Resistance is futile

      Салага неверяще открывает рот, моментально устремляя взгляд тёмно-карих глаз наверх. Грешники стоят в гробовой тишине, удивлённо таращась друг на друга и явно поражаясь тому, что предсказание Иосифа исполнилось. Джон почти готов рыдать от счастья — после всех бед и тягот, которые они пережили, пророчество Иосифа наконец сбылось, и хоть Иакова с ними больше нет, но огромная семья верующих всё же пройдёт через Врата. Они вместе войдут в Новый Эдем. Всё будет хорошо — или почти хорошо. — Нет, — ломкий голос Салаги звучит так слабо во всеобщем молчании.       Раздаётся новый грохот, чуть более приглушённый. Наверное, эта упала где-то возле Мизулы или даже Хелены. — Да, — говорит Джон, широко улыбаясь. Мысль о собственных сомнениях в Иосифе, о том, как он посмел открыто выразить своё недоверие, Джон аккуратно игнорирует. Сейчас значение имеет только то, что Отец оказался прав, а грешники ошибались и теперь наконец прозреют.       Хадсон, на удивление молча пялившаяся в потолок, начинает смеяться. Далеко не мелодично. То, что начинается как лёгкий недоверчивый смешок, резко перерастает в истерический хохот, захлёбывающийся от страха и горя. Салага отшатывается и Джон наблюдает, как его охватывает паника: он сжимает и разжимает кулаки, он быстро и поверхностно дышит, а привычный загорелый цвет кожи становится бледнее на пару тонов, приобретая пепельный оттенок. — Радуйся, Мария, благодати полная… — пробивается сквозь безумный смех Хадсон голос Джеффриса. Пастор молится, сложив руки и прикрыв глаза, и к раздражению Джона, некоторые грешники следуют его примеру. Мэри Мэй склонила голову и двигает губами, беззвучно произнося слова; Ник Рай закрыл лицо ладонями; и даже чёртов Пратт им подыгрывает, лицемер.       Салага отступает на шаг назад, заметно шатаясь. А ещё у него трясутся руки. Джону на короткий миг даже интересно, что творится в его голове. Должно быть, это тяжело — так резко лишиться фундаментальной опоры своего мировоззрения. — Эй, — зовёт шериф, явно стараясь сохранять спокойствие. У него неплохо получается, разве что лёгкий тремор и шокированное выражение лица с головой выдают его чувства. — Может, присядешь, сынок? — Нет, я… — начинает Салага и тут же задушенно замолкает. Закусывает губу и смотрит на дверь. — Я… Мне надо…       И убегает, исчезая за дверью до того, как Джон успевает остановить его. Он вполголоса ругается, заставляет себя подняться и пойти следом.       Джон выбегает в галерею и едва успевает заметить Салагу — тот заворачивает за угол, направляясь к лестницам. То есть, он идёт к выходу. Чёрт.       Ключ по-прежнему болтается на шее Джона, но он и не нужен, чтобы открыть дверь бункера изнутри. Это можно сделать и без ключа — грешники пока этого не поняли, но в какой-то момент наверняка догадаются. Если Салага доберётся до двери, то сможет запросто отменить блокировку, просто нажав пару кнопок и дёрнув за рычаг.       Этого нельзя допустить.       Джон мысленно проклинает себя и свой режим тренировок, который не так давно полетел ко всем чертям. С началом Жатвы у него стало куда меньше времени на привычные упражнения, а во время вынужденного заключения тем более не было возможностей. Здоровье по-прежнему на уровне, а вот скорость пострадала.       Откуда-то из бункера раздаётся крик и тут же тонет в приглушённом пении и молитвах верующих, льющихся из часовни. Похоже, Иосиф не закрыл двери в надежде на то, что грешники захотят присоединиться. Неважно, сейчас нет на это времени.       Снаружи снова грохочет далёкий взрыв. Джон невольно задумывается на бегу, чувствуя, как начинает жечь лёгкие, — Атланта ещё цела? А Вашингтон? Остальной мир? Лондон? Пхеньян? Москва? Весь мир уже в руинах или только Америка?       Вещи, которыми заставлен зал у подножья лестницы, Салагу немного тормозят — Джон с лёгкостью пробирается между ящиками и полками, а тот слишком взволнован, он протискивается мимо стеллажей, обрушивая на пол их содержимое. Джону приходится обходить этот бардак, но он всё равно случайно пинает пару банок так, что те укатываются к противоположной стене.       На лестнице помощник замедляется ещё сильнее — усталость и истощение берут своё. Джон думает, что день выдался долгим для всех, на одной силе воли заставляя себя двигаться вперёд, поднажать, игнорировать горящие огнём лёгкие и мышцы ног. Он уже близко — ещё пара шагов и наконец получится помешать Салаге всё разрушить.       Салага добегает до лестничной площадки, бросается к двери и замирает у окошка. А затем низко стонет с непередаваемой болью в голосе и медленно оседает, не в силах стоять на ногах. Джон находит его неловко опирающимся на перила, и лицо Салага прячет в ладонях.       Джон выглядывает в окно — крошечный прямоугольник сделанного на заказ свинцово-силикатного стекла. Оно вполне способно защитить от всего того, что творится снаружи, но если они собираются тут торчать, то стоит опустить защитные переборки. Похоже, собираются — помощник шерифа начинает всхлипывать, жалко и пронзительно.       Причины его отчаяния очевидны: ясно различимое за горами грибовидное облако поднимается, накрывая южную часть долины Холланд.       С лестницы слышно чьё-то тяжёлое топанье и громкую одышку, но отвратительное самобичевание помощника заглушает всё. — Салага, что ты… — начинает Уайтхорс, делая пару неуверенных шагов к нему. А потом замирает, разглядев облако в окошке. — Чёрт…       Джон быстро щёлкает переключателем, отвечающим за переборки, и отрезает их от радиации. Шериф опускается на колени рядом с Салагой, кладёт ладонь на вздрагивающее плечо. Салага дёргается, когда снаружи снова громыхает. Ещё один взрыв, но гораздо тише и дальше предыдущих. — Он был прав, — выдавливает Салага, хватая ртом воздух и влажно шмыгая носом. — Иосиф, он был прав. Он… о, Боже… — Мы что-нибудь придумаем. Всё будет в порядке, — обещает Уайтхорс, хоть и не может знать наверняка. — Не-а, — Салага трясёт головой, утирая глаза и нос рукавом рубашки. — Я… Он говорил, я должен поверить, а… а я не… — Ты не должен делать чего-то, если не хочешь, — твёрдо говорит шериф. — Мы здесь все вместе, мы справимся. Всё будет хорошо. — Нет, — Салага давится словами, но на этот раз ему удаётся немного взять себя в руки, глубоко вдохнув. — Нет… нет, не будет. Но я не… — медленный выдох, — я не позволю ему добраться до остальных. С вами всё будет в порядке. Клянусь.       Джон закатывает глаза. Они опять ведут себя так, будто Иосиф — жестокий безумец. Да, стоит признать, Иосиф может быть эксцентричным. Упрямым. Но Салаге нечего бояться. Отец умеет прощать. Если Салага прозреет, то к нему будут относиться исключительно с добротой и милосердием, словно ничего не произошло. То же касается и остальных грешников — им нужно просто-напросто подчиниться Отцу и с ними всё будет отлично.       Иосиф верен себе — он протягивает руку прощения худшим, тем, кто недостоин Его милости. Иаков бы пришёл в ярость, будь он здесь. Но его нет, а значит, некому жаловаться или направлять Иосифа к более плодотворным занятиям, поэтому именно Джон должен защитить Иосифа от грешников. Первым и наиболее логичным шагом будет обеспечить их подчинение Отцу, хотят они того или нет.       Здесь может пригодиться более мягкий подход. Салага — самый главный среди грешников, их лидер. Он должен пройти через Врата Эдема и, похоже, помощник именно этим и собирается заняться, хоть и вопреки своему желанию. Джону всего лишь нужно обернуть его нежелание в противоположную сторону, заставить наслаждаться пребыванием среди паствы Отца, тогда остальные легко подтянутся. После чего Иосиф, увидев, как изменился Джон, может принять его обратно. Крестит заново, даруя ему новую жизнь и веру.       Джон приседает рядом с помощником, осторожно кладёт одну руку на его плечо, а другой обхватывает предплечье. Салага, явно не ожидавший этого, поднимает ошарашенный взгляд. Где-то в Монтане гремит ещё один взрыв. — Это тяжело, да? — тихо спрашивает Джон. — Знать, что все, кто остался там, снаружи — обречены?       Салага растерянно смотрит на него, а потом нерешительно кивает. Уайтхорс молча щурится. — Нравится тебе это или нет, но сейчас мы можем полагаться только друг на друга, — мягко говорит Джон, глядя прямо в покрасневшие воспалённые глаза. — Я обещаю, что тебе, твоим друзьям и союзникам не причинят вреда. Но вы должны сотрудничать с нами. Иначе мы все погибнем.       Помощник не отвечает, продолжая настороженно смотреть в ответ. Разве что скрипит зубами, будто хочет что-то сказать, но не может себя заставить. — Пойдём, — Джон, вставая, настойчиво тянет Салагу за руку. Тот поддаётся, уловив, чего от него хотят, но, поднявшись, отталкивает руку Джона. — Надо поговорить с остальными, — предлагает Уайтхорс. — Разобраться, что делать дальше. — Отличное предложение, — Джон полностью согласен. — Увидимся в общежитии через пару минут.       Шериф с подозрением косится на него, но всё равно кивает. Джон наблюдает за тем, как они с Салагой медленно спускаются, а затем возвращается к панели управления дверью. Вряд ли грешники догадаются, как открыть бункер изнутри, тем более учитывая, что тут никаких подсказок не написано. Но полная инструкция хранится в его кабинете, где её может найти кто-то достаточно сообразительный. Нужно перепрятать её куда-нибудь — в бухгалтерские документы или нечто подобное.       Хороший план. Именно так он и поступает — прячет инструкцию в скоросшивателе с надписью «ЛОГИСТИКА: ТКАНИ 2014-2015». В том году он закупил несколько деревянных ткацких станков для жизни после апокалипсиса, спрятав их в небольшом бункере под Гефсиманской оранжереей. Всё-таки растения, из которых получали Блажь, были выведены мастерски — их можно было использовать ещё и для создания ниток или верёвок, как коноплю. Несомненно, Рэйчел, несмотря ни на что, гений от ботаники.       По бункеру всё ещё разносится тихое эхо песен и молитв, которые сейчас возносят в часовне. Джон не сопротивляется желанию подпевать им, бодро шагая по галереям. Теперь у него есть настоящий план — как уберечь жизнь всем, кто находится в бункере, а заодно вернуть себе расположение Иосифа.       Он замедляется перед дверью, за которой царит мёртвая тишина. Останавливается прямо в проходе, чтобы оценить ситуацию, перед тем как войти внутрь.       Грешники — теперь здесь все без исключения — по-прежнему сидят в комнате. Каждый из них буквально разбит и уничтожен, особенно Хадсон. Ну, хотя бы кричать перестала. Даже у этой старой ведьмы Аделаиды улыбка не держится на лице от понимания, что она всё это время ошибалась.       Из них всех только Салага стоит, неудобно прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди. Выглядит он паршиво, но это не новость. Он едва заметно вздрагивает, когда по бункеру прокатывается вибрация от очередного взрыва. — Как долго, помощник? — Ник Рай выглядит истощённым, у него красные глаза и опухшие от плача веки. — На сколько мы тут застряли?       Салага не отвечает. Закусывает губу. Пожимает плечами. Он не знает. — Две тысячи пятьсот пятьдесят пять дней, — тихо отзывается Джон. — Нет, пятьдесят четыре. Верующие будут ждать семь лет, чтобы затем выйти в Новый Эдем.       Повисшая тишина оглушает. — Нахуй, — рычит Джесс Блэк, поднимаясь. — Я и семь дней с этими чокнутыми ублюдками не выдержу. — Думаю, у нас нет выбора, — только и говорит Салага и, на удивление, этого вполне достаточно.       Накалившаяся было обстановка в комнате мгновенно утихает. Джесс садится обратно со злобной гримасой. Похоже, грешники не настолько тупые, как кажутся, просто катастрофически упёртые. — А ты какого чёрта тут забыл? — шипит Хадсон, глядя на Джона воспалёнными глазами. — Пришёл затащить нас в свою пыточную? — Нет, конечно. Мне что, нельзя заботиться о тех, кого я спас? — с насмешливым удивлением спрашивает он. — Здесь никто не просил, чтобы его спасали, — хрипит Ник Рай, не отрывая взгляд от пола. — Убить бы тебя на месте, — злобно шикает Джесс Блэк, поднимаясь с корточек и сжимая кулаки. Ладонь Армстронг на её плече кажется единственным, что удерживает её от попытки наброситься на Джона и вырвать ему гортань голыми руками. — Так, стойте… — начинает Уайтхорс, шагая вперёд. — Всем надо успокоиться… — Успокоиться?! — истерически визжит Хадсон. — Не говорите мне успокоиться! Он притащил нас сюда! Нам пиздец! — Можно было поехать в Волчье логово, — бормочет недоросль с косичками, глядя на Джона. — Не стоило запирать нас здесь с этими фриками. — Хватит! — отрывисто бросает Бёрк, громко хлопая в ладоши. — А ну-ка закройте рты. Нам нужно придумать план, и это будет быстрее, если вы перестанете перебивать друг друга.       Как ни странно, его вмешательство помогает. Все замолкают, хотя бы на минуту. Джон не думал, что у Бёрка достаточно власти над ними. — Вообще-то это ты перебиваешь, — едва слышно бубнит Бошоу. Бёрк закатывает глаза, смотрит на него, но тот больше ничего не делает.       Салага вздыхает и сжимает губы в тонкую нитку, прежде чем заговорить. — Я пройду Очищение завтра. Иосиф сам его проведёт. Сказал, это его условие, иначе он вытолкает нас наружу, в Коллапс. А после этого… Будет остальное. Исповедь, Искупление… вот это всё. — Иосиф? — вскидывается Джеффрис, удивлённо приподнимая бровь и бросая взгляд на Джона. — Иосиф будет тебя…? — Это потому что тебе больше всего нужно Очищение, — это не совсем ложь. По крайней мере, отчасти это правда. Салага действительно нуждается в Очищении больше остальных грешников. — Иосиф хочет лично поприветствовать тебя у Врат Эдема.       Пратт глумливо скалится: — Кончай пиздеть. Думаешь, я не слышал, о чём каждый ебучий раз Иаков говорил по телефону? Думаешь, мы не в курсе, что происходит?       Сердце Джона пропускает удар. Чёрт. Он почти забыл, насколько очевидной ситуация является для Пратта. — О чём ты? — у Салаги раздражённый голос.       Пратт наклоняется вперёд, с жестокой ухмылочкой и садистским блеском в глазах указывая на Джона. — Он тебя выкинул, да? — спрашивает он. — Он от тебя отрёкся, выкинул, и ты поэтому ошиваешься с нами. Потому что твои приспешники больше не заглядывают тебе в рот. Это ты всегда топил и пытал людей. Всегда ты. И раз теперь этим занимается Иосиф, то это значит, что ты настолько охуенно облажался, что он тебя теперь на дух не переносит.       Джон моргает. Он открывает рот, но у него нет ни малейшей идеи, как это можно опровергнуть или как сменить тему, уходя от ответа — потому что это правда. Нельзя это признавать, разумеется, но… чёрт возьми! Пратту конец. Не прямо сейчас, конечно, но в ближайшее время точно. Смерть будет медленной, болезненной и придёт тогда, когда он будет меньше всего ожидать. — О, — задумчиво вмешивается Уайтхорс. — Это правда? — Возможно, Иосиф сейчас рассержен, — отвечает Джон, пытаясь звучать куда спокойнее и увереннее, чем чувствует себя на самом деле. — Но скоро его гнев утихнет. Обычно так и происходит. — Ты так думаешь? — спрашивает Мэри Мэй, едва сдерживая смех. — Может, Иосиф просто увидел наконец, кто ты на самом деле? Абсолютно безнадёжный дерьма кусок.       Джон хмурится. Он пришёл сюда не для того, чтобы выслушивать их насмешки. И точно не для того, чтобы эти никчёмные грешники полоскали его пороки. — Отец всегда дарует прощение, — говорит он вместо того, чтобы опровергать её слова. Она ошибается. Иосиф обещал, что они — семья, что они будут всегда вместе. Его можно много кем назвать, но уж точно не лжецом. Всё будет в порядке. — Твой Отец — зло, лживый ты мудак! — хрипло от недавних воплей рычит Хадсон, а за ней тут же начинают кричать и остальные. Громко, оглушающе громко.       На этот раз ни Бёрк, ни Салага не призывают заткнуться. Внезапно зловеще шипят динамики, установленные по всему бункеру, и сквозь царящую в комнате какофонию с лёгкостью прорывается голос Иосифа. — Дети мои… Коллапс наступил, — спокойно говорит Отец. — Это тяжёлое время для всех нас, но мы должны отнестись к нему с терпением. Вы все можете присоединиться ко мне в молитве за наш новый мир, за грядущий Эдем. Но перед этим… прошу, разделите со мной хлеб, разделите его с братьями и сёстрами. Наполните свои сердца моим Словом так же, как наполняете желудок. Напитайте своё тело и свою душу.       Динамики отключаются, оставляя их в тишине. — Это он так стрёмно зовёт на ужин? — раздаётся тихий тонкий голос. Драбмен-младший — решает Джон, заметив, как тот машет своей пухлой рукой. — Э-э-э… Потому что, если честно, я уже очень голодный…