ID работы: 9594763

Нас не простят

Гет
NC-17
В процессе
697
Горячая работа! 357
автор
Размер:
планируется Макси, написана 381 страница, 34 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
697 Нравится 357 Отзывы 464 В сборник Скачать

Глава 20 «Ты была всем, что я (не) хотел»

Настройки текста
Примечания:
1995 г. Тусклый свет ложился изломанными тенями на причудливые переплетения ветвей семейного древа семейства Блэк. Гермиона медленно вела указательным пальцем по ткани гобелена, чувствуя бархатную поверхность, магия покалывала подушечки и импульсами возбуждала нервные окончания. Девушка ощущала ее незримое присутствие и осуждение, потому что та, кто не имела права, посмела прикоснуться к священному. Замерев напротив портрета Нарциссы Блэк, она смотрела на уже хорошо знакомую форму глаз и изгиб губ, и мыслями невольно возвращалась к стопке немного потрепанных, но аккуратно сложенных писем, спрятанных в чемодане. Он ответил, когда Грейнджер уже почти перестала ждать. Хотя, наверное, она немного лукавила, потому что вопреки категоричности в словах, от исписанного пергамента слишком явно отражалась наивная надежда. Может быть, поэтому Малфой и ответил. Вначале его письма оставались короткими: пара предложений без обращения с подписью инициалами и саркастичными постскриптум. Постепенно объем написанного увеличивался, как и частота, и совы путешествовали между Лондоном и, как она предполагала, Уилтширом по несколько раз в день, что девушка боялась вызвать подозрения у соседей неожиданным нашествием птиц. Они говорили о мире маглов, чистокровных семьях, детских воспоминаниях и о куче кажущихся неважными мелочей, но от каждой из которой взволнованное сердце предательски пропускало такт. Она выяснила, что его любимый цвет вовсе не зеленый, а голубой. Он любил летать, потому что чувствовал свободу и контроль, когда пальцы смыкались на пойманном снитче. Его палочка — боярышник и волос единорога, 10 дюймов. Драко рассказывал о своих поездках заграницу, друзьях детства, а забавные истории о дальних родственниках вызывали у нее смех. Гермиона узнала, что ему нравится Фрэнсис Бэкон, Чарльз Диккенс, Оскар Уайльд и Бернард Шоу. И Шарль Бодлер. В своих литературных взглядах Драко оказался довольно консервативен и патриотичен, и Грейнджер вдруг подумала, что это даже мило. Малфой читал «Важные магические открытия последнего времени», «Новые направления магической науки», «Алхимия, древнее искусство», «Заклятья против проклятий», «Антология заклинаний XVIII века», «Руководство по средневековому волшебству», «Трудные волшебные задачи и их решения», «Забытые старинные заклинания» и многое другое, хорошо знакомое ей, и она сомневалась, что кто-то еще, быть может, частично когтевранцы, погружался в изучение этих книг, не входящих в школьную программу. В разговорах во время учебы на четвертом курсе они уже обсуждали некоторые из них, но чем больше узнавала Гермиона, тем отчетливее понимала, что не может поговорить о своих интересах, о любимых книгах или необычных фактах, почерпнутых в бесценных фолиантах, с друзьями. Ей пришлось смириться и принять, что их увлечения лежат в разных плоскостях, но теперь… Теперь, узнав, каково это, когда ты можешь без стеснения и боязни обсуждать то, что тебе действительно близко и важно, она с прискорбием признала собственную ограниченность и некую узость круга общения, что в итоге ощутила, как в горле встает ком, а к глазам подступают слезы. Потому что несмотря на глубину дружеской любви и привязанности к Гарри и Рону, общение с Джинни и другими девочками, никто из них никогда не разделял ее интересов. Никто не поднимал в разговорах с ней подобных тем. Никто по-настоящему даже не стремился узнать, что ее занимает. И совсем чуть-чуть, но она почувствовала себя одинокой. По-настоящему одинокой, пропустив через себя простую истину — по-другому возможно. В этот момент «другое» понравилось слишком сильно, чтобы позволить себе отказаться или сделать нечто, способное поставить это под удар. Поэтому Гермиона спрятала письма в шкатулку, но не нашла в себе сил оставить их в родительском доме и забрала с собой. Поэтому она молчала и не пыталась даже намекнуть, что почти не спала две недели, перечитывая раз за разом строки, написанные рукой их врага. И никому не говорила, что с нетерпением ждала начала учебного года не столько из-за желания грызть гранит науки, сколько из-за одного юноши, который для всех оставался скверным жестоким мальчишкой, для нее же превратился в приятного собеседника и… друга? Или кого-то другого?.. — Гермиона, что ты тут делаешь? — окликнула Джинни, открывая дверь. Оторвав взгляд и непослушные пальцы от светлых волос Нарциссы, Грейнджер тряхнула головой. — Гобелен, — пожала она плечами. — Мне было интересно. — Это так жестоко, да? — кивнула Уизли на выжженные черные пятна, разбросанные по ветвям древа. — Разве семья — не самое важное? А тут хватило разницы во взглядах, чтобы вычеркнуть близких из жизни и рода. Нахмурившись, Гермиона провела ладонью по плотной ткани. Еще полгода назад она бы полностью согласилась, сейчас же некоторые представления о мире, что были единственно верными, необратимо менялись в ней. — Таковы их порядки. Не значит, что это правильно или нормально для нас. Они жили так веками, веря в эти абсурдные вещи. Столетие за столетием. Но представь, если бы кто-то из вашей семьи перешел на сторону Волдеморта. Что было бы тогда? — посмотрела она в голубые глаза подруги. — Это совсем другое, — возразила Джинни, тряхнув длинными волосами. — Только с нашей точки зрения, — улыбнулась в ответ Грейнджер с оттенком снисходительности в уголках губ. Брови Уизли приподнялись. Переступив с ноги на ногу, она сложила руки на груди и неопределенно дернула плечами. — Ты говоришь странные вещи, Гермиона. В любом случае, все в порядке? Ты какая-то задумчивая с тех пор, как приехала. — Просто, — облизнув губы, Грейнджер отступила от стены и обмана в ее словах была лишь половина, — волнуюсь за Гарри. Исключение из школы, судебное разбирательство. Я читала об этом и, согласно законам, его наказание не должно быть таким жестким. И уж тем более не в случае самообороны. — Там будет профессор Дамблдор. Все будет хорошо. — Верно. Все будет хорошо. — Пошли обедать, мама накрыла на стол.

* * *

— Ты куда? — вскинул голову Блейз, до этого погруженный в чтение свежего выпуска «Еженедельника ловца». — Душно, хочу проветриться, — махнул Драко рукой и вышел из купе. Он еще не видел ни Пэнс, ни Тео, только схватил Забини, сказав, что пока не хочет ни о чем говорить или с кем-то объясняться. Друг, кажется, намек понял, но продолжал сверлить Малфоя подозрительным взглядом над страницами журнала. Поэтому ему нужен был воздух. А еще желательно сигарета, а может и парочка. Он нуждался в избавлении от гриффиндорской девчонки, которая не покидала его голову в течение всего лета. Ни на один день. Оттолкнувшись лопатками от двери, Драко повернулся налево и сделал шаг, намереваясь запереться в туалете минут на десять, чтобы покурить, но остановился. Ладони сами собой нервно спрятались в карманы черных брюк, а короткие волоски под воротником темно-серой рубашки встали дыбом, посылая ряд мурашек вдоль выпрямившегося позвоночника. На него смотрели широко открытые карие глаза. Тепло, плещущееся в них, и затаенная нежность, ставшая неожиданностью, заставили поспешно отвести взгляд и пройтись им по пышным волосам, убранным маленькими красными заколками у висков, миниатюрной фигуре, уже облаченной в школьную форму. Ее руки перебирали ткань юбки маленькими пальчиками и вся поза демонстрировала неуверенность и смущение. Блять, она была такой милой. Он невольно обратил внимание на розовый рот. Ее губы казались такими же изящными, как и ладони с тонкими пальцами и выпуклыми косточками у узких запястий. Влажные и полуоткрытые, они тихонько вдыхали и выдыхали. Драко помнил их форму, когда она произносила его имя. Интересно, каково быть словом на этих губах? Сжав собственные, он напряженно сглотнул. Дернулся кадык, а язык прилип к небу, и непостижимая тревога сдавила легкие. Солнечные блики проникали сквозь окна и переливались на кудрях медовой палитрой, ложились отсветами на россыпь крошечных веснушек на носу и щеках, подернутых розовым румянцем. Она вся казалась воплощением солнца, и он чувствовал мягкость пронзающих его лучей всей поверхностью кожи. В один из вечеров в кладовке, когда луна была полной и яркой, а смесь запаха чая с корицей и тающего воска щекотала ноздри, они сидели на зеленых подушках и рассматривали разноцветные магловские книги о космосе и звездах. Ее пальцы листали и гладили глянцевые блестящие страницы, а тихий голос рассказывал о спутниках на орбите Земли, ракетах, космонавтах. Она показывала невероятные магловские изобретения, позволяющие отправляться к звездам и высаживаться на других планетах. Он был поражен, взволнован и капельку печален, потому что раньше и не подозревал, что существует нечто такое, чего не в силах сотворить никакая магия. Потом они поднялись на площадку Астрономической башни и Драко чертил по сияющему небосводу пальцем, демонстрируя ей созвездие, в честь которого был назван. Тогда она тихо шептала «Драко», а он чувствовал себя пульсирующей нейронной звездой и не знал, как справляться с вихрем неизведанных ощущений в грудной клетке. Как успокоить свирепствующий ветер, да и нужно ли стараться? Малфой и сейчас не знал, что с ними делать, потому что летом его выдержки совершенно не хватило. Потому что он перечитывал ее письма так много раз, что выучил каждое наизусть. Потому что улыбался как последний дурак, которому не помешало бы прочистить мозг щеткой, когда она так очаровательно просила его ответить. Потому что прочитал всего Шекспира. Потому что окончательно сдался. И не сумел сопротивляться порыву написать ответ. После же потерялся в веренице слов и букв. Перо легко бегало по пергаменту, не успевая за потоком мысли, перенося на бумагу так много и все равно недостаточно, и он грешно надеялся, что между строк она сумеет разглядеть то, что Драко не осмелился написать. Стоя перед ней сейчас и чувствуя, как режет сетчатку из-за ослепительного света, Малфой не знал, какой поступок будет правильным. И что хуже: то, за что осудят другие, или то, за что он осудит сам себя. Часть его желала, желала так чертовски сильно, разрешить себе подойти к ней. Поздороваться, проследить, как эти губы растянутся в улыбке, рассмотреть собственное отражение в миндальных радужках. Почувствовать прикосновение кудряшек к ладони, температуру ее кожи на щеке и задохнуться, потому что те обязательно покраснеют, а ему нестерпимо захочется наклониться ближе. Его сердце учащенно забилось, ускорился пульс, разнося обнаженный огонь по венам и артериям. Руки в карманах сжались в кулаки и натянулись сухожилия на шее. Он заморгал, уставившись на ковровую дорожку между ними, не в силах больше смотреть прямо на нее. Зная, что остановить себя не сможет, и изо рта польются десятки слов, сдерживаемых так долго. — Малфой, — донеслось до него, и Драко почти покачнулся, наконец, окончательно убедившись. Он чертовски сильно по ней скучал и… — Грейнджер, — еле слышно прохрипел Малфой, суетливо отступил на шаг, развернулся и, с грохотом отодвинув дверь, стремительно забежал в купе. — Дрейк? — поразился Блейз, привставая на сиденье. — Что такое? Но Драко его не слышал. Он вообще ничего не слышал кроме шума крови в ушах и нот ее голоса с придыханием, сотрясшего тело до основания. Малфой весь дрожал. Его руки, грудь, губы. Каждая мышца ритмично напрягалась и расслаблялась с невероятной скоростью. Ударившись затылком несколько раз, он зажмурился и задушенно рассмеялся, кристально ясно осознавая, что к черту свихнулся. Что ему лечиться надо, требуется херова медицинская помощь и документ из Мунго. Что не может он, блять, чувствовать себя таким живым и полноценным, словно раскрыл тайны вселенной, поймал снитч и поднялся на вершину мира одновременно. Он абсолютно точно, окончательно и бесповоротно сошел с ума. Потому что Драко Малфой преступно влюбился в Гермиону Грейнджер.

* * *

Она снова солгала. Очень глупо и неубедительно солгала, и если бы хоть кто-то обратил на нее чуть больше внимания, то раскусил бы моментально. Сколько еще друзья будут простодушно верить, что Гермиона живет в библиотеке и наивысшая цель ее существования — прочитать все книги этого мира? Тяжело выдохнув, она привалилась к стене и вытянула ноги, прикрывая колени юбкой. Грейнджер сбежала в знакомую комнатку на вершине Астрономической башни, когда ужин еще не кончился. Отбросив настороженность касательно нового преподавателя «Защиты от темных искусств» из Министерства, которая и наружностью, и тем, что произносила, вызывала самые неприятные эмоции, как обычно, соврала о необходимости посетить библиотеку, потому что забыла кое-что прочитать. Как оригинально, Гермиона. Гарри был все еще подавлен после слушания и газетных статей, нагло обвиняющих его во лжи, поэтому не обращал внимания ни на что, кроме тарелки. Рон как мог утешал друга, Джинни строила глазки Дину. А все остальные не особенно интересовались, где пропадает гриффиндорская заучка. И вот уже в течение часа ждала. Их неожиданная встреча в поезде оставила после себя ворох сомнений и вопросов, потому что Малфой повел себя совсем не так, как она предполагала, когда воображала их столкновение на платформе или в экспрессе. Ей были бы привычны оскорбления или холодность, Гермиона отчасти надеялась и на более теплое приветствие, вроде кивка головы или этой кривой ухмылки и искорок в серых глазах, но совершенно не ожидала, что слизеринец будет выглядеть так, словно попал в центр бури. Он казался шокированным и каким-то отчаявшимся, будто ему пришлось принять горькую правду или столкнуться с чем-то, что опрокинуло его мир вверх дном. Поэтому Грейнджер насторожилась и упрямо ждала, рассчитывая, что этот пронзительный взгляд, укравший дыхание, имеет значение, и он придет, чтобы поговорить. Чтобы развеять ее сомнения. Минуты текли, таял воск и сумерки сгущались, уступая ночи. Грейнджер, не стерпев, вскочила на ноги. Она знала, что любопытство не даст сегодня уснуть, а подозрения будут занимать мысли до момента, пока не случится разговор. Поэтому девушка собрала всю свою смелость, приняла, возможно, невероятно глупое, но необходимое ей решение и поспешила в совятню, наплевав на опасность раскрытия секрета и вызова нежелательных предположений. Путь был не близким и Гермиона запыхалась, пока практически бежала и ловила на себе заинтересованные взгляды студентов, которые в будущем вполне могут превратиться в вопросы. И в ответ на них она сможет только накормить друзей очередной порцией нескончаемой лжи. Запах совиного помета заставил скривиться. Пройдя по соломе к небольшому столику со стопкой отсыревших пергаментов и линялыми перьями, Гермиона подняла баночку с чернилами и потрясла перед глазами, проверяя, не засохли ли те. Она оторвала небольшой кусочек бумаги, обмакнула перо и, помедлив, вывела одно единственное слово, которое не должно было скомпрометировать их обоих. «Башня». Свернув записку в трубочку, девушка выбрала непримечательную школьную сову и привязала послание к лапке. — Отнеси письмо Драко Малфою, — прошептала она, надеясь, что сообщение дойдет до адресата без происшествий. Птица глухо ухнула и, расправив крылья, скрылась в ночи. Гермиона вытерла вспотевшие ладони о юбку. Закушенная все это время губа саднила. Кивнув самой себе, она набрала в грудь воздуха и поспешила обратно, ратуя, что не прихватила заранее у Гарри мантию-невидимку, которая сейчас очень бы пригодилась. Когда Грейнджер добралась до каморки, близился отбой. Она скинула мантию, зажгла несколько свечей, взамен сгоревшим, и провела ладонью по вспотевшей шее. Собственное поведение казалось сумасшествием, а путаница мыслей и подоспевших сожалений об импульсивности поступков, туманила рассудок и ей хотелось трусливо сбежать. Но она решила, что подождет полчаса. Только полчаса. И если он не придет, то отправится в гостиную и больше не будет пытаться встретиться с ним первой. Девушка не хотела выглядеть приставучей дурочкой, которая не только завалила его письмами, но и не отставала в школе. Ей просто нужно было узнать, в порядке ли он — только и всего. Никаких других мотивов. Обычное приятельское волнение, ведь в поезде Малфой вел себя необычно и беспокойно, поэтому она просто-напросто хочет справиться о его состоянии и убедиться, что у него все хорошо. Расстегнув пару пуговиц форменной рубашки и ослабив галстук, Гермиона принялась ходить туда-сюда по комнате, не в силах подавить нервозность, как ржавые петли протяжно скрипнули и дверь открылась, впуская темноту. Замеревшая Грейнджер наблюдала, как он неторопливо входит в помещение размеренным шагом, пробегается взглядом по стенам и, склонив голову в бок так, что челка слегка скользнула по лбу, пристально смотрит на нее. Она не знала, что скрывалось за дымчатыми радужками, отражающими пламя свечей, но чувствовала, как с каждой новой секундой ускоряется пульс. Малфой отличался от себя в Хогвартс-экспрессе — собранный и закрытый. Одетый с иголочки в идеально выглаженную форму, с притворно-небрежно уложенными волосами и выражением безразличия в острых чертах лица. Она заметила, что за лето он вытянулся, подростковая худоба обросла мышцами, скулы и подбородок обозначились четче. Драко повзрослел. — Ты что-то хотела, Грейнджер? Не помню, чтобы разрешал тебе бесцеремонно отрывать меня от дел и вызывать к себе, как какую-то шавку, — холодно проговорил он. Вздрогнув, Гермиона стушевалась. — Я… — Заруби себе на носу, что ты не имеешь никакого права дергать меня по своему желанию. Я не один из твоих тупых дружков, — перебил ее Малфой, приподнимая верхнюю губу. — Ты же пришел, — ответила девушка и сложила руки на груди в защитном жесте, теряясь в этой резкой смене поведения и не понимая, как должна реагировать на ставшую непривычной агрессию. — Только для того, чтобы донести до твоего большого, но, судя по всему, бесполезного мозга, информацию, которую самостоятельно уяснить ты не в состоянии. — Да что с тобой такое? — воскликнула она. — А со мной что-то не так, Грейнджер? Или ты подумала, что мы как две лучшие подружки будем шушукаться по углам и обсуждать, как провели лето? Ты всегда была такой наивной? Сними розовые очки и уясни, что я, блять, не твоя херова собачонка, и бегать по твоему зову не собираюсь. Поняла? Кажется, ты настроила себе каких-то воздушных замков и вообразила, что мы друзья? — насмехаясь, Драко в конце театрально понизил голос и закатил глаза. — Не будь идиоткой. — Я ничего не думала. — Да что ты. А как же твои письма? Ты чертовски умеешь доставать. Ты Поттера и Уизела тоже измором взяла, чтобы они с тобой подружились? Приоткрыв рот, Гермиона нахмурилась, опустила руки, сжимая ладони в кулаки, и вытянулась во весь свой крайне невнушительный и абсолютно невпечатляющий рост. Его поза тоже была напряженной. Лицо немного покраснело, а на лбу обозначилась пульсирующая вена, словно он сдерживал себя от чего-то. В глазах бушевали штормы. — Ты сам слышишь, какой бред несешь? То, что я ожидаю ответной порядочности и выполнения обещаний, совершенно естественно. Это, скорее, ты себе надумал, что я хочу с тобой общаться или дружить. Мне напомнить, что первым был ты? Ты заговорил со мной после Святочного бала. Ты подошел ко мне в библиотеке. Ты привел меня сюда! Скорее это ты приклеился ко мне, а не… — Тебя плохо слышно с этого пьедестала самомнения, куда ты себя возвела, Грейнджер! Откуда столько самодовольства? Какая-то лохматая заучка с балластом в виде двух одноклеточных организмов, котор… — …напыщенный индюк! Бесполезная трата моего времени, на такого, как ты! Не смей оскорб… — …чему-то решила, что мне интересна твоя бесполезная компания! Да я с большим удовольствием питался бы слизняками, чем проводил врем… — …когда! Никогда больше не поверю ни единому твоему слову! Как был мерзким мальчишкой, так им и остался! А я еще думала, что в тебе есть что-то нормальное! Какая дура, да как я… Он врезался в нее настолько резко и сильно, что ей пришлось отступить на несколько шагов, пока спина не уперлась в стену. Горячее дыхание влажно обожгло подбородок и чужие губы яростно встретились с ее, тело прижалось вплотную, а ладони обхватили лицо, погружаясь пальцами в волосы. Он поцеловал ее. Ей казалось, что она вот-вот взорвется, будто бы кости наполнялись воздухом, и сердце, заходившееся в неровном ритме, расширялось и сияло, как солнце, заключенное в клетку ее ребер. Губы Малфоя двигались неравномерно, то нежным касанием, словно перышко, то напористо и жестко. Пульс оглушительно стучал в висках, а Драко целовал-целовал-целовал и скользил руками к затылку, запрокидывая голову и прижимая девушку еще ближе к себе. Шумный вздох Гермионы звучал чересчур громко в этом крохотном помещении, но от него у Драко темнело перед глазами и собственные легкие сокращались с космической скоростью. Он чувствовал, как под кожей расщепляются на атомы планеты и рождаются новые галактики. Он чувствовал себя живым. Она робко ответила на поцелуй, и это крохотное неуверенное движение напротив его губ и маленькие пальчики, зарывшиеся в волосы и поглаживающие затылок, пробрали насквозь, заставляя судорожно задыхаться. Драко ласкал пальцами линию ее челюсти, скулы, уголки глаз, целовал с трепетом и полустоном по очереди верхнюю и нижнюю губу, не решаясь, но чертовски сильно желая, провести по ним языком. Все тело было наэлектризовано и подрагивало, приподнялись волоски, и ему хотелось больше. Но Гермиона с давлением прижала руку к его груди и Драко пришлось остановиться, нехотя отрываясь от мягких губ и отодвигаясь на несколько жалких сантиметров, сейчас кажущихся сотнями световых лет между ними. Они оба тяжело дышали. Выдохи смешивались. Приоткрыв глаза, Малфой посмотрел в ее расширенные и блестящие так, как он представлял. Девичьи скулы горели румянцем, кудряшки растрепались и под его пальцами она была такой теплой и настоящей, что напрягалось горло и сжималось сердце, колотящееся о ребра, почти причиняющее боль. Он чувствовал себя в невесомости и глупо почти молился, чтобы время замедлило свой ход или вовсе остановилось. — Драко, что ты делаешь? — хрипло прошептала она, опуская пальчики на его шею, отчего по спине и рукам побежали мурашки, а внутренности сделали кульбит. Он снова хотел поцеловать ее. Он хотел целовать ее снова и снова. — Не знаю… — еще более сипло ответил Малфой, облизываясь и чувствуя на языке вкус молока и шоколада. — Как ты?.. — Я соврал. Я не хотел говорить ничего из этого, но ты была так увлечена своими дружками на ужине, что я… — О чем ты? Увлечена? Я не поним… — Ты не понимаешь, Грейнджер? Я только что поцеловал тебя и ты не понимаешь? — приподнял он брови и усмехнулся, заметив, как ее взгляд проследил линию его рта. — И я собираюсь опять тебя поцеловать. — Что? — вскинула она глаза и покраснела еще сильнее. — Постой? Ты… я… Я тебе нрав… — Я… — он зажмурился, сглотнул и прислонился своим лбом к ее, эмоции в нем бушевали и он не знал, каким образом с ними совладать, они пугали и в то же время захватывали так, что Драко не представлял, как можно не замечать или отказаться от этого водоворота в груди, от которого так восхитительно вело голову. — Мне нравится звук твоего смеха, и как морщится твой нос в этот момент. И как ты прикусываешь кончик пера или пальца, когда задумываешься. Мне нравится эта маленькая родинка у носа. Что ты не умеешь врать и всегда заправляешь волосы за уши, когда все-таки это делаешь. Мне нравятся твои веснушки, — «я хочу поцеловать каждую». — Как ты закусываешь губы, когда не уверена или пытаешься сдержать смех. Как отводишь взгляд, когда смущаешься. Даже как ты задираешь нос, когда пытаешься что-то доказать. Или, черт, упираешь руки в бока. Ты выглядишь такой сердитой и милой, — его голос дрожал от переполняющих эмоций — они будто пытались прорваться наружу сквозь кожу, и с каждым словом ее рот приоткрывался все больше. — И еще целая куча вещей, которые я узнал о тебе. Мне все это нравится, Грейнджер, и я не знаю, что мне делать со всем этим внутри, кроме как позволить всему случиться. И если бы не твоя записка, Гермиона, то ничего бы не было, — он усмехнулся, выдыхая. — Поэтому тебе придется взять ответственность. Немного отодвинувшись, Драко провел костяшками пальцев по горячей из-за жара между ними щеке и сказал себе, что однажды все рухнет, а их завалит обломками, но сейчас у девушки, прижимающейся к нему, самая яркая улыбка, какую он видел, и тысячи звезд на губах. Малфой не влюблялся и никогда не любил, потому что не был уверен, что способен, и потому что подобные чувства к маглорожденной, да и в принципе к любой, где-то за гранью возможного и вообще за пределами реальности. Его Вселенная была полна пыли, безнадежности и обмана, а теперь стала вращаться вокруг Гермионы Грейнджер. И если бы он сказал, что это не самое потрясающее, что с ним происходило за всю пятнадцатилетнюю жизнь, то нагло бы соврал.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.