где попало не собиралась, тем более в неизвестных дворах. Предполагалось, что народу будет немного, но так не оказалось: из присутствующих были почти все студенты из других групп, их сопровождение, а также друзья и родственники выступающих. Из знакомых Виктории Алина наблюдала только Настю, Антона и Виталину, да и то было видно, что они здесь только из-за неё, а само мероприятие их мало интересует. Искать саму брюнетку Алина не стала, решив, что сделает это после окончания, чтобы не волновать её в и без того сложный день. Оглядевшись по сторонам ещё раз, она увидела одиноко стоящую в коридоре Маргариту Сергеевну и направилась к ней, дабы завязать хоть какой-то разговор. Тернова, в свою очередь, заметив коллегу, даже приветливо улыбнулась. — Интересуетесь литературой? — спросила та, окончательно переключая внимание с телефона на рыжую. — Иногда интересно бывает. А Вы? — Это моя первая профессия, куда деваться, — развела руками блондинка, откинув назад свои сухие и непослушные волосы, которые явно требовали стрижки. — Иногда стоит отдыхать от экономики и вечных бухгалтерских проводок.       Фраза за фразой, и они уже вовсю переключились на другие темы, мало касающиеся работы. Маргарита рассказывала о своей жизни вне стен учебного заведения, на удивление даже не используя нецензурную лексику, хотя раньше это можно было услышать через каждое слово, а также о жизни своих детей, о которых всё это время молчала. Несмотря на свой возраст, а Маргарита была старше Алины лет на пять-шесть точно, она имела двоих детей в возрасте до двенадцати лет и совершенно не знала, как найти к ним правильный подход. — Дети, как говорят, это цветы жизни, — продолжала Тернова. — Но о себе тоже не стоит забывать. Вот все говорили: Рита, выйди наконец замуж, в этом счастье. Нет. Не вижу я в этом прям такого счастья. Да и вообще, не все мужчины достойны называться этим словом. В моём случае уж лучше жена, чем такой супруг. А что — никакой разницы. Интересно, как бы сложилась моя жизнь, если бы я не ждала своих сорока четырёх лет, а открылась миру о том, кто я такая есть, гораздо раньше? Может, переехала бы заграницу и женилась на прекрасной леди. — В смысле? Так, подождите, — нервно усмехнулась Соколовская, примерно понимая, к чему та ведёт, и заговорила максимально тихо. — Хотите сказать, Вы… лесбиянка? — Я и не скрываю этого, — пожала плечами Тернова. — Причём, видимо, с рождения. Зачем я ломала себя ради недолгой жизни с супругом — не знаю, но такова моя судьба. И потом, сейчас вокруг меня много прекрасных дам, — заметив, что Соколовская отходит назад, она засмеялась. — Не бойтесь, Алина Юрьевна, Вы вообще не в моём вкусе. Вам бы я подобрала кого-то другого. — Я даже не знаю, комплимент это или нет, — засмеялась рыжая. — Но спасибо, я со своей жизнью разберусь самостоятельно. Пойдёмте, скоро начало.       Мероприятие находилось в самом разгаре. Студенты выходили слаженно и произносили отточенные строки в том порядке, который должен быть. Алина слушала лишь наполовину, ведь искала в этой толпе свою девочку. — В 1912 году Ахматова написала небольшое стихотворение «Приходи на меня посмотреть…», — вещала кураторша со своего отведённого места. — На тот момент поэтессе было приблизительно двадцать два-двадцать три года. Тем не менее, мы можем услышать о том жизненном опыте, и о том, что можно увидеть и познать всю жизнь даже за такой короткий срок. Мы можем только предполагать, что произошло между героиней и тем человеком, о котором идёт речь в произведении. А прочтёт его наша следующая участница — студентка второго курса направления бухгалтерский учёт — Виктория Белова. Алина подняла глаза на сцену, где должна появиться Виктория. И вот она, стоит в белоснежном платье, которое, очевидно, взяла у подружки, ведь белый цвет и эта студентка — две несовместимые вещи. Чёрные волосы собраны в так называемый «рыбий хвостик», тут наверняка постаралась Настя, и на фоне всего этого великолепия она была просто погасшей и убитой звездой. Во взгляде не было ничего, кроме холодного автоматизма. Приходи на меня посмотреть. Приходи. Я живая. Мне больно. Этих рук никому не согреть, Эти губы сказали: «Довольно!»       К удивлению самой Соколовской, читала Виктория действительно с выражением, а её дикция была чётко проработана, и каждое слово она произносила так, будто подписывала смертный приговор. Подняв глаза и встретившись с ней взглядом, Алина заметила, как девушка напряглась, ведь она всегда в таких случаях зажимала руки в кулаки и впивалась до боли ногтями в ладони, чтобы не потерять здравый смысл. Каждый вечер подносят к окну Моё кресло. Я вижу дороги. О, тебя ли, тебя ль упрекну За последнюю горечь тревоги! Не боюсь на земле ничего, В задыханьях тяжёлых бледнея. Только ночи страшны оттого, Что глаза твои вижу во сне я.       Далее Королёва зачитывала очередную историю любви поэтессы, а Виктория стояла на месте и не двигалась, что означало только одно — сейчас будет ещё одно произведение. Но Алина и представить не могла, какое. — В 1914 году было написано стихотворение «Я не любви твоей прошу». Исходя из строк, которые мы услышим далее в исполнении Виктории, я хотела бы от себя добавить, что эта история любви очень личная и наверняка имеет отсылки к каждому из нас. Лирическая героиня буквально кричит о своей боли, и я думаю, что если вы все сейчас представите себя на её месте, то точно поймёте, о чём это стихотворение, даже без его конкретного анализа. Виктория, прошу. Девушка снова подошла к микрофону, когда Елена Николаевна включила тихое музыкальное сопровождение в виде фортепиано. Я не любви твоей прошу. Она теперь в надёжном месте. Поверь, что я твоей невесте Ревнивых писем не пишу. Но мудрые прими советы: Дай ей читать мои стихи, Дай ей хранить мои портреты, — Ведь так любезны женихи!       Алина застыла на своём месте, ведь прямо сейчас Виктория читала свои строки, не отрывая от неё пристального взора тёмных глаз, и она поняла, что именно сейчас, сквозь литературу, она обращается к ней напрямую, не называя имён. А этим дурочкам нужней Сознанье полное победы, Чем дружбы светлые беседы И память первых нежных дней… Когда же счастия гроши Ты проживёшь с подругой милой И для пресыщенной души Все станет сразу так постыло —       Замечая, что по лицу девушки катятся первые мелкие слезинки, которые та тщательно игнорирует, Алина и сама не могла сдержать своих собственных эмоций. Если бы эта маленькая девочка могла знать всю правду… В мою торжественную ночь Не приходи. Тебя не знаю. И чем могла б тебе помочь? От счастья я не исцеляю.       Закончив мини-монолог, Виктория опустила глаза, чтобы скрыть свои слёзы. Королёва, наблюдая за залом и за состоянием девушки, решила немного отвлечься от лирики и задать пару своих вопросов. — Виктория, это очень сильное произведение, которое, как мы уже поняли, поражает души людей, если им знакома эта ситуация. Почему ты выбрала именно его, если изначально собиралась ограничиться первым? Алина снова застыла. Если сейчас Виктория расскажет правду, то ей конец. Боясь самого худшего, рыжая не могла на это смотреть, но чувства заставляли. — На самом деле, как человек, который, как, собственно говоря, и все мы, интересуется литературой, -усмехнулась она, продолжая свою импровизацию. — Я не могла не отметить это стихотворение, когда искала то самое, которое тронет лично меня. Если говорить честно, то мне тоже знакома ситуация поэтессы, и, можно сказать, в моей жизни сейчас идёт период, когда я сама проживаю то же самое, о чём она говорила в строках. Но, я думаю, это слишком личное, чтобы говорить об этом во всеуслышание, и я стараюсь быть сильной, как, наверное, и сама Анна Андреевна, которая, на мой взгляд, одна из самых сильных женщин того века.       Виктория спустилась в зрительный зал, и только сейчас Алина могла понять, что девушка находилась в третьем ряду справа, подвергнутая расспросам подруг. Представляя, как сейчас девушка выкручивается, чтобы ненароком не выдать лишней информации, Алина слабо улыбнулась, хотя размазанная тушь под её глазами говорила о том, что её это тронуло до глубины души.       Мероприятие закончилось около восьми вечера. Зрители неспешно покидали зал, а Алина, потеряв Викторию из виду, обнаружила её на улице, стремительно движущейся в сторону остановки в гордом одиночестве. — Виктория, постой! — крикнула Соколовская, но ответа не получила. Рискуя растянуться на льду на своих каблуках, Алина ринулась за ней и в скором времени догнала, отмечая про себя, что в длинном зимнем пальто графитового цвета с объёмным мехом она выглядит намного лучше и женственнее, чем в инопланетной куртке. — Я поговорить хочу. — Мы, кажется, уже поговорили, — устало протянула девушка, и по её настрою было видно, что продолжать диалог она не собиралась. — Но не выяснили. — Пожалуйста, перестань, — сказала, наконец, Виктория с дрожью в голосе. — Как долго ты ещё будешь преследовать меня? — Столько, сколько потребуется, чтобы ты меня простила. Ты ведь сможешь меня простить? Я больше не могу себя мучить. Мне плохо, понимаешь? — Я подумаю над этим, — немного помолчав, сказала девушка, убирая ладонь Алины со своего плеча. — Сначала расскажешь, почему так произошло, и что сподвигло на это. А потом примем решение. Взвешенное и обдуманное. И явно не на таком морозе. — Моя машина недалеко. Поехали ко мне? — Нет, — отрезала девушка. — Лучше приезжай завтра, и поговорим нормально. Я слишком вымоталась. — Идёт, — согласилась Соколовская, отпуская девушку и направляясь к стоянке, где практически в гордом одиночестве стояла её машина.