Чудо
В тот день, когда Тёмный маг увидел детское одеяло своей жены, его мир разделился на до и после. Вспомнив, кто он, он, конечно же, вспомнил, ради чего всё это затеял. И это лишило его покоя. Теперь беспамятство, которым покарала всех Королева, он воспринимал как благодать, понимая, что ещё день назад в этой фальшивой реальности он был совершенно счастлив, а что же теперь? Когда-то он пропитал сердце и разум Реджины злобой, чтобы та наложила заклятие, лишь для того, чтобы перенестись в мир без магии и отыскать сына. Но у него вот -вот родится дочка. Что, если ему однажды придётся сделать выбор? Бросить одного ребёнка ради искупления вины перед другим — делает ли это его хорошим отцом? А мужем? Ведь, вполне возможно, его так тянуло к дочери Прекрасных лишь из-за того, что она была «ключом» к проклятию, главным элементом в достижении его цели. Что, если теперь он охладеет к ней, и она просто заберёт их дочь и покинет всё ещё зачарованный город? Обычно спокойный и рассудительный, Голд, умеющий предугадать всё на несколько ходов вперёд, последние пару недель тратил неимоверные усилия, чтобы хотя бы казаться спокойным, чтобы его внешний вид не вызывал лишних вопросов. В голове крутились сотни разных мыслей и все они, как по замкнутому кругу, приводили его к выводу, что однажды нужно будет сделать выбор, на который он не способен. Но прежде нужно было убедить жену снять с города проклятый морок, и желательно быстрее, чем ученица догадается о том, что он прозрел, а значит, нужно во чтобы то ни стало не дать Реджине повод его заподозрить.***
Но Королеве было не до Тёмного мага и его семейства. Та случайная ночь переросла в тайный роман, и мадам мэр витала в облаках, не думая совершенно ни о чём. Горожане, встречающие её утром, до сих пор не привыкли, что теперь вместо холода и безразличия на её лице была улыбка, и до сих пор пытались разгадать, что именно послужило причиной для столь разительной перемены. Впрочем, её величество и сама такими сведениями не располагала, что именно доставляло ей радость — что она в очередной раз насолила неугодной падчерице, причём теперь без каких-либо особых усилий, или то, что она впервые за слишком долгое время интересна мужчине не потому, что она держит его сердце в коробке. Она вновь ощутила себя юной девочкой. Они оба не хотели афишировать свои отношения, особенно учитывая, какая репутация сложилась у Дэвида, стоило ему выйти из комы. Они прятались по подворотням и углам, напоминая парочку романтиков-подростков, что сбежали от родителей. Не желая быть замеченной кем-либо, Реджина даже не предлагала Дэвиду встречаться в гостинице «У бабушки», как это было с шерифом. Они встречались дома у Реджины в то время, пока Генри был у Голдов, запирались в кабинете мэра и иногда вместе завтракали в кафе, делая вид, будто обсуждают нечто важное. Королева витала в облаках, но иногда её спускали на землю. Думая о чём-то своём, женщина просто кивала прохожим, особо не вникая, кто идёт ей навстречу, но прозревший Голд решил не ограничиваться простым жестом и заговорил с ней прежде, чем она успела пройти мимо. — Доброго утра, мадам мэр, — произнёс Тёмный, хотя с языка так и срывалось «ваше величество», но раскрывать карты было совсем не время. — Что-то вы даже не здороваетесь со старым другом! — Что-то я не припомню, чтобы мы были друзьями, мистер Голд, — язвительно выплюнула Королева, подумав про себя, что друг из него не бог весть какой. — Но, если вам так угодно, доброе утро. Как поживает супруга? — Спасибо, она в добром здравии, — хитро прищурился Голд и хотел добавить «А как ваш новый фаворит?», но снова сдержался, решив, по крайней мере на время, принять её правила игры; если она хочет, чтобы её интрижки никто не заметил, пусть. Обменявшись ещё парой, в общем-то, ничего не значащих фраз, оба разошлись, каждый в свою сторону. И каждый был уверен в своём превосходстве над оппонентом. Миллс была уверена, что обыграла Тёмного, несмотря на всю его хитрость. Даже имея в жёнах Спасительницу, он до сих пор пребывал в неведении, и она намерена была сделать всё, чтобы так и оставалось. Румпель же смотрел ей вслед со снисходительной улыбкой и видел на месте сурового мэра всё ту же девочку, которая неправильно произносила его имя. А ведь она по-прежнему наивна. Полагает, что держит ситуацию под полным контролем, продолжая мстить Белоснежке. Мало того, что проклятие лишило её природного очарования, превратив в скромную учительницу, которая робела перед мэром, даже если та врезалась в неё, а теперь ещё каким-то образом очаровала Чарминга. А что будет, когда тот очнётся? Королева исчезла из виду, и Голд, усмехнувшись, пошёл прочь.***
Эмили, конечно, заметила, что её муж изменился. Нет, по отношению к ней и даже к её сыну он остался прежним — внимательным, заботливым и спокойным, да и в целом никаких особо видимых изменений заметно не было, но всё же что-то было не так, и её внутренний голос уже не шептал, а кричал ей об этом. Эмили видела, что Голд стал куда более задумчивым, словно его терзали известные лишь ему одному мысли, и смотрел он на неё теперь иначе, словно впервые видит, а стоило ей задать вопрос, муж всё с той же загадочной полуулыбкой уклончиво уходил от ответов. Тёмный действительно смотрел на неё совсем по-иному. Раньше он видел в ней просто женщину, что неожиданно ворвалась в город и его жизнь на своём жёлтом авто. Теперь он знал, что элемента неожиданности здесь не было, даже её рождение было запланировано именно им. Хотя справедливости ради нужно сказать, что, несмотря на его дальновидность, было и то, чего он действительно не ожидал — их брак и рождение ребёнка. Думая об этом, Тёмный был готов признать, что он всё ж не хитрее самой судьбы. Однажды вечером, устроившись в кресле напротив, Эмили, без всякой надежды на ответ, решила вновь поинтересоваться: — Почему ты так смотришь на меня? — Как? — Голд решил отреагировать вопросом на вопрос. — Будто впервые видишь, и так уже пару недель. — Так и есть. — Мужчина пригубил вина и, вернув бокал на маленький столик, хитро улыбнулся. — Впервые вижу. В попытках подобрать слова она лишь открывала рот, словно рыба, выброшенная на берег. Вообще не надеясь получить ответ, она тем более не думала, что он будет таким, и не успела продумать реакцию. Пока блондинка недоуменно хлопала глазами, мужчина продолжил говорить: — Наши отношения, наш брак. Согласись, всё случилось сумбурно и быстро? — то ли спрашивал, то ли утверждал он. — Я, пожалуй, только теперь начинаю осознавать происходящее. — Неужели жалеешь? — Конечно, нет! — улыбнувшись, он встал на ноги и, немного прихрамывая, подошёл к жене и поцеловал её. — Как можно? Ты же чудо. «Чудо истинной любви», — произнёс он уже про себя и вдруг нашёл ответ. Эмма-Эмили, дитя истинной любви — она сама есть чудо, магия и ключ к заклятию. Магия внутри неё, а значит, способна проявиться даже в этом мире без волшебства. Если она увидит магию своими глазами, то поверит в теорию Генри. План был вполне годным, но оставалась самая сложная его часть: заставить человека несведущего колдовать, что было почти невозможно.***
Этим утром Эмили и Мэри Маргарет решили выпить по чашечке кофе и поболтать. Справа от них за столиком у окна сидели Дэвид и Реджина и снова что-то увлечённо обсуждали, словно у мэра города и сотрудника ветслужбы, разъезжающего по городу на стареньком фургоне, полно общих дел. Белоснежка то и дело украдкой поглядывала в их сторону, думая, что делает это незаметно. — Перестань на них глазеть, — прошептала Эмили, наклонившись ближе к собеседнице. Та вздрогнула и тут же отвернулась в сторону прилавка, теперь принявшись глазеть на бабушку, которая, ворча себе под нос нечто неразборчивое, стучала по калькулятору. — Заметно? — спросила Белоснежка через пару минут. — Угу, — Эмили, прикусив нижнюю губу, кивнула. — Всё никак не можешь его забыть? Эмили тоже повернула голову в их сторону и заметила, как Нолан положил свою на руку на руку Миллс, но та отдёрнула её и положила в карман. — Осуждаешь? — так же тихо и слегка наклонившись, спросила Мэри Маргарет, держа чашку с напитком обеими руками. — Пфф, с чего бы? — блондинка откинулась на спинку стула. — К тому же, я не твоя мать — но всё же он не тот, кто тебе нужен. Сначала метался между тобой и женой, теперь переключился на Реджину… — Возможно, — неуверенно дёрнула плечом Бланшар и сменила тему. — В теории Генри — дочь, — усмехнулась учительница и, отхлебнув напитка, поставила чашку на блюдце. — После того, как Голд узнал моё настоящее имя, он изменился, и все эти догадки сына уже не так смешат. — У тебя было другое имя? — Белоснежка удивлённо распахнула глаза. — При рождении — да. Это мне дали в приёмной семье. — И как тебя звали? — Эмма. Выйдя из кафе, Эмили натянула на голову шапку со смешным помпоном и, нахмурив брови, задумалась. С подругой развивать эту тему дальше она не стала. Не хотела на пару с сыном казаться чокнутой. И если одиннадцатилетнему мальчику такое ещё простительно, и всё можно списать на фантазии, то в её возрасте это более чем странно. «Странно». Вдруг задумавшись, Эмили поняла, что это слово сопровождает её с тех пор, как она попала в Сторибрук. Сначала часы, которые стояли, а наутро пошли, как ни в чём не бывало. Потом Грэм, бегающий за белым волком, которого, кроме неё, так никто и не видел. Затем Голд, изменившийся сразу после того, как узнал её имя. И, наконец, сын, который всё ещё не желает расстаться с книгой — книгой, услышав которую, Дэвид Нолан пришёл в себя… Так неужели, если она сложит все мелкие детали воедино, то увидит целую картину?