Нас не простят

1998 г. Ранняя весна пришла с пронизывающим ветром и стремительно тающим снегом. Покрытые засохшим слоем грязи сапоги издавали с каждым шагом громкий чавкающий звук. Лоб под маской был мокрым от пота. Они прочесывали лес уже около пяти часов и последняя нить терпения Драко держалась на мысли, что осталось недолго. Если вначале пути Селвин пытался завязать с Малфоем пустой разговор, то сейчас молча тащился по влажной мешанине и периодически недовольно фыркал. Не сказать, что пожиратель прилагал усилия в поисках, скорее пытался быстрее закончить изучение выделенного периметра и убраться отсюда. Драко и сам не стал бы возражать, но другие планы требовали выполнения. Удача криво ухмыльнулась ему, когда Долохов предложил разделиться, впрочем, Снейп предполагал подобное развитие событий, план же, если его можно так назвать, Малфой придумал самостоятельно, что отнюдь не обрадовало директора, но вербально он своего недовольства не высказал. Драко собирался сделать именно то, ради чего находился здесь. В том числе. Трещина в аквариуме. Александр Селвин будет очередной каплей. Он давно начал подозревать, что внутри него растет зло. И по своей природе, вероятно, близкое к Волдеморту. Мощный гнилой потенциал совершать жестокие поступки, пронизывающий естество. Намного более расчетливый по сравнению с собственным отцом, аккуратнее, чем у блядского Роули, и оригинальнее откровенного безумства Беллатрисы. Он примерялся, обдумывал, планировал и только потом наносил удар. С изяществом зельевара и хладнокровием наемного убийцы. Несколько жалких месяцев назад его позорно выворачивало от вида крови, в настоящий же момент он проигрывал в мыслях и приценивался, стоит ли использовать нож или палочку. И оправдания, что вся его жестокость нацелена на беспринципных ублюдков, звучали, по меньшей мере, лицемерно. Еще во время пыток Роули он почувствовал мрачное удовлетворение, а самое смешное, что пробудил в нем этот потенциал тот, кто, вроде как, должен был олицетворять собой свет. Ебаный святоша. Волк в овечьей шкуре. Но все было бы иначе, если бы она помнила его. Ведь так? Ему бы пришлось выдрать зачатки зла с корнем и уничтожить, потому что в противном случае она не смогла бы дотрагиваться до него, целовать его, элементарно быть с ним, измазанным в крови. Любить его. Но она не помнила. А мальчика, в которого она влюбилась, совсем не осталось. Как и ее воспоминаний. Возможно, все это тщательно продуманная партия. Возможно, он пешка, которую не жалко сбросить с доски. Возможно, он ведомый дурак. Проведя пальцами по краю правой перчатки, Драко скользнул под рукав мантии и выудил запасную палочку из наручной кобуры. С кончика слетело невербальное обнаруживающее заклинание. Они одни. Темная метка саднила, зуд становился почти нестерпимым, и ткань рубашки натирала кожу. — Селвин, — окликнул Драко пожирателя, идущего перед ним, тот дернул головой, демонстрируя, что слушает, — ты трахал грязнокровку? Или маглу? Погладив большим пальцем древко, Малфой стиснул его и расслабил плечи, концентрируясь. — Захотелось экстрима, мальчишка? — хохотнул Александр. — Твой чопорный папаша скорее бы отгрыз себе язык, чем прикоснулся бы к грязнокровке. Если бы не струсил, конечно, — в низком смехе звучало пренебрежение. — Я попробовал всех. — И тебе не было противно? Они же хуже животных. Лес редел. Тусклое солнце лениво катилось к горизонту. Нахмурившись, Драко сглотнул желчь, ставшую поперек глотки. — Пизда у всех одинаковая, щенок. Салазар, он хотел прикончить их всех. Самым, сука, мучительным способом. — Чистокровные нужны для продолжения рода. Эти породистые сучки не подходят для развлечений. Попробуй, Малфой, тебе понравится. С грязнокровками не нужно церемониться, сможешь засадить по яйца в любую дырку. Ставлю сотню галеонов, ты понятия не имеешь, что такое трахать в горло или задницу. Ощущения совсем другие. Голос пожирателя сочился тошнотворным удовлетворением. Всегда ли они были такими — семьи, что когда-то чтили честь и достоинство? Или вседозволенность, идущая рука об руку с Волдемортом, скальпелем вскрыла ранее придавленные аристократическим воспитанием низкие помыслы? Вытянула наружу и предала огласке то, что обычно прячут как можно дальше: нечеловеческая жестокость, абсолютное отсутсвие морали, совершенная в своей грязи мерзость. Если бы Драко оставался верен чистокровным взглядам, то в какие дебри они бы его завели? Смог бы удержать его кто-то другой? Смог бы он сам себя удержать? -… визжала, как свинья. Запачкала, тварь, своей грязной кровью, но я никогда так не кончал. Вид спермы с кровью вытекающей из ее задницы стоил того, чтобы запечатлеть это. — Какое же ты ебаное ничтожество. Александр резко замер и нарочито медленно обернулся. В отражении серебристой маски блеснул заржавевший закат. — Что ты сказал? — Говорю, что ты кусок дерьма, — усмехнулся Малфой и вскинул палочку. — Сектумсемпра. Кровоточащим грузом Селвин упал на землю. Драко расслабленно подошел ближе и, игнорируя дергающиеся в конвульсиях конечности и захлебывающиеся хрипы, сдвинул маску носком сапога. — Как тебе такое? Зрелище вытекающей из тебя крови и смешивающейся с грязью стоит того, чтобы его запечатлеть. В расширенных зрачках читалось неверие, восторгом прокатившееся по телу Малфоя. Он нахмурился. Учащенный пульс выдавал стаккато «не забудь». Не забудь, зачем ты это делаешь. Помни причины, не увлекайся. Не позволяй себе наслаждаться. Наклонившись, Драко вынул чужую палочку из уже расслабленных пальцев. Она оказалась короче и толще его собственной. — Авада Кедавра, — бросил он в сторону заката. — Круцио. Авада Кедавра. — Чтобы подстраховаться, если кому-то стукнет в голову проверять, какими были последние заклинания мертвеца. Вложив древко обратно, парень отошел на несколько шагов ближе к деревьям. Направив кончик собственной палочки себе в грудь, Малфой скривился, глубоко вдохнул, оглядываясь и надеясь, что не повредит ничего жизненно-важного. — Эверте Статум. Его крутануло и отбросило в дерево. С глухим стоном он свалился в не растаявший снег и выругался сквозь стиснутые зубы. Спрятав древко обратно и наложив на дополнительную кобуру дезиллюминационные чары родной палочкой, Драко устало прикрыл глаза. Одежда постепенно мокла. Лесную тишину разгонял свист ветра. Горизонт кровоточил. Кем он стал без нее? Предатель. Шпион. Убийца. Никто.

* * *

Глубоко вдохнув, Гермиона проводила заходящее солнце слезящимися из-за недосыпа и постоянного чтения в тусклом свете масляной лампы глазами. В воздухе пахло весной. Она шмыгнула носом, поплотнее укуталась в колючий плед и попыталась удобнее устроиться на узком бревне. — Я скучаю по маминым пирогам, — пробормотал Рон, в пальцах которого болталась недоеденная булка из супермаркета с истекшим сроком годности. После произошедшего у Лавгуда они снова затаились в лесах. Хоть им удалось показаться пожирателям, чтобы убедить тех, что Ксенофилиус выполнил условия, Гермиона сомневалась в ответной «любезности» последователей Волдеморта. Скорее всего, Луна все также содержалась в плену. Если оставалась жива. Если… Еще один страх в копилку уже обосновавшейся внутри груды. Усугубляло же все постоянное ощущение бездействия. Казалось бы, они делали шаг вперед, но после всегда отходили на два назад. Это очевидное топтание на месте не позволяло отвлечься от преследующих ее кошмаров и подарить хотя бы жалкую искру надежды. — Когда мы победим, — Грейнджер дернула бровями на появившуюся в голосе Поттера убежденность, намеков на которую не улавливала уже несколько месяцев, — что сделаете в первую очередь? — Наемся до отвала. До такой степени, чтобы не было сил встать, — кивнул Уизли и подбросил в ладони кусок булки. — А я расслаблюсь, — улыбнулся Гарри, подкидывая в костер сухие ветки. — Просто, знаете, займусь ничегонеделанием. Потому что больше незачем будет бежать. Хочу отдохнуть. Девушка подумала, что им не удастся ничего из перечисленного. Подсчитать потери. Оплакать погибших. Раненых. Искалеченных. Собрать себя по кусочкам. Попытаться не сойти с ума. Но сказала… — Высплюсь. Они увязли в густом болоте так глубоко, что любой намек на надежду — синоним иллюзии. Антоним реальности. И они искали спасение в фантазиях. Гарри — в сказке о дарах Смерти, Рон — в шепоте радио и вероятностях местонахождения крестражей, Гермиона… Не могла найти, за что ей держаться. И глупо так, абсолютно иррационально пыталась отыскать нечто правильное и знакомое во взаимодействии с Уизли. Вылавливала из недр памяти былое в попытках вдохнуть жизнь в труп прежних чувств. Но ее предательское сердце отказывалось сбиваться с ритма и взгляд не желал мечтательно задерживаться на парне, который когда-то перешагнул черту дружбы внутри нее. Привычный, родной, изученный вдоль и поперек. Разочаровавший в конце концов. — Выспаться будет самым сложным, — буркнул Рон. Может быть, Гермиона устала. Истощилась. Зыбучие пески кошмаров высосали моральные и физические силы. Новые грани самой себя сбивали с толку. — Но мы будем живы, — выдохнул Поттер. — И живы сейчас. Несмотря ни на что, мы живы и мы вместе. Грейнджер совсем не чувствовала себя живой. Сосущая пустота внутри. Черная дыра. Вакуум. Отсутствие кислорода. Боль. Почему ей так больно?.. Что ей сделать, чтобы снова ощутить себя живой? Когда биение жизни оставило ее? Каково это — дышать и не знать страха? Вопросы, предлоги, «не» — бурлили в груди. Гермиона почти не помнила, что такое быть уверенной, смелой, наполненной знаниями. Возможно, она изменилась. Возможно, она потерялась. Кто-нибудь… Найдите ее кто-нибудь.

* * *

Древний камень стен за день вбирал в себя крохи тепла, приносимого еще прохладным солнцем, а ночью забывал вернуть, отчего в спальной комнате, примыкающей к кабинету директора, словно царила вечная мерзлота. На оконных витражах в представлении Драко лежал толстый слой инея, а полы покрывались коркой льда. Он выдохнул, ожидая увидеть облачко пара, но ничего не было. Пальцы бессознательно потянулись за сигаретой. — Не курите здесь, — с учительской строгостью в голосе произнес Снейп. Он читал, сидя в темно-коричневом кресле. На трехногом табурете рядом дымилась чашка чая. Пустота, замаскированная под аскетизм, была такой же, как и в кабинете. Двуспальная кровать, спрятанная под болотным пологом. Полупустой книжный шкаф, рабочий стол, пригвожденный к месту кипами бумаг, выцветавшая кушетка, которая когда-то могла похвастаться благородной бархатной обивкой оттенка морской волны. Оценив перспективы, Драко присел на нее. — Что с Селвином? — Мертв. — Подозрения? — Никаких. Снейп кивнул, перевернул страницу и закинул ногу на колено, потревожив подолом мантии пыль. Взгляд, до которого не дотягивался свет, скользил по строкам книги в грубом кожаном переплете. — Что-то еще, мистер Малфой? Слизеринец облизнул сухие губы. Ему нужен был дым, потому что в ноздрях свербел металлический запах крови. Горечь бы разъела яд и позволила вдохнуть. Прочистив горло, он ответил: — Вы допустили ошибку, профессор. Мужчина дернул головой, провел пальцем по странице и стрельнул в Драко глазами с нависшими веками. В них тяжесть соревновалась с усталостью. — А именно? — Вы приняли меня за тупого пуффендуйца. — Малфой облокотился предплечьями о колени и скрестил пальцы. — Я знаю, что они не просто так прячутся в лесах. И я знаю, что он не просто так с каждым днем становится все более нетерпеливым и, — невесело усмехнулся парень, — двинутым он всегда был, но теперь мог бы составить конкуренцию Беллатрисе. Книга захлопнулась с глухим звуком. Отвернувшись, Северус наполнил грудь спертым воздухом и уголок губ совсем немного приподнялся. — Этим вы похожи. Бровь Драко взлетела вверх, образуя глубокую морщинку на лбу. — Неуемное любопытство. Разве не оно привело тебя туда, где ты сейчас? — Снейп снова посмотрел на крестника, в глубине его радужки скрывалось что-то похожее на отголосок старой печали. — Слишком грандиозно для простого любопытства. — Все начинается с малого, Драко. Любовь, ненависть, безумие. Отправная точка всегда незначительна, приобретает же свое значение лишь тогда, когда путь уже начат. Чтобы поставить мат, нет нужды начинать ход с ферзя. Тряхнув головой, Малфой фыркнул. — Давайте обойдемся без этой философской херни. — Темный лорд вернулся не просто так. Несмотря на высшую степень высокомерия, он готовился к неудачам, — глухо проговорил Снейп, сложив пальцы в замок. — Ему нельзя отказать в природном уме и тяге к знаниям, как и в любопытстве — в самой его извращенной форме. Вы интересовались маггловской религией? Существует одна довольно занимательная притча о змие-искусителе, запретном плоде и крайне любознательной даме. Бог сотворил первого человека Адама и поселил его в Эдемском саду, наказав не есть плоды Дерева познания, иначе его настигнет смерть. Умом Адам не отличался, как и его женщина Ева, которую создали из его ребра, чтобы скрасить ему одиночество. В сад прополз дьявол под личиной змия, навешал лапши на уши наивной Еве, в результате чего дама вкусила запретный плод и не преминула поделиться со своим ухажером. Бог, естественно, разгневался и изгнал из Эдема незадачливую парочку, напоследок одарив весь человеческий род смертностью. — И к чему это? — В чем мораль этой притчи, Драко? — Не поддаваться искушению? — поджав губы, неуверенно буркнул парень. — Отчасти, — кивнул директор. — Быть терпеливым, критически оценивать поступающую информацию, помнить, что достойно вознаграждается только тяжкий труд, легкая же добыча — ловушка. По крайней мере, в моем представлении. Темный лорд в этой притче… — Змей? — перебил Драко. — Не будьте таким буквальным, — скривился Снейп. — Глупенькая наивная Ева, которую не заботят последствия, — это Темный лорд. Прикусив верхнюю губу, Малфой щелкнул ногтем на большом пальце. Он догадывался, куда ведет бывший профессор и что хочет до него донести. Змеиный ублюдок откусил больше, чем сумел в итоге проглотить. Взгляд Северуса ожесточился, сверкнув чистым цветом оникса; ногти скрещенных пальцев впились в тыльные стороны ладоней. — Он разорвал свою душу, мистер Малфой. Поместил ее кусочки в предметы и почти обрел бессмертие. Драко покачнулся. — Эти предметы называются «крестражи», именно их поисками заняты Поттер и компания. До тех пор пока все не будут уничтожены, Темный лорд не умрет. Малфой опустил голову так низко, что, казалось, еще немного и он сломает шею. Ладони вспотели и сжались в кулаки. Под левым ребром закололо, и в бое сердца ему чудилось прибивающее к земле «безнадежно». — Сколько? — прохрипел он, сжимая веки. — Три уничтожены. Осталось, по меньшей мере, еще столько же. — Что за предметы? — Дамблдор предполагал, что это либо знаковые для него вещи, либо безделушки, тешащие его самолюбие. — Снейп отвел взгляд, не в силах выдержать вида молодого мужчины, пытающегося собрать в горсти жалкие ошметки надежды. — Его личный дневник, кольцо Марволо Мракса и медальон Слизерина разрушены. Избавиться от них крайне сложно. Из известных способов — яд василиска. Есть вероятность, что может сработать и Адское пламя. Расслабив ладони, Малфой открыл глаза. — И каковы шансы? Ответом ему послужила красноречивая тишина.