***
На следующий день Алина незамедлительно собралась и выехала в сторону богом забытого района, как говорило большинство жителей города. Простояв в очередной получасовой пробке, она начинала понимать, почему Виктория постоянно опаздывает на занятия, и пообещала себе не ругать её за это в следующий раз. В голове стоял чётко проработанный монолог, которым она собиралась решить всю ситуацию мирно и без лишних истерик, но в глубине души понимала, что в любой момент всё это может рухнуть и закончиться ничем, но всё равно верила в лучшее. Оставив машину на маленькой парковке, рыжая намеревалась подойти к подъезду обычной советской пятиэтажки, как вдруг услышала крики, и из окна четвёртого этажа углового дома вылетела бутылка из-под виски, которая приземлилась в пяти метрах от Алины и разбилась на мелкие осколки, измазав асфальт некрасивой янтарной жидкостью. Решив, что надо во что бы то ни стало забирать Викторию из этого ужасного места в будущем, рыжая быстрым шагом прошла под козырёк подъезда, после чего поднялась на второй этаж и позвонила в нужную квартиру. Виктория встретила её на пороге в растянутой салатовой футболке на одно плечо и серых спортивках. Судя по выражению лица, проснулась она не так давно, но старалась казаться абсолютно бодрой. — Привет, — улыбнулась Алина. — Привет, — спокойно ответила девушка. — Ну заходи. Добро пожаловать на борт. — У вас всегда алкоголь летает из окон? — поинтересовалась Соколовская, оставляя свою длинную куртку в прихожей и направляясь за брюнеткой в сторону комнаты. Помещение было маленьким, и в нём, как ей показалось, царил хаос в виде развешанных по стенам плакатов с рок-исполнительницами, нераскрытых штор, придающих полумрак, а также кучей разных записок и цветных листков, разложенных по всему периметру. — Частенько, — улыбнулась Виктория, убирая всё своё творческое безобразие на закрытый ноутбук. — Это норма, уже привыкла. Чай, кофе, или сразу поговорим? — Лучше сразу, — тихо ответила Алина, устраиваясь на диване возле Виктории. — Даже не знаю, с чего начать. — Например с того, каким образом ты умудрилась наебениться в такие щи, если клятвенно не пьёшь алкоголь. — Виктория, а можно без мата? — возмутилась Алина, сдвинув брови в жесте неодобрения, будто она только что назвала её сукой или вроде того. — Ты же девушка. — На своей территории имею на это точно такое же право, как ты «расхаживать в одном белье». — Справедливо. Ну что ж… Начну с самого начала. Помнишь тот день на крыше, когда, собственно говоря, всё это и закрутилось? — Такое не забудешь, — спокойно ответила девушка. — И что? — В тот день намечалась одна встреча…скажем так, двадцать лет с окончания школы. Я знала, что идея идиотская, но Вероника настояла. Скажу сразу, чтобы вопросов не было. С ней мы знакомы примерно столько же, сколько и с твоей группой, разница в пару часов. Говорила: «Сходи, Алина, вдруг любовь свою первую встретишь». Ну да, как же, если моя настоящая любовь ждала меня в другом месте. Я знала, что буду недолго, в конце концов, отказывать тебе тоже некрасиво, особенно когда сама же назначила. Так вот. Лучше бы я не ходила. Ничего за двадцать лет не изменилось. Всё те же идиоты. Конечно, какая разница, что свою фамилию я уже давным-давно сменила, замужем побывала, внешность скорректировала, работу по душе более-менее нашла и так далее. Для всех я по-прежнему зубрилка Глухарь, которой только в монахини идти. Ничего смешного, — возмутилась рыжая, заметив, что Виктория слегка усмехнулась над подобным прозвищем. — Между прочим, — она обнажила свой шрам с обвивающей змеёй и продолжила: — Вот это и есть результат подобных ежедневных «безобидных» оскорблений. Закрыла это всё уже в более зрелом возрасте, моей татуировке от силы лет семь-восемь. Ты сейчас подумаешь, что я сумасшедшая, но да, в шестнадцать лет я вскрыла себе вены именно из-за этого. Тогда меня спасла собственная мать, а если бы не успела — меня бы сейчас рядом с тобой не было. — Вот именно поэтому я не намерена вообще на подобные мероприятия ходить, — всё так же спокойно говорила Виктория, проведя холодными пальцами по изгибам змеи. — Ничего хорошего в них нет. Одни понты и припоминания старых грешков. В этой ситуации я тебя понимаю, сама точно такое же пережила, разве что до ножей и лезвий не доходило. Да и в тот день я видела твои слёзы и подавленное состояние, которое ты старалась скрыть только ради меня. Но это не меняет сути, тему не переводи. Это было раньше. А что заставило тебя сделать ужасные вещи в декабре? — А это уже другая песня. В тот день всё будто специально было настроено против меня. Сначала необоснованная жалоба и критика в мою сторону от начальства, потом опять поскандалила с бывшим супругом. Вот знаешь, вроде уже десять лет как всё прошло, а на душе всё равно отвратительно. Вот в таком состоянии меня застала Вероника. И.… предложила выпить. Я, как ты знаешь, последние года два ничего крепче чая не пила, и попыталась отказаться, но она и слушать не стала. Сказала, что это поможет отвлечься и хотя бы ненадолго забыть о проблемах. И Господи, лучше бы я снова её не слушала. Не знаю, что это такое, но честное слово, вкус был отвратителен до безобразия, это какая-то лютая смесь всего и сразу. Короче, разнесло меня быстро. Я не очень помню, что делала, что говорила, как в итоге попала к чёрту на куличиках, но очнулась где-то за городом, где живёт Вероника. И честное слово, так ужасно я себя давно не ощущала. Знаешь, даже хотелось залезть в свою черепную коробку и выкинуть оттуда всё, что мешает. — Представляю, — слабо усмехнулась Виктория. — Думаешь, я не напивалась никогда? Ну и как — стоит оно того? — В смысле? — Ну мне интересно, — продолжала брюнетка с высшей степенью сарказма. — Каково это, заняться сексом с бездушным куском сала, который, судя по разговорам в коридорах, до этого был замечен во многих подобных связях. Не ты первая, не ты последняя. Как ощущения? Огонь? А хотя, — убрав лишние волосы на одну сторону, Виктория протянула руку к шее Соколовской и открыла так тщательно скрываемые, но уже почти незаметные синяки. — Вижу, что огонь. Ахуительно ты выпила, что даже не ощутила этого. — Не издевайся, и так плохо, — возмутилась Алина, опустив голову вниз и задержав взгляд на пушистом белом ковре. — Вероника мне даже не нравится. С ней, конечно, интересно бывает поговорить о литературе, но чем больше я её узнаю, тем больше понимаю, что она дура дурой, вроде вашей Алёны, которую скорее всего отчислят летом. — Ну конечно, — нервно усмехнулась девушка, накручивая концы волос и отпуская. — И поэтому ты позволила себя лапать? Что-то я в подобном состоянии никого не трогала, а мирно поехала домой. — Поверь, если бы я была в своём уме, я бы тут же ей врезала. Но было ещё кое-что… — осторожно подбирая слова, Алина теребила свой тонкий браслет на запястье и не решалась смотреть в глаза. — Я вывела её на разговор. Не обошлось без кучи мата и истерик с её стороны, но она призналась, что…подсыпала какой-то препарат, чтобы взять своё, что называется, здесь и сейчас. Поверь мне, под действием ЭТОГО сопротивляться вообще нереально. Я в курсе, что за это можно подать в соответствующие инстанции, но это труднодоказуемо. И потом, мне она не нужна. Мне нужна только ты, и всё. Прости меня. Твоё сообщение в тот день…оно же не серьёзно? — Я не знаю, — пожав плечами, ответила девушка, переваривая всю информацию и охреневая с каждого слова, ведь она думала совсем по-другому. — С одной стороны, это как бы не твоя вина, а с другой мне всё ещё больно и обидно. Нужно время, чтобы отпустить. И отпустит ли это когда-нибудь… — Я буду ждать столько, сколько потребуется. Мне не пятнадцать, мне спешить некуда, я подожду. Только я прошу тебя, вернись на занятия, обида на меня не должна рушить твою будущую жизнь и специальность. Курсовую работу, которую ты, кстати, должна взять, курирую я, но можешь отдать Катерине Ивановне, она не будет против, она же мне тоже не доверяет. Мне кажется, кроме тебя, мне вообще никто не доверяет. Ну, может, ещё Алиса, и то не всегда. Малыш, я привязана к тебе. Всем сердцем. Не знаю, что буду делать, если ты сейчас всё закончишь. Скорее всего, не выдержу и сломаюсь. Это так странно, с одной стороны, но… — Перестань, — сказала Виктория, погладив по рыжим волосам. — Я же не сказала, что это конец. То сообщение было в порыве гнева. Я согласна простить, но при двух условиях. — Как приятно снова слышать мою девочку, — улыбнулась рыжая и потянулась ближе, намереваясь её поцеловать, но Виктория увернулась, и поцелуй пришёлся на ушко. — Ты чего? — Я ещё не озвучила условия. Во-первых, никаких больше секретов друг от друга. Вместе легче решать проблемы, чем дожидаться их глобализации. Запрещать тебе общаться с «подружкой» я не вправе, хотя, думаю, ты и так её за тридевять земель обходишь, так что пока это. — Малыш, а тебе точно девятнадцать, а не сорок? — усмехнулась Алина, играя пальцами с её волосами. — Может это не в мой паспорт надо смотреть, а в твой? Ладно, хорошо, согласна. А второе? — Ради всего святого, не называй меня никогда «Малыш», это отвратительно и до ужаса бесит! — Узнаю прежнюю Викторию, — рассмеялась Соколовская и приникла, наконец, к долгожданным губам жарким поцелуем. Виктория и рада бы ответить на него, но не сдержалась и тут же увернулась, ведь этот поцелуй показался ей слишком горьким. Внутренняя обида всё ещё полыхала в её душе, даже несмотря на то, что они всё обсудили и выяснили. — Прости, просто…мне нужно время, — не в силах больше говорить, девушка встала и вышла из комнаты, направляясь, судя по всему, в сторону ванной. — Захочешь уйти — дверь захлопни за собой. Алина осталась в комнате одна. Отчасти она прекрасно понимала состояние Виктории и сделать с этим ничего не могла. Она простила, но сейчас ей нужно только спокойствие и тишина. Подумав, что помочь больше ничем не может, она встала и, сняв с собственной шеи парный кулон, который она сама же дарила девушке и который та бросила в неё в порыве злости, и оставила на столе, ведь эта часть должна принадлежать Виктории, и никому больше. Далее осмотрела около двадцати чёрных плакатов с рок-группами, среди которых обнаружила исполнительницу с дредами и решила, что Белова брала пример с неё, когда носила свои «антенны», о которых ей рассказывали коллеги, но так и не показали. В углу же висели более весёлые и цветные фото, на которых изображена российская попса — группы «Серебро», «Виа Гра», а также изображение известной Анны Седоковой, по периметру которого развешаны бабочки. Понимая, что всё-таки у Виктории странный вкус, Алина улыбнулась и намеревалась покинуть личную обитель, когда её внимание привлёк валяющийся в углу блокнот. Судя по его состоянию, лет ему было предостаточно. Подняв его, она поняла, что простой с виду мятный блокнот с сиреневыми бабочками и многочисленными царапинами, подтёками от ручки — оказался чем-то вроде её личного дневника. Начало датировалось ещё 2015 годом, когда, судя по подсчётам, Виктории было всего шестнадцать лет. Соколовская понимала, что, возможно, сможет узнать правду о происхождении настолько правдивых текстов, ведь каждый раз, когда Алина заводила эту тему, девушка либо переводила стрелки на что-то другое, либо затыкала её поцелуями и доводила дело до постели, а там, как известно, сопротивляться бесполезно. «Прости, Виктория», — подумала рыжая и быстро спрятала его в свою сумку, прикинув, что через какое-то время сможет незаметно вернуть его обратно, ведь, судя по местонахождению и количеству пыли, не использовали его около двух недель, и вряд ли начнут. Наскоро собравшись, Алина вышла в коридор и наткнулась на Викторию с красными от слёз глазами. — Я думала, ты уже ушла, — удивилась брюнетка, одёрнув футболку. — Не обращай на меня внимания, я в порядке, я простила тебя. Просто надо было куда-то это всё деть. И прости, если некоторое время буду… как это сказать… холодной. — Виктория, всё хорошо, я тебя понимаю, — улыбнулась Алина, заправив ей волосы назад. — Я же сама примерно такой же была когда-то. Всё хорошо. Главное вернись на занятия и закрой долги до того, как наступит новый год, а то, как говорят, нехорошо входить в него с незакрытыми и незавершёнными делами. Я тоже поеду, доделаю свои. И ещё… спасибо. Целовать не буду, это я уже поняла, но обнять-то хоть можно? — Можно, — тихо ответила та и тут же оказалась в тёплых объятиях, длящихся дольше, чем обычно. — Только не задуши, мне ещё двадцать заданий Терновой выполнять. — Ладно, хорошо. Береги себя, принцесса, — отпустив девушку, Алина накинула куртку и вышла на лестницу, направляясь к машине с одной и той же мыслью по поводу украденного блокнота. «Прости, Виктория, но это мой единственный шанс узнать правду».13
19 января 2021 г. в 23:48
Говорят, если сильно кого-то любишь, то готов простить что угодно. Но так ли это на самом деле? Так ли сильна человеческая любовь, чтобы восторжествовать над невыносимой болью, которая полоснула ножом по сердцу, а затем вонзила его же в спину?
Алина ехала по загруженному шоссе и всё время думала о произошедшем. Зная вспыльчивый характер Виктории, ведь сама была такой же, она уже и не понимала, простит ли её девушка или примет решение поставить точку в этих странных и неправильных отношениях раз и навсегда. Автомобиль в правой полосе нервно засигналил, ведь образовавшаяся пробка начинала напрягать. Понимая, что это надолго, Алина снова предалась своим воспоминаниям и перенеслась в день их знакомства. В её личное двенадцатое сентября.
За все десять лет в сфере преподавания Алина не знала ни одного студента или студентку, которые могли бы так сильно зацепить. Чаще всего она считала подобный контингент людей либо недостаточно образованными и серьёзными ввиду небольшого возраста, либо напыщенными павлинами богатеньких родителей. Но не Виктория. Встретив эту девицу в коридоре в самый первый день в этом учебном заведении, она показалась простушкой и не особо интересной, как и вся серая масса, мелькающая перед глазами. Но позже выяснилось, что это не так. Виктория настойчиво пыталась понять хотя бы одну тему из экономики организации, хотя было видно, что мозг отказывался от этой затеи; приходила на каждую пару и, в отличие от своих сокурсников, оставляла весь свой негатив, будь то двойка у Терновой или неудача на физре, где-нибудь в коридоре и ни разу не выплеснула его на окружающих, а уж на неё и подавно. Что касается дурацких слухов о скверном характере, которые распространялись со скоростью звука, — ни в один из них она не поверила и не стала остерегаться, в то время как большинство студентов обходили стороной и старались без дела не связываться.
Сама же Виктория, так и не дождавшись свободной маршрутки, ведь в это время они и так плохо ходили, а уж из-за недавнего снегопада ездили раз в полчаса, и хорошо, если удастся влезть, приняла решение вызывать такси, пусть даже ей это обошлось в последние деньги, и придётся пару-тройку дней питаться святым духом до приезда домой. Будь её воля — она бы попросила Никиту подбросить её до дома, ведь жили они относительно недалеко друг от друга, но тот предпочёл сбежать одним из первых, и, если бы не разговор с Королёвой после мероприятия, она может быть и успела догнать его. Найдя нужную машину, Виктория настроилась на путь домой, хотя грустные мысли всё время не давали покоя. Водители, на её счастье, всегда попадались неразговорчивые, а потому не приходилось поддерживать разговор, а просто ехать под музыку из радио или репертуара самих везущих.
Уже дома девушка быстро избавилась от макияжа на лице и тихо прошла к себе в комнату. Родители уже спали, ведь завтра очередной долгий рабочий день, и будить их сейчас было бы несправедливо. Виктория любила свою семью, но очень редко видела всех вместе без обсуждения рабочих вопросов, а потому написание текстов стало для неё личной отдушиной, способом оставить всё, что накопилось в душе и о чём не можешь рассказать кому попало, на бумаге. Так и стали рождаться маленькие истории, где-то с ноткой фантастики, а где-то и жизненные. Подобных «шедевров» вскоре лежал целый стол, а останавливаться было уже поздно.
Устроившись поудобнее на своём диване, брюнетка уставилась в потолок. Чем она думала, когда влюблялась в эту рыжую львицу? В её блестящие глаза, милую улыбку, горячее сердце? Чем думала, когда написала ей первый текст? Видимо, сердцем, а не разумом. В обрывках памяти снова предстала та ужасная сцена, и слёзы подкатили огромным комом. Хотелось прямо сейчас взять телефон, позвонить, сказать, что есть на душе, но понимала — нельзя. Так не делается. Раз обещала нормальный и личный разговор — значит так и будет. Немного успокоив себя, она заснула.