***
Глэм просыпается от того, что его кто-то толкает в плечо. С трудом раскрывая веки, парень смотрит на пятку развалившегося Чеса перед собой, а потом оглядывает студию, пытаясь соображать. Он тянется к бутылке воды и таблетке аспирина, поставленных на невысокую тумбу, смачивая сухое горло. Головная боль не способствует мыслительному процессу. Он сидит в неудобном положении, приподнявшись на локтях, примерно семь минут, ожидая, пока проклюнется хотя бы намёк на действие лекарства. Итак. Последнее, что он помнит, это облёванный им же унитаз, испуганные глаза Мухи и неприятный запах испражнений желудка. Эта картинка никак не вяжется с комнатой репетиций, находящейся практически на другом конце города от бара. Как он доехал, что произошло, при каких обстоятельствах он лежит на спальном мешке в студии — совсем не вяжется. Чес назвал бы это автопилотом. Глэм чешет голову, почему-то мокрую, делает ещё глоток воды. Встаёт, пошатываясь, делает маленькую разминку. Ацетилсалициловая кислота делает своё дело, и любое движение теперь не вызывает страшной боли в висках. Когда он уже потянулся к своей ветровке с целью выйти из студии и найти Муху или ещё кого-нибудь, кто сможет прояснить ему события вчерашнего вечера (скорее ночи), открылась дверь. — Уже очнулись? — спрашивает Муха. На ней нет макияжа и деловых туфель на каблуке, её прическа не насыщена лаком и шпильками и от неё не пахнет дешёвым парфюмом со слабыми цветочными нотками. Заместо этого на ней мешковатая футболка с какой-то эмблемой, на ногах хлипкие старые кеды, а на голове красный ободок, прятавший саморучно неровно подстриженную чёлку. Видя похрапывающего парня рядом с барабанами, она исправляется: — Очнулся. — Э-э, д-да. И всё. Это всё, что он смог сказать. Из горла не шло ничего более путного, кроме «арг-х-ха». Муха это поняла, и зарылась в сумке, вынимая оттуда светло-зелёную коробку. — Поставишь чайник, а? Я чашки найду… Он кивнул. С её приходом стало как-то легче: она не злилась, значит, вчера не было чего-то сверхъестественного. Как минимум, они не разрушили бар. Глэм нашёл в каком-то из ящиков пятилитровый бутыль с водой. Воды там было сущее ничего, но на пару кружек хватит. Он залил оставшуюся жидкость в старый чайник, привезённый не пойми откуда когда-то давно Мухой, и нажал на кнопку. Стекло, через которое проходила небольшая трещина, озарилось бледным голубым светом. Глэм посмотрел на Муху, которая ставила новую бутылку воды и ещё одну таблетку аспирина перед Чесом. Пачка ацетилсалициловой кислоты была новой. — Готово? — спросила девушка, когда заметила, что Глэм на неё смотрит. Он кивнул. — Хорошо. Как самочувствие? Не сильно голова болит? Он помотал головой. Муха улыбнулась. — Знатно вы наклюкались, конечно. Ты до этого хоть пить пробовал? — Да, — лаконично сообщил он. Чес пару раз приносил домой флакончик «Столичной» или банки самых недорогих лагеров. Спиртное Глэму не особо понравилось — после первых двух глотков он обычно отключался. Парень не помнил, почему согласился попробовать что-то алкогольное в этот раз. — Ну, хоть что-то. Они посидели под негромкий шум чайника. Глэм потёр глаза. Несмотря на сонливость, парень не мог снова улечься спать. Он чувствовал вину перед Мухой. — Прости. — А? — Прости, — повторил он. — Ты не должна была вчера нас развозить. Я благодарен тебе за это. Глаза Мухи стали будто зеленей. Она недолго смотрела на него в удивлении, а потом отвернулась, улыбаясь теперь как-то по-другому. — Да ничего, — девушка потеребила край футболки. — Должен же кто-то о вас заботиться. Чеснок даже не думал пробуждаться. Муха заметила взгляд Глэма, повернувшись к спящему. — Я знала, что ты проснёшься раньше, — сказала она, разрезая тишину. Парень снова обратил внимание на неё. — Чес всегда долго спит, особенно после пьянок. Она смотрит на шатена с осуждением, но будить даже не собирается. — Такое уже было? — И не раз. Бессмысленно считать, я думаю… — Вы правда знакомы с начальной школы? — Глэм старается поддержать разговор. Молчание рядом с ней почему-то угнетает. Муха бесполезно поправляет кружки, разворачивая их ручкой вперёд. Ищет что-то на полке. — Да, — односложно отвечает она. Он не видит её лица: Муха повёрнута спиной. Когда девушка достанет небольшую синюю коробку сахара, она дополнит: — Мы сидели за одной партой. От него так противно пахло, — слабо усмехается она. — Я тогда даже подумать не могла, что буду так плотно связана с ним через десяток лет. В те годы я его ненавидела… Нас всегда сажали вместе. Надо мной подшучивали из-за этого. Она снова молчит, ища глазами ложку. Не найдя нужного, она продолжает: — Но это в прошлом. Сейчас я рада, что знакома с ним. Благодаря Чесу я познакомилась со многими людьми, и вообще… Тебе сколько кубиков? — Я пью без сахара. Муха поворачивается и одаривает его недоумённым взглядом, но ничего не говорит. После нехитрых махинаций она протягивает ему дымящуюся кружку. — Santé, — она стукает свой стакан с кривым смайлом «Нирваны» об его и сразу же делает глоток чая. Глэм повторяет движение и морщится от кипятка. Муха смеётся. — Прости, я не подумала, что тебе разбавлять надо. Давай я тебе… — Нет, — он останавливает её, придерживая за растянутый рукав футболки. Она останавливается внезапно, из-за чего парень так же резко одёргивает руку. Девушка вопросительно склоняет голову вбок после затянувшейся паузы, и Глэм всё-таки подбирает слова, — я подожду. — Ну, как скажешь, — она робко заправляет прядь волос за ухо и отворачивается. От его сонливости не остаётся ни следа. Глэм думает, что этот жест был лишним: Муха выглядит задумчивой. От неловкости он немного ёрзает, перебирает пальцами по своей чёрно-красной кружке. Керамика жжёт, и он ставит чай на своё колено, придерживая посуду за ручку. Парень наблюдает за тонким клубом белого дыма. Через время Муха снова начинает беседу. — Ты, наверное, хочешь знать, что вчера было, — она ждёт его кивка перед тем, как продолжить. — Ничего особенного. Я отошла на полчаса после выступления, возвращаюсь, а вы уже в стельку. Тебя Чес споил, да? Да, признайся! Ты не выглядишь как закадычный алкаш, — он вздохнул. — Ха! Я знала, — она сделала ещё глоток. — В «Берлоге» оказался мой друг и он вызвал такси, пока я тебя в порядок проводила. В голове всплыли воспоминания того, как он сидел перед унитазом под присмотром Мухи. Девушка усмехнулась. — Ты помрачнел. Не переживай, я не злюсь на тебя. Скорее на Чеса… Он скрыл улыбку за кружкой. — А Боб? Лорди? — Боба нашёл Роберт в другом туалете. — Роберт это… — Да, друг. А Лорди мы увидели на улице за мусорным баком. Он обжимался там с кем-то… Мы отвезли их по домам. В вашем фургоне никого не было, и я решила оставить вас здесь. Сверху заиграла музыка. Клуб начал свою работу. Муха вдруг замерла. — Ой… — она отложила кружку и встала с кресла-мешка. — Прости, Глэм, мне кое-что решить надо. Я приду, сейчас… Муха хлопнула дверью. Глэм недолго смотрел на то место, где в последний раз мелькнула её серая футболка. Внизу зашуршало, и парень столкнулся взглядом с глазами Чеса. — Что? — Да ничего, — почему-то хитро ухмыльнулся Чеснок и перевернулся на другой бок. Глэм закатил глаза и вернулся к своей кружке.2
24 мая 2022 г. в 22:06
Какой-то парень рядом икнул и стукнулся головой об стойку. Сидящий левее Чес шмыгнул носом и поставил стакан с глухим звяком. Глэм пытался прийти в себя после глотка «Б-52».
Несмотря на то, что в глазах двоилось, в голове происходил штурм, а на языке всё ещё играла горечь ликёров, красный пиджак перед собой он разглядел сразу. Глэм поднял затуманенные глаза на Муху.
— Налакались всё-таки… — девушка медленно закипает. — Чес, Чес, блин.
Она пощёлкала пальцами перед его носом.
— Приём, алкаш. Вернись с планеты «хай-вея», — она затрясла его за плечи. Чес замычал.
— Н-не тргай, — невнятно произнёс парень. Глэм думал, что он сейчас разговаривал бы также, — мнья…
— Зараза… — Муха, трезвая как стёклышко, поставила руки на бока, — Я кому говорила не нажираться в хлам?
Чеснок промямлил что-то нечленораздельное и отвернулся. Глэм опустил голову на руки, скрываясь от надоедливой музыки, разъедающей мозг.
— Нельзя было доверяться Лорди… — она сказала что-то ещё, но Глэм не расслышал. — …прости, это мои ребята. Да в край натрескались, надо их в студию хотя бы отвести… А? Такси, да, давай, спасибо большое.
Её голос на секунду исчез в какофонии воскликов толпы и клуб микса. От каверов и катов мутило не меньше, чем от выпитых коктейлей. Интересно, слышит ли их Чес…
Потом он почувствовал, как его трясут за воротник. С неохотой оторвавшись от нагретой плитки бара, он с трудом раскрыл глаза, морщась от голубо-фиолетовых лучей прожекторов. На него смотрела Муха.
— Ты выглядишь трезвей, — делает вывод девушка. — Вставай, надо Боба найти.
— А Чес? — спрашивает он, поднимаясь со стула. В процессе он чуть не падает на клубный ковролин с жёлто-коричневыми застиранными пятнами от чей-то рвоты. Глэм прижимает ко рту ладонь, надеясь, что на полу не добавится новых разводов от него. Муха, поймавшая его за плечи, встревоженно щурится на него, пытаясь разглядеть его лицо в сумраке «Берлоги».
— Чеса друг заберёт. Ты сам как? Совсем плохо?
Он силится встать, однако его заносит только сильней. Он старается махнуть рукой, но кисть не поднимается выше бёдер.
— Походу да. До туалета дойдёшь?
Он снова предпринимает попытку поравняться, но терпит поражение: Муха снова ловит его перед тем, как его лицо затронет пол.
— Походу нет. Погнали, синюшник. Дотерпи до толчка…
Он блюёт в унитаз. На фоне играет приглушённая песня «Whiskey in the Jar», в уборной воняет мочой и чем-то ещё, а за его спиной стоит Муха со сжатым в ладони листом ибупрофена с последней таблеткой. После очередного позыва она кладёт ему руку на плечо и заглядывает в глаза.
— Сколько ты выпил?
— Д-два б. Би… бш-бш…
— «Б-52»? — он кивнул. — Весь? — покачал головой. — Глоток? — снова кивнул. — Кошмар… ещё и на голодный желудок, да? Тебе Чес его заказал? Чеснок получит… И ты тоже молодец! Какого чёрта ты согласился? Ты ведь ни разу не…
Его ещё раз вывернуло. И чем его рвёт? Желудок-то абсолютно пуст…
— Боже! Я тебе сейчас воды принесу, погоди…
Он слышит удаляющий стук каблуков. От усталости у него слипаются глаза и, облокачиваясь щекой об наверняка грязный и пропитанный вдоль и поперёк всякой гадостью ободок унитаза, он засыпает.