Resistance is futile

      Грешники как обычно начинают ругаться и спорить друг с другом. Они такие шумные, что за их грызнёй почти не слышно взрывы. — Да ты шутишь! — кричит кто-то. — Им нельзя доверять! — И что, лучше умереть от голода? У нас нет выбора. Придётся подыграть. — Нет! — Хадсон снова плачет. Да почему бы ей уже не заткнуться наконец. — Нет, чёрта с два! — Надо их убить, — немного нервно настаивает Джесс Блэк. — Если мы нападём сейчас, то можем застать их врасплох. — Их слишком много, — печально качает головой Мэри Мэй. — А нас мало… Без шансов.       Многоголосый шум становится даже громче. У всех есть собственное мнение и желание настоять на своём. Они вопят, огрызаются и брызжут слюной, постоянно перебивают и перекрикивают друг друга — такими темпами они никогда не придут к одному решению. Нет, серьёзно? Джон задаётся вопросом, какое ему вообще дело до этого. — Насилие — это не выход, — говорит пастор, отвлекаясь от своих молитв, и люди немного притихают. Даже сейчас грешники уважают его. — Его время прошло. Теперь нам надо выживать. — Это бессмысленно… — сипло шепчет Ник Рай. Кто-то тут же успокаивающе кладёт руку на его плечо, воцаряется тишина… и снова — эгоистично и так раздражающе — Ник начинает плакать, спрятав лицо в ладонях. — Нет, — отрывисто бросает Салага.       Секунда, вторая. Помощник трёт глаза и начинает снова: — Мы должны держаться, — его слова такие неуверенные, такие жалкие и тихие. Совсем не похоже на того внушительного и хладнокровного лидера, которым он был всего несколько часов назад. — Несмотря на то, что это тяжело, мы должны… нельзя просто сдаться. — Всё погибло… — бормочет кто-то. — Не всё, — настаивает Салага. — Надо… просто продержаться до тех пор, пока не представится шанс увидеть своими глазами.       Все молчат и воцарившуюся тишину прерывают только отголоски далёких взрывов. — Пока мы живы, надежда есть, — вмешивается Бёрк. Джон моргает от удивления. Неожиданно — маршал действует по собственной воле, а не следует приказу, как дёрганная марионетка. — Хоуп жив, пока живы мы, — с коротким кивком добавляет Уайтхорс, пристально глядя на Салагу.       Явно воодушевлённый поддержкой, тот продолжает: — Мы ещё не сдались. Я не говорю, что мы все должны… ну, должны присоединиться к ним, но… — он делает паузу. — В смысле, наверное, я должен…       Он обрывает себя, сжимая губы. — У тебя херово получается, ты в курсе? — вклинивается Пратт, который до этого подпирал стену с видом малолетнего преступника. В его словах ни капли веселья. Только холодная, расчётливая правда — ну или что он там за неё принимает. Пратт скрещивает руки на груди и обращается ко всей толпе, улучив момент до того, как они опять начнут спорить. — Ну и что, если Иосиф был прав? Ну и что, если мир разбомбили? Как только радиация спадёт, мы сможем свалить отсюда нахер. Восстановим, что получится, пожертвуем тем, что не сможем. Будем тренироваться, придумаем план, а потом хорошенько поохотимся на чокнутых ублюдков. Заставим их расплатиться за всё, что они сделали. За всё. Но сейчас нам надо жить дальше, чтобы осуществить это. Прямо сейчас «жить дальше» означает лизать им задницы и делать вид, что всё в порядке до тех пор, пока мы не получим перевес. Простая хитрость. — Да я лучше сдохну, чем пойду к ним! — выплёвывает Джесс. — Мне плевать, хитрость или нет, я не… — Подыхай, — абсолютно бесстрастно перебивает её Пратт. — Но тогда упустишь возможность убить Иосифа.       Салага мнётся, будто хочет поспорить, но в итоге выбирает промолчать. Трус. Похоже, его давешняя уверенность в святости человеческой жизни бесследно испарилась. Лицемер. — Ты не знаешь, что они сделали! Ты не знаешь, на что они способны! — возражает Джесс, слишком потерявшись в своих предубеждениях, чтобы подумать хорошенько. Джон считает, что это выглядит жалко.       Прежде чем кто-либо успевает вмешаться, Пратт пересекает комнату в два широких шага, хватает Джесс за капюшон и рычит прямо ей в лицо: — Не говори мне, что я не знаю! — орёт он с перекошенным от злобы лицом. — Это ты понятия не имеешь — ты не проходила их тренировки, не выживала на испытаниях, не жрала с пола, не убивала своих друзей и не лизала грязь с ботинок Иакова!       Джон хмурится. Он впервые видит Пратта таким разъярённым. Это первый раз, когда тот показывает свои эмоции с… примерно с того неудавшегося ареста, который спровоцировал Жатву. Ну, кроме тех крокодильих слёз на ранчо и того, как он смеялся над Джоном после того, как избил его. Но они не считаются — это были не эмоции, а манипуляция в чистом виде.       Салага и Бёрк первыми спохватываются и подбегают к Пратту, пытаются отцепить его от Джесс. Джон колеблется, не помочь ли им.       Пожалуй, это того не стоит. Грешники скорее попытаются убить его вместо благодарности за помощь.       Вскоре становится очевидно, что они могут обойтись и без него. Остальные тоже вмешиваются: Уайтхорс, Драбмен-младший, Джеффрис, Армстронг… скоро участников потасовки становится так много, что он сбивается со счёта в этом хаосе. Пратт по-прежнему орёт, Джесс визжит от возмущения или страха, а грешники пытаются расцепить их, добавляя ещё больше децибелов к шуму.       Джон смотрит на дверь. Он устал, чёрт возьми. Он проголодался. И как бы ни хотелось пойти в столовую и присоединиться к братьям и сёстрам по вере, он прекрасно понимает, что добром это не кончится. Ещё одно напоминание о том, как низко он пал. Чуть позже он просто пойдёт на кухню, заберёт остатки и поест где-нибудь, где его не увидят верующие.       Джон невольно кривится. От печали и стыда в кишках закручивается узел. Боже, ну как можно было так опуститься?       Он глубоко вдыхает, успокаиваясь.       Иосиф правильно злится. Джон сомневался в нём и его божественной святости. Всё, что нужно сделать — доказать его любовь и верность Отцу, проявив любовь и милосердие по отношению к грешникам. А это значит, нужно найти им место здесь, даже если они сами этого не хотят. Нужно организовать им места, где они смогут спать, работать и обучаться — если он оставит наброски планов в кабинете или прилепит их к двери общежития, тогда его заместители примут их во внимание.       …а кто его заместители сейчас? Грант мёртв, а с ним вместе и самые верные и преданные из его людей.       Наверное, Томас сейчас самый высокопоставленный из выживших Верных. Он был третьим в иерархии в шале на Каменном кряже и Джон абсолютно уверен, что после того, как Салага взорвал шале, Томаса отправили сюда. Из числа самых важных прислужниц Веры осталась Дебора, но она, наверное, где-то во Вратах Веры, если они вовремя успели закрыть Врата. Но из его собственных людей…       У него было несколько секретарей до Жатвы, но они все сейчас наверняка погибли. Как и наиболее важные из Верных, находящихся в его командовании — Джебедая и Мириам. Питер мог выжить, но он заведовал логистикой и всем, что было связано с цифрами, а не, собственно, управлением. Грант, самый способный из подчинённых Джона, само собой, тоже мёртв.       И кто остаётся?       Неизвестно. Джон качает головой, тихо встаёт и выскальзывает из комнаты, пока грешники озабочены тем, как не дать Пратту и Джесс сцепиться насмерть.       Погружённый в мысли, он идёт по галерее. Грешников всего шестнадцать. Пять сотрудников правоохранительных органов, шесть сорвиголов с ковбойскими замашками и ещё пять несостоявшихся лидеров Сопротивления: двое из ополчения Уайттейл, плюс Мэри Мэй и пастор Джером, и эта бесполезная тряпка Линдси. Шесть женщин, десять мужчин. В каждом из небольших общежитий могут разместиться примерно по двенадцать человек. Двух общежитий хватит. Нужно распределить комнаты — та, где они сейчас торчат, и та, что рядом. Разделить их по полу, как это принято в организациях, отличающихся от Врат Эдема, так им будет удобнее. Это вряд ли удержит грешников от того, чтобы продолжать, кхм, грешить, если учесть, что Салага и доктор Линдси оба гомосексуальны. Мысль горчит на вкус. Если подумать, то он знаком и со слухами о специфических предпочтениях Бошоу, а заодно Джесс и Хадсон.       Когда он наконец добирается до своего кабинета, то первым делом щедро наливает себе хорошую порцию виски, и цедит его, записывая указания насчёт общежитий на официальных бланках, которые позже будут аккуратно разложены на его столе, и на листах, которые он прикрепит к дверям общежитий. Надо будет найти запасное постельное бельё. Зубные щётки, мыло, полотенца. Где-то должны быть лишние молитвенники, экземпляры Слова Иосифа, а ещё чистая одежда. Пока грешники будут ужинать, он разложит это всё на их кроватях. А затем, с самого утра, постарается как можно лучше подготовить Салагу к Исповеди.       Джон размашисто подписывает указания и выуживает из картотеки бланки, которые необходимо заполнить каждому из жителей убежища: история болезни, аллергии, грехи, умения, навыки и способности. Предположительно к завтраку грешники перестанут пытаться перебить друг друга и придут хоть к какому-то соглашению, и тогда после завтрака Джон выдаст им эти бланки, чтобы занять их, пока он сам будет контролировать ход Исповеди.       Да, думает он, аккуратно скрепляя каждую стопку бумаг. Неплохо для начала. Как только у него появится актуальная информация о каждом из них, он сможет включить каждого из грешников в рабочий и учебный распорядок, осмотрительно разделив их. Погрузившись в ежедневную жизнь Врат Эдема, они быстрее прозреют и увидят истину, стоящую за Словом Иосифа.       Они увидят. У кого-то это займёт больше времени, но они всё равно не смогут бесконечно заниматься самообманом.       Джон об этом позаботится.