Я злой человек, злой человек Я твой человек, твой человек Смотри на меня, падает снег 「 Земфира — Злой человек 」
– Пошел вон, – раздраженно, зло, с оттенком желчи на губах. – Кажется, ты кое-что забыл, Шото. Не ты здесь хозяин положения.***
Знакомо ли вам то чувство, когда не хочется абсолютно ничего? Внутри зияет восхитительная пустота, подобная черной дыре, готовая сожрать все на своем пути. В том числе своего владельца. Шото хмурится, поворачиваясь в кровати с бока на бок, наблюдая за однотипными царапинами на бетонной стене. В последнее время они приправленными кривыми бороздами полос от ногтей, нацарапанные от скуки или в попытках сосредоточиться. Заточение давалось Тодороки куда сложнее, чем он думал. Он перекатывает в голове воспоминания минувшего дня: руки его старшего брата, дотрагивающиеся до него со сдержанной, но пылкой страстью и безудержной нежностью одновременно; горячие пальцы, порхающие по его щеке, не в силах оторваться от его кожи; взгляд, столь радостный, полный неверия к неожиданному счастью, нежный-нежный-нежный; хриплый голос, прошептавший его имя. А после Шото переворачивается на другой бок. "Вот же блядство", – думает он. Он старается перенаправить поток мыслей на что-то другое. К примеру, на друзей. Шото любопытно, как они без него, но Мидория сказал, что у них все хорошо, пока что все остальные живы, и постепенно они смогут начать жить полноценной жизнью, словно бы и не было этих полномасштабных действий, смахивающих на гражданскую войну. Когда он вспоминает о друзьях, чьи образы в его голове становятся все более размытыми, он больше не ощущает ту давящую на его грудь вину и злость одновременно. Мидория сказал: “Ты не виноват, Шото. Никто не виноват”. И Тодороки в очередной раз был готов поверить ему. Ему не хочется так думать, но, кажется, он начал отпускать своих друзей. А затем он вспоминает о Бакуго. Изначально, их маленький, сумасбродный роман, начавшийся со злого, полного ярости поцелуя Кацуки, не был для Шото чем-то важным. Просто когда язык Бакуго нагло втерся в его рот, Шото понял, что ему понравилось, и ему захотелось еще. Глупая нужда по человеческому теплу. Он никогда не думал о Бакуго в контексте романтических отношений до этого. Не до того как-то было. Вначале, – отчаянное желание что-то доказать отцу. Потом, – желание стать лучше, уберечь близких, выиграть в чертовой длительной схватке со Все-за-одного. Шото все еще не думает, что любил Бакуго. Слишком объемлимое, длительное и светлое чувство. Ему просто нужно было человеческое тепло и ощущение близости, и Кацуки дал ему это. Пусть они и злились, ругались, порой дрались, но они доверяли друг другу и им было спокойно вместе. Это было все, что ему было нужно. Теперь же судьба распорядилась так, что ему приходится иметь дело с человеком, диаметрально различным от Бакуго. Преимущественно, Даби молчит, говорит загадками, старается вести себя нарочито спокойно и холодно, даже в тот момент, когда видно, что вокруг него искрит от злости, и они стараются не касаться друг друга. Исключение, их поцелуй. Странный, полный горечи Даби был похож на сорвавшегося с ошейника пса. Шото знал это. Знал, что стоит ему позволить, то это будет похоже на взрыв. Он знал все это. Однако, чего он ожидал, что почувствует себя настолько спокойно в кольце давно позабытых рук. Знакомое тепло от причуды, напоминающее его собственное, окружило его, вскружило голову и подтолкнуло на крайний шаг. Опять он об этом думает. Черт возьми.***
– Долго ты еще будешь тут торчать? Даби моргает, и пелена задумчивости сходит с его глаз, концентрируясь на Шото. В последнее время с Даби такое случается слишком часто. Задумчивость сквозит в его взгляде, направленном строго на Шото, в его движениях пальцев, в его неспешных интонациях. Порой он открывает рот, словно бы желая сказать что-то, после чего закрывает его вновь, так и не издав ни звука. Они сидят за столом, пока Шото рисует что-то в альбоме. Порой он старается и выходит что-то сносное. Пейзажи улиц, станции метро, люди, спешащие куда-то, портреты друзей и незнакомцев. Эти рисунки он позже наклеивает на стены, стремясь хоть как-то оживить окружающую обстановку. И напомнить себе, что он теряет, прозябая здесь. Что Даби отнял у него и из-за чего ему нельзя опускать руки. Даби на это ничего не сказал, лишь как-то вскользь осведомился, почему бы Шото не нарисовать его. А он вообще-то пробовал. Как-то раз в неясном порыве он схватил карандаш, очерчивая линии скул, прямой нос, взъерошенные пряди волос, и лишь когда добрался до синих глаз и взглянул на намечающуюся картину, ужаснулся и порвал портрет на маленькие кусочки. С тех пор своего старшего брата он больше не рисует. – А что, разве ты по мне не соскучился? На лице непроницаемое выражение лица, однако Тодороки замечает сквозящее в глазах веселье. У него было на удивление хорошее настроение, что бывало довольно нечасто, и по-хорошему Шото бы не провоцировать его, но Шото вообще был плох в вещах, которые ему стоило бы не делать. К примеру, идти в магазин в три ночи. К примеру, заключать идиотские сделки с братом. К примеру, соглашаться на поцелуй. Последнее, кстати говоря, как раз было тем, из-за чего парень был в паршивом настроении. "Прикосновение лба ко лбу. Прикрытые глаза, закрывающие собой светящийся счастьем взгляд синих глаз. – Шото, – звучит на грани слышимости чужой низкий голос Руки обхватывают его с почти позабытой силой. Аура безграничной силы коконом обхватывает Шото, защищая и отбрасывая его мысленно в далекое прошлое, где все было намного проще и сложнее одновременно. Шото ощущает жар, исходящий от чужих ладоней, так сильно напоминающий ему его собственный, что ему хочется почти плакать. Тодороки не любит прикосновения, но сейчас, ощущая всем телом чужое человеческое тепло, он понимает, насколько сильно соскучился по этому чувству. Насколько сильно он скучал по своему старшему брату." Позволил. Допустил. Не отказал. Не врезал, как только произнесенное вслух желание оформилось в слова. Не прогнал. Согласился. Блять. – Нет. Даби в ответ насмешливо фыркнул, но ничего не сказал. Ложь. Они оба об этом знают. С тех пор, как Даби пропал на несколько дней, оставив младшего гнить в своей бетонной коробке, Шото ощущал беспричинный страх, когда старший исчезал надолго. Панический, лишенный всякого смысла, раздражающий и бьющий по нервам. Он не мог этого объяснить, и первое время пытался скрывать это, однако Даби, разумеется, все заметил. И в жалкой попытке учтивости, ничего не говорил по этому поводу, лишь приходил теперь в комнату младшего чаще, либо оставался подольше, проявляя таким образом свою неясную заботу. Хотя от его присутствия в комнате Шото тоже не был в восторге. Напрягает ли Тодороки хорошее отношение его брата? О, тысячу раз “да”. Он же может быть нормальным, единственный вопрос: почему не делает этого так часто, как мог бы. Шото знал, что эта забота, нежность, хорошее отношение, все это – только для него. Бери – не хочу. Ему ли было не знать, каким старший был с остальными. Насколько безумно мог его старший брат наслаждаться кровопролитием? Насколько жесток он был по отношению к другим? Насколько лицемерен? Этот чертов бездушный человек, делящий весь мир на “своих” и “чужих”. К слову сказать, в первую категорию попадал только Шото. Некое исключение из правил. Некая ошибка в идеально отлаженной системе. Некая чертова ахиллесова пята. От обилия мыслей пухла голова, отчего Шото решил, что лучше он сосредоточится на рисунке. На этот раз некогда чистый лист был исчерпан линиями, складывающимися в пейзаж горы Фудзияма. Когда-то давно, в редкие моменты просветления отца и его желания разыгрывать из них идеальную семью, они все вместе ездили куда-то в поездки. Тодороки помнил, как он – пятилетний, был в восторге от бескрайних красных и розовых полей, а также от величественной возвышенности, на вершине которой лежал белый снег. Карандаш продолжил с характерным звуком чертить линии на бумаге, разбавляя тишину. Через какое-то время пленник не выдержал и мимоходом спросил: – Как твои раны? Шото ничего не имел против совместных посиделок, но чужой взгляд, готовый вот-вот просверлить в нем дыру, как минимум, напрягал. Старший усмехнулся. – Жить буду. Что, беспокоишься за меня? Шото насмешливо фыркнул и между прочим напомнил. – Я ненавижу тебя. – Нет, не ненавидишь, – с полной уверенностью в голосе заявил Даби. Гетерохромные глаза мгновенно впились в него тяжелым, опасным взглядом. Что он имеет в виду? Даби же в ответ никак не прокомментировал свое заявление, продолжая наблюдать за младшим братом. Наверняка тот и не догадывался, насколько сильно он был подвержен ласке. Стоило хотя бы немного проявить к нему хотя бы каплю жалости и доброты, как тот начинает ощущать привязанность и чувство долга. – Чушь. Очевидно, Даби не понравился ответ, и в целом тема ненависти задевала его, однако он лишь утомленно вздохнул, не удостаивая Шото ответом. Угроз тоже не последовало. Он чувствовал, что после того злополучного поцелуя, Даби стал более мягок с ним. И тем не менее, младшего радовало, что тот не настаивал больше на этом, прекрасно понимая, что в тот момент, подвергаемый эмоциями и чрезмерными переживаниями, Шото согласился бы на что угодно. Вспомнив в очередной раз о чертовом поцелуе, Шото нахмурился, но увы, прошлого не воротишь, оставалось лишь смириться. Их второй поцелуй был горьким и соленым от слез, приправленный бесчисленным количеством сожалений с обеих сторон. Тодороки не любил сожаления.***
– Ты знал. Знал, что все так закончится, верно? – собственный голос доносится как из под толщи воды – злой и отчаянный, словно вой умирающего зверя. Лицо Шото красивое, такое чертовски красивое, он смотрит на него с понимающей улыбкой, после чего ласково прикасается рукой к его лицу. Даби заранее знает все, что его младший брат хочет и мог бы сказать, но его сознание предпочитает яростно отрицать происходящую действительность. “Нет”, – думает Даби. И просыпается. Сознание в ту же секунду волнами уносило от него предшествующее сновидение, заставляя все забыть, однако в горле по-прежнему стоял противный ком, оставляя за собой ощущение чего-то неминуемого. Вокруг него по-прежнему находилась его спальня, выполненная в темных тонах, а сам он лежал на своей кровати. Из открытого окна выл ветер, разбавляя тишину ночи. Через мгновение синие глаза Даби вернули свое привычное безжизненное выражение лица, прогоняя прочь неясное смятение. Голые ступни соприкоснулись с холодным полом, разгоняя противные мурашки по телу. Сна в глазах больше не было. Даби жил в небольшом частном доме, на окраине города. Очевидно, он ему не принадлежал. Данное строение уже несколько лет как было заброшено и никому не было до него дела. Удивительно, что его до сих пор не снесли. Даби нашел его несколько лет назад, и с тех пор обустраивал под себя. Вместе с тем, очевидно, подготавливал он и подвал, в котором теперь находился Шото. Дом сейчас представлял собой некоего среднего качества строение. Привлекать к себе лишнее внимание было чревато нежелательными последствиями. Изнутри же он был оформлен, как и спальня, в темно-синих тонах, радуя глаз спокойной атмосферой. Несмотря на неплохой дизайн, в доме очевидно недоставало уюта, отчего желание возвращаться сюда у Даби особо не было. До того, как сюда попал Шото. Его глупый младший брат, который даже не осознает, какую опасность сейчас несет в себе внешний мир. Жертвы его одноклассников ничему не научили мальчишку, и он продолжал самоуверенно бросаться в бой. Он любил его. Больше, чем мог себе позволить. Безудержно. До кончиков пальцев. До нехватки кислорода в легких. Видеть эмоционального, бойкого Шото кротким и тихим, было достаточно… странно. Его хотелось обнять, оберегать и сделать самым счастливым и вместе с тем его хотелось довести до слез. В последнее время Шото был более послушен, привык уже к присутствию Даби рядом, и вместе с тем, он выглядел обессиленным, безразличным к жизни, почти сломленным. Это не то, чего хотелось бы Даби. Он хотел, чтобы младший думал о нем, желал его также, как и он его, любил его. И в его планы вовсе не входил, чтобы он выгорел, как спичка. Видеть Шото таким было почти физически больно. Это следовало как-то исправить. Как-то его младший брат спросил, что он планирует делать в будущем, если Шото, допустим, полюбит его. На тот момент Даби ушел от ответа, не желая раскрывать свои мысли, хотя, на самом деле, у него с самого начала был план. Он был не настолько безрассуден, чтобы похищать Шото, не имея никаких целей на будущее. В его “идеальном” мире ему виделся дом, разделенный на двоих. Совместная жизнь: тихая, спокойная, по-своему очаровательная. Однако организовать все это было куда сложнее, чем он думал изначально. К тому же, занимало гораздо дольше времени. Больше он не отступит. Схватив со стола смятую пачку сигарет, Даби подошел к окну, задумчиво устремив взгляд вдаль. Он уже совершил достаточно ошибок в прошлом и не мог позволить себе допустить еще одну.***
Щелкает зажигалка. Игривый огонек мгновенно вспыхивает, перенося пламя на кончик сигареты. Табак вкупе с обернутой вокруг него бумагой тлеет, распространяя вокруг себя знакомый запах, который, казалось, въелся в кожу, становясь частью самого Даби. С глубокой затяжкой он втягивает табачный дым в свои легкие, после чего облегченно выдыхает. Едкая горечь оседает на кончике языка, оставляя знакомый привкус. Синие глаза вальяжно созерцают распростертый перед ним вид города. Тысячи огней мелькают вдалеке, где у каждого течет своя жизнь. Расслабленная и беззаботная. Даби мог бы играючи убить их всех. Спалить этот город до тла, превратив беззаботный смех в крики ужаса, под аккомпанемент безутешных рыданий. Осознание этого заставляет поток эндорфинов течь по венам. Лишь присутствие еще одной фигуры на крыше многоэтажки, обламывает весь кайф. Тога шаркает ножкой по полу. Тога громко дышит и периодически смеется. Тога находится рядом с ним. Ее слишком много, этой невыносимо раздражающей и шумной психопатки. – Кто бы говорил, – смеется в ответ девушка на произнесенную вслух фразу. Даби крыть нечем, она знает больше, чем остальные, и больше, чем нужно. – Как там поживает милашка Шото?~ Парень в ответ мрачно кидает взгляд на девушку, желая ее прикончить. – Не твое дело. – Как жестоко с твоей стороны, – ничуть не расстроившись проговорила девушка, – а ведь именно я помогла тебе найти тех людей, стирающих причуду и память. Даби делает еще одну глубокую затяжку, за раз истратив добрую часть сигареты. Если бы не совместное задание этим вечером, Даби бы давно свалил отсюда подальше. Тога знала слишком много, и по-хорошему ее стоило бы заставить молчать навечно, но она могла быть ещё полезной. Только это заставляло парня терпеть ее присутствие. В итоге, бросив окурок на пол и придавив его ботинком, он разворачивается по направлению к двери, собираясь уйти. – Не суй свой нос, куда не следует, Тога, – предостерегает Даби, но как будто это может повлиять на эту сумасшедшую девчонку. Она в ответ заливается веселым смехом и кричит ему вслед: – Может, мне зайти к вам в гости? – Попробуй. И я поджарю тебя на месте. В ответ раздается хихиканье, куда веселее и задорнее предыдущего. Надо будет усилить охрану дома.***
Даби входит в комнату, принося с собой запах улиц, остатки от табачного дыма и нотку приторно сладких духов. Последнее отчего-то заставляет Шото хмуриться. Еще больше его напрягает тот факт, что Даби явно не в духе. В его резких движениях, в его остром взгляде, в его сжатых зубах Шото улавливает злость. Они словно играют в игру, где сегодня Шото получает хорошее настроение, а на следующий день уже плохое. Впрочем, к чести Даби, он не срывается на младшем. Угнетает молчанием, напрягает задумчивостью, но не трогает, не повышает голос и вообще значительно смягчается при взгляде на него. Они в тишине ужинают рис с карри, после чего пьют зеленый чай. Кажется, это молочный улун. Шото нравится чай, его различные виды, оттенки, способы заваривания и особенности. Конкретно в нынешнем он ощущает сливочную нотку, в значительной степени отложившуюся в запахе, чем в самом вкусе, но он по-прежнему хорош. От кружки вверх поднимались клубы пара, чем-то неуловимо навевая атмосферу их старого дома. Даби разморенный неким подобием уюта, тоже смягчается. Это помогает собраться Шото с силами и спросить давно интересующую его тему: – Почему ты не сказал мне правду о смерти Бакуго? Во время последнего разговора с Мидорией, тот рассказал, что Бакуго, провалявшись в коме пару недель, очнулся и сразу же бросился на передовую. Долгое время он справлялся, но потом, до поимки преемника Всемогущего, погиб, защищая гражданских. От рук злодея. Героическая смерть, на самом деле. Но тем, кто его убил, был не Даби. Сложить дважды два и понять, кто именно напиздел Шото то, что ему не стоило знать – не составило труда. В конце концов, Даби всегда был умным мальчиком. Возможно, ему не стоило вестись на грустные глазки младшего брата и позволять тому разговаривать с Мидорией. Как минимум, еще было рано. Изначально он планировал использовать их связь, дабы контролировать Шото, но это был запасной план на крайний случай. – Что еще твой друг рассказал тебе? Эта его дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос. – Это важно? – Да. От этого зависит, позволю ли я вам поговорить еще раз. Или нет. – на лице Даби отобразилась воистину паскудная усмешка. – Позволю ли я твоему другу жить или нет. Как тактично его брат напомнил, кто хозяин положения. Шото говорил, что его брат умеет вести себя нормально? Забудьте. “Тебя не было целый год...” “Насчет твоей причуды...” “У меня есть план...” Шото отвел взгляд в сторону, уклончиво отвечая: – Нет, ничего особенного. Он расспросил меня про мои условия здесь, а после рассказывал о ребятах из академии. Даби был не настолько глуп, дабы поверить словам младшего брата, да и к тому же тот был действительно плох в сокрытии правды, однако он самонадеянно считал, что от простого разговора навряд ли что-то существенно поменяется. На данный момент в их отношениях наладился явный прогресс, который нарушать не хотелось. Даби улыбнулся и ничего не сказал, однако эта улыбка ничуть не коснулась его глаз. Шото не стоило знать, что в комнате стояли прослушки. Взгляд гетерохромных глаз упрямо уставился прямо на старшего, безмолвно давая понять, что больше их владелец ничего не скажет. В конечном итоге, вздохнув, Даби таки ответил на изначальный вопрос. – Ты не был готов. – Достаточно пространственный ответ, который явственно не удовлетворил любопытство Шото. – Скажи я тебе, мол, он умер на поле боя, что бы ты сделал? Верно. Ты бы начал винить себя, что ты сидишь здесь, пока твои друзья умирают где-то снаружи. Ты все равно не выберешься отсюда, так зачем тебе это знать? Глаза Шото задумчиво щурятся, пока он медленно, с расстановкой, давая понять, что давно обдумывал эту затею, произносит: – Даби. Выпусти меня наверх. – Нет. – Мы оба знаем, что человек не сможет выжить без солнца. Выпусти меня хотя бы во двор, или где мы сейчас? Пожалуйста. Только улегшийся шторм, вновь встречает Шото приближающимся штилем. Синие глаза смотрят на него с холодом, свидетельствующем о медленно вскипающей ярости. – Играешь с огнем, Шото. Однако тот не отстает, всем видом показывая, что не откажется от этой идеи. – Я не сбегу. Ни на шаг не буду отходить от тебя, если хочешь. Просто... дай мне немного свободы. Я задыхаюсь в этих четырех стенах. Поначалу Даби хочет еще раз отказать, причем жестче, чем раньше. Однако через секунду, его голову посещает идея. Задумчивость, все это время таившаяся в Даби, наконец, находит свой выход. Его взгляд пристально наблюдает за своим пленником, после чего он произносит: – Тебе придется хорошенько постараться, чтобы заставить меня даже подумать об этом. Все естество Шото замерло на месте, противясь сказанному. Но надежда. О, коварнейшая женщина, побуждающая идти на самые безумные поступки, лишь из-за возможности. И в этот момент время словно бы замедляет свой ход. Гетерохромные глаза пронзительно смотрят прямо на него, вызывая странную сумятицу и мандраж. Шото молчит. Пару мгновений он сидит, словно бы недвижимая скала, после чего встает, сохраняя зрительный контакт. Его движения плавные, изящные. Вздох застревает у Даби где-то в горле. Он ощущает себя четырнадцатилетним подростком, к которому подошла понравившаяся девочка. Руки Шото восхитительно прохладные, обхватывают его в районе талии, поднимаясь выше и обхватывая со спины. Его ступни чуть приподнимаются, вставая на цыпочки, тем самым стараясь уравновесить разницу в росте, после чего Шото наклоняется к нему ближе, соприкасаясь как можно ближе. Прикасается носом к скуле, ведет интимно близко выше, к ушной раковине и шепчет: – Пожалуйста. Видит Бог, он сведет его в могилу. Оцепенение сходит, ладони Даби в мгновение ока захватывают чужое тело в капкан сильных рук, заставляя Шото вздрогнуть от удивления. Он втягивает носом запах младшего, желая хоть на немного унять желание насытиться им. От Шото, где бы он не находился, всегда пахнет чем-то мягким: чистый хлопок, сандаловое дерево и нотка эдельвейса. – Что же ты делаешь со мной. Шепот звучит почти сакрально в окружающей их тишине. Старший поворачивает свою голову по направлению к Шото, смотря в его глаза. Радужка затмевает почти весь цвет, делая его трогательно невинным. “Он испуган”, – понимает Даби. Шото хочется поцеловать, оставить алые отметины на его белой коже, прижать как можно ближе к себе, овладевая им целиком. Однако, вот так неожиданность, он хочет, чтобы обоюдно, чтобы взаимно, чтобы ни грамма “я не хотел этого” между ними. Удивительно заботливо для похитителя. Отчего-то этот вечер ощущается намного тише и интимнее, чем обычно. В итоге лицо старшего останавливается в паре сантиметров от младшего, давая тому выбор. И Шото его делает. Сам наклоняется к Даби, неспешно прикасаясь своими губами к его, тем самым сжигая все мосты. Поцелуй выходит мягким, немного робким, в следующую же секунду сменяясь на обжигающе горячий. Шото предпочитает переместить свои руки к лицу старшему, оглаживая его скулы и четкую линию челюсти. Чужой язык нагло вторгается в его рот, смешивая их слюну и разделяя горячее дыхание на двоих. Это ощущается приятно. Приятнее, чем Тодороки сам ожидал. Этот поцелуй отличается от их прошлых. Не такой краткий и нелепый, как первый, и не такой горький и соленый, как второй. Нет, в этом больше страсти. Кровь в жилах нагревается, распространяясь лавой по венам. В комнате в то же мгновение становится на несколько градусов жарче. Руки Даби забираются младшему под футболку, хаотичными движениями поглаживая ребра и спину, и его причуда, делающая его тело горячее среднестатистического, тоже не помогает остудиться. Голову ведет от избытка эмоций и чувств. Непроизвольно он издает чувственный стон прямо в чужой рот, заставляя Даби оторваться. – Блять. Однако ненадолго. В следующий миг тот с пылом переходит к шее, осыпая ее поцелуями. Как старший и ожидал, от нее приятно пахнет, и она восхитительно нежная на вкус. Шото может лишь плавиться в его руках, бессильно комкая в руках чужую футболку и искренне надеясь не потерять сознание прямо здесь. Коленки подкашиваются. Опираясь чисто на тактильные ощущения, младший чувствует, как поцелуи на его шее в какой-то момент перетекают в засосы, грозящие перерасти в по-настоящему фиолетовые отметины. – Видишь, – шепчет Даби, ненадолго отрываясь от своего занятия. – Все не так страшно. Сегодня они не зайдут дальше положенного, Шото знает наверняка, и это дает ему некое чувство безопасности. Оба понимают: рано. В следующую секунду Тодороки приподнимает лицо Даби на один уровень со своим и мягко целует его вновь. Верно. Все не так страшно. *** Когда на поверхности уже наступает ночь, Даби все еще находится в закрытой клетке своего пленника. Гетерохромные глаза закрыты и будто бы налиты свинцом, тем не менее, Шото все еще может слышать все то, что происходит в комнате, дрейфуя на границе своего сознания. По телу разливается приятная нега. Впервые за долгое время Шото так тихо и спокойно. Чужие пальцы ласково ерошат его макушку. Прикосновения теплые, почти обжигающе горячие, Шото неосознанно тянется к ним чуть ближе, вызывая смешок откуда-то сверху. Спать на чужих коленках довольно приятно, но не когда они жесткие, как у старшего. Тем не менее, Шото не жалуется. – Я подумаю. Даби все же выносит свой вердикт. Усталая, но довольная улыбка украшает губы Шото, когда он проваливается в сон. В ту ночь ему снится дом.