Лютич — сын луны

Коукворт обошли менее чем за один день. Смотреть там было особо не на что. Ратуша, пару скучных музеев, запущенный парк с неработающим фонтаном, и провинциальный вокзал. Заглянули в местное кафе-мороженое, побродили по заросшим тропинкам, посидели на берегу грязноватой речушки. Познакомились с маггловскими подругами Лили и разок выбрались с ними на пикник. Вот и все.       Местные в выходные дни предпочитали съездить проветриться и отдохнуть в соседний город Сток-он-Трент, на поезде это занимало всего около получаса.       Там было куда интересней. Сам город не отличался особой стариной, но был больше и оживленнее, и там, по крайней мере, было на что посмотреть и куда сводить девушку.       Побывали в центре керамики и гончарного производства, полюбовались фарфором, глиняными статуэтками. Купил девчонкам по маленькой керамической фигурке. Лили — лису, а Петунье — кошку. Подарок недорогой, и они вполне могли его принять не нарушая этикета — семейство Эвансов оказалось ну очень традиционным.        Сестры, отчаянно споря, тоже приобрели какие-то глиняные декоративные тарелки для матери, я их потом уменьшил, чтобы не таскаться с громоздким пакетом. Петунья поначалу недовольно скривилась, но потом сделала вид, что так и было. Похоже, ее раздражает само колдовство, а не волшебники — ко мне она относилась весьма благосклонно.       Когда периодически накидывал на нас чары прохлады — день выдался очень жарким, она промолчала, и уже, даже, не поджимала губы. И, когда, не без магии, попали без очереди в популярное кафе, тоже ничего не сказала.        От дверей кафе змеилась длинная очередь потных галдящих туристов с грудой покупок. Там подавали какие-то особые овсяные лепешки с начинками по старинному стаффордширскому рецепту, и все, кто приезжал в город мечтали посетить это место. Ждать бы пришлось не меньше получаса, а то и больше, стоя на самом пекле, и я немного колданул, втихаря, чтобы ускорить этот процесс. Лепешки, кстати, оказались, на мой вкус, ни о чем — обычная пресная английская выпечка, щедро сдобренная пафосом и спесью.       В брошюрке, что мы купили в книжном все достопримечательности были подробно расписаны. Но Лили с сестрой уже несколько раз тут побывали с родителями, и могли рассказать о местных красотах не хуже путеводителя.       Мы выбирали подходящий объект, читали о нем, а потом осматривали и обменивались впечатлениями. Правда, я мало что запомнил, разве что, когда рассказывала Петунья. А когда говорила Лили, я, едва ли, слышал два слова из пяти, и все больше витал в облаках. Пялился на ее нежные, беззвучно шевелящиеся губы, любовался пушистым завитком возле ушка, или вслушивался в мелодичный голос, пока она меня не тормошила:       — Ну, Рем, я же вижу, что ты не слушаешь!       — Конечно, слушаю, Лили… Этому дереву сто пятьдесят лет. Очень интересно, правда-правда.       — Да ну тебя, — весело фыркала Лили, — куда теперь пойдем, Туни?       И мы опять куда-то шли…       После полудня возвращались в Коукворт, и шли к ним домой, на чай. И за эти пару часов я был готов терпеть еще полдня жары и бессмысленной ходьбы за впечатлениями.       Их родители в это время, обычно, еще были на работе. Петунья, стоило закрыться входной двери, с чувством выполненного долга извинялась, и торопливо шла к себе, а я поднимался в комнату Лили и ждал, когда она вернется с лимонадом и бутербродами.       Когда впервые попал в ее спальню, то просто ошалел от восторга и ощущений. Быстрым взглядом обежал комнату, запоминая мелкие детали, выхватил покрытую лоскутным покрывалом кровать. Сейчас она манила меня больше всего остального, как сосредоточие чарующего манящего аромата.       Лили пахла нагретым на солнце цветочным медом. Здесь, в ее комнате, притягательный запах усиливался до одурения, словно просачивался под кожу прямо к оголенным нервам. Сознание помутилось, рывок, и, неожиданно для себя, плюхнулся на чужую кровать и жадно потянул носом, зарываясь лицом в ее подушку.       Обоняние зверя делило цельный ровный запах на множество отдельных фрагментов. Выдергивая из цветочного аромата искусственную ноту шампуня, свежесть отдушки порошка для стирки, приглаженной утюгом льняной ткани. И среди них — мускусный слабый, почти неуловимый, запах девичьего пота с терпкой остринкой возбуждения. Наверняка, сегодня ночью Лили снилось что-то очень приятное, не достаточно пошлое, чтобы возбудиться всерьез, но вполне достаточное, чтобы не остаться равнодушной.       Мне даже не пришло в голову в тот момент, что кто-то может зайти, или, что валяться на чужой кровати, по меньшей мере, не вежливо. Я просто плыл в мареве разных запахов, а мозг методично восстанавливал картину, словно отматываю пленку назад просматривая видеокамеру.       От покрывала под моей рукой слабо тянуло жареным маслом и жженым сахаром, и, чуть сильнее — книжной пылью. И словно видел, как Лили вечером возвращается в комнату с тарелкой печенья и задумчиво грызет его, пока читает перед сном в постели. Крошки стряхнули, покрывало расправили, книга заняла свое место на полке, а запах остался. Та маленькая незамеченная другими деталь, что теперь принадлежала мне, и делала нас ближе. Я лежал в ее постели, трепетно прикасался к ее вещам — это спаивало нас вместе, восполняло то время, когда мы были порознь.       В моем поведении не было похоти, как это могло показаться со стороны, а лишь благоговение, от осознания, что в этот момент был ближе к Лили, проживал с ней какие-то моменты ее жизни, узнавал лучше и полнее, словно все ее — мое, а мое — принадлежит ей, словно мы части одного целого.       Она — моя пара, и, думаю, был не совсем честен с отцом, скрыв от него часть правды. Зверь, безусловно, на меня влиял, и достаточно ощутимо, но совсем не так, как он опасался.       И все же, еле успел скользнуть на пол, молниеносно поправить подушку, принять небрежную позу, прислонившись спиной к кровати, когда услышал тихие шаги за дверью. И чуть не сгорел от стыда, прикрывшись подвернувшейся под руки книгой.       Мы много целовались, нежно касались друг друга, и нам вполне этого хватало. Обсуждали учебу, строили планы, мечтали. Потом часы били шесть и мы неохотно выныривали из грез в реальность. Она с сожалением провожала меня, и снова стояли возле открытой входной двери, не в силах расстаться.       Наконец, сверху раздавалось недовольное ворчание сестры, и Лили, подарив мне последний быстрый поцелуй, закрывала дверь и спешила наверх.       Я знал, что в первом пролете двенадцать ступеней, потом площадка в два шага, потом еще семь, и мысленно шел рядом, пока она одновременно со мной не подходила к окну, махала рукой, и я махал ей в ответ. Ждал, когда она со счастливым лицом скроется за шторой, и вызывал «Ночной рыцарь» до Лондона. И так каждый день.       Через неделю ее родители, видимо, решили, что я вполне достоин доверия, и стали отпускать нас на прогулки без дуэньи. Это значительно облегчало жизнь. Нет, Петунья меня совсем не раздражала, и нам не особо мешала, но она не могла пользоваться магическими способами передвижения, что значительно увеличивало часы в дороге. Например, в тот же кинотеатр мы с Лили могли бы попасть через три минуты езды на автобусе, а с Петуньей время растягивалось на три часа в одну сторону.       А так, мы с Лили, прихватив еды, садились на автобус или поезд, и путешествовали. Высаживались где понравится и устраивали пикники, купались, загорали. Возвращались всегда «Ночным рыцарем», успевая строго к семи. За лето мы объехали таким образом половину графств.       Экранизация «Графа Монте-Кристо» никому из нас не понравилась. Нет, так фильм был неплохой, но к оригиналу никакого отношения не имел. Сестры Эванс любили классику, а я на ней вырос, так что, мы долго еще плевались над тем, как переврали хорошее произведение.       Следующим фильмом был — «Земля позабытая временем». Девчонкам более-менее зашло, а я весь фильм сдерживал смех от вида динозавров и тупых диалогов. Не помнил, как оно должно было быть, но явно не так примитивно.       — И что ты думаешь, Рем? — поинтересовалась Лили, когда мы вышли.       — Думаю?.. Думаю, актеры будут сгорать от стыда лет через двадцать, — отшутился я, Петунья, что интересно, мое мнение разделяла.       Больше мы с Лили не мучились, и просто отдали билеты на остальные премьеры Петунье — нам больше нравилась свобода и путешествия вдвоем.       Петунья мило покраснела, поблагодарила, и сказала что пойдет с подругами, но, наверняка с парнем. Впрочем, это не мое дело, меня интересовала только Лили.       С делами у меня было не так радужно. Отец принес скопированный архив и мы оба его прочитали. Грязью, что там описывалась, можно было наполнить сливную яму.       Что сказать… Во-первых. Отдел контроля действительно искал лекарство и неплохо преуспел. Сейчас они активно работали с аконитом, хоть он был невероятно токсичен, даже для магов.       Но на самом деле магам было плевать на оборотней и их проблемы. Задача была не вылечить, а сохранить оборотню разум, чтобы беспроблемно получать редкие и ценные ингредиенты. Из всего ассортимента, относительно безопасно, они могли получить только шерсть, налипшую на стены, когда зверь метался и бился в клетке, пытаясь вырваться, ведь гоняться за оборотнями по лесу собирая застрявшую шерсть с кустов, опасно, да и малоэффективно. А если бы разум у оборотня в клетке оставался человеческим, то маги получили бы доступ к жилам, слюне и крови, и свободно срезали шерсть подчистую каждое полнолуние.       Оборотни очень осторожны и их трудно, почти невозможно, поймать, когда они в звероформе, а так — своя собственная ферма под боком.       Во-вторых. Рунные амулеты уже давно придумали, но их сила была нужна на умерщвление, а не на сон. На оборотней не действует магия, а так, он засыпал в рунном круге навсегда, пока его растаскивали на части. Таким образом, на рынок иногда попадали столь редкие ингредиенты, что в реале было не достать никогда.       Это отлично знали дикие, первородные оборотни, те, кто родился оборотнем, а не был укушен. Они, разумеется, не регистрировались в реестре и до сих пор жили в стаях на заповедных территориях, и магов люто ненавидели. Они не могли пользоваться волшебными палочками — это реально не магглы и не маги, а магические создания, как единороги, только магичить, как волшебники, они не могут. Их магия природная, направленная на их самих и понимания магического леса. Они могли договориться с ним об удачной охоте и тот сам подгонял им дичь, и оберегал их земли от чужаков, оповещал о пришлых на территории. Это не значит, что лес разумный, просто его магия взаимодействует с магией оборотней и они хранят друг друга.       Во времена основателей и раньше, оборотни считались племенами перевертышей, и вполне мирно уживались с магами и магглами. Впрочем, они жили в отдельных поселениях на границе с землями людей, и только потом ушли глубоко в лес. А так, они предпочитали работать у магглов, ведь большую часть года были людьми, перекидываясь только на полнолуние. От магов их защищал закон о магических созданиях.       Вот только, совет волшебников потом занес их в раздел тварей, а не волшебных созданий, когда те стали убивать магов в обмен на нарушение договора и вырезание магами целых деревень оборотней ради своей выгоды.       Дети-оборотни могут родится только у первородных, и не больше двух-трёх щенков за жизнь. А обращенные не передают проклятье детям, и их дети чисты.       В звериной форме оборотни опасны для всех, но в человеческой вполне уязвимы для магов, и те их почти истребили, а восполнение популяции шло медленно. Тогда первородным понадобилась защита, и они стали специально заражать магов, чтобы использовать их магию для защиты стаи. Взрослые почти не выживали, а те, кто выживал, не принимали своего зверя и стаю, и толку от них не было. А психика детей пластична — забери их в детском возрасте и вырасти как часть стаи, и они за нее любого порешат. Вот и обращали детей, а потом крали.       Учили таких детей магии те немногие волшебники, кто выжил и остался в поселении.       Потом и вовсе, кто-то умный решил, что армия из маго-оборотней — непобедима, еще бы, и сверхспособности и умение магичить — два в одном.       Министерство струхнуло, дав разрешение на уничтожение. Теперь оборотня сразу убивают, без суда и следствия, да еще и за хорошее вознаграждение.       А в лабораториях томятся несколько детских особей, которых сдали властям напуганные родители — не у всех они такие бесстрашные, как мои, или парочка взрослых, кто по наивности не присоединился к стае, а зарегистрировался, в надежде на помощь. На них и ставят эксперименты. Но конец у всех один — рано или поздно их убьют, и обогатят черный рынок в Лютном.       Магическое общество об оборотнях знает мало, вернее, о их человеческой стороне жизни, только об их звериной неуправляемой и убийственной ипостаси. Для всех они являлись кровожадными бездушными темными тварями.       Что я для себя вынес? — мне нужно надеяться только на себя. Лечения нет и не предвидится, по крайней мере в этой стране.       В книге были заметки о других странах — Германии, СССР, Беларуси, Америке. На их территориях тоже жили племена оборотней, к сожалению, информации по ним не было, только примерные координаты обитания. Но я решил, что обязательно съезжу, хотя бы, в пару стран — может, они придумали лечение, или научились контролировать своего зверя. Я не собирался просто сидеть и ничего не делать.       Еще в заметках была пара легенд. Что излечиться зараженному ликантропией можно, только, убив своего первородного «отца», который и передал ему проклятие своей крови.       Сам «отец» никого из обращенных убить не может, ибо, потеряет силу и умрет, но если кого-то из «детей» убьет другой оборотень, или маг, то «отец» не пострадает. Но обращенные всегда слабее чем первородный «родитель», тем более, что бросить вызов своему Альфе не реально, так что, прикончить его, чтобы снять проклятие, не более чем сказочка, как по мне.       А вот наш эксперимент, к счастью, прошел успешно. Отец немного не рассчитал время, и зверь проснулся раньше, чем обратился обратно в человека. Зато отец вычесал ворох шерсти, пока зверь спал. В двери было забранное решеткой окно, и он просунул туда чесалку на длинной ручке. Правда, никогда не забуду его лицо, когда я попросил это сделать.       Стандартную партию послал Снейпу с Эйдан, вечером он с ним же прислал деньги. Сразу все отдавать не стал, решил придержать и сбывать как и раньше, по частям — ни к чему внимание привлекать. Одно дело клочок с куста в Запретном лесу снять, это любому повезти сможет, а другое — у знакомого оборотня получить.       Теперь я ужинал у Эвансов каждую субботу. А когда познакомил Лили с родителями, то по воскресеньям она ужинала у нас.       Лили очень нервничала, когда впервые ее к нам пригласил, впрочем, совершенно зря. Она очень понравилась моему отцу, а мама и вовсе была в восторге.       Видя, как они мило воркуют на свои понятные только девушкам темы, прикладывая к волосам какие-то ленты и цветы, испытывал вину, за то, что мама не родила дочку, как всегда мечтала, и это привносило ноту грусти к моему счастью. Я мечтал, что мы все будем жить вместе, одной семьей, и тогда мама обретет дочь, на которую выльет всю нерастраченную нежность. Правда, отец обмолвился, что собирается отдать нам этот дом, когда мы поженимся, а сами переедут обратно в родовой.       Признался Лили только в середине августа. Все собирался, откладывал, и трусил в последний момент. Но тянуть дальше — значило ее обманывать, и решился.       — Ты хочешь сказать, Рем, что превращаешься в того ужасного монстра со страниц учебника? — удивилась она и звонко рассмеялась, — Хорошая шутка.       Но заметив, что я ее не поддержал и остался серьезным, резко оборвала смех и растерянно замолчала. Ее глаза расширились от понимания и удивления, но хоть не убежала сразу в ужасе, оглашая округу криками.        Мы оба напряженно молчали, в тревожном ожидании вглядываясь друг в друга. И я подумал, что просто умру на месте, если она сейчас встанет и уйдет.