Take me, take me home, home 'Cause I don't stand a chance in these four walls And he don't recognise me anymore Burned out flames should never re-ignite 「 Daughter – Home 」
Знаете ли вы, как пахнет паленая человеческая плоть? Мало чем отличается от жареного мяса скота, на самом деле. Разве что к букету запахов примешивается необычайно сладкая нотка, присущая только человеку. Несравнимая ни с чем. Угадываемая с первого раза. Обо всем этом Шото Тодороки узнает в свои неполные восемнадцать. С Иидой было проще и сложнее одновременно. Причуда Ингениума заглохла, превращая и так паршивую ситуацию просто в откровенно дерьмовую. Ребята нервничали, несколько из них были уже мертвы. Закрытое помещение, неожиданность атаки, отсутствие какого-либо плана, деление на нескольких маленьких групп – все это не играло им на руку. И, к сожалению, их противником стал Даби. Каминари, Киришима… Шото стиснул зубы, проклиная оппонента перед собой. Сейчас был не тот момент, чтобы расслабляться. Время для скорби у него будет позже. Синие глаза уставились ровно на него, чтобы через пару секунд медленно перейти к стоящему по левую руку от него Ииде. Черта с два Шото позволит еще кому-либо здесь умереть.***
Когда Тодороки открывает глаза, перед его взором все еще стоят синие всполохи огня, тянущиеся к нему, будто желающие поглотить его. Боги, как он устал. День только начался, а уже поскорее хотелось, чтобы он закончился. Дни сливались в одно серое болото, тянущее его на дно. В бесконечном ожидании неизвестного. Словно бы он был персонажем дерьмового рассказа, и вот-вот должен был случиться неожиданный сюжетный поворот, но как-то вот не судьба, Шото. Обломись. Пять дней. Еще пять дней, за которых, по сути, мало что поменялось. Его брат психопат? Вау, вот это новость. Его брат помешан на нем? Вау, вот это новость. Его брат любит его? Вау, вот это новость. С последним, кстати говоря, Шото был категорически не согласен. В его понимании любовь была скорее светлым чувством. Это надежная опора, когда весь твой мир переворачивается вверх дном. Это защита. Это безвозмездная отдача. Был ли таким человеком Даби для Шото? Нет. А Шото для Даби? Снова нет. Тогда была ли между ними двоими любовь? Ответ напрашивался сам. Скорее, это было похоже на одержимость. Уткнувшись лицом в изгиб локтя, Шото тяжело вздохнул. Он отдавал себе отчет, что в этих четырех стенах ему было… страшно. И одиноко. Единственный человек, с которым он мог хоть как-то взаимодействовать – был его собственный похититель. Тот, кто вынудил его оказаться в такой ситуации. И этот человек еще после этого заявлял, что любит его? Смешно. Сам Шото начинал его ненавидеть. Почему именно он? На первых порах парень был уверен, что сможет сбежать. Эта мысль до сих пор не оставляла его, но уверенность таяла на глазах. Блядство. Все знания, полученные в академии, весь его уровень интеллекта бился о глухие стены, в которых он был заперт. Он не мог продолжать находиться здесь. Патовая ситуация. Дверь хлопнула, заставляя Тодороки вскочить с кровати и внутренне подобраться. Если что и поменялось, так вот оно. Он и до этого относился к брату с подозрением, а теперь уж тем более. Каждый раз, стоило его похитителю войти в комнату, Шото не сводил с него взгляда. Следил за каждым перемещением, за направлением взгляда, движением рук. И всегда готовился к ответному удару. На часах было около пяти вечера. Видя загнанный взгляд брата, Даби лишь тяжело вздохнул. Впрочем, не то чтобы он жалел о своих словах. – У меня для тебя кое-что есть. Незатейливый хмык Даби сильно напряг пленника. Тот с опаской глядел, как парень достает что-то из кармана, после чего кидает ему на кровать. Поймав на лету предмет и развернув его, он понял, что это была распечатанная фотография. Фотография Мидории в клетке. – Ты так переживаешь за своих друзей, что я подумал, что ты захочешь увидеть хоть кого-то из них живым. На периферии сознания Шото подумалось, что его брат – безэмоциональное бревно и полный ноль в психологии. Ой, братик, тебе грустно? Держи фотку твоего друга в клетке, блять. Это даже в теории не было смешно. Шото поднял взгляд, смотря своему брату прямо в глаза. В его взгляде читалось что-то вроде: “Ты придурок?” и “Какого хрена?”, – одновременно. – О, ты соизволил взглянуть на меня? Да неужели? В груди вспыхнули искры злобы. Неужели ради этого все было? Ради того, чтобы Шото наконец-то посмотрел на Даби? Да нет, не может быть. Это было… глупо. – Что происходит? Откуда это у тебя? – Шото еще раз взглянул на фотографию, на этот раз более внимательно, вдумчиво, наблюдая за каждой мелочью. Клетка. Это первое, что бросалось в глаза. Однако несмотря на схожесть положения, ситуации у Шото и Изуку были диаметрально противоположные. Грязная комната была размером, примерно, как у Тодороки, но без мебели и полностью из цемента. Разве что в середине находился стул, к которому как раз был привязан Изуку. Парень был без сознания, либо же спал. Одежда была во многих местах разорвана. Повсюду следы от использования причуды Шигараки. И кровь. Боже, сколько же крови было в этой комнате. Догадка маячила в подсознании, но Шото отказывался принимать ее. – У этого паренька была нужная нам информация, – бросил невзначай Даби, – а еще у Шигараки были с ним личные счеты. Так что через пару дней он умрет. Одно дело – догадываться, другое – когда тебе вот так прямо говорят. Теперь не отвертишься, не закроешь глаза на факты. Мидория умрет. От рук гребаных злодеев. В каком-то подвале, как помойная крыса. Злость заструилась по венам, путая сознание. Не контролируя себя, Шото вскочил на ноги, тут же в два шага подходя к парню и хватая его за грудки. Даби, словно ожидая этого, спокойно смотрел на своего отото, снисходительно усмехаясь. Гребаный мудак. – Для чего ты показал мне это? – прорычал Шото. Лицо молодого мужчины не выглядело испуганным или хотя бы разнервничавшемся. Нет, Даби выглядит позабавленным. Его ухмылка лишь распаляла желание парня врезать ему, но он сдерживался. Пока что. – Как я уже сказал, я всего лишь хотел показать тебе кого-нибудь из твоих друзей. Посмотрите на этого чистого и бескорыстного ангела, который просто хотел сделать младшему брату приятно. Думай, Шото, думай. Каковы мотивы этого парня? Почему сейчас? Для чего? “Ты так переживаешь за своих друзей, что я подумал, что ты захочешь увидеть хоть кого-то из них живым”, – значит, Мидория все еще жив. Это хорошо. Затем сознание зацепилось за брошенное вскользь “хоть кого-то”. Умер кто-то еще, помимо тех, что уже мертвы? Тогда сколько их? И кто это? Вопросов было тьма, но для начала ему нужно сосредоточиться на первоочередной задаче. Мидория. Надо было сделать хоть что-то, и в четырех стенах ему это точно не провернуть. – Давай заключим сделку, – все же говорит он, отступая на громадный шаг назад. Даби заинтересованно приподнял бровь, наблюдая за своим подопечным из своего привычного угла. – Любопытно. Чего ты хочешь от меня? – Проведи меня к Мидории, – сквозь зубы, тщательно сдерживая злость от бессилия, пробормотал Тодороки. Он ненавидел просить, но ему нужно было для начала увидеться с Мидорией. И единственный кто мог ему помочь – был Даби. – Нет. Сделка предполагает наличие платы с обеих сторон. Что заставит его брата передумать? К сожалению, Шото уже знал ответ на этот вопрос. – Проведи меня к Мидории, – вновь повторил парень, вибрирующим от напряжения голосом, – и я позволю тебе прикасаться ко мне. Обычные, повседневные прикосновения. Ничего более. Отчаяние, гнев и решимость слились воедино, создавая непередаваемый коктейль эмоций, мешающий трезво мыслить. Вдалеке сознания Шото услышал тихий, еле слышимый собственный голос, шепчущий: “О, какая чудовищная ошибка”. В глубине синих глаз зажегся хорошо знакомый Тодороки огонек, а губы расширились от лукавой улыбки. Шото подумалось, а не было ли это тщательно подготовленной ловушкой, в которую он с такой легкостью угодил? Как много этот ублюдок просчитал? – Разве тебе не говорили, что играть с огнем опасно, Тодороки Шото? – и прежде чем пленник успел что-либо сказать или передумать, Даби вновь заговорил – Я согласен. Завтра я проведу тебя к Мидории Изуку, но тебе нужно мне пообещать, мой дорогой младший брат, что ты не попытаешься сбежать. Ты меня понял? Шото сухо кивнул. – Обещаю.***
– Я оставлю вас одних на десять минут, пообщайтесь там, попрощайтесь. Шото мысленно поклялся себе, что еще одна подобная веселая улыбка, то он врежет своему брату. Без шуток. – Ты оставишь нас наедине? – гетерохромные глаза недоверчиво взглянули на собеседника. Тот заимел чувства такта? С каких пор? – Могу и не оставить, если мой дорогой братишка боится. Этот Мидория умрет через пару дней, от него все равно никакого прока. Все здание кишит злодеями, и если вы попробуете сбежать, вы умрете. Но ты можешь попытаться. По-прежнему улыбаясь, Даби вышел из помещения, запирая дверь снаружи. Шото, не теряя времени, подскочил к своему другу. Голова все еще гудела после того, как его бесцеремонно вырубили в комнате, а очнулся Тодороки уже непосредственно перед камерой. С волос до сих пор капали капли холодной воды. Боже, какой же его брат мудак. Мидория выглядел примерно также, как и на фотографии. Похоже, получив то, что ему было нужно, Шигараки решил оставить своего пленника в покое. Невероятная милость с его стороны. Руки и ноги были скованы цепями, и без причуды Шото мог даже не пытаться освободить друга. Мягко прикоснувшись рукой к плечу и стараясь не потревожить раны, он тихо позвал: – Мидория. Ресницы затрепетали, выдавая пробуждение парня перед ним. Мутным взглядом он посмотрел на Шото, ещё не до конца осмысливая ситуацию, после чего они расширились от удивления. – Тодороки-кун? Как? – В глубине зеленых глаз затрепетала надежда, тут же разрушившаяся от отрицательного покачивания головой Тодороки. Он бы хотел сказать другу, что пришел его спасти, что все будет хорошо, но он не мог так лгать. Взгляд Изуку потух, и в выражении его лица появилось нечто темное, отчаянное и злое – Тогда почему ты здесь? На размышления уходит пару секунд, в течение которых он раздумывает о целесообразности траты времени на объяснения, но отмахнуться он не может, поэтому, тяжело вздохнув, он начинает говорить. Мидория слушает торопливый пересказ последних событий, о том, что Даби на самом деле его брат, но Шото не торопился делиться этим знанием, так как не был уверен в этом; о том, как последний его однажды похитил и теперь держит в комнате; о том, что он пошел на сделку, чтобы пробраться сюда. Лишь о намеках и плате в этой сделке он решает умолчать. Мидория хмурит лицо, прежде чем все же сказать: – Так вот куда ты исчез... – Парень немного обдумал ситуацию, после чего заявил, – Ты зря пошел на это, Тодороки-кун. Мы не выберемся отсюда. Ты мне здесь ничем не поможешь. – Если я не вытащу тебя отсюда, тебя убьют, – медленно, почти по слогам, давая Изуку оценить всю серьезность положения, ответил Шото, но что тот лишь отмахивается. – Я знаю. Мне уже ничем не поможешь, так что давай лучше подумаем о твоих проблемах. – Я не уйду без тебя. – Уйдешь, – не терпящим возражения тоном перебил Изуку. Гетерохромные глаза схлестнулись с зелеными, и на их дне Тодороки увидел человека не отказывающегося принимать неизбежное, а смирившегося и готового утащить каждого врага вместе с собой в могилу. Однако Шото все еще отказывался оставлять друга вот так на погибель. – Ну что ты как маленький ребенок. Ты ведь прекрасно понимаешь, что это невозможно. Ты потратил весь день, чтоб придумать, как меня вытащить отсюда, верно? И тебе так ничего не пришло в голову, потому что мы не выберемся отсюда. Никак. Точнее, я не выберусь. Лицо Шото скривилось, а Изуку тем временем продолжил: – Я не виню тебя. Ты ничего не можешь сделать. Особенно, пока рядом ошивается Даби. Кривиться дальше было некуда, но Шото как-то удалось. – Не хочу говорить о нем. – Ладно, о нем не буду. Однако запомни кое-что напоследок: если будет возможность – беги, но если не получится – уничтожь его изнутри. Это был первый раз, когда Шото видел подобный огонь в глазах Изуку. Пылающий гнев, полный желания мести в паре с бессильной яростью. Если бы Тодороки когда-либо спросили, он бы с легкостью ответил, что Мидория не был подвержен желанию манипулировать людьми. Хоть и с его уровнем интеллекта вкупе с аналитическими способностями, – он мог бы. Только не Изуку. Но, видимо, острый ум помноженный на пытки, превращают любого человека в зверя. Жестокого, озлобленного и готово на все, чтобы выжить. В случае с Изуку – отомстить. Интересно, это связно с его личной ненавистью, из-за любви к друзьям или же из-за Урараки? Скорее всего, все вместе. Шото не мог его винить, правда. Он не был уверен, что сам не стал бы таким же после нескольких дней мучений. Он сам уже стал другим после трех недель взаперти. Это напомнило Тодороки, с кем они имеют дело. Злодеи. Когда размышляешь об этом абстрактно, это даже звучит довольно забавно. Герои, злодеи – прям как в сказке какой-нибудь. А когда смотришь прямо перед собой и видишь, как самый светлый человек в твоей жизни превращается в загнанного зверя – становится уже не до смеха. – Я не смогу, – все же произнес Шото, отрицательно покачав головой. Он ненавидел своего брата, но все же… не мог. Лицемерить и лгать было не в его натуре. Лицо Изуку приняло горькую гримасу, а взгляд стал сочувствующим, отчего Тодороки тут же увидел в нем того самого Мидорию, которого он знал до этого. Невероятного светлого, доброго и чуткого человека. После чего парень махнул в сторону двери. – Тогда иди. – Шото нерешительно замер, не зная, как ему лучше поступить, – И если все же сумеешь выбраться… скажи ребятам спасибо. Шото прикрыл глаза, понимая, что видит своего друга перед собой в последний раз. И если у него был выбор, что сказать... – Спасибо, Мидория. И в этом коротком “спасибо” было все. Спасибо, что помог мне. Спасибо, что заставил поверить в себя. Спасибо за поддержку. Спасибо, что был моим другом. Мидория сжал губы в тонкую полоску, дабы Шото не увидел, как они тряслись. Сомнения ясно отразились на его лице. Несколько мгновений он нерешительно мялся, прежде чем сказать: – Да. Я рад, что ты был моим другом, Тодороки-кун. – Время, – сладко пропели позади, заставляя Шото обернуться. Движения плавные, ленивые, обманчиво расслабленные. Дверь открыта нараспашку, и даже сама идея невероятно соблазнительна, но Шото не дурак, прекрасно понимает, чем это ему аукнется. Проверка настолько прозрачная, что парню самую малость забавно. Даби сам сказал, это будет бесполезно. Они не выберутся отсюда. И все же… – Я не уйду, – даже прекрасно понимая, что зря тянет время, Тодороки не мог оставить друга. Все его принципы и личные идеалы не могли позволить ему уйти. – Ты дал слово. – Я помню. Но я не могу оставить его здесь. Я просто… Дай мне… Слова как назло не шли в голову, а желание никак не могло обрести форму. Он сам не понимал, что именно просит и зачем. "Если есть возможность – беги, но если не получится – уничтожь его изнутри". – слова Мидории крутились в голове, словно пластинка, поставленная на повтор. Шото сделал шаг навстречу Даби, умоляюще глядя на него. “Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста” Позади послышался какой-то шорох и тихое: – Кач-чан умер пять дней назад. Нет. Тодороки в ту же секунду повернул голову, краем глаза успевая заметить, как изменилось лицо Даби. Холодное, жестокое, беспощадное. С него мгновенно слетели любые эмоции, оставляя лишь безжизненную маску отчуждения, на фоне которого одни синие глаза светились холодным светом в полумраке комнаты. Мидория на прощание улыбнулся ему измученной, горькой, но по-прежнему светлой улыбкой. Затем сознание Шото отключилось.