Нездешняя

тебе не стоит, как не посмотри, оставаться надолго здесь, таскаться молчащей кучкой в несколько килограмм. тебе не стоит сидя за чужой спиной не в свое дело лезть, а после с кровавым лицом жаловаться на пять новых ран. тебе стоит крепче закрыть глаза, отвернуть себя к стене, и затаиться, чуть тише дышать, ладонями заткнуть уши. маленькие девочки в это время давно видят принцев во сне. как же ты не можешь понять что здесь никому не нужен?

Моль просыпается почти под утро, хотя за окном еще серые кошачьи спины переползают от одного окна к другому, и замирает, почувствовав опасное копошение на их общей кровати, — старательно заглушенные скрипы и тяжелое дыхание совсем рядом, — медленно поворачивая голову в сторону источника звука, она была готова увидеть многое: любого улыбающегося чудовища с провалами вместо глаз сошедшего со страниц её детских страхов, обитателя крысятника с заточкой в руке, — они ведь закрывают комнату на ночь? — Табаки запутавшегося в одеяле и собственных амулетах, — но увидела она Лорда, необычайно злого, пылающего ненавистью, склонившегося с подушкой у лица Сфинкса, готового задушить состайника во сне; она непонимающе выдохнула, и Лорд повернул голову на шум, встретившись с ней ужасными глазами, — Моль подорвала задеревеневшее, еще сонное тело, не способное даже согнуть пальцы в кулак, но со вспотевшей спиной и пульсирующей в голове болью, — и прежде чем осознав, что происходит и чем все чревато, бросилась на Лорда, столкнув его на пол, — пальцы с силой впились ей в короткие волосы, тяжелый кулак прилетел в подбородок, скользнув по губе, — Моль задохнулась от боли, когда её с силой приложили обо что-то твердое головой, — собственное колено впечаталось в чужой живот, горячая кровь стекала щекотными ручейками по шее, — Моль почти не видела всполохи светильников, руки состайников оттаскивающие Лорда от неё, — алые пятна и полное ненависти лицо плясало перед глазами, мутным хороводом вызывая тошноту, — крепкие руки, — Волка, кажется, — содрали её со сбрызнутого каплями крови пола и закинули пачкать кровать; обеспокоенные и злые голоса сплошным потоком вонзались в горящую болью голову, обкусанные пальцы в веснушках с ватой, пахнущей спиртом, прошлись по её губам и Моль зашипела, дергаясь, и наконец-то нашла глазами лицо Сфинкса, совершенно спокойное. — Он, — Моль с трудом разлепила кровавую кашицу рта и стрела ладонью ручеек с подбородка, — Сфинкс, он хотел... — Я знаю. А тебе не стоит лезть не в свое дело, — бросил тот, и отвернулся; Лорд буравил её пылающим взглядом с другой стороны комнаты, и кроме красных борозд от её обломанных ногтей и легкой припухлости под глазом на его лице ничего не было, а Моль едва не расплакалась от обиды и недопонимания, скрываясь в дверях ванной, под беспокойное хлопотание Табаки. Мутное отражение встретило с холодной отчужденностью и целостной непричастностью к происходящему, ржавые трубы гудели, с безобразным отвращением выплевывая мутную воду, переполненную чешуйками налёта, пенно-белые изначально, но теперь уже просто грязные стены, вылепленные квадратиками плитки и напичканные цветными надписями, рябящими перед глазами, — Моль вцепилась рукой за раковину, и её затрясло в пустых спазмах, выворачивая и без того ноющие ребра с прилипшими легкими, — нырнув волосами под холодные струи, и распахивая рот в беззвучном плаче Моль замерла, не дыша, — а Дом слушал, смотрел, оценивал и посмеивался над старой знакомой, — девочка-беглянка отвыкла от разбитой морды? — и Моль трясет от головной боли, металлического запаха, и обиды, — её ведь никто не предупредил, никто не сказал, а что еще можно сделать, увидев ненормального с подушкой у лица соседа по спальному месту, Лорд ей этого не забудет, а сегодня еще и будний день, она пропустит завтрак, и бинт на груди совсем ослаб, и всхлипы у неё девчачье, и совсем скоро медосмотр и тогда все закончится, и дошла она сюда совсем без трости, нужно не забывать хромать, идиотка. Когда она возвращается из ванной, в комнате кроме Сфинкса и Македонского никого нет, и Моль буравит взглядом лысый затылок, с её волос капает, она отвратительно жалкая сейчас даже для девчонки. — Сфинкс, — тяжело ворочая языком, зовет Моль; губы вновь горят огнем, открывая ранки с запекшейся кровью. — Что у вас с Лордом? Вопрос повис в комнате, и она чувствует, что промолчать было бы правильнее, — атмосфера со скрипом наполнилась едва сдерживаемым раздражением, захлестывая ощутимой тяжестью и немым приказом не лезть в чужие дела; Македонский в углу замер, перестав звенеть посудой, и выключил так и не вскипевший чайник, а после и вовсе выскользнул за дверь; Моль вжала голову в плечи и зябко передернула плечами, — похоже задевать эту тему не стоило, а теперь ей очень не хочется услышать ответ. — Я пинаю его, заставляю ползать, и наступаю ему на пятки, а он в отместку пытается меня задушить, — наконец протянул Сфинкс, продолжая сосредоточено скользить глазами по книге, и Моль была благодарна не видеть его взгляд в эту секунду, — картинка молча ползающего Лорда в чьих-то ногах, не позволяющего даже прикасаться к своим вещам, под злые комментарии такого спокойного обычно Сфинкса, — надолго закрепилась у неё под черепом. — Зачем? — тупо спросила Моль, прибавляя к металлическому привкусу крови на языке еще и горечь произнесенных слов, — причина ведь должна быть? как иначе? — её замутило. Сфинкс обернул к ней лицо, окидывая оценивающим взглядом едва заметный зародыш испуганного отвращения; Моль почувствовала как хрустящие свежестью тонкие зеленые побеги, до того хлесткими потоками скользящие по книге, изголовьям кроватей, подоконнику и дверцам шкафа, в поисках всех деталей сбивавшие каждую стопку со смятой одеждой и мелкими безделушками, оплетавшие сосредоточено каждый угол, — (она не сразу поняла, что это его глаза, его взгляд скользит по комнате зелеными прожекторами, захлебывая в густой траве и цепких побегах) — не могут глаза быть такими, это невозможно, — и остановились они на её лице; Моль замерла. — Ты сама можешь ответить на свой вопрос. Для чего слабых лупят палками? — Чтобы укрепить силу тела и духа, так что ли? — в тон ему продолжила Моль, молясь чтобы ответ был именно таким, доброй рукой помощи, а не актом умышленного насилия и наслаждением от вида жалкого колесника в его ногах. Сфинкс кивнул. — Он ведь действительно мог тебя убить. — Я не спал. Разве бодрствующий человек прижимается к другому человеку просто так? — И как давно? — Вторую неделю, — Сфинкс улыбается и отворачивается. Моль замирает за его спиной, тихо застывая, кажется даже уговаривая сердце биться тише и смотрит, — проводит взглядом линию, скользит от позвоночника к лопаткам, замирает глазами на ремешках крепления у плеча, и перебирается вниз по мертвой руке, находя каждый изгиб, и деталь, и в груди у неё что-то застывает, и дрожит, а в глазах что-то кусается, щиплет, и ком в горле, хриплый, мокрый, и её тянет коснуться ладонью крепкой шеи, прочертить линию теперь и пальцами, собрать боль, и приласкать... — Не смей. Голос негромкий, и Сфинкс вновь даже не оборачивает к ней. У котов девять жизней. — Ч-что? — Это. Не смей испытывать жалость. — Я не... — Ты — да. Коты всегда приземляются на лапы. Моль замолкает, и встречает взгляд зелёных глаз, — ей неловко, она обгорает и покрывается алой коркой на щеках; разбитая губа печет, и она так и стоит, пока дверь не распахивает Табаки; а тихим шепотом ей на ухо, что, оказывается, «никто тогда не спал, и это все ученичество, и Сфинкс помогает Лорду вновь начать жить, злость и месть, понимаешь, они все в курсе, и Сфинксу самому противно так делать, но нужно, раз уж взялся, а ты, Моль, молодец, так держать, будь это на самом деле, благодарности б тебе не было», — а она все стоит и кивает головой, захлебываясь непонятно откуда взявшимися непролитыми слезами, и тогда же Сфинкс объявляет что с него хватит, у Лорда в этот раз слишком хорошо получилось, он хочет спать, все хотят спать, и предлагает ему сигарету, Лорд смотрит на него в ступоре, а Сфинкс улыбается, Табаки радостно вопит, а Моль получает свой благодарный кивок лысиной. — Лорд, — Моль тихо позвала нахмуренного эльфа и потупила взгляд. — Извини, мне не стоило лезть... Тот скривился: — Извиняться тут должен только я, — и он добавил, переводя тему, и давая понять что к этому разговору они не вернуться, — Сыграем в шахматы? — Вот-вот, — вклинился Табаки, — распустил тут руки на малявок, совсем стыд потерял, — Лорд бросил на него недовольный взгляд. Щуплый, дергающийся в постоянном возбуждении, увешенный пестрой гадостью Шакал, напоминал малявку гораздо больше Моли, — а в общем бормотании она уловила кусок новой песни о том, «как хрупкий мотылек сразил грозного дракона, покусившегося на слабого котенка», и Моль не обращая внимания на разбитую губу и ноющую челюсть запрокидывает голову, — и звук из её горла невероятно звонкий, не похожий ни на одну вещь в мире, слишком девчачий, и непривычный, после её сиплого бормотания, — так четвертая впервые услышала её смех.