Червоточина

Они с Флейджессом в итоге ни к чему толковому не пришли. Ситуация явно пыталась выглядеть абсурдом: да, бэта была откровенно странной, но разрушать ради нее целую станцию — шумно, грязно и затратно. Саундвейв-не-Саундвейв находился на грани стазиса из-за истощения, Ширфул ничего внятного о том, кому это могло бы понадобиться, не сказала. И поэтому Форготтен здесь. Эларон как никогда казался неприятным. Станция начинала как часть какой-то колонии, однако судьба ее оказалась извилистой и незавидной. Удачное местанохождение сделало ее торговым узлом и обеспечило хороший приток клиентов, которые иногда возили с собой ценности, что привело к кражам и вооруженным нападениям. В дальнейшем руководители осознали выгоду от сотрудничества с наемниками, и это стало отправной точкой на пути ко дну. Межгалактический совет поздно спохватился, поэтому конфликт выиграла нейтральная сторона, непричастная к изначальным владельцам. Фактически, Эларон отдали наемникам. Понадобилось смехотворно мало времени на то, чтобы сделать это место на редкость отвратительной дырой беззакония. Форготтен не любила вспоминать пусть короткий, но от этого не менее яркий период жизни, проведенный здесь. Уже после того, как она покинула Эларон, произошла массовая резня среди руководящей мафии. Ходили слухи, что фанатики размазывали кровь по всей станции, и лидеры сменились полностью: поубивали потом еще столько же, но вроде жить тут стало легче. Во всяком случае так говорили. Форготтен смотрела на отощавших, гниющих заживо наркоманов, на разнообразных броских шлюх, вроде даже на пару трупов в тени мусорного бака — и не верила тому, что говорили. Это злополучное место, вероятно, никогда не станет лучше. Только больше — обрастающая с каждым разом все большим количеством надстроек станция уже достигла размеров небольшой планетки. Яркие вывески мешались с тяжелыми удушающими запахами алкоголя, дыма, отходов, больных тел и ржавь его разберет с чем еще. Форготтен устало стравила воздух из вентсистем. Знакомый бар встретил ее изящно расписаной флуоресцентной краской стеной и дверью с такой же искуссно сделанной вывеской, но уже в неоне. От бросающихся в оптику пятен становилось не по себе, создавалась иллюзия нахождения под чем-то. Наркотики у кибертронцев не были распространены — они являлись неоправданно сложными и дорогостоящими в производстве. Грейв, который по молодости работал в подпольных барах Каона, рассказывал, что как-то ему довелось их распробовать — эффект цветных пятен был похожим. В звуках накатыващего баса и чужих голосов, в неприкращающих бить по оптике огнях и в завесе тяжелого дурмана Форготтен могла представить себе спектр ощущений Грейва. Ей он приносил не удовольствие, а выламывающую виски боль — надо было отлежаться на Кадзе подольше. Бармен немного удивленно улыбнулся, но ничего не сказал. В лукавом прищуре от глаз расходились лучики морщин, что придавало ему немного добродушный вид, если бы не уверенность в том, что под барной стойкой он держит минимум пару бластеров. Форготтен улыбку не вернула. — Что заказываешь? — Информацию. — Вот так ни «здравствуй», ни «привет», с порога и в карьер, да? — Полуорганик бросил на нее обвинительный взгляд, — раньше ты была обаятельней. — Что можешь о нем сказать, Оффидиан? — Форготтен протянула ему планшет с информацией о заказчике. — Ну, — он задумчиво пролистал те скудные данные, что у нее были, — ничего особо выдающегося, я здесь его видел один или два раза. В отличии от тебя он куда вежливей. Если в кратце, то интересовался органиками и заказывал у них. Все. — Сможешь поискать на него немного больше? Я заплачу. — Не уверен в том, что смогу найти хоть что-нибудь любопытное, — Оффидиан с длиным циклом вентиляции вернул планшет ей, — закажешь что-нибудь хотя бы ради приличия? — На твое усмотрение, — Форготтен села на барный стул и опустила капюшон неизменного плаща. Он не сильно скрывал ее массивную фигуру, но не позволял с первого раза сказать, что она кибертронка. После Исхода было неразумно светить своим происхождением, поэтому ношение плаща стало необходимостью, сейчас — привычкой. — Не пойми неправильно, но биография этого типа, определенно не то ради чего ты пришла бы сюда лично, — Оффидиан вежливо улыбнулся, протягивая напиток, но взгляд у него остался твердым и пытливым. — Сэта. — Ты на заказ разнесла целую станцию, а теперь пытаешься свести концы с концами? — Глубочайшее недоумение напополам с раздражением и легкой насмешливой ноткой отразились на подвижном лице. — В том-то и дело, что меня подставили, — Форготтен с вялым интересом рассматривала посетителей. Было много полуоргаников и органиков, кибертронцев она насчитывала около пяти, не больше. — Это же какой-то бред, — неверие смешалось с ошеломлением и просочилось неуверенным скрипом в чужой голос, — в смысле на кой болт. Тем более так грязно с Сэтой. Кому ты умудрилась кислоты подлить? — Пытюсь выяснить. Они ненадолго замолчали. Оффидиан вернул лицу привычное раслабленно-улыбчивое выражение и продолжил обслуживать других клиентов. Его броня давно утратила матовое покрытие защитного покраса и сейчас отдавала больше хромом, бликуя от неона. Однако мягкие части корпуса — помесь органики и нанитов — все же отличались более шершавой структурой, делая его таким похожим на белковых существ, сделавших модификации. Цвет оставшейся металлической брони был куда тусклее, чем на войне, сегментация — больше. Она создавала иллюзию легкой небоевой защиты, свойственной модифицированным органикам или гражданским. Военные модели оставляли себе крупные монолитные сегменты для большей устойчивости к ударам, прибегая к мелким деталям с нахлестом только в труднодоступных местах. Сейчас Оффидиан идендифицировался кибертронцем только для кибертронцев, способных считывать и обрабатывать сигналы его электромагнитного поля. Это было хорошее прикрытие. Форготтен иногда было даже интересно, где Оффидиан нашел столь древние протоколы и формулы для отката до полуорганика. Сама она могла попробовать перекупить информацию, но на преобразование так и не рискнула — лишь увеличила сегментацию после Монсэпана. Существовали и другие способы спрятаться: голограммы, маскировочные сети, подпольные смены альтмода, преобразователи эм-полей. Ходили слухи и про то, что на черный рынок просочилась технология Шоквейва по психокортикальному соединению, которую доработали до конечного переноса сознания в чужое тело. Выбор был велик. Проблема оставалась в том, что большая часть всего этого либо нуждалась в постоянном и стабильном источнике питания, а энергон после Исхода был дефецитным топливом, либо в катастрофических затратах. Большая часть дезертиров ни тем, ни другим не распологала, продавать кибертронскую броню многие откровенно боялись. Кибертроний все еще оставался самым прочным металлом и неким символом принадлежности к разрушенному, но не сломленному миру. — Что мешает тебе просто прийти к нему в гости? Форготтен поболтала жидкость в стакане. Заказчика, как и ее, скорее всего тоже подставили. Ей крайне повезет, если цепь информаторов и подставных лиц приведет ее хоть куда-то. Однако какое-то дурное предчувствие подсказывало, что придется и в самом деле лезть в эту паутину. — Я думаю. Если это попытка убить меня — то не стоить давать знать, что попытка провалилась. Но если нет, тогда зачем разрушать целую станцию? — Что ж, — Оффидиан почти интимно подался вперед и вкрадчиво наклонил голову, — учитывая твою репутацию, ты скорее всего ставишь на Сэту. Оптика, сохранившая свое изначально неорганическое происхождение, смотрела немного пугающе в обрамлении морщинок синтетики — Форготтен выдержала взгляд и длинно провентилировала: — Скорее всего. — Но? — Оффидиан мягко улыбнулся. — Надеялась, что ты развеешь мои сомнения и отвергнешь этот вариант, — она откинулась на спинку барного стула и дернула уголком губ в намеке на усмешку. — Что ж, я умнее чем кажусь, — он в своей ненавязчивой манере коротко негромко рассмеялся, — полагаю, эту информацию мне тоже стоит пробить? — Если только очень аккуратно. Информация об ее уничтожении просочилась в сеть неестественно быстро. Алый узнал об этом почти сразу же. — Это выглядит плохо. — Не передумал? — Форготтен немного прищурилась, рассматривая знакомое лицо снова. — Сомневаюсь, что это будет хуже чем то, с чем мне обычно приходится работать. И я не только о тебе. — Будь аккуратнее. Узкая улочка встретила ее все той же гнетущей атмосферой. Никакие вырвиглазные вывески и яркие огни не могли сделать воздух здесь легче, он казался неприятной желейной субстанцией, разрежь — пойдет рябью, задрожит, начнет подтаивать и исходить липкой слизью. Хотелось сухого ветра с железистой ноткой, простора и может быть даже терпкой взвеси, свойственной промышленным заводам. Форготтен влилась в толпу близ рынка и уже с ней продолжила путь в порт, где посадила Кадзе. Собственное судно, хищный угол корпуса и подвижные элементы крыльев с малыми двигателями, не особо выделялось среди остальных. Когда она его перекупала, то сразу же отказалась от химического зеленого цвета с белыми полосками и перекрасила в черный с использованием стелс-технологии. Защитное поле появилось уже много позже, но сейчас оно мягко серебрилось и переливалось как вода при попадании бликов от огней. Иногда до Исхода Форготтен думала, что если закончится война, то она выбросит все оружие, пройдет обучение на какое-нибудь мирное направление и никогда больше не пойдет под огонь. Эта мысль была хорошей. Правильной. Но — странно чуждой до невольной перестройки брони под боевой протокол. Не смотря на то, что кибертронцев за глаза звали детьми Кибертрона, все забывали, что у оставшихся в живых был еще один родитель. Ему они приносили измазаные неоново-голубым жертвы, возносили глухие молитвы, отдавали свои жженые искры и самое себя. Не Кибертрону — первому и самому дорогому родителю, а Войне. Она словно заботливая мать вела их как стайку перепуганных детишек через поля битв и сражений, стирала с грубеющих лиц пятна сажи, оставляя свои собственные отметины, умывала в чужом энергоне и ласково смотрела, будто не ее дети стояли среди трупов таких же, как они. Война не закончилась, она медленно потухла как огонь в бескислородной среде. Это был хороший шанс. Он горчил пеплом и хрустел осколками умирающей планеты, но оставался шансом на то, чтобы отказаться от привычного уклада и чужого энергона на руках. Форготтен вытравила десептиконскую символику с брони на шее, выкрасила смолью дымно-синие сегменты и стала программистом какой-то конторки на Элароне. Тогда он только перешел в руки наемников на официальном уровне, уже заработал сомнительную репутацию, однако еще не был таким кошмаром, как сейчас. Она честно не трогала оружие, писала код и не смотрела на мелкие незаконные манипуляции, потому что это ни к чему хорошему не привело бы. Но даже так, все более менее налаживалась, пока на Эларон не прилетел Оверлорд. Даже тиранам иногда нужен был перерыв без боев, разрушений и трупов. Учитывая то, кем был Оверлорд, событие никак не могло пройти тихо. Оно будто подвесило таймер с обратным отсчетом над точкой на звездной карте. Форготтен были нужны кредиты, чтобы исчезнуть с Эларона раньше, чем сюда заявился бы Тарн — и медленно выстраиваемая жизнь пошла под откос. Она до сих пор помнила, как аккуратно узнавала где и как получить работу, потому что это была ее единственная возможность выжить и убраться отсюда. Так Форготтен снова вернулась к тому, отчего старалась убежать. И даже самой себе иногда страшно было признаваться, что так привычней. Комфортней. На порогое медотсека ее встретило неприязненное ощущение скребущих по затылку когтей, броня будто хрустела под мягкими прикосновениями, расходясь волной уколов дальше, вглубь процессора. Форготтен прикрыла оптику смиряясь со знакомым чувством и с неизбежностью — у нее на корабле лежал Саундвейв и методично пытался считать ее. — Перестань. Корпус на платформе завозился, неловко попробовал оковы на выдержку, но снова вернулся в исходное положение. Эфемерные когти ослабили хватку, Форготтен более свободно провентилировала и села на кресло рядом с платформой. Выглядел знаменитый шпион на редкость паршиво. Визор на лице резали трещины, остальная броня почти полностью выцвела, приобретая сероватый оттенок, выделяющий сколы, разрывы, потеки энергона. Шея — месиво деталей и свежей грубоватой пайки. Это не считая того, что его явно облегчали, потому что на памяти Форготтен Саундвейв был внушительнее и крепче. Она тыльной стороной пальцев немного отвела его подбородок, уделяя внимание тому, что Флейджесс ласково окрестил чудесным ржавым кошмаром. Ржавым кошмаром — потому что воколайзер он выскребал с отвращением медика к загнивающей ране, а чудесным из-за того, что каким-то немыслимым образом остальное почти не пострадало, и это гарантировало пациенту выживание. Она неохотно мазнула своим полем о чужое, отправляя короткую просьбу на соединение, так как было очевидно, что в ближайшее время говорить Саундвейв не сможет. Эмоциональную реакцию считать она не смогла, однако установленный канал уловила. — Как ты оказался на Сэте? «Ошибка перемещения», — емко и лаконично. И абсолютно неинформативно. Что ж, Саундвейв мог быть хоть полумертвым, но он оставался шпионом. Форготтен подняла к потолку флегматичный взгляд в надежде найти там ответы или хотя бы немного желания возиться с неразговорчивым пленником. Потолок матовым градиентом висел над ней и молчал. Никаких знаков свыше. — Хорошо, — Форготтен помассировала висок, — я отлично понимаю, что ты мне ничего не скажешь, а пытать тебя в ближайшем обозримом будущем в мои планы не входит. Давай попробуем по-другому. У тебя наверняка есть ряд вопросов, которые ты хотел бы мне задать. Саундвейв чувствовал, что почти улыбается под бронестеклом своей маски. Ситуация его иррационально веселила. Ничего веселого на самом деле не было. Он очнулся закованным, подлатанным весьма поверхностно, и слабо представлял о какой Сэте идет речь. Чувство глубокой апатии, поселившееся под броней нескончаемым зудом не думало ему помогать. Он почти не помнил, как удалось вырваться из другого измерения, плохо осознавал сколько времени прошло, и в целом плохо осознавал. Мелькала кромешная мысль, что это очередная иллюзия перешедшего в экономный режим процесора. Иллюзия поглядывала на него тусклой желтой оптикой с отсутствющим выражением лица и даже не пыталась опровергнуть его дурные идеи. «Сколько прошло с последнего боя?». «Сколько прошло с того дня, когда десептиконы проиграли?», — хотелось спросить ему, но даже мысленно это было страшно формулировать. Десептиконы проиграли. Вопреки всему, его не столько пугала мысль о смерти или даже пытках, а он в них разбирался, сколько вопрос о том, что делать дальше. Десептиконы были его всем — делом жизни, целью и семьей, пусть даже странной и озлобленной. А сейчас, оказавшись без всего этого, он чувствовал себя подвешенной в вакууме пылинкой. На долю мгновения ему стало завидно Старскриму. Он был тем еще шарктиконом, тянул нити нейронной сети из всех, до кого дотягивался, изводил и себя, и окружение, но обладал тем уникальным талантом находить цель. Старскрим оставался амбициозным выродком, что позволяло ему после каждого падения идти вперед, пробовать новое, искать другие подходы и выгоду. Саундвейв потерял все и с трудом наскребал сил на то, чтобы не застрелиться. — Четверть ворна. Мало. Эту разницу он уловил всеми конечностями, вобрал в себя до самого эндоскелета. Чуть больше двадцати земных лет. Эмоциональная волна, которая обычно приходила после апатичных спадов пока еще не накрывала, но он чувствовал ее где-то в глубине под броней и дальше, под ложементом искры. «Какова ситуация на Кибертроне?», — Саундвейв умом понимал, что это глупый вопрос. Но он бы солгал, если не признался бы себе, что рядом с удушающей опустошенностью теплился крохотный уголек надежды. Можно было попытаться оправдать это любопытством или желанием услышать, как автоботы не справляются. Можно было. Однако сейчас, спустя двадцать лет полусумасшедшего бреда, запертого в пространственной петле, он начинал понимать, что попытка обмануть себя не приведет ни к чему хорошему. Он уже поверил в иллюзию превосходства над человеческими детьми — воспоминание осело горько-кислым вязким привкусом, заставило сцепить челюсти до боли и фантомного ощущения хруста металла. Если он, заслуженный шпион, так легко проиграл молодым слаборазвитым органикам, то как сильно ему приходилось обманывать себя в прошлом, чтобы он оказался здесь? — Оптимус принял титутл Правящего Прайма и возглавил восстановление планеты и всей инфраструктуры. Был сформирован новый Совет. Заключен ряд соглашений, — недолгая пауза едва не стоила Саундвейву последних моральных сил, — Искру вернули. Было Искрение. Ему понадобилось неоправданно много времени, чтобы почувствовать то, что люди называли слезами. Война закончилась четверть ворна назад.