* * *
Это было как вдох. После вечности безвоздушного пространства, абсолютного нуля — первый вдох. Раздувшиеся легкие, поступающий в омертвевшие клетки кислород, покалывание по всей поверхности кожи. Он целовал ее так, как если бы она была воздухом. А он все не мог надышаться и вряд ли сможет хоть когда-нибудь. Драко торопился, будто боялся не успеть. Словно время вдруг ускорилось и бесчисленных часов мира не хватит. Его рука с нажимом путешествовала по ней, заново изучая все изгибы тела. Кожу, натянутую на кости, худобу, острые углы и истощение, явственное и бесспорное. Он целовал ее впалые щеки, тонкую шею, плечи, спрятанные рубашкой. Целовал снова и снова сухие искусанные губы, зарываясь в спутанные кудри, поглаживая затылок, ища опору в ослабевших ногах и миниатюрном теле, пришпиленным его собственным к ледяной стене. Его дыхание становилось все более частым и прерывистым, переизбыток кислорода кружил голову. Кажется, он издавал какие-то звуки, но не был уверен, потому что мозг потерял способность регулировать мыслительные процессы, лишь отмечал, что ее маленькие пальцы тянули его за волосы то ли оттаскивая, то ли привлекая ближе. Задыхаясь, Драко поцеловал любимую крохотную родинку у носа, просяще надавил большим пальцем на подбородок, умоляя приоткрыть рот и скользнул по коже с родным запахом жасмина и утерянного прошлого во влажную теплоту. На вкус она была, как чай с корицей. Из груди вырвался хриплый долгий стон и все тело насквозь прошибло электрическим разрядом, заставляя прильнуть еще интимнее и сильнее, столкнуться языками, погружаясь так глубоко, как только получится, будто надеясь раствориться в ней. Вторая рука прошлась по подолу юбки, скользнула по бедру в черных колготках и, приподняв, обернула вокруг собственного. Вставший член болезненно-сладко заныл. Драко чувствовал, как выделяется смазка, и был предательски близок к тому, чтобы, как подросток, кончить в брюки. Ее поразительный запах, ее до помрачения рассудка знакомый вкус, ее родное тепло и прерывистое дыхание, эти очаровательные едва слышные всхлипы и изгиб талии, соединяющий их плотнее. Гермиона — свежий ветер и солнечный свет. Неосязаемые, бесшумные и прожигающие насмерть. Он толкнулся ей в живот и снова застонал в открытый рот, несдержанно впиваясь пальцами в бедро и затылок, наклоняя голову и вылизывая нёбо, зубы, язык. Быстро, грубо и абсолютно неконтролируемо. Перед сомкнутыми веками мерцали разноцветные вспышки, концентрация удовольствия ошеломляла и чувствительность каждого касания пробирала до костей, натягивая нервные окончания до предела. Она такая маленькая. Хрупкий сосуд, теряющий жизнь и энергию. И он, кажущийся огромным рядом с ней, мог бы с легкостью ее раздавить. Натренированный, смертоносный, заточенный и созданный войной не для нежности. Возможно, мог бы и сломать. Возможно, он ее уже сломал. Драко отстранился резко и неожиданно для обоих, размыкая поцелуй с развратным звуком, ловя мокрыми открытыми губами воздух с ароматом жасмина и пытаясь вернуть зрению четкость. Ее практически черные из-за расширившихся зрачков глаза смотрели пьяно и непонимающе, будто она очутилась в эпицентре взрыва и неведомым чудом его пережила. Он знал это выражение слишком хорошо — тянущее возбуждение и неуверенность в реакциях собственного тела. До тех пор, пока они оба не изучили их достаточно, чтобы не пугаться. Их дыхание смешивалось — чересчур близкое и горячее. Осенний сквозняк холодил вспотевшую кожу и повлажневшую рубашку. Драко оглаживал мутным взглядом расцветший на щеках и шее розовый румянец, покрасневшие и опухшие губы, побледневшие веснушки и густые темные синяки, появившиеся из-за стекших чар гламура. Сжав бедро еще раз, отпустил его, но не отстранился. Приласкал большим пальцем острую скулу и колющий толчок боли в грудине пересчитал ребра. Схватив маленькую ладонь, стискивающую его волосы, приблизил к губам, зажмурился и упоенно поцеловал в центр, отчего Гермиона дернулась, задевая напряженный до предела член и вызывая очередной рычащий стон прямо в нежную кожу. Поцеловал еще раз. Еще раз. В последний раз. Вся его Вселенная. В его окровавленной ладони. И открыл глаза. Он смотрел на свои руки и не мог поверить, что ощущение ее кожи — не иллюзия поврежденного мозга. Пальцы дрожали. И казалось, что эти руки никогда не касались оружия. Не держали палочки с остывающей на кончике Авадой. Не ощущали смерти. Но Драко знал, что чужая кровь впиталась в них до самых костей. Малфой не имел права держать ее. Целовать ее. Упиваться ей. Дышать ею. Кто он такой, чтобы иметь право? Драко был во вдоволь непростительной степени эгоистичным ублюдком, но даже у него имелись пределы. Кто он для нее? Постоянный и непрерывный кошмар школьных дней. Слабак и трус. Копия жестокого отца. Пожиратель смерти. Убийца. Мучитель. Человек, который ничтожным червем наблюдал, как ее пытали в его собственном доме. Догадка. Смутный образ из прошлого. Блеклая тень. Никто, Гермиона. Он — никто. Его ментальные стены рушились настолько часто, что это должно было быть смешным и нелепым. Но рушились они всегда из-за одной девушки. Власти, которой она обладала над ним, позавидовал бы сам Волдеморт. Он осторожно выпутался из кудрявых волос, проведя пальцем по девичьей ладошке напоследок, выпустил из руки и отступил на шаг. Два. Три. — Уходи, — прохрипел Драко, стискивая челюсти и надеясь стереть зубы в чертов песок. — Что? Что это б… — Уходи, Грейнджер. Быстро. — Нет, я… я не… Малфой задушенно рассмеялся, закрыл глаза и оттянул узел галстука, ставший удавкой. Сбитое с ритма сердце споткнулось и рухнуло к стопам. Боль, которую он испытывал всем своим естеством, пройдет ли когда-нибудь? Драко бился об заклад, что «жалкий» охуеть как недостаточно сильное слово для его описания. Он был эгоистом. Все принятые им решения всегда шли на благо только ему. Выгода, интерес, удовлетворение. Он был эгоистом со всеми, кроме нее. И поэтому… — Любовь моя, умоляю, уйди. Спустя минуты или часы, когда он открыл глаза, ее не было. Она ушла.* * *
Драко ввалился в пыльный кабинет, где-то в уголке скукожившегося мозга зная, что должен убраться из коридора пока студенты, профессора или ебаный Филч не заприметили его остолбеневшую фигуру с растрепанными волосами и зацелованными губами, ловящими последние крохи чужого аромата. — Дрейк? — вскочил Забини с болтающимися полосками галстука по обе стороны полурасстегнутой рубашки. В отдалении слышался алкогольный дурман. Малфой не в силах был отыскать смелость посмотреть в лицо друга, потому что был оголенным проводом под напряжением в миллионы вольт, а пол под ногами раскачивался и расплывался. Он не отдавал себе отчета в собственной разумности и не был уверен, что сумеет вымолвить хоть слово сведенным судорогой горлом и ртом, где язык бессознательно перекатывал призрак ее вкуса. Веки пекло. Кожу саднило. Пот ледяной пленкой облеплял тело и пропитывал и так влажную рубашку, которую хотелось сорвать ко всем чертям. Он не надышался. Он не мог дышать. — Драко? Люди — те еще глупцы. Волшебники, маглы — это неважно. Все одинаково глупы. Они смеются над богами, смеются над теми, кто в них верит, воротят носы и закатывают глаза, выполняют какие-то ритуалы просто потому, что так принято или нужно, ходят в церкви и храмы, клюют носом под бормотание священнослужителей, не вслушиваясь и не чувствуя. Лишь до тех пор, пока не нуждаются в них. Он никогда не нуждался. Не верил. Не верит и сейчас. Но… Если существует нечто большее, чем магловские боги, магия, вера или религии, нечто абсолютное и совершенное, недоступное для понимания простым смертным, если бы он попросил, правильно и искренне, ответило бы оно на один единственный ебаный вопрос? За что?.. Драко не являлся хорошим человеком, но и не олицетворял абсолютное зло. Тогда почему ад нашел его еще при жизни? Ему не нужно прощение. Не нужно искупление. Даже облегчение. Просто, сука, за что? За что, блядский ты подонок, которому не помешало бы посетить ебаного психиатра, который бы вправил мозги и непрозрачно намекнул, что гребаные люди не твои гребаные игрушки, кусок ты дерьма! За что? За что, блять? За что… — Эй, — чужая ладонь сжала плечо. Драко и не заметил, как согнулся почти пополам. — Ты… Что-то влажное на щеке... — Блейз, я не могу больше, — сдавленно простонал Малфой, утыкаясь пылающим лбом в плечо друга. — Это убивает меня, это… Обвал случился, как он и предсказывал, но нашлись руки, что подхватили его. А после все происходило так, будто ему в глотку влили порцию Веритасерума. — Я поцеловал ее. Блейз, я не сдержался и поцеловал ее. Она была так близко, так близко ко мне и пахла, блять. Ты не знаешь, как она пахнет, ты не знаешь. Жасмином. Солнечным светом. В той каморке мы зажигали свечи, и всегда пахло растаявшим воском, и вся наша одежда им пропахла, я так любил этот запах. От нее пахло воском. Книжной пылью. Может, она была в библиотеке? Мы там учились за дальним столом, который удачно скрывали стеллажи и нас никто никогда не замечал, потому что, блять, кому понадобиться читать херовы рецепты приготовления какой-то хуйни для уже вымерших магических существ? Мы там учились и… — подавившись вздохом, он поднял дрожащую ладонь и сгреб ткань рубашки друга где-то в области лопатки. — Сука! Она так много знала и так много не знала, но хотела, понимаешь? Она была такой любознательной и, когда ее глаза загорались, ты видел, какие у нее глаза? Такие красивые, блядь, Блейз, такие чертовски красивые, я так сильно… Я так… Блять, Блейз, я пиздец как люблю ее. Я люблю ее. Я… Ты спрашивал, как это было? Это было лучшее, что со мной происходило. Она появилась в моей жизни, изменила меня, я повзрослел с ней, понимаешь? Я стал мужчиной. Не в этом тупом примитивном смысле, а в настоящем, понимаешь? Я хотел ее защитить. От всех, кто мог бы узнать и даже случайно, неспециально, раскрыть секрет и подвергнуть ее опасности. И… Блять, я не выдержал и поцеловал ее. Я не имел ебаного права ее трогать! Моя сумасшедшая тетка чуть не убила ее на мои глазах, а я просто стоял. Я… Я не могу. Я больше не могу, я не знаю, как мне дальше… Я не знаю, как без нее… Она похудела. Очень сильно. Она не была настолько худой. Я знаю… Я помню… Я был с ней во всех смыслах и был ее, а она была моей. Вся. И мне было достаточно, мне было пиздец как достаточно, я не просил о большем, понимаешь? Всего лишь быть с девушкой, которую я люблю. Это же такая мелочь! Ни власти, ни богатств, ни славы. Ничего! Только она — и все. — Дрейк, тебе нужно… — Раньше она смотрела на меня так, будто я хренов Мерлин. Просто потому, что запоминал все, что она говорила. Что она любит, что ей не нравится, какие книги читает и о чем мечтает. Ее тупые друзья, эти безмозглые увальни, и половины не знали. Я все знал! Она, знаешь, на самом деле, тоже девчонка, понимаешь? Не блядский книжный червь, а девчонка, которой нравятся красивые платья и романтические жесты. Но она умная и потрясающая. Гермиона — она… Такая смелая, замечательная. Она такая замечательная, Блейз, я восхищался ею каждый ебаный день. Она не делала ничего особенного, просто, понимаешь? Она однажды надела платье, мы отмечали Рождество и она надела синее платье и я забыл, как дышать. Я всегда забываю, как дышать рядом с ней. Блейз, я не знаю, как мне без нее дышать, — он всхлипнул. — Я не помню, как дышать. Я все сделал. Я шпионил для Ордена, я убивал, пытал, спасал, крал и передавал информацию. Я предал своих родителей, Блейз, понимаешь? Ради нее… И все равно не смог! Потому что ее поймали и я думал, что она умрет. Я думал… Я… Я должен был быть вместо нее! Блейз, скажи мне, Блейз, скажи, что мне делать? Что мне… как я… Что… Сильные мужские руки сомкнулись на его дрожащей спине и притянули ближе. Забини тоже дрожал. — Просто не держи в себе, брат. Позволь этому выйти. Я здесь, и я держу тебя. Драко прерывисто выдохнул, напрягая гортань, и расслабился, позволив телу обессиленно повиснуть. Бурление выплеснувшихся эмоций отдавалось скачущим звоном в ушах. Приоткрыв воспаленные глаза, он уставился в расплывающееся пламя свечей за чужим плечом. Может быть, ему стало немного легче. Малфой напрягся и выпрямился, отворачиваясь. — Прости, я… — проскрежетал он поврежденными связками. — Ты не должен за это извиняться, Дрейк. Сзади раздалось смущенное покашливание, что в мгновение ока вернуло мышцам силу и сдавило кости. Драко отметил, как расширились покрасневшие глаза друга. — Гойл? — Я не хотел, проходил мимо и услышал… — Что? — в повороте прорычал Драко, впиваясь в однокурсника острым взглядом, который если бы обладал физическими возможностями, вскрыл бы его черепную коробку. — Ничего конкретного, просто… Ты в порядке? Вы о ком-то говорили? — пробубнил Грегори, тушуясь и выглядя растерянным и расстроенным, как маленький ребенок, заставший ссору родителей. — Ни о ком. Малфой благодарно кивнул Блейзу, отодвинул плечом Грега и широким чеканным шагом покинул кабинет.* * *
Гермиона металась из стороны в сторону у портрета, ведущего в гриффиндорскую гостиную. Время близилось к комендантскому часу, а Гарри еще не вернулся. Ей очень нужен был Гарри немедленно! Потому что… Она резко замерла, не обратив и толики внимания на очередного опаздывающего студента, который бросил в нее удивленный взгляд, и зарылась руками в волосы, проходясь ногтями по коже головы. Рот приоткрылся и дыхание снова сорвалось. Грейнджер готова была биться в истерике в попытках объяснить произошедшее самой себе, если бы могла ясно мыслить. Она поцеловала Драко Малфоя. Или нет. Драко Малфой ее поцеловал. И… Он сказал. Сказал… Простонав, она сместила ладони на лицо и порывисто опустилась на корточки, давя пальцами на веки. Любовь моя? Это… Галлюцинации? У нее начались галлюцинации, потому что не могло же это произойти в самом деле? Слуховые и, скорее всего, зрительные. А прикосновения? Как их объяснить, ощущая до сих пор остаточное покалывание от его ладоней, пальцев и губ? Языка. Черт возьми! Вновь вскочив, она покачнулась из-за внезапной слабости, но удержалась в вертикальном положении и обхватила шею ладонями, всматриваясь в каменный пол под ногами. Он целовал ее так, словно мир на краю конца света, готовый рухнуть в пропасть и завалить их всех обломками, а она — единственное, за что он может и хочет держаться. Он целовал ее так, словно ждал этого веками. Словно она его первое и последнее желание и у него так мало секунд и минут, что нужно успеть. Он целовал ее так, словно хотел ее целовать. И сейчас, путаясь, и в дюйме от схождения с ума, Гермиона кристально чисто и ясно осознавала, что не хотела, чтобы он останавливался. Она хотела, чтобы он продолжал дальше и больше. Чтобы целовал вот так, забывшись и утопая, пока не испарится весь кислород, а сознание не померкнет. Пока конец света не настанет. Он состоял из жара и откровенного желания. Морозной свежести и горького сигаретного дыма. Пряного парфюма и потерянных воспоминаний, мелькающих неуловимыми силуэтами во тьме ее снов и на кончиках дрожащих пальцев, что с невообразимой точностью, как чертов термометр, знали температуру его тела. Как ей в это поверить и как уложить в мыслях?.. Ведь… Драко Малфой — главный герой ее трагедии. — Гермиона? Она обернулась так резко, что опять покачнулась, но знакомые руки не дали упасть. Эти руки Грейнджер изучила также хорошо, как и свои. Руки друга, который ей врал. — Расскажи мне все! — воскликнула гриффиндорка, схватившись за чужие запястья, и эхо ее отчаяния прокатилось по опустевшим коридорам Хогвартса. — О чем ты?.. — Гарри, ты знаешь! Ты знаешь про Малфоя! Хватит меня обманывать! — Гермиона, успокойся, — твердо, но ласково проговорил он, слега встряхивая ее. — Не смей меня успокаивать, Гарри Поттер! Я уверена, что это Малфой! И ты тоже это знаешь, но врал мне все это время! Ты же видишь, что со мной происходит! — Она начала выворачиваться из хватки, отталкиваясь. Головокружение усиливалось и каменные стены замка начали сползать прямо на нее. — Послушай, он… — Малфой стер мне память?! — Нет, он не… — Не ври мне! Не ври! Прекрати мне врать! Скажи мне! Скажи! — Гермиона, ты должна успокоиться и… Ее колени подогнулись и боль сотней клинков пронзила мозг, заставив в панике вцепиться в спутанные кудри. Это снова происходило. Это… — Гермиона? Плавящий кости и суставы жар жгучим пламенем пронесся по венам и тьма наступила, спасая от мучительной агонии.* * *
Проведя пальцами по каллиграфическим буквам, выведенным чернилами с едва заметными серебристыми блестками, Дафна улыбнулась уголком губ и решила перечитать письмо от сестры еще раз. После войны Астория уехала в Шармбатон, убегая от тяжелых воспоминаний о некогда родных хогвартских стенах. В камине уютно потрескивали горящие поленья, и даже мрачноватая на вкус Гринграсс слизеринская гостиная наполнялась теплом и как будто становилась немного дружелюбнее. Не такой холодной. Рассказ сестры о французском гостеприимстве, поражающим воображение красотой и утонченностью замке, прекрасных лугах и благоухающих садах со всеми цветами мира, завлекающем хоре нимф и открытости учеников из различных стран и континентов уносил в родные объятья и дарил покой, утешая переживания, что невинная Астория не смогла обустроиться в чужом краю. Дафна была искренне рада за нее, но немного завидовала, потому что о комфорте могла только мечтать, и темными ночами, когда тишину разбавляло только тихое дыхание соседок по комнате, жалела, что отказалась от предложения родителей отправиться вместе с ней. Она наивно полагала, что остается ради него, но слишком поздно приняла глупость несбывшихся надежд влюбленной дурочки. Война не прошла мимо, несмотря на то, что ее семье удалось скрыться от цепких лап пожирателей и жестокости Темного лорда. Ее последствия догоняли их всех, преследовали и не желали отпускать. Прежние связи уже не казались настолько крепкими и нерушимыми. На самом деле, они начали обрываться задолго до непосредственного возвращения великого зла, но Дафна предпочитала не замечать изменений, скрываясь за детскими розовыми очками. Теперь она не узнавала своих друзей. Ни Пэнси, которая стала неразговорчивой, грубой и закрытой, сменив красочные тона на темные и угрюмые. Ни Тео, который вовсе перестал за собой следить и выглядел как какой-то оборванец с Гриффиндора или Пуффендуя, упаси Мерлин. Ни Грега, но его изменения были ей прозрачны и близки, потому что потеря Винса ударила и по ней. Драко… Она его никогда и не понимала и, откровенно говоря, побаивалась, особенно когда смотрел на нее этим своим проницательным с налетом едва сдерживаемого отвращения взглядом. Блейз, он… Дафна прикрыла глаза и откинулась на спинку дивана, расслабляя уставшую за день спину. Он всегда казался ей истинным джентльменом, экзотическим, но настоящим чистокровным волшебником. Вежливым, веселым, очень нежным и добрым к ней. Блейз водил ее на свидания в роскошные рестораны, дарил великолепные подарки и никогда не позволял себе больше, пока она не разрешала прикоснуться к ней. Она видела с ним свое будущее, но и он изменился. Или Дафна просто-напросто никогда и не знала его. Никого из них. Чему тут удивляться? Их не учили быть откровенными, открытыми, рассказывать о собственных потаенных мыслях и переживаниях, делиться трудностями и сокровенными желаниями. Неисключено, что Блейз представлялся идеальной для нее картинкой, за ширму которой она и не пробовала заглянуть, а как скрывать стало невозможно, то столкнулась нос к носу с неприятной реальностью, где хорошо знакомый ей человек вмиг обратился в кого-то иного. Маски были сброшены, а к открывшемуся Дафна оказалась не готова. Но и так, один его мимолетный взгляд невесомо задевал что-то внутри нее. Для него — ничтожно слабо и бессмысленно. Для нее — ощутимо до глубины души. Он смотрел с гремучей смесью непонятного обвинения и хорошо понятной жалости, отчего ее начинало мутить и те скудные крохи еды, что она проталкивала в себя, застревали в области горла. Дафна пыталась достучаться и вернуть былое, но потерпела неудачу, вторгнувшись туда, где ей не было места. Глубина отношений Блейза и Драко поразила ее, а еще больше обидела, ведь она со своими мелкими чувствами и всеми этими свиданиями из романтических романов не стоила и кната. Он говорил, что находит ее наивность милой, и лишь сейчас Дафна сдернула повязку с незажившей раны: это была откровенная, незамысловатая и очевидная ложь. — Почему еще не спишь? Знакомый голос, потерявший былую топорность, тихо и ненавязчиво прозвучал в комнате. Проморгавшись, Дафна приветливо растянула губы в улыбке. — Читала письмо от Астории и представляла, действительно ли Шармбатон так прекрасен, как она описывает. Гойл неопределенно хмыкнул, аккуратно присаживаясь рядом, а Дафна до сих пор не могла привыкнуть к худобе друга. — На каникулах ты сможешь убедиться в этом сама. — Если разрешат родители, — она слегка надула губы, но быстро опомнилась. — Ты только вернулся? Почти комендантский час. — Гулял. Дышал свежим воздухом, — пожал он плечами, устремляя затравленный взгляд с нависшими веками на пляшущее пламя в камине. — Погода портится. Зима уже совсем скоро. — Это будет первое Рождество без… Дафна заметила, как сжались кулаки на коленях и желваки обозначились четче, и протянула руку, накрывая его напряженную ладонь. — Будет тяжело, Грегори. Я буду рядом. — Спасибо, Даф, — прошептал он и улыбнулся едва заметно, с благодарностью смотря на нее. — Я случайно подслушал один разговор. Многого не услышал, но ты не знаешь, Драко ни с кем не встречался? Ее брови удивленно приподнялись. Слизеринка совсем не ожидала, что друга могут заинтересовать чьи-то отношения. Он ничуть не был похож на сплетника ни тогда, ни тем более после произошедшего. — Пэнси? Но это случилось давно, и когда они расстались, в курсе были все. А после… — она склонила голову, пытаясь вспомнить хоть что-то, но на ее памяти Малфой пребывал в гордом и высокомерном одиночестве. — Не думаю. Разве не ты должен знать? Вы всегда были ближе к нему. В светло-зеленых глазах, напоминающих ей о лете и счастливых месяцах в поместьях друзей, промелькнула, но тут же погасла искра боли. — Мне кажется, я его никогда и не знал.