1995 г.
Минутная стрелка настенных часов, возвышающихся над стойкой мадам Пинс, одновременно с секундой остановилась на римской цифре двенадцать, в то время как часовая замерла на семи. Поговаривали, что эти старинные часы, насчитывающие по скромным прикидкам охочих до слухов студентов пару веков, преподнес строгому библиотекарю страстно влюбленный в нее студент, пораженный ее исключительной собранностью и ответственностью. Однако никаких реальных фактов, которые бы могли подтвердить один из многочисленных слухов, возникших в Хогвартсе из ниоткуда и передававшихся из курса в курс, обнаружить так и не удалось. Мадам Пинс раздраженно выдохнула, потревожив тем самым прядь волос, что выбилась из-под широкополой шляпы, вздернула кончик острого носа и набрала в грудь воздух:
— До закрытия библиотеки остался час!
Гермиона вздрогнула и перевела растерянный взгляд на собственную руку, которая сжимала перо и выводила на пергаменте бессмысленные каракули, а должна была записывать полезные свойства бубонтюбера, почерпнутые в раскрытой на столе «Исключительно углубленной травологии». Нахмурившись, Грейнджер снова уткнулась в книгу, без удовольствия признавая, что уже битый час перечитывает один и тот же абзац, слова в котором категорически не хотели складываться в связные предложения и нести хоть какой-нибудь смысл. Ее мысли были непозволительно далеки от травологии, бубонтюбера и в принципе от библиотеки.
Все чаще за последнее время она ловила себя на том, что внимание, ранее сосредоточенное лишь на занятиях и помощи Гарри в Турнире, переключается на того, кто этого самого внимания был категорически не достоин. Тот вечер в кладовке на Астрономической башне, который она мысленно изучила вдоль и поперек и, кажется, выучила наизусть каждое сказанное ими слово, окончился молчанием после неожиданного откровения слизеринца и бессловесным прощанием в пустынных вечерних коридорах. Минул месяц, но больше они не оставались наедине и не искали встреч. Поэтому сейчас неприятные подозрения, что все это являлось шуткой или прямым издевательством над ее наивностью, тревожили и отвлекали.
Она ненароком изучала его в Большом зале во время приемов пищи или самостоятельных занятий, пыталась разгадать тайну странного поведения, а иногда и вовсе, как завороженная, отмечала выбившиеся из укладки пряди платиновых волос, улыбки, не понимая искренние они или нет, безупречные манеры за столом и увлеченность разговорами с сокурсниками.
Он любил яблоки. Утром, днем и вечером съедал одно на десерт, а второе убирал в школьную сумку или вертел в руке, пока покидал зал. Пил на завтрак чай с молоком и двумя ложками сахара, кривился при виде жареных в кляре помидоров и никогда не облизывал пальцы, даже если те пачкались в чем-то особенно вкусном. Блейз Забини всегда был рядом, Крэбб и Гойл тащились на пару шагов позади, а Паркинсон сжимала пальцами локоть и, хлопая ресницами, подобострастно пыталась заглянуть ему в глаза. Он смотрел на нее снисходительно и позволял прижиматься к его руке. На занятиях Гермиона отмечала переменчивость: интересные ему предметы поглощали внимание, а остальные оборачивались скукой на лице, перешептываниями с Забини и смешками в сторону гриффиндорцев. Отношение к львиному факультету не изменилось ни на йоту. Невиллу все также доставалось на Зельях, а стычки и пикировка оскорблениями при случайных столкновениях в дверях кабинетов никуда не исчезли. Только теперь она не старалась как можно быстрее ретироваться, утащив заодно Гарри и Рона, а как бы невзначай бросала взгляды на его фигуру с ладонями в карманах брюк, идеально-выглаженной мантией и злой ухмылкой, исказившей губы. Но в стальных глазах, — может быть, она не знала,
но ей казалось, — скрывались те самые ребячливые искорки, которые вспыхивали ярче, встречаясь взглядом с ней.
И в эти мимолетные секунды Гермиона замирала от непонятного чувства предвкушения, словно между ними существовала тайная связь, секрет, известный им двоим. Она честно пыталась гнать от себя эти ощущения и не зацикливаться, но необходимость решения загадки Драко Малфоя зудела под кожей.
Поэтому сейчас, сидя в окружении книг и стеллажей, что скрывали ее от любопытных взглядов, с так и не сделанным дополнительным заданием по травологии, девушка вновь раскладывала по полочкам все то, что ей не давало покоя.
Играть свои роли, — так он сказал?
— Углубленная травология?
Гермиона испуганно дернулась и выронила перо. Ей даже почудилось, что голос прозвучал исключительно у нее в голове, навеянный ворохом раздумий о его обладателе, но нет — стоило оторвать взгляд от книги, как он натолкнулся на виновника ее растерянности.
В его глазах плясали смешинки, а выбившаяся прядь касалась брови. Девушка вжалась в спинку стула. Он посмотрел так, как будто знал, о ком она думала, и его это откровенно забавляло.
— Расслабься, Грейнджер, — открыто ухмыльнулся Драко, раскинувшийся на стуле напротив, протянул руку и схватил перо. — Дополнительное от Спраут?
Гермиона выдохнула, избавляясь от скованности в плечах. Свет в библиотеке был тусклым, на столе догорала свеча, отчего пахло растаявшим воском и она почти не чувствовала аромата его парфюма.
Интересно, пахнут ли его пальцы яблоком?
— Мы теперь ведем светскую беседу? — наконец, взяла себя в руки гриффиндорка, озадаченно вскинув брови.
— Тебя это смущает? — Малфой вертел в руках ее перо.
— Меня смущаешь ты.
— Разве мы не прояснили все в прошлый раз? — он усмехнулся и чуть больше склонился над столом. — Я ответил на твой вопрос, даже не на один. Будет честно с твоей стороны ответить и на мои.
Гермиона раздраженно выдохнула и скрестила руки на груди:
— Да, дополнительное от
Профессора, — выделила она, — Спраут, и да — углубленная травология.
Со стороны слизеринца послышался мягкий смешок. В пламени свечей и уюте библиотеки он казался почти теплым.
— Не на эти вопросы, Грейнджер.
— Других ты не задавал, — пожала плечами девушка, все еще находясь в замешательстве — она тонула в нем с ночи Святочного бала.
Драко сжал перо большим и указательным пальцем и направил перьевым кончиком на нее. Веселье стерлось с его лица, опуская кончики губ и избавляясь от морщинок в уголках глаз. Гермиона снова насторожилась и выпрямила спину, понимая, что каким бы ни был вопрос, вряд ли он ей понравится.
— Ты считаешь магический мир своим?
Она хотела разозлиться. И уже почти начала раздражаться, но остановила саму себя, обратив внимание на серьезность потемневшего взгляда, складку между бровями и ладонь на столе, сжавшуюся в кулак.
— Да, в той же степени, а, возможно, и в большей, что и мир маглов, — осторожно ответила девушка.
— Почему?
Опустив голову, Гермиона посмотрела на свою палочку, лежащую около книги.
— Потому что я волшебница. Магия часть меня, такая же как рука, или сердце, или голова.
Перо опустилось и рот Малфоя приоткрылся, намереваясь озвучить следующий вопрос, но гриффиндорка его опередила:
— И я не крала ее.
Она заметила, как он чуть заметно вздрогнул, нахмурился и уставился бегающими глазами в стол, в попытке отыскать контраргумент.
— Почему ты так уверена в этом? — на выдохе и почти шепотом донеслось с его стороны.
Грейнджер ощущала в тоне непонимание и отголосок просьбы одновременно, но не понимала, о чем он просил.
— Это невозможно, — фыркнула девушка, а Драко вскинул голову. — Как ты себе это представляешь? Есть ли какие-либо научные доказательства или хотя бы что-то более-менее логичное, что могло бы объяснить так называемую кражу магии? Дети, даже не понимающие, что с ними происходит и почему вокруг них взрываются лампочки или парят подушки, не в состоянии самостоятельно завладеть магией. Неизвестность и фантазию нельзя украсть. Как тогда объяснить такое явление, как обскуры? Или сквибов? Если бы магию можно было украсть, то была бы возможность поместить ее в сквиба, разве нет?
С каждым ее словом Малфой бледнел все сильнее, а морщинка между бровей становилась глубже. Он нервно провел пальцами по волосам, растрепав идеальную укладку, и как-то устало откинулся на спинку стула. На губах появилась горькая усмешка.
— Не знал, что ты в курсе про обскуров.
— Прочитала на втором курсе, — вздернула подбородок девушка, вызвав тем самым уже знакомые ей смешинки, которые слишком быстро исчезли из ставшего нечитаемым взгляда. — Я, скорее, удивлена, что эта информация не является секретной, но, тем не менее, часть волшебников верит в теории про кражу.
— Тогда как, по-твоему, дети в семьях, в крови которых нет и капли магии, становятся волшебниками?
Гермиона довольно улыбнулась и облокотилась локтями о стол, сложив руки в замок.
— У меня есть теория, что у магии есть своя воля, как у природы. Природа, как и магия, не терпит пустоты и знает, что необходимо для развития. Если бы не было маглорожденных, то рано или поздно волшебники бы вымерли, как вид, что замкнулся в себе и не эволюционирует.
— Что ты имеешь в виду? — Малфой наклонился ближе и девушка смогла уловить тот самый пряный аромат его парфюма.
— Чистокровных волшебников слишком мало для беспрепятственного развития. Уже сейчас практически во всех древних семьях, особенно это касается священных двадцати восьми, рождается один или максимум два ребенка. Но мы не знаем точного числа сквибов, потому что их тщательно скрывают и доподлинно неизвестно, что с ними делают.
Она отметила, что слизеринец поджал губы, наверняка будучи в курсе, как поступают со сквибами в чистокровных семьях.
— Если не будет притока свежей крови, то рано или поздно волшебники выродятся. Из-за неравного числа мужчин и женщин популяция сократится, а близкородственные связи произведут на свет не только сквибов, но и детей с физическими или умственными отклонениями. В магловской истории существует множество примеров, подтверждающих такой исход, а современная наука доказала, что при смешении крови близких родственников происходят непоправимые генетические нарушения. — Гермиона отчетливо видела, что собеседник совершенно не имеет представления о генетике. — Я не смогу тебе сейчас прочитать лекцию по биологии и смежным наукам. Представь, что в крови каждого человека есть набор определенных элементов, а для рождения здорового ребенка необходимо, чтобы эти элементы были разными и не имели наследственных или приобретенных дефектов. Например, из двух одинаковых ингредиентов не получится зелья, в то время как разные и качественные ингредиенты могут дать результат. Даже колдомедицина подтверждает мои слова и выступает против близкородственных связей.
— Но ведь магия…
— А как ты думаешь, каким образом получаются сквибы? — прервала его девушка и удовлетворенно хмыкнула. — Невозможность использовать магию — это волшебное отклонение, точно такое же, как и шесть пальцев на ногах, отсутствие носа, умственная неполноценность или психические болезни. Неужели в твоей семье никогда не было случая рождения физически неполноценного человека?
Малфой покачал головой, но спустя мгновение остановился и, будто что-то вспомнив, зажмурил глаза и потер переносицу.
— Хорошо, допустим, но ведь и в других странах есть чистокровные волшебники.
— Это лишь отсрочит неизбежное, — категорично заявила Грейнджер. — Маглов миллиарды, а чистокровных волшебников, — девушка пожала плечами, — слишком мало. Их наберется хотя бы тысяча? Возвращаясь к моей теории, магия, просыпаясь в маглорожденных, лишь восполняет недостающее, чтобы предотвратить вымирание волшебников и создать приток свежей крови. С другой стороны, если бы маглорожденных волшебников рождалось слишком много, то их стало бы невозможно скрывать от маглов. Поэтому магия соблюдает баланс.
Драко постучал указательным пальцем по столешнице, снова растрепал волосы и склонил голову, прикусывая верхнюю губу.
— А магические способности? Разве в семьях с чистой кровью они не будут сильнее?
Выдохнув, Гермиона облокотилась предплечьями на стол, где-то на периферии сознания отмечая, что расстояние между ними стремительно сокращается и становится непозволительно маленьким.
— А теперь самое интересное, Малфой, — заговорщически заулыбалась девушка. — Если ты потрудишься ознакомиться с публикациями в журнале «Колдомедицина сегодня» от 1993 года, то увидишь, что все больше научных статей сходятся на том, что магический потенциал волшебника не зависит от чистоты крови, а только от способностей родителей и самого волшебника — это если мы берем чистокровных или полукровок. Способности же маглорожденных — абсолютная лотерея и будущее усердие. Ведь даже если у волшебника сильный магический фон, а он не уделяет достаточное внимание обучению, изучению заклятий и развитию, то толка от этого врожденного преимущества никакого нет. Гениями не рождаются, — фыркнула Гермиона в предвкушении эффекта, который произведут ее слова. — И еще кое-что: Грин-де-Вальд, Дамблдор и, к примеру, Снейп — все они полукровки. А если мы перейдем к идее, на основе которой построил свою идеологию Волдеморт, то поймем, что первым он отнюдь не был и хорошо знал магловскую историю.
— О чем т…
— Библиотека закрывается через пять минут!
Они вздрогнули одновременно и, осознав, что находятся чересчур близко друг другу, резко выпрямились. Девушка поверить не могла, что так долго болтала с Драко Малфоем. Тем самым Малфоем, который изводил ее и друзей практически четыре года, чуть не убил Клювокрыла и открыто радовался, когда Тайная комната была открыта. Гриффиндорка судорожно вздохнула, ругая себя, что совсем потеряла контроль с благодарным слушателем, который интересовался ее мнением и не закатывал глаза, когда она начинала «умничать».
Оторвав взгляд от слизеринца, вид которого был, мягко говоря, пораженным, словно узнал, что Земля вовсе не круглая, а стоит на четырех слонах, девушка принялась судорожно запихивать пергаменты в сумку подрагивающими пальцами, чувствуя, как предательский румянец окрашивает щеки и шею.
Покинуть библиотеку им пришлось практически одновременно. Мадам Пинс чуть ли не вытолкнула студентов в коридор и громко захлопнула дверь. Видимо, они были последними посетителями в пятничный вечер.
Девушка развернулась и, удерживаясь от того, чтобы бросить еще один взгляд на притихшего слизеринца, поспешила в Башню Гриффиндора, но, сделав несколько шагов, все-таки остановилась.
— Малфой! — одновременно с поворотом головы крикнула Гермиона и облизала пересохшие губы. Ей хотелось что-то сказать, но в мыслях, как назло, творилась полнейшая неразбериха. — Тебе не идет.
Он непонимающе вскинул бровь. Грейнджер указала пальцем на собственную голову.
— Прилизанная прическа. Тебе не идет.
На следующий день она почти задохнулась, когда увидела Драко Малфоя после завтрака, идущего на тренировку по Квиддичу. Его волосы казались шелковистыми, а челка свободно спадала на лоб.
* * *
— Рон, хоть Гарри и освобожден от большинства экзаменов, на тебя это не распространяется, — строго проговорила девушка, оторвавшись от конспектов и бросив недовольный взгляд на друзей, которые снова играли в волшебные шахматы.
Уизли лишь махнул рукой в сторону подруги, не отрываясь от фигурок на доске. Его рыжие волосы, как и черные — у Гарри, находились в исключительном беспорядке, торча в разные стороны. Словно они оба решили даже не расчесываться после сна и в принципе в течение дня. Расслабленность ощущалась в каждом их движении, несмотря на довольно напряженный раунд.
— Гарри, а ты хотя бы начинал готовиться к третьему испытанию? — сделала еще одну попытку Гермиона, даже немного злясь на друзей. Они были слишком спокойными, в то время как ее чувство тревоги возрастало с каждым днем. Не то что бы она могла похвастаться врожденной интуицией, но плохое предчувствие, пробирающееся во сны зловещими знаками, скреблось в желудке.
— Не волнуйся, все будет хорошо. Это всего лишь лабиринт с препятствиями, — пожал плечами Поттер и, прошептав что-то фигурке коня, сосредоточенно наблюдал, как тот разрушает вражескую пешку.
— А до экзаменов еще куча времени, Герм, — с предвкушением улыбнулся Рон и уничтожил коня противника.
— Черт!
— Уже апрель, Рональд, — сдерживая раздражение, напомнила Грейнджер и поджала губы. Она не раз повторяла, что ей не нравится сокращение собственного имени, но Уизли благополучно пропускал ее слова мимо ушей. Конечно, он не хотел оскорбить подругу и, возможно, такое обращение представляло собой проявление привязанности с его стороны, поэтому Гермиона терпела-ценила и для нее это были контекстуальные синонимы во многом, что касалось лучших друзей.
Субботний вечер в гостиной в окружении друзей и сокурсников не приносил должного удовольствия. Сосредоточиться на конспектах или разговорах категорически не получалось, хотя она честно пыталась и даже поболтала —
послушала — с Лавандой и Парвати о последних сплетнях из Ведьмополитена. Вина за сокрытие неожиданного интереса Драко Малфоя к ней, ее внимание к нему и их общение, которого было хоть и мало, но оно определенно выходило за привычные рамки, постепенно начинала изводить Гермиону. Будь она немного глупее и откровеннее, то рассказала бы о произошедшем Гарри и Рону сразу, но так вышло, что девушка хорошо знала, как отреагируют друзья. А Малфой как-то понял, что гриффиндорка будет молчать и словом не обмолвится об их взаимодействии. Или он изучил ее достаточно, чтобы сделать определенные выводы, или неоправданно рисковал — а это уже совсем не вписывалось в образ слизеринского принца.
Признаться честно, Грейнджер несколько боялась, что взялась за очередной благотворительный проект, направленный на того, кому вовсе не требуется ни ее сочувствие, ни вообще какие-либо действия с ее стороны. Опыт Г.А.В.Н.Э. научил, что без должной подготовки и одобрения объекта благотворительности любая инициатива обратится неодобрением. Она предполагала, что Малфою нужна помощь, но опасалась с полной отдачей взяться за нее даже не потому, что в прошлом от Драко не замечала подобных порывов, а в большей степени из-за личной неуверенности в необходимости участия в заведомо проигрышном мероприятии.
Но если, —
просто предположение, — ей удастся изменить такого чистокровного сноба как Малфой, то он станет доказательством возможности мира и взаимопонимания в магическом сообществе. А это звучит слишком привлекательно, чтобы игнорировать.
Гермиона сложила пергаменты и поднялась с дивана так резко, что сидящий рядом Невилл, который увлеченно читал ту самую «Исключительно углубленную травологию», подпрыгнул на месте.
— Позанимаюсь в библиотеке, — известила друзей девушка и направилась к выходу.
— До ужина осталось совсем немного, — попытался остановить ее Гарри, лишившийся очередной фигурки и понимающий, что победы ему не видать.
— Я не голодна.
* * *
Драко вертел в пальцах белое перо, которое необдуманно схватил вчера и забрал с собой, и думал о том, что от нее пахло чернилами. Терпкий запах окружал ее, смешиваясь с ароматом каких-то цветов и древних книг. С момента первой встречи он никогда не видел ее неаккуратной: выглаженная форма, рубашка наглухо застегнутая на все пуговицы, юбка строго прикрывает колени. Даже магловские вещи, которые она временами надевала, смотрелись опрятно. Святочный бал же практически всему Хогвартсу открыл мягкие линии фигуры, обычно спрятанной под свободной мантией, и миловидность не скрытого за копной непослушных волос лица. Тогда он в который раз не понимал, почему чистокровная Пэнси так походила на мопса, запутавшегося в кружеве, а Грейнджер была
так хороша.
Обычно она казалась зажатой и угловатой с четкими дугами бровей, прищуренными глазами и всегда поджатыми губами, будто молодая копия Макгонагалл. Лишь взрыв из кудрей на голове портил эту ровную картину. Но в ту ночь он впервые заметил, что ее лицо повторяет форму сердца, щеки кажутся все еще по-детски припухлыми, а глаза напоминают горячий шоколад.
Драко откинул голову, упираясь затылком в каменную кладку и зажмурился. Это лето стало рубежом, откровением неприятным настолько, что он полгода пытался придумать причину, чтобы остаться в замке на зимние праздники, но мать не заслужила его холодности. В июне начал замечать отблески серебряных масок у бесчисленного потока гостей, что скрывались в кабинете отца, прислушиваться к разговорам за ужинами и понимать, что фразы «скоро все изменится», «осталось немного» и «мерзкие свиньи-грязнокровки» не вызывают воодушевления, а скорее настораживают.
Власть и собственная значимость, превосходство — все это пленило и удовольствием растекалось по венам. Вкус возвышения над другими был наркотически сладким сколько он себя помнил, и вовсе не хотел отказываться от привилегий. Однако в привычное сплетение букв вмешивалось то, что не сочеталось с «чистотой».
Из них получатся первоклассные шлюхи.
Заставить истекать грязной кровью.
Повелитель избавится от всей грязи.
Смерть будет милосердием для них.
Воры. Отребья. Не заслуживают дышать.
И в эти моменты Драко вспоминал чопорную заучку, пытаясь сопоставить ее со звучащими определениями и не понимая, в чем загвоздка. Почему эта зубрила совсем не похожа на свинью, шлюху или животное?
А увидев ее на Мировом чемпионате и зная, хоть и очень абстрактно, что планировали друзья их семьи, с предательской дрожью, прокатившейся по позвоночнику, осознал, что отчаянно напуган собственными мыслями, которые предавали веру в правоту звучащих с детства идей. Он не хотел, чтобы кто-то из соратников отца оказался рядом с этой девочкой с гордо вскинутым подбородком, всегда вытянутой рукой на занятиях и попытками защитить любое существо, вне зависимости от его внешнего вида или происхождения.
Его учили не поднимать руки на женщин, но сами учителя не брезговали, оправдываясь, что грязнокровки — животные.
Так они животные или шлюхи? И почему тогда, во имя Мерлина, он отчетливо видел девушку, которая явно была умнее кристально чистых Крэбба и Гойла?
Драко не понимал.
Он не понимал, почему его волнуют эти очевидные противоречия и отчего так хочется в них разобраться.
С началом учебного года Малфой начал свое скрытое наблюдение. Старался незаметно следить за ней на занятиях, в Большом зале и в Хогсмиде. Замечал, что Грейнджер обучена манерам за столом, любит чай с корицей и очень редко позволяет себе шоколад. Поражался яркости ее улыбки в адрес Уизела и Потника, звуку смеха, вовсе непохожего на ультразвуковое хихиканье Паркинсон, усердию и увлеченностью книгами на десятки различных тематик, начиная от зелий и заканчивая изучением истории чистокровных семей. Пытался одергивать себя, помнить о заветах отца, с еще большим остервенением издевался над гриффиндорцами, но все равно наблюдал за ее реакцией и отчего-то тушевался, натыкаясь на сдерживаемое раздражение в карих глазах. Она очевидно держала себя в руках намного лучше, чем он сам, которого обучали с детства.
Пытаясь успокоить нервы, увлекся магловскими сигаретами, которые еще в октябре ему предложил Нотт со словами, что курятся те значительно легче нежели привычные сигары и трубки их отцов. Конечно, вначале он огрызался и отплевывался, но сам не заметил как втянулся и все чаще сбегал в эту случайно обнаруженную кладовку на Астрономической башне, чтобы очистить голову и покурить.
В конце декабря
все полетело к чертям. Ее вид —
красота — на балу, очевидная беззащитность и,
Салазар, ставшая знакомой любовь к нотациям, окончательно запутали клубок. А алкогольный туман в голове и безлюдность лестницы добавили безрассудства. Он был преступно уверен, что Грейнджер ни о чем никому не расскажет и, возможно, поможет ему распутать узлы. Она даже пыталась освободить эльфов,
не то что бы он приравнивал себя к эльфам.
Прикусив верхнюю губу, Драко взъерошил не уложенные волосы и почти усмехнулся, вспомнив ее смущенный вид, когда она увидела, что он последовал совету. Впрочем, еще на завтраке его эго потешила не скупая на комплименты Паркинсон, пытавшаяся дотронуться до прядей и проверить «неужели они такие мягкие и на ощупь».
Вчерашний разговор позволил поспать ему от силы пару часов, а мозг смогла прочистить лишь утренняя тренировка. Все ее аргументы казались одновременно твердыми, но и требующими возражений. Потому что если она говорила правду, то или отец и его соратники были откровенными глупцами, или прекрасно понимали последствия и истинное положение вещей, но продолжали игнорировать ради безграничной власти.
Второй вариант представлялся наиболее вероятным. И осознание этого рождало внутри него иррациональную обиду — он уже не был ребенком и заслуживал правды, какой бы она ни была. Но, возможно, им всем было удобнее прикрывать жадность великой идеей и оправдывать ею недостойные аристократов поступки в собственных глазах.
Вросшее в кости убеждение, что он имеет право быть значимее других с рождения, а значит что бы ни делал — априори оправдано, постепенно разлагалось. Действительно ли он имел это право?
Драко Малфой совершенно чокнулся и запутался в собственном сознании.
Дверь оглушительно скрипнула в царящей тишине. Драко резко распахнул глаза, открыл рот, язык замер у кромки зубов.
Ее волосы прятались в небрежном пучке, а выбившиеся пряди своевольно пушились у шеи и на лбу. Она прижимала стопку пергаментов к груди одной рукой, вторая же стискивала дверную ручку. Взглядом он прошелся по ногам, обтянутым узкими джинсами, вроде бы так они называются, бежевому свитеру, мягкому на вид, опускающемуся до середины бедер, и наткнулся на очевидный испуг в шоколадных радужках.
Грейнджер нахмурилась, сканируя его взглядом, зашла внутрь и тихо закрыла дверь, прижавшись к ней спиной. Слизеринец отметил, что пергаменты измялись из-за силы, с какой она сжимала их, а длинные ресницы чуть заметно дрожали. Ему снова пришлось прикусить верхнюю губу, чтобы скрыть дразнящую усмешку.
Она искала его. Сама.
Насколько же неправильно все то, что происходит.
— Малфой, — хрипло произнесла девушка и поспешила откашляться, пряча неловкость.
— Грейнджер, — Драко вскинул брови и все-таки ухмыльнулся.
Снова сжав пергаменты и бросив короткий взгляд на перо, застывшее в его пальцах, Гермиона облизала губы и старалась смотреть куда угодно, только не в его лицо.
— Я искала тихое место, чтобы позаниматься в одиночестве. А в библиотеке наверняка кто-то есть и я подумала, что здесь никого не будет, и не знала, что ты уже, ммм, в смысле, ты здесь, да. Ну, я могу уйти и поискать еще и… — затараторила она очевидно взволнованным голосом, который с каждым произнесенным словом становился все тише.
— Оставайся, — «врунья».
Гриффиндорка вздрогнула и осмелилась заглянуть в серые глаза. Нахмуренные брови расслабились, будто увидела что-то в его лице, позволившее принять решение. Или нечто, что она рассчитывала, —
надеялась, — увидеть. Опустившись на пол и скрестив ноги, прямо на том месте, где и стояла, девушка принялась подрагивающими пальцами перебирать пергаменты, вероятно также как и он, понимая глупость этих действий. Сюда ее привели не поиски уединения.
Несколько долгих минут они молчали. Драко, не отрываясь, смотрел на бьющуюся жилку на шее и думал, будет ли ее кровь такой же красной и такой же металлически-соленой, как и его. Возрастающее волнение Гермионы становилось явственнее. Оставив бесполезные попытки зачем-то рассортировать пергаменты, она глубоко вдохнула и провела языком по уголку губ.
— Почему ты заинтересовался моим мнением и вообще стал со мной разговаривать? — решилась гриффиндорка, уставившись на перо в его руках, которое выглядело очень уж знакомо.
— Я говорил об этом.
— Да, но, — она притворно-небрежно пожала плечами, — есть и другие маглорожденные. Так почему?..
Драко склонил голову на бок, а Гермиона ненароком обратила внимание на всколыхнувшиеся волосы и покраснела, что не укрылось от проницательного взгляда слизеринца.
— Если ты думаешь, что я специально поджидал тебя на лестнице, то вынужден разбить твои розовые мечты.
— Я и не думала…
— Тогда к чему вопрос, Грейнджер? Все это, — он очертил кончиком пера пространство в несколько шагов между ними, — череда случайностей, — о том, что она вторглась в его мысли еще летом, Малфой, естественно, умолчал.
— Но… — лицо Гермионы приняло такое растерянное выражение, что ему почти стало смешно от ее доверчивости.
— Ты полагала, я следил за тобой? — с видом оскорбленной невинности цокнул языком Драко. — Как самонадеянно, Грейнджер.
— А что мне еще думать? Это какой-то новый вид издевательства или ты хочешь подобраться к Гарри через меня?! — не выдержала гриффиндорка, вскидывая руки.
Покачав головой Драко все-таки не удержался и рассмеялся, чем еще больше вывел ее из себя. Она уже открыла рот, явно собираясь ответить чем-то оскорбительным, но парень не позволил, поднявшись на ноги и подойдя на расстояние вытянутой руки.
— Ты забыла вчера, — бросил перо ей на колени. — А твой очкарик и его верная рыжая нищенка мне до пизды.
Задохнувшись, Гермиона тоже вскочила на ноги и зло прошипела, тыкая указательным пальцем ему в грудь.
— Не смей оскорблять Гарри и Рона, ты — бездушный, жестокий, чистокровный сноб! Какой я дурой была, что вообще слушала тебя и отвечала на твои вопросы. Да они в тысячу раз лучше тебя! Я…
Драко схватился за девичий палец, заставив резко замолчать и неверяще округлить глаза. Его лицо оставалось холодным и нечитаемым, но ее попытки задеть только забавляли.
— Расслабься, Грейнджер, я же сказал, что мне похуй на них.
Их лица снова находились так близко, что он с пугающей ясностью ощутил аромат корицы в частом дыхании и нотки жасмина, исходящие от волос. Драко неотрывно всматривался в глаза напротив, с удовольствием отмечая, что возвышается над ней на несколько дюймов. В радужке цвета кофе с молоком застыло замешательство, а румянец розовыми бутонами распустился на щеках и шее, где нервно билась жилка.
— Не выражайся, — прошептала Гермиона на выдохе.
Склонив голову, слизеринец погладил ее палец, задевая кончиком ногтя длинный рукав свитера, и дернул уголком губ.
— У тебя холодные руки, —
и ощущаются как кожа, а не как.., он не знал, как должна ощущаться кожа грязнокровок.
Она втянула воздух через нос и перевела взгляд на их руки, не предпринимая никаких попыток вырваться.
А Драко обреченно заключил, что они — два разрушения, встретившиеся с разных концов горизонта. И если он не отступит прямо сейчас, то когда-нибудь
мучительно пожалеет, что оказался непростительно слаб.
— Вчера мы не закончили. Расскажи мне об этих своих теориях, — сегодня отступать он не намеревался.
