ID работы: 9594763

Нас не простят

Гет
NC-17
В процессе
696
Горячая работа! 357
автор
Размер:
планируется Макси, написана 381 страница, 34 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
696 Нравится 357 Отзывы 464 В сборник Скачать

Глава 29 «Недостаточно»

Настройки текста
Примечания:
1995 г. Стоило шагнуть в тонущую в свете свечей гостиную, как в него врезался громкий хохот, не особенно привычный для этих стен. Слегка дернув бровями, Драко озадаченно склонил голову в бок и размеренно спустился по ступеням. На изумрудных диванах с кожаной обивкой веселились, хватаясь за животы, сокурсники. Грег и Винс оглушительно гоготали, практически сложившись пополам и неконтролируемо врезаясь друг в друга плечами. Напротив также истерически заходились Монтегю и Грэхэм, рядом с ними сдержанно посмеивался Блейз, щуря глаза. На подушках у стеклянного столика хихикали Дафна и Пэнс, которая так и замерла с растянутыми в улыбке губами, заметив его. Не сказать, что всеобщий припадок раздражал, но в висках определенно начало покалывать из-за чрезмерного шума. — Малфой! — воскликнул с эффектной улыбкой Тео, возвышающийся над остальным, и, судя по всему, как обычно строящий из себя шута. — Уверен, что я — чертов гений! Не стерпев, Драко скривился, и уже хотел молча развернуться и отправиться в комнату, потому что завтра их ждал матч с проклятым Поттером, а, значит, ему необходимо отдохнуть, выспаться и, сука, сконцентрироваться, а не участвовать в этом бардаке. Но его остановил подскочивший неуловимым снитчем Нотт и вцепился, как клещ, в плечи. — Нет-нет, голубчик, так просто ты не уйдешь. Завтра — игра с Гриффиндором, помнишь? — Не страдаю провалами в памяти, Нотт, — прошипел Малфой, пытаясь отодрать чужие пальцы от мантии. Ярко-голубые глаза друга отливали морскими переливами и заговорщически подергивались. Каштановые кудри, уложенные немного набок, цветом напоминали ее волосы, но все-таки недостаточно. Им не хватало нежных медовых искр, сладких карамельных оттенков и сахарно-прохладного аромата жасмина. — И я, как верный друг и истинный соратник, чтобы поддержать любимый факультет и нашего выдающегося слизеринского ловца, подготовил для тебя сюрприз. Так, для начала. — Теодор соизволил разжать руки, принявшись похлопывать себя по брючным карманам, и, обнаружив что-то в правом, триумфально выудил нечто, сверкнувшее серебром, наружу. — Остался последний специально для тебя. Открыв рот, подышал на неизвестный небольшой предмет и начал натирать тот рукавом белой рубашки, Драко же, уставший от преувеличенной театральности, скосил взгляд на Блейза, который лишь неопределенно дернул головой, мол, ничего нового, все как всегда. Привычная нормальность. Убедившись, что все чисто, Тео звучно прочистил горло и, вытянувшись, нацепил Малфою значок, — а это оказался именно он, — на форменный джемпер у груди. — Что за убогая хрень? — проворчал Драко, оттягивая тот двумя пальцами и читая перевернутую с его угла надпись, от смысла которой расширились глаза, а один из них начал раздраженно дергаться. — Рональд Уизли — наш король, Рональд Уизли — наш герой, Перед кольцами дырой Так всегда и стой! Песню с готовностью подхватили сокурсники. Нотт скалился и старательно вытягивал ноты, жестикулируя на манер дирижера. А Драко… Драко так и застыл, сжимая серебряный значок и почти не моргая. Последовал второй куплет. Другая ладонь спряталась в карман и свернулась в кулак. Когда-то, два-четыре-шесть месяцев назад, он бы нашел все это уморительным. Возможно, сочинил бы сам. Горланил бы на весь Хогвартс и ловил восхищенные взгляды слизеринцев. Так что же сейчас? Единственное, что он чувствовал, это абсолютное безразличие к происходящему. Ему было все равно на ребячество сокурсников. Было все равно на сжавшуюся, будто ставшую меньше, и бросающую на него тоскливые взгляды исподлобья Пэнси. Было, по сути, все равно и на хренов матч, хотя в последнем он бы ни за что не признался ни себе, ни кому-либо другому. Затянувший его смерч с шекспировским женским именем безраздельно властвовал над ним. Ее вкус, оставшийся на языке после прощальных поцелуев, туманил рассудок, возвращая в вязкую темноту коридорных ниш, пыльных гобеленов и частого дыхания, оседающего на коже мурашками. Когда сама земная ось сместилась, меняя градус наклона и представления о том, что из себя олицетворяет окружающий их мир, то глупости, каким раньше Драко уделял внимание, обесценивались окончательно и бесповоротно. Эти люди перед ним, кем они стали для него? Друзья детства, изучившие его вдоль и поперек, бывшие свидетелями взлетов и падений, теперь словно находились по другую сторону обрыва, зовущегося убеждениями. Если он беспечно сделает шаг, то под ногами не материализуется мост, и тело, оставшееся без опоры, сорвется вниз. Никто не смягчит падения, не поймает, и грудой покореженных костей и кусками мяса его существо разлетится при столкновении с твердостью дна. В подобные этому моменты, повторяющиеся лишь чаще с течением времени, Малфой начинал предательски, отдавая себе отчет, ненавидеть собственное происхождение. Положение в иерархии магического общества. Связь, обернутую вокруг его шеи цепями, что принуждали к послушанию и соответствию каким-то ебаным идеалам. Какому-то херову мировоззрению, на деле являвшему из себя остаточное бахвальство снобизма, впитавшееся в них с первым глотком струящегося магией воздуха древних поместий, хранящих поколения истории, лжи и никому, по сути, ненужных правил. В конце концов, единственная ценность, которую все они представляли в реальности — полные галеонами банковские ячейки, которые подкупами обеспечивали высшее положение и негласное разрешение смотреть на любого, кто не мог похвастаться наличием вереницы сундуков с драгоценными камнями, как на пустое место. Грязь под ногами. Чистота их крови подкреплялась звоном монеты, власть — шелестом векселей, а вело это их по закономерному пути отсутствия барьеров, именующимся вседозволенностью. Отсутствием моральных ориентиров, которые заменили своды неписанных аристократических законов. Смотря ни них, задыхающихся в приступе хохота, он не находил красоты, так очевидно и так просто отыскивающейся в ней. И суть была не в миловидности лица, хрупкости фигуры или других признаках привлекательности для мужского пола. В сверкающих гибким умом и, Салазар и Основатели, чарующей добротой глазах, во врожденном умении широко и непредвзято смотреть на мир и стремлении докопаться до всех причинно-следственных, во впечатляющей открытости и вызывающей недоумение скромности вкупе с неуверенностью. В элементарной человечности, незапятнанной ни жесткостью, ни предубеждениями. В ее неидельности, ставшей самым совершенным из всех идеалов. Драко восхищался ей. Яростным пламенем, тлеющими углями, обжигающими языками огня. Сгорал с благодарностью. И надеялся, что продолжит гореть. Малфой и не заметил, как в гостиной стало тише, — лишь Винс продолжал раскатисто пофыркивать, — непонимающе моргнув, выныривая из закоулков мозга, выпустил из пальцев металл безвкусной вещицы, вернул осмысленность взгляду и наткнулся им на темнеющий к зрачку аквамарин, напоминающий скорее серьги матери с каплями темно-голубого топаза. На скулах Тео продолжал розоветь румянец, но выражение лица приняло нечитаемое выражение. С ним никогда не получалось понять наверняка, но Драко заметил нечто близкое к настороженности. Его реакция оказалось совсем не той, какую от него ждали. — Я устал, — проговорил он тем безразлично-ледяным тоном, который звучал в голосе при натягивании привычной, но надоевшей до зубной боли, маски. — Ты устал, — тупо повторил Нотт, коротко и резко выдохнул, облизывая губы. — И это все, что ты скажешь? — Не понимаю, чего ты добиваешься от меня. — Возможно, чуть большей заинтересованности в твоих друзьях? — сложил он руки на груди и немного склонился ближе, обдавая сочетанием знакомого парфюма и горького табачного дыма. — Реакции. — Мне похуй. Если для победы нужно заниматься этой детской хренью, то у меня плохие новости для нашей команды, — отбил Драко и ловким движением отцепил значок. — Делайте, что хотите. Судя по высокому задушенному звуку, Пэнс была шокирована, а парень напротив ухмыльнулся уголком губы, демонстрируя белый клык. — Блять, — шепотом выругался Теодор, запрокинув голову, а спустя буквально секунду расцепил руки и в мгновение ока схватил Малфоя за грудки, по щелчку пальцев превращаясь из легкомысленного весельчака в кого-то, кто вполне мог бы замышлять убийство с голой концентрацией злости в искривившихся обычно обаятельных и заставляющих девчонок сворачивать головы чертах. — Меня всегда раздражало твое долбанное высокомерие, бесполезная ты куча смазливого дерьма! Детская хрень? Трусливый засранец, прячущийся под папочкиной мантией при малейшей проблеме! Ды ты не сможешь поймать снитч, даже если он сядет на твой херов нос! Скажи спасибо, что мы хотя бы пытаемся, а не… — Отпусти. Меня. Сейчас же, — прорычал Драко и почувствовал, как напрягается горло, а в грудной клетке начинает ворочаться гнев, нагревающий кровь до состояния кипения. Он впился в чужие запястья мертвой хваткой и с остервенением стиснул, практически слыша скрежет костей. Горячее дыхание опаляло подбородок. — Ебаный. Слабак, — в ответ рыкнул Нотт. Пространство заволокла бордовая пелена. Сжав челюсти до скрипа, Малфой отклонился и, не сдерживаясь, с оглушительном хрустом обрушился лбом на оппонента, отчего Тео отступил и со стоном схватился за кровоточащий нос. Его покачивало. — Хватит! — крикнул Блейз, вскочивший и налетевший на друга, который уже занес кулак для следующего удара. Ошарашенный Гойл сгреб огромными ручищами очухавшегося Теодора, готового и к обороне, и к нападению. — Не смей называть меня слабаком, блядская гнида! — вырываясь, орал Драко из-за плеча оттаскивающего его Забини. — Понял меня?! Не смей, иначе в следующий раз я забью тебя до смерти! Так не хватает побоев от папаши, Тео?! — Дрейк, — предостерегающе пробормотал Блейз и укрепил захват, направляясь к лестнице. Угрожающий смех Нотта прокатился по комнате гоготом гиен. — Давай же, Малфой! Чего еще ожидать от родственничка гниющих в Азкабане убийц! — Нахуй заткнись!.. Блейз, получивший несколько весомых тычков под ребра, выволок его в коридор, запирая продолжающего орать Тео задвинувшейся стеной. Тяжелое дыхание, смешиваясь с адреналином, бороздящим нервные окончания, надувало бугрившиеся мышцы. Драко, прижатый мужским телом, откинул голову на неровный камень стен и прикрыл веки, борясь с резью в глазницах. — Что с тобой, черт возьми, происходит? — глухо произнес Забини куда-то в его щеку и оттолкнулся, отходя на несколько шагов.

* * *

Прикусив губу, Гермиона пристально смотрела на распахнутый чемодан и лежащую в нем стопочку из двух вещей. Летом мама преподнесла ей обновку, мягкий шелк пудрового цвета и белые кружева по кайме выреза, тонким лямкам топа и по краям свободных бридж, вместо стандартных хлопковых футболок и штанов, отметив, что девушка взрослеет и пора иметь в гардеробе нечто более нежное и женственное. При этом, подмигивая, впихнула в боковой кармашек пачку презервативов и обыденно поинтересовалась, помнит ли дочь их случившийся однажды разговор о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются без одежды. Конечно же, Грейнджер помнила. Читала, вникала и могла бы прочитать лекцию об устройстве половых органов, правда механическое знание совершенно отличалось от реальных физических реакций, не спасало от красноты щек и целого вагона неуверенности, который на полной скорости врезался в нее стоило Драко чуть ближе пододвинуться к ней, ниже сместить руку на талии или непроизвольно потереться о ее бедро чем-то твердым. И это была совсем не палочка. Или банан. Откуда бы там взяться банану? Мерлин… Гермиона судорожно вздохнула и спрятала лицо в ладонях. В какой момент времени должен был наступить следующий этап развития отношений, более оголенный и потный? Нужно ли им обговаривать границы допустимого или назначать дату для покорения второй базы? Малфой оставался джентельменом и не просил смелых шагов. Не намекал, что пора бы заняться чем-то еще кроме поцелуев, которые не пересекали границ губ, щек и других частей лица. Он гладил шею, спину и руки, зарывался пальцами в волосы и иногда, забывшись, прижимался слишком сильно к ее животу. Чмокал в ладошки. И от всего этого у нее подкашивались ноги, узел внизу живота затягивался, напрягая мышцы, а белье становилось неудобно влажным. Иногда ей самой хотелось справиться с возникшим возбуждением, но решиться никак не могла и не понимала, где в принципе заниматься, — она ощутила, как краска заливает скулы, и затрясла головой, — мастурбацией. В кровати, спрятавшись под одеялом, — слишком волнительно, а в ванной — чересчур светло. И поэтому, может быть, Гермиона могла бы намекнуть... — Что это? Чужая худая рука выпрыгнула из-за спины и сгребла топик от пижамы. — Почему не носишь? Очень красиво, — проговорила Джинни, щупая ткань. — Вот как раз думала об этом. Тебе не кажется, что это немного откровенно? — пряча горящее лицо в каштановой копне, обернулась Грейнджер. Брови Уизли взлетели, а с губ сорвался смешок. — Это же не пеньюар, Гермиона. — Но все-таки. — Нет, не кажется, — заулыбалась она и закатила глаза: — Явно лучше, чем пуританские ночнушки, которые пихает мне мама. Рассмеявшись, Грейнджер забрала протянутую вещь и вместо чемодана убрала в шкаф вместе с бриджами. Такой наряд определенно придал бы решимости, точнее порадовал бы ответный отклик, который мог бы быть, надень она ее на одну из их ночных вылазок на Астрономическую башню. — Вы с Дином, — неуверенно пожевав губой, начала Гермиона, и через плечо посмотрела на усевшуюся на ее постель в позе лотоса Джинни, — целовались? — Конечно, — фыркнула подруга, дернув плечами. — И все? — почти пропищала, задавая вопрос, поморщившись от излишней высоты голоса. Уизли отвела взгляд, переместив тот на пальцы. — Не совсем. Были, ну знаешь, — махнула она рукой, — прикосновения. Он трогал мою грудь и все такое. — Как тебе? — Не знаю. Странно. — Странно-хорошо или странно-плохо? — заинтересовалась Грейнджер, вставая напротив. — Просто странно, — снова дернула плечами Джинни, звуча расстроенно. — Я просто не поняла, в чем смысл. Это вроде бы должно быть приятно, но на деле... Странно. Гермиона прикусила язык, чтобы не вывалить, что причина, вероятно, крылась в том, что Дин не был тем парнем, чьи руки Уизли в действительности хотела бы ощутить на груди. — Ты с кем-то встречаешься? — перевела та тему, явно чувствуя себя некомфортно при обсуждении ее отношений, которые не могли похвастаться ни фейерверками, ни, это только догадка, взаимностью. — Нет, — спокойна отреагировала Гермиона. — Ты бы знала об этом. — В последнее время ты кажешься, знаешь, более довольной. И радостной. Может быть, дело не в парне, конечно, но ты выглядишь влюбленной. — Что за глупости? — прыснув, Грейнджер покачала головой. — Это Рон? — Нет! — почти крикнула она, но вовремя себя остановила от выражения преувеличенного негодования. — Я бы не удивилась, но понимаю тебя. Рон и отношения это что-то… — Ага, вода и масло. — Точно. Как скрещивать глизеня с единорогом. — Это мерзко. Девичий смех разнесся по комнате, скрашенной тусклыми лучами заходящего солнца.

* * *

Гермиона нетерпеливо постукивала носком стопы, облаченной в милый розовый тапочек, и куталась в наброшенный на плечи плед. Градус раздражения отчасти снизился к концу дня, но она все равно злилась на слизеринца, потому что никак не могла выбросить из головы удрученное состояние Рона, опущенные уголки губ и покрасневшие веки. Недовольно сдув упавшую на глаза непослушную прядь, Грейнджер пристально посмотрела на закрытую дверь, в уме отсчитывая секунды в попытках успокоить клубящиеся эмоции. Старые и заржавевшие петли скрипнули. Он зашел внутрь, окинул с ног до головы серыми глазами и нахмурился, захлопывая створку и тихо бормоча заглушающие чары. — Привет? — Привет?! — воскликнула гриффиндорка и резко вскинула руки, отчего неудержавшаяся ткань соскользнула на пол; Драко отстраненно проследил за падением и уставился на ее грудь, облаченную в ту самую пижаму, а на ней не было лифчика. Его взгляд ожесточился, темнея, приобретая будоражащий оттенок надвигающейся бури. — Это все, что ты скажешь? Вот зачем было это делать, а? Неужели для слизеринцев честная победа настолько не в почете?! Он молчал, неотрывно следя за тем, как из-за прохлады на поверхности тонкой ткани проступают горошины девичьих сосков. Прерывисто вздохнув, Малфой оторвался от возникшего перед ним вида и сглотнул. — О чем ты? Гермиона отметила, что его голос звучал ниже обычного, приобретя глубину и напоминая в лоб — она совсем забыла, что на ней надето. А что — нет. Скрестив руки, Грейнджер недовольно насупилась, скрывая, что ее телу очень даже понравилась реакция. — О песне! Его нос забавно сморщился. Рука взлетела вверх, чтобы взъерошить волосы. Невольно она проследила за тем, как те переливаются жидкой платиной в полумраке свечей. — Я тут не при чем. — Это твой факультет! — Вот именно, разве ты не должна сейчас утешать меня после проигрыша? — Ты мог бы… — Что бы я мог, Грейнджер? — процедил он. — Как ты себе это представляешь? Или я должен жизнью вставать на защиту твоего херового дружка?! — Я лишь говорю… — попыталась возразить она. — Ты обвиняешь меня в том, на что я не хочу и не буду влиять, даже если бы мог, черт возьми! Ты не его гребаная мамочка, чтобы подтирать нос всякий раз, как он снова облажается! — Не передергивай, я… — …как, блять, они вообще без тебя… — …ты ничего не знаешь! Они мои друзья, и я!.. — …ты моя девушка, Грейнджер! Гермиона подавилась вздохом и захлопнула рот с громким клацаньем зубов. Ее глаза расширились, как и сердце, которое, казалось, могло бы вместить в себя весь мир. Ей ведь не послышалось? Драко продолжал что-то доказывать, но она уже не слышала, прикусывая внутреннюю сторону щеки, чтобы не улыбаться как дурочка. Раздражение и обиду смыло тремя неконтролируемо оброненными словами, сгустившими воздух и сияющими внутри нее ярче солнца в жаркий летний день. Конечности задрожали от желания броситься на него и задушить в объятьях. — Ты сейчас смеешься, что ли? — подходя ближе, не поверил Малфой. — Нет, я, — пробормотала Гермиона и, не в силах справиться с бьющими через край переживаниями, отвернулась, — ты сказал, что я твоя девушка, — закончила едва слышным шепотом. Вначале от него доносилось только дыхание, а следом пропало и оно. Гриффиндорка ругала себя, что продемонстрировала глупейшую наивность и привязанность слишком явно. Возможно, она отпугнула его? Но руки дотронулись до плеч, огладили обнаженную кожу, распространяя изумительное онемение вдоль позвоночника, скрестились где-то в области шеи и аккуратно притянули к мужской груди. — Кто же еще? — с улыбкой шепнул он. — Мне нравится, как это звучит. Драко легко прижимал ее, с невесомостью крыла бабочки водя по фалангам тонких пальчиков, по остро выступающим костяшкам, по тыльной стороне ладони, вырисовывая неизвестные символы. Облизнув пересохшие губы, Гермиона выдохнула горячий воздух, обжигающий легкие, и с нервозностью приподняла другую руку, вслепую находя изгиб его шеи и зарываясь в волосы. Он склонился ближе, напряг мышцы и нежно поцеловал в висок. Яркий аромат морозной свежести мягкого темно-зеленого свитера и любимых кедрово-мускусных нот кружил голову. Откинувшись на его плечо, она провела ногтями по затылку, ощутив, как затихло чужое дыхание, а ласкающие пальцы остановились. Губами, совсем не надавливая, он провел по ее алеющей щеке, распространяя жар, скуле, медленным движением очертил бровь, одновременно с этим лаская большим пальцем кожу не предплечье, и замер в уголке глаза. Глубоко вдохнул ее запах, заставляя грудную клетку раздуться. Во рту совсем пересохло. — Ты так вкусно пахнешь, — еле слышно промурлыкал, утыкаясь носом в волосы у лба. На любое его движение и слово, произнесенное бархатным голосом, нижние мышцы живота сладко реагировали, что безумно хотелось теснее свести бедра, хотя бы немного избавляясь от напряжения, но она совсем не двигалась. — Драко, — сипло позвала гриффиндорка, зажмурившись так сильно, что перед глазами заплясали разноцветные пятна. — М? — Дотронься до меня. Он не шевелился и никак не показывал, что уловил сказанное. Гермиона настороженно ждала, борясь с подступившими слезами неуверенности и стыда, окрасившего шею и ключицы в оттенки темно-розового. Малфой дернулся всем телом. Отлепил руку от ее плеч, второй стискивая девичье запястье, слегка коснулся мочки уха, надавил на шею, приподнимая ее лицо. Наклонился ближе, обдавая горячим дыханием и, будто спрашивая разрешения, неуверенно коснулся губ. Еще раз, ощутимее, задерживаясь чуть дольше. Снова выдохнул, крепче прижался к губам, заставляя прийти в движение ее пальцы на его затылке, которые без разрешения хозяйки прижимали голову ближе. Подцепив нижнюю губу зубами, втянул и языком скользнул по плоти, вызывая неуправляемый тихий стон. Рука отпустила запястье и скользнула на талию, оборачиваясь и вдавливая в парня. Их рты приоткрылись одновременно. Драко низко застонал, сплетаясь с ней языком, и вжался в ее задницу вставшим членом. Поцелуй был торопливым, с большим количеством слюны и зубов, глубоким и даже резким. Шумное дыхание опаляло легкие и хриплые звуки вызывали рой мурашек. Где-то на задворках физических ощущений она чувствовала, как подгибаются ослабевшие колени, расслабляется позвоночник, мышцы становятся ватными и тягучими, словно вода, а тело обессилено виснет на юношеской руке, с каждой секундой сильнее прижимающей ее к часто вздымающейся груди. Пальцы мелко подрагивали, впиваясь в заднюю часть его шеи и оставляя следы ногтей, другую же ладонь не знала, куда деть, и поэтому ухватилась за рукав свитера. Она явственно чувствовала, как намокает нижнее белье, а колебания возрастают из-за прилива крови. Сведя колени, Гермиона всхлипнула в его рот. Большим пальцем он поглаживал талию, но не более, лишь ритмично сокращались мышцы и язык проходился по небу, не позволяя угнаться за его темпом. Грейнджер хотела движения этой руки. Чтобы та смяла шелковый топ, забралась под него и избавила от барьеров. Крепко стиснула грудь, потому что та странным образом ныла, а напрягшиеся соски неприятно терлись о ставшую жесткой ткань. Уверенно спустилась вниз и избавила от этого тянущего ощущения в вагине. Не позволяя себе передумать и глубже погружаясь в туман возбуждения, Гермиона отодвинула его руку от ее подбородка и, обхватив запястье, переместила на левую грудь. Теперь Драко не ждал. Стиснул плоть и начал рвано сжимать пальцы, вызывая более громкие и бурные стоны. Его бедра пришли в движение, потираясь о поясницу и задницу, что совсем не казалось противным или неправильным. На самом деле ей хотелось, чтобы он развернул ее и проделал тоже самое спереди. Оторвавшись от припухших губ, начал покрывать мелкими влажными поцелуями линию челюсти, ухо по всей раковине, прикусил мочку и обвел ту языком, надрывно дыша. — Блять, ты такая мягкая, — пробормотал он. — Такая… — сместившись, сжал двумя пальцами сосок сквозь ткань, вынудив ее жёстче вжаться в его плечи и забыться в болезненно-сладких ощущениях. Жадные губы переместились на шею, втягивали кожу и оставляли отметины, которые он тут же зализывал, хрипло постанывая. Ее голова была совершенно пуста, а тело наполнено чем-то новым. Сознание плыло в необычном для организма удовольствии. Она чувствовала себя умопомрачительно потерянной, а сердце, взрывающееся солнечными вспышками, грохотало в ушах. Секунды отдавались вибрацией внизу живота, выпускали из распахнутых губ расплавленный воздух вместе с пропадающим голосом. Пальцы практически мертвой хваткой цеплялись за мужские волосы. Гермиона не знала, что может быть так хорошо. Удивительно лучше, чем их прошлые поцелуи. Обезоруживающе и пьяняще. — Драко, — простонала она, когда он втянул в рот кожу на изгибе ее плеча, и сбивчиво зашептала, — сделай что-нибудь. Он нехотя оторвался от нее и мутными глазами, которые стали почти черными из-за расширившихся зрачков, осоловело посмотрел на нее, будто пытался понять смысл произнесенных сочетаний букв. — Сделать что? — прохрипел он. — Моё… моя… — Гермиона облизала губы и стиснула бедра, запрокидывая голову, его рука на талии задрожала. — Дотронься до меня. Он остановился, перестав сжимать сосок. Более осмысленным взглядом окинул ее подернутые поволокой глаза и сжал зубы. Сместился, принявшись ласкать другую грудь, а рука на талии поползла вниз. Кончиками пальцев задела тазовую косточку, погладила, опустилась дальше, надавливая на лобок, скрытый пижамными бриджами. — Ты увер… Но не успел он договорить, как Грейнджер выгнулась, умоляя о прикосновении, потому что напряжение стало невыносимым и она была близка к тому, чтобы самой впервые запустить пальцы в трусики и облегчить интенсивность ощущений. — Блять, — прошипел Драко, сдвигаясь ниже, но недостаточно. Гермиона тонула в водовороте открывшегося мира чувственных наслаждений. В дрожи, которая сотрясала тело от пальцев на ногах до макушки. В необъяснимой странной боли, которая была в то же время невозможно приятной. В этой… Она громко застонала, реагируя на мужскую ладонь, накрывшую промежность. Ей хотелось контакта кожи к коже, но сейчас она не смогла бы сформулировать ни единого желания вербально. — Драко, — всхлипывая, позвала она, искала рассредоточенным взглядом его лицо, но видела лишь острый угол челюсти и вздувшиеся сухожилия на шее, на что тот откликнулся порывистым движением бедер, но не повернулся, смотря на собственную руку, оказавшуюся в жарких тисках и чувствующую влажность даже сквозь ткань, — пожалуйста, — прохныкала Грейнджер, выгибаясь, резко и неожиданно подаваясь вперед, вызывая у него пораженный вздох. Она заметила, как дернулся кадык, и ладонь начала двигаться, настойчиво разъединяя сведенные судорогой ноги. Драко снова склонился к ее шее, принявшись поглаживать пальцами вагину, задевая по касательной клитор, что рождало черные точки перед глазами и волновые приливы удовольствия. Гермиона полувсхлипывала-полустонала, двигаясь вместе с рукой и сама потираясь о прижатый сзади член, и не могла поверить, что способна издавать такие звуки. От Драко доносилось что-то похожее на рычание, настолько оно было хриплым. Он прикусил кожу где-то возле ее уха и сильнее надавил подушечкой среднего пальца, двигаясь от клитора ниже, возвращаясь обратно, совершая круговые движения. Их стоны разносились по комнатке в унисон, и в уголке сознания, незамутненного возбуждением, вспыхнула мысль, что это звучит красиво. Они звучат красиво. Гермиона стиснула его руку одеревеневшими пальцами. Наплывы наслаждения прокатывались по каждой мышце. Она хныкала и, кажется, просила больше, сильнее, еще. Драко быстрее задвигал ладонью, ускоряя и трение члена, надавливал на клитор, совершенно лишая ее возможности стоять. — Вот так, любовь моя, - кажется донеслось до нее, но Гермиона не была уверена, что это не ее обернутое страстью воображение шелестело голосом Малфоя. Зажмурившись и уткнувшись в его покрытую потом шею, Грейнджер понимала, что уже близко, еще чуть-чуть и… Она вскрикнула и вытянулась в тугую струну, дрожа. Разряд тока сотряс каждое нервное окончание. В глазах потемнело. Гермиона не знала сколько это продолжалось, сколько тряслась в его руках, в отдалении слыша задушенный в ее волосах низкий и долгий стон. Если бы кто-то спросил о впечатлении, то она бы поведала о том, что постигла откровение. И, может быть, видела бога. Возвращение оказалось медленным и густым. Конечности все еще подрагивали, а внизу живота осязаемо ныло. Теперь влажность доставляла дискомфорт. Открыв глаза, она заметила, что они каким-то образом сместились: Драко облокачивался на стену, а она на него, приподнимаясь вместе с не до конца успокоившимся дыханием. В руках и ногах скользила леность, передвигаться совсем не хотелось. Грэйнджер была уверена, что смогла бы уснуть прямо здесь и сейчас в теплых объятьях. Осознание произошедшего приходило постепенно. Вначале она уловила незнакомых запах — смесь пота и непривычной резкости, вплетенный в знакомый аромат затхлости, книжной пыли и свечного воска их каморки. Покрывшись румянцем, Гермиона поерзала в кольце чужих рук и привстала, неуверенно заглядывая в его лицо. Таким она никогда не видела Драко. Жемчужные волосы находились в полнейшем беспорядке, стоя торчком на затылке и тонкими волосинками прилипая ко лбу. На скулах алели красные пятна, по цвету такие же как опухшие от поцелуев и искусанные губы. Глаза блестели переливами чистой алмазной крошки вперемешку с голубоватыми искорками. В уголках собрались морщинки довольства. Он выглядел расслабленным и счастливым, что заставило ее успокоившееся сердце застучать со сбитым ритмом, а желудок сделать кульбит. — Привет, — прошептала она. В ответ расцвела широкая улыбка, являя взору привлекательную ямочку. Малфой наклонился, встречаясь с ней лбом. — Привет.

* * *

Гарри и Рона нет. Гарри и Рона нет, а она есть. В библиотеке, за привычным столом, с пером в пальцах и отрешенным взглядом, из-за сухости которого слезились глаза. Гермиона проснулась, когда их уже не было, о новостях сообщила профессор Макгонагалл, а на просьбу отправиться к ним ответила однозначным отказом. Они были в больнице со всей семьей Уизли, а Грейнджер никак не могла понять, почему же не может находиться с ними. Со всеми ними. Дружба — это такая вещь, которая может одновременно и наполнить, и опустошить. Неудивительно, в моменте у них не нашлось времени подумать о ней, разбудить, позвать с собой. Гарри, пребывающий в шоке из-за ужасающего видения; Рон, сходящий с ума от беспокойства. Если бы на ее отца напала змея, не просто змея, а змея Волдеморта, она бы тоже не смогла бы мыслить ясно, но, наверное, схватила в охапку обоих, нуждаясь в поддержке. Прикусив губу, Гермиона силилась задушить эгоистичные порывы, бурлящие внутри, потому что понимала и тоже волновалась о мистере Уизли, хотела бы не догадываться, основываясь на чужих словах, а лично убедиться, что тот в порядке. Чего стоят ее жалкие переживания о месте среди их троицы, когда на кону стоит человеческая жизнь? Эгоизм — не та черта, что присуща ей, но почему-то именно сейчас решила взять бразды правления в черепной коробке и скручивать в спираль, приправляя охапкой вины и щепоткой обиды. Исключительно неудобоваримый коктейль. — Где ты витаешь? Любимый голос молниеносно вырвал из самоедства. Сосредоточившись на пасмурной радужке, она вздохнула и отложила перо, понимая, что не сможет толком учиться, когда спутанный сумбур болезненно раздирает ребра изнутри. Гермиона уперлась подбородком в раскрытые ладони и всмотрелась в небо за библиотечным окном — по цвету совсем как его глаза. — Ты когда-нибудь сомневался в собственной значимости для кого-то? — У всех бывают подобные сомнения, Грейнджер. Но важнее, что ты значишь сам для себя. — Мы ведь живем среди людей. В любом случае, мы зависим от чужого мнения, особенно от близких. Их отношения, их оценок, — пояснила Гермиона, вновь глядя на него, отмечая сосредоточенность в острых чертах. Малфой прикусил верхнюю губу, что-то ища в ее лице. Ладони, расслаблено лежащие на столешнице, скрестились в замок. — Я их не видел сегодня — в этом причина? Он всегда был догадливым и, принимая во внимание длительность их близкого знакомства, видимо, успел изучить достаточно, чтобы улавливать суть. — Просто, это так непривычно, — сдулась гриффиндорка, — быть отделенной от них. — Вы же не чертовы сиамские близнецы, — Драко закатил глаза, вызвав у нее улыбку; ее всегда поражала эта перемена: как холодная маска скупого безразличия растворяется стоит им остаться наедине. — То, что вы не отлипаете друг от друга, а они профессионально выезжают на твоих мозгах, не определяет тебя, как часть чего-то. Ты и не должна ей быть. — Они не… — Не надо врать. — Но и они многое мне дают, — встала на защиту мальчишек Гермиона. — Я и не спорю. В этом и ответ. Дружба — это не растворение друг в друге, и уж точно не определяет твою значимость. Она задумалась, вспоминая, что последние годы и правда зациклилась всего на двоих людях в своем окружении. Им приходилось разделять тайны Гарри, множество опасностей и бродить по краю жизни и смерти тогда, когда обычные дети, неважно, волшебники или нет, никогда не должны были сталкиваться с чем-то похожим. Грызущее ее одиночество на первом курсе и боязнь возврата в те наполненные слезами в туалетных кабинках времена, вероятно, сыграли с ней злую шутку. И вот так незаметно день за днем из самодостаточной Гермионы Грейнджер она превращалась в ту, что стала лишь кусочком. Ее имя всегда упоминалось с двумя другими, мысли обращались к ним и больше половины сил уходило на помощь, поддержку и содействие в чем бы то ни было им. Учеба, приключения, хранение тайн, испытания, их душевное равновесие. Даже влюбленность в Рона представлялась закономерной, потому что гриффиндорка элементарно не задумывалась о ком-то другом. И так и было бы, не наткнись она на одного заносчивого слизеринца в темноте боковой лестницы после Святочного бала. Они словно были Пушком, трехглавым псом, охраняющим философский камень, неделимые и функционирующие как единый организм. Но на самом деле они — разные люди. И требовать от них слияния больше, чем глупо. Потому что в действительности она его не желала и осознавала, что оставшись одной сейчас, пережила бы и двигалась бы дальше, формируя другие связи. Гермиона Грейнджер просто Гермиона Грейнджер. Она может быть дочерью, подругой, гриффиндоркой, чьей-то девушкой и много кем еще. Но она — это, прежде всего, она. — Помнится, тебе раньше очень даже нравилось чужое внимание, — с легкостью рассмеялась, чувствуя воздух в грудной клетке и кислород, насыщающий артерии. — Я просто сменил фокус, — подмигнул Драко, кивнул на домашнее задание и углубился в чтение. Гермиона с улыбкой схватила перо.

* * *

Драко прикрыл глаза, откидываясь на зеленые подушки. Рождество наступало, и вскоре ему предстояло отправиться к родителям, что абсолютно не радовало. Постепенно наползающая тьма ощущалась на уровне предчувствия и соскабливала привычный уют отчего дома. Письма матери неуловимо мрачнели и прятали в привычных фразах замаскированный под личину беспокойства о нем подтекст, тайного смысла которого он все никак не мог уловить. Но в этот вечер, в ожидании ее прихода и импровизированного праздничного свидания, портить предвкушение бессмысленными переживаниями не хотелось. Думая о ней, что происходило почти всегда, он вспоминал ту ночь, приходящую к нему во снах и оставляющую утром болезненный стояк или вовсе грязное белье. Ее нежное тепло, вплотную прижатое к нему тело, дрожь удовольствия и упоительные всхлипы-стоны, ощущение плоти в руках и горячей влажности на кончиках пальцев. Запах ее волос и возбуждения, наполняющий воздух и курсирующий по венам. Блять, он кончил так сильно, что не смог стоять на ногах и трясся, приходя в себя еще несколько минут. Оргазм с ней не шел ни в какое сравнение с самоудовлетворением. Драко давно самозабвенно дрочил, представляя ее во всех известных и возможных позах. Как было бы если. Теперь его фантазии полны реальных образов и удовольствие вышло на новый уровень. Всего одна девушка единственным прикосновением, взглядом или словом могла вознести его — и полет был прекрасен настолько, что вероятность падения и боли от крушения, не пугали. Не волновали. Если при последнем вздохе он будет видеть любимое лицо, то пусть случится падение. С ее приходом атмосфера в каморке сразу изменилась. Яркий аромат жасмина окутал призрачными объятиями, пламя свечей стало как будто нежнее, аккуратно очерчивая женскую фигуру, облаченную в наглухо застегнутую мантию, что вызвало недоумение, а бровь взлетела, собирая складки на лбу. Ослепительная улыбка прошила насквозь — сотни тысяч звезд загорелись на ее губах. Она обвела взглядом привычное помещение, сегодня наполненное парящими свечами, десятком подушек и низким столиком, где расположились бутылка вина, утащенная эльфом из отцовского погреба, ваза с фруктами, шоколад ручной работы, с трудом обнаруженный в Хогсмиде, и маленькие закуски. Счастливый блеск в ее карих глазах разлился по телу теплой волной, умиротворяя и заставляя сердце пропустить несколько ударов. Блять, он был совершенно беспомощным рядом с ней. — Так красиво, Драко, — с придыханием пролепетала Гермиона, держась дрожащими пальчиками за пуговки мантии. Поднявшись, Малфой подошел к ней и, взяв за руку, с благоговением поцеловал центр ладошки, наслаждаясь нежностью кожи и трепетом, прокатившимся по ее телу. — Я сам, — хрипло ответил он и подцепил пальцами застежку, вынимая из петли. Мантия плавно скатилась к ногам. На ней было бархатное платье глубокого синего цвета чуть ниже колен, обтягивающее хрупкую талию и небольшую грудь, которая — он знал, как ощущалась в его руках. Член дернулся в брюках и налился кровью, из-за чего вздрогнули пальцы, желая поправить штаны и облегчить неудобство. — Ты очень красивая, — прошептал Драко, скользя взглядом по открытой шее и острым ключицам с ямочкой, в какую хотелось зарыться носом, длинной шее, где гламурные чары прятали следы его жестких поцелуев, пухлым губам, покрытым тонким слоем красной помады, и замирая на них. Он потянулся к ней порывисто, схватил лицо, утопая пальцами в густых волосах, и впечатался настойчивым поцелуем, сразу требуя раскрыть рот и впустить его язык. Простонав, Гермиона безропотно поддалась и ответила с таким же жаром. Малфой целовал долго и мокро, постанывая и погружаясь глубже в ощущения, сравнимые с образованием планет и зарождением галактик. Когда совсем перестало хватать воздуха, он отстранился на несколько дюймов, и с чувством собственнического удовлетворения обвел взглядом зацелованные губы с размазанной помадой до самого подбородка. Девушка в его руках тяжело дышала и ластилась к ладоням, рассматривая в ответ из-под полуприкрытых век. Шоколадную радужку почти полностью заполнил чернотой расширившийся зрачок. — У меня для тебя подарок, — тихо, боясь нарушить настроение, протянул Драко. — У меня тоже, — сладко улыбнулась она и только последняя капля здравого смысла удержала его от повторного погружения в ее рот. Потом. В начале подарки, а потом... Он, блять, будет целовать ее пока легкие не откажут ко всем чертям. Отстранившись, Малфой стиснул девичью ладонь и подвел к россыпи подушек. Гермиона присела, разгладила платье и, заметив его насмешливый взгляд пляшущий по нижней половине ее лица, озадаченно приоткрыла рот. — Ты вся в помаде, — весело пояснил он и, приблизившись, принялся стирать пальцами остатки косметики. — И ты, — усмехнулась Грейнджер, но не стала ничего делать. — Мне нравится. — Твои вкусы специфичны. Надеюсь, мне не придется наряжаться в платье, чтобы возбудить тебя? — Дурак, — зардевшись, Гермиона стукнула посмеивающегося Драко по плечу. — Я имела в виду… — Знаю, маленькая собственница. — Я не собственница! Я… — но не договорила, как обычно пряча смущение за волосами. Ему же в голову пришли чертовски развратные мысли о сперме и… Нет, об этом точно не стоит думать сейчас. Вообще. В принципе. Его пальцы в последний раз погладили горячие губы и с неохотой оторвались, ныряя куда-то за подушки. Драко вытащил небольшую красную коробочку, перетянутую темно-золотой лентой с мерцающими переливами, и протянул ту Гермионе. Она тоже выудила подарок из кармана, еще более маленький, упакованный в бумагу цвета ее платья и серебряной нитью оттенка его глаз. — С наступающим Рождеством, — одновременно произнесли они, улыбаясь.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.