I feel like I'm drowning You're holding me down and Holding me down You're killing me slow So slow, oh-no 「 Two Feet — I Feel Like I'm Drowning 」
– Это моя вина. Мне так жаль. Прости меня, Мидория, мне так жаль. Небо, покрытое свинцовыми тучами. Кладбище. Не самое приятное место. Шото стоит на коленях перед Мидорией, желая хоть как-то искупить вину, дабы сбросить с души этот тяжелый камень вины. Реальность покрывается рябью, но парню, смотрящему только в землю, нет до того дела. Он даже не замечает этого. Что что-то идет не так, он понимает, лишь когда Мидория склоняется к нему, улыбаясь до боли знакомой снисходительной ухмылкой, что смотрится так чуждо на лице его друга, и говорит: – Верно. Это ты во всем виноват. В смерти Урараки. В смерти Киришимы. В смерти Каминари. В смерти Токоями. В смерти Бакуго. И моей смерти. Хочешь ли ты стать причиной еще чьей-либо смерти, Шо-то? – Нет, я не-!.. Тодороки отрицательно качает головой, даже сам не зная, что хочет сказать, но Мидория в ответ смеется, перебивая его, и продолжает тянуть долгое: – Шо-то. Шо-то. Шото!***
Просыпается Шото резко, словно его мгновенно выбрасывает из толщи воды. Перед ним стоит напряженное лицо брата, который, видимо, и разбудил парня. Тодороки несколько раз моргает, прогоняя до сих стоящую перед глазами картинку с Мидорией, и кивает в ответ, показывая, что все в порядке. Ему необходима бутылка воды, в горле пересохло. Парень наклоняется за ней – когда он успел лечь на кровать? – пока Даби присаживается на стул – откуда здесь успел появиться стул? – находящийся неподалеку от стола. – Извини, я разбудил тебя? – бормочет Шото, открывая таки желанную бутылку. – Нет, стены здесь звуконепроницаемые, так что я бы тебя по-любому не услышал. Я зашел сюда принести стул, и услышал, как ты кричишь. Что с тобой происходит? – Ничего. Обычный кошмар. Ты перенес меня на кровать? – Да. И не пытайся перевести тему. Как давно у тебя эти “обычные кошмары”? То, насколько хорошо его старший брат его читал, почти раздражало. Не то чтобы Шото был невероятным манипулятором и мастером увиливаний, но можно было бы и притвориться, что он ничего не понял и подыграть. Признаваться в собственной слабости было, как минимум, неприятно. – С первого дня, как я оказался здесь. – Вот как. Понятно. Даби задумчиво хмурится и ничего не добавляет вслед. Парень лишь надеется, что тот просто примет это к сведению и не будет ничего с этим делать. Когда представляешь себе психопата, то в голове мгновенно рисуется образ мужчины среднего возраста. У него трясущиеся руки и лихорадочно бегающие глаза, – он создает очень неприятное впечатление о себе в целом. Однако Шото смотрит вперед, на своего похитителя, который спокойно сидит на стуле, его глаза смотрят вдаль, и ничто в нем не выдает того напряжения, окутывающего его парой минут назад. И как бы Тодороки не хотелось этого признавать – Даби был харизматичен, спокоен, расчетлив и силен. Почти гребаный идеал. Когда представляешь себе любовь всей своей жизни, то в голове рисуется невероятно солнечный и добрый человек, который обязательно будет любить тебя в ответ, заботиться и все у вас будет как в самых сладких сказках. Но в итоге перед Даби сидит вредный подросток, который, к сожалению, не отвечает ему взаимностью и который был готов прикончить его прошлым вечером. Не самая радужная ситуация вырисовывается, правда? Вот такая жизнь невероятно непредсказуемая сука. – Ты куришь? – Мм? – Когда ты заходишь, всегда чувствуется слабый запах табака. Но я никогда не видел у тебя ни сигареты, ни зажигалки. – А ты наблюдательный. – синие глаза опасно прожигают его насквозь. Он медленно отвечает, тщательно взвешивая каждое слово, словно не уверенный, что младшему стоит об этом знать. – Я курю во дворе, за несколько часов до прихода к тебе, ты же не любишь запах сигарет. – Понятно. Предусмотрительность брата была довольно… милой. Как бы Шото не хотел признавать подобное. Двор, да? Значит, он находится в частном доме... – Ты так и будешь здесь сидеть? – Ага, подожду, пока ты не заснешь. Возможно, ты будешь спать лучше, если рядом с тобой кто-то будет. – Это так не работает. – Разве? А в детстве ты говорил по другому. “Братик, пожалуйста, я могу хорошо поспать, только когда ты рядом!”. – Не неси чушь, не было такого. – Разноцветные брови хмурятся, однако парень все же послушно забирается вновь под одеяло. Сон вымотал его еще сильнее, к тому же калейдоскоп воспоминаний с прошлого вечера мелькал перед глазами, заставляя младшего чувствовать иррациональную вину. – Не хочу этого спрашивать, но... почему ты так терпелив ко мне? Ты сам сказал еще в первые дни моего заточения, что ты можешь и хочешь делать всякие… вещи, но за все время моего пребывания здесь ты не тронул меня. Даже после того, как я дал тебе свое согласие. В чем подвох? Даби ощутил странный прилив нежности от того, как его младший брат избегал слово “секс”. Какой же он все же очаровательный. Сдерживаться и так было сложно, а подобными вопросами младший словно бы проверял его выдержку. Представляет ли он хотя бы примерно, каких усилий это стоило Даби? Он действительно старается, чтоб Шото было комфортно в этом месте, замечает тот это или нет. – Мне не нужно только твое тело. Я хочу заполучить всего тебя. Твои мысли, твои желания, твою душу, если тебе так угодно. И ради этого мне не трудно немного потерпеть. Вот тут он, конечно, чуток приукрасил. Трудно. Было чертовски трудно. Шото здесь уже не один месяц, а подвижки в их отношениях настолько слабые, что хотелось плюнуть на все свои запреты и обещания и овладеть хоть какой-то частью его младшего брата. Однако Даби был не из тех людей, кто так легко сдается. Он ждал десять лет, что ему пара месяцев, правда же? К тому же, он уже чувствует, что стена Шото постепенно падает. Как бы тот ни был зол, разгневан и разочарован, он не может быть груб по отношению к тому, кто искренне заботится о нем. – И ты так уверен, что у тебя это получится? – Как знать, как знать, – Даби улыбнулся Шото, но ему и не нужно было ничего отвечать. В глубине синих глазах уже зиял ответ. Да, он был уверен. – И что ты собираешься делать потом? Допустим, я буду здесь сидеть несколько лет, даже полюблю тебя, а что потом? Собираешься всю жизнь держать меня взаперти? – Старший задумчиво отвел глаза, складывая руки в карманы брюк. Неистово хотелось вновь закурить. – Даби, я загнусь здесь, сойду с ума или еще чего похуже. Ты не можешь держать меня здесь насильно всю мою жизнь. – Ты пытаешься призвать меня к совести? Очаровательно, но бесполезно. С Шото было действительно сложно. Тот имел такую поразительную власть над старшим, догадывался он об этом или нет. Старший и сам знал, что младший загнется здесь. В бездействии, запертый в четырех стенах, он просто-напросто зачахнет в итоге. Однако если он его выпустит – его могут убить. Даби намного спокойнее и приятнее знать, что он в доме, под защитой и полным контролем старшего. – Тогда почему бы тебе не ужинать вместе со мной? Помнится, в детстве у нас всегда практиковались семейные посиделки. – Ты не доверяешь мне, и все же хочешь ужинать вместе? – полувопросительно, полуутвердительно проговорил Даби. Его синие глаза отражали искреннее изумление. – Ты также не доверяешь мне. Просто наше отличие в том, что мне нечего терять. – Возможно. Но я могу дать тебе нечто, что заставит тебя передумать насчет этого. Подумай об этом. Ну, мертвых друзей это в любом случае не вернет. Шото раздумывал, было ли это предложение или же угроза? И то, и другое было вполне вероятно в случае с его старшим братом. Однако, что-то ему подсказывало, что результат его в любом случае не устроит. – Сомневаюсь. – И тут же, не давая вставить ни слова, сменил тему. – Ты не самая лучшая компания, но полнейшее ее отсутствие меня убивает. Разумеется, он лгал. По крайней мере, отчасти. Их маленькая игра с братом, построенная на лжи, недоговорках и искреннем желании переиграть друг друга. У Шото теперь, прости господи, времени ну просто завались, и он мог позволить себе тратить его на размышления. Он и так был задумчивым человеком по своей натуре, а теперь он уже готов стать собственным психоаналитиком. Тодороки думает, что было бы намного легче, если бы он свернулся калачиком и тоскливо смотрел на стены, продолжая ныть (что он и делал по сути последние несколько дней, но об этом ни слова). В клетке время начинает идти немного по-другому. Парень понятия не имеет, какое сегодня число, какой день недели, но ему и не нужно это, будем честны. Свалить из этой гребаной комнаты, просто понадеявшись на удачу, больше не получалось. Пора бы уже принять это. Ребята из ЮЭЙ и даже, вот так ирония, его собственный отец его явно не найдут. За такое количество времени его либо уже давно нашли бы, либо, не найдя зацепок, забросили эту затею. Да, скорее всего, они горевали. Но, честно говоря, там, вне этих стен и так проблем дохрена, что исчезновение ученика геройской академии смотрится очень блекло на их фоне. Сейчас Шото может это понять почти спокойно, не испытывая никаких острых неприятных чувств. Да и Даби не дурак. Поэтому решать проблему (как и всегда), придется самому Шото. Как-то раз Ашидо говорила (Тодороки был уверен, что прочла в одном из своих популярных журналов), что ничто в мире не поменяется, пока не меняешься ты. Банальщина, но вот Шото в подвале, в котором мало что меняется уже который месяц и, да, он признает: пора что-то менять. – Хорошо, если ты так этого хочешь, – говорит в итоге Даби, подозрительно сверкая глазами. – Тогда давай завтра поужинаем вместе. Ухмылка на лице брата была полна снисходительного наслаждения. Кулаки чесались от желания стереть эту надменную гримасу. С Даби каждый раз присутствовало это странное ощущение. Он мог соглашаться с тобой, но при этом вкуса победы не ощущалось и вовсе. Словно это была огромная его игра, в которой он милосердно и снисходительно порой шел тебе на уступки, но лишь, чтобы оппонент окончательно не скис. Чтоб его.***
Шото раздумывает, что с ним случится, если любовь брата закончится. Истончится, подобно нитке, и порвётся. Брат его не тронет, нет, ни за что. Пока что. А что будет, если он его разлюбит? Точнее, когда он его разлюбит. Это неизбежно произойдет однажды. И учитывая нестабильность психики его брата… Шото не может просто следовать зову сердца, ему нужно думать головой и быть осторожным. Возможно, Тодороки немного параноик. С другой стороны: есть ли вообще смысл бороться? Возможно, мир Шото станет таким до умопомрачения простым, если он поддастся этому соблазну. Его сознание начнет оправдывать каждый поступок его брата, он будет упоенно принимать их за благо и все еще любить его. Ужасающей, грязной, невыносимо неправильной любовью. Но самое главное – Шото перестанет себя терзать ненужными мыслями, вопросами морали, совестью. Тодороки Шото, кто бы там что ни говорил, прежде всего – человек. Не герой, не ученик знаменитой ЮЭЙ, не сын Старателя. ч е л о в е к И это значит, что он порой сомневается, порой хочет все бросить, порой хочет сдаться и больше ни за что не вставать с колен. А еще это значит, что он растет.***
– Дай мне свою руку, пожалуйста. Шото смотрит Даби прямо в глаза, пока тот недоуменно приподнимает левую бровь. Между ними – стол, который они передвинули, дабы могли спокойно поесть вместе. Две тарелки с рисом, от которого исходит пар, аппетитно пахнущее кари, чашка зеленого чая по правую сторону руки – все это не важно для Шото сейчас. Он смотрит в синие глаза задумчиво, не так, словно случайно сболтнул давно притаившуюся на подкорке сознания мысль, вызывая тем самым еще большее недоумение у брата. Зачем ему это? – Зачем? Ты же мне не доверяешь. – Хочу прикоснуться к тебе. Вот так просто. Вдох застревает где-то в глубине грудной клетки. С лица Даби слетают любые эмоции, однако он не говорит ничего, не то боясь спугнуть момент, не то просто не зная, что сказать, и молча протягивает свою руку. Шото протягивает свою в ответ и просто сжимает в своей. Словно впервые изучает. Словно не сжимал ее под покровом одеяла в детстве, отчаянно молясь, чтоб утро не наступало. Словно не радовался ее теплу, как рождественскому подарку. Словно не ощущал ее вес на своей голове в моменты похвалы. Ведет пальцами по линиям на ладони, застарелым шрамам и тщательно рассматривает ее. На лице Даби по-прежнему ни единой эмоции, и не то чтобы он ничего не ощущает в этот момент, как раз наоборот. Внутри него бушует шквал, и этих эмоций так мучительно много, что становится тяжело дышать. После недель мучительного ожидания, даже такая маленькая награда ощущается как нечто непередаваемое. Даби, возможно, впервые теряется, не зная, какое выражение лица ему стоит показать, чтобы не спугнуть его младшего брата, поэтому он просто смотрит-смотрит-смотрит, впитывает в себя этот образ, желая выжечь его на обратной стороне век, чтобы навсегда выгравировать на сетчатке глаз. Шото же, не обращая внимания на внутреннюю сумятицу старшего, продолжает тщательно рассматривать руку брата, кладет свою ладонь в его, как если бы они держались за ручки, как трогательная парочка во время прогулки, а после переплетает свои пальцы с чужими. Задумчиво так, будто бы примериваясь, и тут же удивленно охает, когда хватка чужих пальцев становится крепкой, цепкой, заставляя Шото на пробу вытащить свою руку из чужой. Никак. Он поднимает взгляд на лицо Даби, по-прежнему безэмоциональное, и спокойно просит: – Отпусти. Но старший медлит. Он не менее задумчиво смотрит на их переплетенные руки, поглаживает тыльную сторону Шото большим пальцем, после чего выносит вердикт: – Не хочу. Потрясающе. Шото тоже переводит взгляд на их переплетенные руки, и, поначалу колеблясь, но все же сжимает чужую руку в ответ. Неуверенно замирая, колеблясь, но все же неотступно продолжая. Через пару мгновений хватка Даби продолжает быть крепкой, но немного ослабевает, из-за чего Шото уже не чувствует себя, как в капкане. – Не играй с огнем, Шото, – шепчет Даби, по-прежнему завороженно следя за их руками. И Шото ли не знать об этом. В улыбке, расцветающей на лице младшего, Даби видит что-то до боли знакомое. Ах да, мелькает мысль в его сознании, именно ее он видит уже который год в зеркале.