***
— Зачем ты так? — осипшим от слёз голосом спросила Пак Ван, всё ещё не желая смотреть в лицо мужу. — Может, хватит устраивать драму? — раздражался мужчина. — Зачем заставляешь их жить вместе, если они не хотят? Ты же знал, что Юнги день и ночь, работает на тебя, чтобы съехать. — Да, и я горжусь им. Пусть Чимин растёт с ним и берёт с него пример. — Ты всегда только им и гордился, — усмехнулась Пак. — Даже сейчас ты умудрился перевести капризы Юнги на Чимина. Хотя ты прекрасно знаешь, какой он прекрасный мальчик, и что вины его тут вовсе нет. — Опять сводишь всё к этому, — холодным тоном ответил Мин, сжав в руках бокал так крепко, что тот, трескаясь, рассыпался в руках на множество осколков. — Никогда, больше никогда даже не думай говорить этого вслух. Я люблю их одинаково, и они оба мои сыновья, несмотря ни на что.***
— Вкусно? Чимин кивнул, набивая щеки любимым мороженным, при этом по-детски причмокивая своими пухлыми губами и вызывая тем самым тихие смешки у старшего. Но тот был слишком заинтересован процессом, совершенно не замечая ничего вокруг. — У тебя ещё час, куда пожелаешь дальше? — спросил Мин, заводя мотор своего чёрного Порше. Пак пожал плечами, всё так же поглощая десерт, полностью погружённый в сладкое наслаждение. — Нужно было раньше тебе его купить — такой молчаливый, даже не верится. Блондин фыркнул, но радостно заёрзал, когда Юн снова поехал не в сторону дома. «Вот бы этот день никогда не заканчивался», — подметил он и улыбнулся, смотря в панораму окон. Счастье так неуловимо, чувство это порой вызывало у блондина страх, на подкорках сознания он понимал, что за всё нужно платить и за минуты искренней радости тоже, однако неприятный момент с отцом он считал достаточной платой, но у судьбы всегда свои расчёты, свои планы. Чимин провёл ногтем по бумажной обложке, разрезая её. Под ней красовалась обычная чёрная коробка с надписью: «Для тебя» на английском. Снимая крышку, Пак удивился, увидев совсем не то, что ожидал. — Не совсем понимаю твои эмоции? — нервозно постукивал по рулю Мин, стирая мысленно пот с лица. Он сломал голову, придумывая, что именно ему стоит подарить, а всё потому что младший очень любит эти празднования и каждое событие абсолютно всегда заставляет семейство Мин проводить так, как надо: с подарками и размашистыми вечеринками. — Я даже не знаю, что и сказать, — запнулся блондин, аккуратно вытаскивая браслет из белого золота с красными бутонами роз, обрамлёнными золотыми листочками. — О, тут ещё записка. — Нет-нет! — Юнги быстро вытянул из рук Пака маленький черный свёрток, который после долгой внутренней борьбы всё-таки положил, но видеть реакцию на эти слова было для него слишком… Смущающе. Чимин закусил губу, дабы не рассмеяться — то, как старший раскраснелся, до ужаса забавляло, да и такого милого подарка он точно не ожидал, украшение было очень красивым, а самое главное подарком от старшего брата. Блондин и не подозревал, что тот способен на такое; обычно он получал что-то из спортивного инвентаря или, и того хуже, книги из серии скучной психологии, но, несмотря на это, не жаловался и ценил те короткие и ценные минуты внимания Мина. — Спасибо, — тихо прошептал Пак, всё ещё завороженно рассматривая сверкающий в темноте браслет. Мин улыбнулся, мысленно ставя галочку в строке «Лучший хён года», хотя до такого титула ему, как до Альп. Юн заглушил мотор, немного припугнув тем самым Чимина, в окне было настолько темно, что казалось, только выйдешь, и темнота поглотит тебя целиком. — Хён? — неуверенно спросил блондин, не решаясь выйти на улицу. Юнги же вышел, по пути вытащив ключ, и обошёл машину, дабы помочь выйти Чимину. Блондин приклеился к сидению, всё так же с недоверием поглядывая в глухой лес — он сюда и днём побоится прийти, не то что ночью. — Всё в порядке, Чимин, я рядом, — протянул руку Юнги, лишь через минуту получив маленькую ладошку в ответ. Пак старался держаться, делая вид, что не пугается каждого шороха, притом как дикий поглядывая из стороны в сторону. — Смотри, трусиха, — потянул на себя бледного парня Мин, заставляя его посмотреть перед собой. Лишь тихий звук восхищения издал блондин, всматриваясь в миллионы огней ночного Сеула. Казалось, перед ним открылась одна из картинок Яндекса, но вживую весь этот вид лишал каких-либо слов. Настолько красиво, что завораживало взгляд. Юнги довольно смотрел на лицо брата, полное радости и восторга, думая про себя о том, что настоящее чудо на самом деле не этот пейзаж, а стоящий перед ним блондин. Искры блестели в его глазах, окрыляя забитое, скрытое от чужих глаз сердце. В такие минуты Юнги был слишком уязвим, он чувствовал себя глупым школьником, идущим по тонкой нити над водой с крокодилами. Один неверный шаг, одно неправильное слово — и он больше никогда не сможет увидеть самого дорогого для него человека. Разочарование в глазах Пака — самый страшный кошмар для Юнги. — Эй, чего уставился? — лучезарно улыбался парень. — Надеюсь, ты привёз меня сюда не для того, чтобы прикончить по-тихому. — Кто знает, — усмехнулся брюнет, лохматя и без того растрёпанные волосы Пака. — Тут так красиво, смотря на всё это, хочется думать о своём будущем, — задумчиво произнёс Чим, присаживаясь на большой камень. — И что же ты видишь в этом будущем? — поинтересовался Мин, внимательно всматриваясь в идеальные черты Пака. — Что-то очень хорошее, — признался блондин; искры ночного города вселяли надежду, что всё, о чём только можно мечтать, на ладони. — Уверен, так оно и будет, — задумчиво произнёс брюнет, Чимин и правда заслужил всего самого наилучшего. — А ты, хён? Чего желает наш ледяной принц? — улыбнулся младший, своей улыбкой убивая тысячу чертей в сердце Юна. «Тебя». — Ничего, — грустно усмехнулся Мин, на самом деле понимая, что ничего не хочет загадывать наперёд. — Ну это как-то совсем грустно, неужели ты ничего не хочешь? — Чимин, чего может желать человек, у которого всё есть? — присел рядом с братом Мин, заглядывая глубже в светящиеся глаза напротив. — Неужто ты считаешь себя тем самым «человеком»? — полушёпотом спросил Чим, наклоняясь ещё ближе, словно они говорили о самой большой тайне планеты. — Я богат, здоров, красив, умён, теперь ещё ко всему у меня есть милейший щенок. Чего по-твоему мне не хватает? — Ну, для начала скромности, — ущипнул он его за руку, — и в придачу любви. Юнги искренне улыбнулся, оголяя десна, будто расслышал самую забавную шутку. — Ты такой наивный малыш, — взлохматил волосы ему Юн. — Она мне ни к чему, я и так счастлив. — Ну, конечно, хён, ты просто никогда не влюблялся. Юн поперхнулся про себя, радуясь, что Пак на самом деле никогда не узнает, как сильно неправ. — Действительно.***
Всё последующее время Чимин собирает в себе по крупицам терпение и доброжелательность к Мину, ибо всё, что происходит за эти два месяца, просто не укладывается в его голове. Каждый последующий день является для парня неким испытанием в голодных играх, только эти испытания он назвал бы не «голодными», а с ума сводящими. Упрямство Мин несомненно приобрёл в наследство от отца, ибо никаким уговорам решение родителей не поддавалось. Ремонт, обустройка мебели, переговоры с мастерами — абсолютно всё было на плечах Пака. Плюхаясь на пушистый ковёр, блондин иногда задумывался: «Для чего всё это?», хотелось просто как все начать высматривать буклеты общежитий, чтобы жить со всеми друзьями вместе, где тебе не будет надоедать вечное ворчание старшего и постоянное одиночество в пустой квартире. Казалось, будто этот бетон был ещё холоднее, от отсутствия какой-либо человеческой радости в доме. Но дни шли, заменяя прежние новыми, а серые будни никак не менялись. Однако всему приходит конец, вот и пришёл долгожданный финиш ремонту. Несмотря на все противоречия, Юнги переехал в квартиру первым — причина была очень проста: он в очередной раз рассорился с отцом. Спустя некоторое время, Пак разобрался с учебой и тоже заселился в новой комнате. Обычно Чимин старался задерживаться на учебе, появляясь дома не раньше десяти, так он как раз успевал собрать вещи на завтра, помыться и лечь спать. Дело было не в том что, он избегал брата, — вовсе нет —, просто он никогда не чувствовал себя нужным. Возвращаясь, он порой долго стоял на пороге, печальным взглядом осматривая пустой коридор. Но сегодня весь мир был против провести время с Паком: все друзья волшебным образом исчезли, словно шатёр из мультика «Золушка». Вот ему и пришлось топать домой, грустно вздыхая. “Suga’s interlude - Halsey BTS” Какого было его удивление, когда, перейдя порог, он заметил в зале сидящего на полу и прислонившегося к дивану спящего Мина, держащего в руках кучерявого щеночка, также мирно посапывающего. По телевизору своим ходом шло брошенное зрителями кино. Чимин усмехнулся милой картине, не удержавшись, он скинул с себя жакет и присел рядом, всматриваясь в спокойные черты лица Юнги. Парень зашевелился, немного приоткрывая глаза, а после хрипло проговорил: — Вернулся? — Да, закончил пораньше. Старший промычал в ответ, а после немного придвинулся, опустив свою голову на плечо Чимина. Младший удивился, но говорить ничего не стал, обрадовавшись такой смене настроения Мина. — Не задерживайся больше, я по тебе скучал. Чимин вскинул брови, не веря услышанному, а после так тепло улыбнулся, придвигая к себе ещё ближе стройного Мина. Теперь парень уже лежал на груди Чимина, довольно посапывая. Блондин водил ладошкой по спине старшего, убаюкивая теплом, и уже улавливал конец фильма. — Чимин, я должен подняться... — невнятно объяснялся брюнет, сонно переплетая языком, всеми силами сопротивляясь пришедшему за долгое время сну. — Тшшш... Спи, всё хорошо. Юн положил руку на грудь парня, пытаясь тем самым оттолкнуться и привстать, но лишь обессиленно упал обратно. — Почему же ты такой упрямый? — не понимая, спросил Пак, перебирая отросшие локоны парня. — Я устал бороться, Чимин, — совсем тихо прошептал Юн, перед тем как упасть в пропасть своего сна. Просидев так ещё немного, Пак раздумывал над фразой, сказанной братом; его всегда смущала переменчивость настроения старшего, но он привык к этому с самого подросткового возраста. Вот только теперь это казалось не совсем привычным, в детстве блондин списывал всё на то, что Пак просто перестал быть интересен Юнги, потому что был младше, да и тот постоянно старался учиться, а Чимин же наоборот наслаждался прекрасными мгновениями детства. Но сейчас они были не в том возрасте, когда один убегает от другого — в семействе Минов это было настолько привычно, что казалось нормой. — Что же тебя так тревожит? — прошептал блондин, смотря на брюнета спящего на его руках. Щенок мелко поскуливал, обращая на себя внимание, Чимин улыбнулся, искрясь своей тёплой улыбкой. Казалось, все самые прекрасные создания были рядом с ним. Пак снял с дивана подушку, аккуратно перекладывая на неё брюнета, а после направляясь покормить кучерявого малыша. Поглаживая его шерстку, Чимин улыбнулся, заметив браслет, висящий на его руке, он и не заметил, как надел его сегодня. “Pacify Her - Melanie Martinez” Блондин на носочках аккуратно вернулся к старшему, стараясь как можно тише и незаметнее поднять его к себе в комнату. Подхватив на руки брюнета, парень поспешно направился к лестнице, но случайно заметил из-под воротника свитера оголившийся на ключицах рисунок. «Он сделал тату?», — промелькнуло в голове. Лишь приложив парня на кровать, Чимин под долгими сомнениями решился немного растянуть свитер старшего, дабы рассмотреть, то что потом ему точно не покажут. Блондин просто застыл, увидя перед собой тату, явно сделанное недавно, ещё покрытое сверху плёнкой, через которую так ясно вычерчивались узоры, тёмными нитями разрисованные от начала ключиц до конца плеча, возможно имеющие продолжение, спрятанное под кофтой. Чёрное крыло падшего ангела. Тот самый рисунок, который когда-то написал Чимин. Парень не мог его перепутать. Его собственные узоры на сгибах крыла, плавно перетекающие в запутанные штрихи, те самые, которые сделал блондин. Когда Пак переживал эмоциональное выгорание, не разговаривая ни с кем, после тяжёлого расставания со своим собственным братом, который в один момент от него просто отвернулся, заставив поверить парня в то, что он это заслужил сам, что с ним просто что-то не так. Чимин купил холст, ни имея никакого понятия, как нужно рисовать. Эмоции так накрывали его, что он хотел выплеснуть их на бумагу, заставляя себя признать собственное я в том, что он на самом деле не в порядке. Всю ночь он рисовал незнакомый себе же силуэт, имеющий очертание мужской груди с обрисованным чёрным надломанным крылом. Блондин хотел показать, как надломлен тот образ хорошего мальчика, навязанный ему обществом. Какой на самом деле этот ангел. Не имеющий ни капли добра в груди, испорченный и разбитый так же, как и сам Чимин когда-то. Пережив выгорание, склеив свою разбитую самооценку, он спрятал картину — с того дня никто не мог о ней узнать. Но что же тогда он видел перед собой? Чимин начал мелко подрагивать, чувствуя себя, словно подопытная крыса, которая и не подозревает, что за ней следят. Блондина охватила некоторая злость: «Он видел, а значит, знал, как сильно я по нему скучал. Как сильно я в нём нуждался», — в один момент вечер стёрся, оставляя в голове лишь отпечатки забытого предательства. Это тату — шрам, который оставил Мин и вывел у себя же на плече. Ты гордишься тем, что разбил меня?